До сих пор мы говорили только об отношениях между земледелием и фабрично-заводской промышленностью, потому что эти отношения являются существеннейшими элементами национального производства и потому, что, не имея предварительно ясного представления об их взаимодействии, трудно было бы как следует понять особенные функции и роль торговли. Нет сомнения, что торговля также производительна, как утверждает школа, но проявление ее совсем иное, чем в земледелии и в фабрично-заводской промышленности. Эти последние снабжают рынки товарами; торговля же является лишь посредником в обмене товаров между земледельцами и мануфактуристами, между производителями и потребителями.
Отсюда следует, что торговля должна регулироваться соответственно интересам и нуждам земледелия и фабрично-заводской промышленности, но не земледелие и мануфактурная промышленность должны следить за интересами и нуждами торговли.
Но школа поняла это последнее положение как раз в обратном смысле, приняв девизом выражение старого Гурнэ: laissez farie, laissez passer — выражение, которое столько же на руку грабителям, плутам и бездельникам, как и купцам, и уже по одному этому достаточно подозрительно. Это извращение понятия, жертвующее интересами фабрично-заводской промышленности и земледелия, при абсолютной свободе действий в пользу притязаний торговли, является естественным последствием той теории, которая обращает внимание только на ценность и никогда на производительные силы и которая смотрит на весь свет как на одну и нераздельную республику купцов. Школа не замечает, что купец может достигать своих целей, заключающихся в приобретении ценностей, путем обмена, даже в ущерб земледельцев и мануфактуристов, наперекор производительным силам и не щадя независимости и самостоятельности нации. Ему безразлично, да и характер его операций и его стремлений не позволяет ему заботиться о том, какое влияние оказывают ввозимые или вывозимые им товары на нравственность, благосостояние и могущество страны. Он ввозит как яды, так и лекарства. Он доводит до изнурения целые нации, ввозя опиум и водку. Доставляет ли он, посредством законного ввоза или контрабанды, сотням, тысячам людей занятия и средства к жизни, доводит ли он их до нищеты, ему совершенно безразлично, лишь бы только ему реализовать барыш. Попытаются ли его голодные соотечественники эмигрировать, убегая от нищеты, которую терпят в своем отечестве, он и из этого извлечет меновые ценности, перевозя их в далекие страны. Во время войны он снабжает неприятеля оружием и провиантом. Если бы было возможно, он продал бы за границу все, до пахотных полей и лугов включительно, и получив деньги за последний кусок земли, он сам сел бы на свой корабль и экспортировал бы самого себя.
Таким образом, ясно, что интерес коммерсантов и интересы торговли целой нации — вещи настолько различные, как небо и земля. В этом смысле еще Монтескье сказал: «То, что стесняет купца, то не стесняет вследствие того торговли, и нигде законы так мало мешают ей, как в государствах порабощенных»93.
Торговля возникает из фабрично-заводской промышленности и земледелия, и ни одна нация в наши дни не может развить во внушительных размерах торговли внутренней и внешней, если она не двинула у себя до высокой степени совершенства эти главные отрасли производства. В прежнее время были, во всяком случае, отдельные города или союзы городов, которые были в состоянии вести обширную посредническую торговлю с помощью иностранных фабрикантов и земледельцев; но с возникновением великих земледельческих мануфактурных и коммерческих государств исчезла возможность даже думать об осуществлении посреднической торговли в том виде, в каком ее вела Ганза. Во всяком случае, эта торговля настолько ненадежна по своей сущности, что едва заслуживает даже рассмотрения наряду с той, которая зиждется на собственном производстве страны.
Самыми важными предметами внутренней торговли являются следующие: пищевые продукты, соль, топливо, строительные материалы, ткани, сельскохозяйственные и фабричные орудия и инструменты и сырые продукты земледелия и горного дела, которые составляют предметы первой потребности для фабрик и заводов. Эта внутренняя торговля в стране с развитой в высшей степени фабрично-заводской промышленностью несравненно значительнее, чем в стране чисто земледельческой. В последней земледелец большей частью принужден ограничивать свое потребление лишь собственным производством. За недостатком большого спроса на разнообразные продукты и за недостатком в путях сообщения он вынужден производить все предметы потребности, какова бы ни была производительная сила, присущая его земле; за недостатком средств обмена он принужден сам производить фабричные изделия, ему необходимые.
Топливо, строительные материалы, пищевые продукты и горные произведения при недостатке удобных путей сообщения располагают самым ограниченным рынком и не могут быть потому перевозимы на далекие расстояния. При ограниченности рынка и спроса на пищевые продукты нет побуждения к сбережениям и накоплению капиталов. Поэтому у наций чисто земледельческих капитал, посвященный внутренней торговле, сводится почти к нулю; поэтому все предметы производства, особенно чувствительные к переменам погоды, испытывают сильное колебание в цене; поэтому, чем исключительнее нация отдается земледелию, тем более ей грозит опасность дороговизны и голода.
Вследствие и по мере развития внутренней фабрично-заводской промышленности, а также вызванных ею улучшений путей сообщения и увеличения населения возникает внутренняя торговля. При этих условиях она делается настолько значительной, что превосходит внутреннюю торговлю наций чисто земледельческих в десять-двадцать раз и самую цветущую внешнюю торговлю в пять-десять раз.
Достаточно сравнить внутреннюю торговлю Англии с такой же в Польше или Испании, чтобы найти подтверждение этого наблюдения.
Внешняя торговля земледельческих стран умеренного пояса, раз она ограничивается пищевыми продуктами и сырьем, не может развиться до значительных размеров по следующим причинам:
Во-первых, потому, что земледельческая нация имеет сбыт только в ограниченном количестве в мануфактурные страны, которые сами занимаются земледелием, которые благодаря собственным фабрикам и заводам и обширной торговле занимаются им с большим искусством, чем нации чисто земледельческие: поэтому такой сбыт никогда не может быть ни верным, ни постоянным. Торговля продуктами земледелия постоянно является предметом особенно сильной спекуляции, выгоды от которой большей частью приходятся на долю купцов-спекулянтов, но не на долю земледельцев и производительных сил земледельческой нации.
Во-вторых, потому, что обмен продуктами земледелия на мануфактурные заграничные изделия часто прерывается заграничными мероприятиями в виде торговых ограничений и войной.
В-третьих, потому, что этой торговлей заинтересованы только приморские и приречные местности, а не внутренние области страны, т. е. не самая большая часть национальной территории.
В-четвертых, наконец, потому, что нация мануфактурная может получать, сообразно со своими интересами, пищевые продукты и сырье из других стран и из вновь основанных колоний.
Так, отпуск немецкой шерсти в Англию ограничен привозом шерсти из Австралии; отпуск в Англию французских и немецких вин — привозом из Испании, Португалии, Сицилии, с испанских и португальских островов и с мыса Доброй Надежды; отпуск леса из Пруссии — привозом его из Канады.
Даже составились уже компании для снабжения Англии в большей части ост-индским хлопком. Если Англии удастся восстановить древний торговый путь, если окрепнет новый штат Техас, если цивилизация сделает успехи в Сирии и Египте, в Мексике и южноамериканских государствах, то и североамериканские владельцы хлопчатобумажных плантаций поймут, что внутренним рынком обеспечивается самый верный, постоянный и продолжительный сбыт.
В умеренном климате наибольшая часть внешней торговли возрастает из внутренней фабрично-заводской промышленности и только посредством фабрично-заводской промышленности укрепляется и развивается.
Только та нация, которая производит все предметы фабрично-заводской промышленности по самым низким ценам, может завязать торговые сношения с народами всех поясов и всех ступеней культуры; только она одна может удовлетворить всем их потребностям, а за недостатком последних вызвать новые, принимая в обмен сырье и пищевые продукты всякого рода.
Только такая нация может нагрузить корабли массой таких различных изделий, в которых нуждается страна, отдаленная и лишенная своей собственной фабрично-заводской промышленности. Только когда издержки перевозки оплачены транспортом, можно брать обратный груз предметов меньшей ценности.
Ввоз в страны умеренного пояса состоит главным образом из произведений жаркого пояса, каковы, например: сахар, кофе, хлопок, табак, чай, красильные вещества, какао, пряности — словом, из предметов, известных под общим названием колониальных товаров. Громадная масса этих продуктов обменивается на предметы фабрично-заводской промышленности.
Особенный прогресс фабрично-заводской промышленности в странах умеренного пояса и успешные шаги по пути цивилизации жаркого пояса объясняются именно этим обменом. При помощи этого обмена распространяются в самых широких размерах разделение труда и ассоциация производительных сил так, что и в Древнем мире не было ничего подобного этому порядку вещей, созданному англичанами и голландцами.
До открытия морского пути через мыс Доброй Надежды Восток был далеко впереди Европы в выработке изделий фабрично-заводской промышленности. Кроме драгоценных металлов, незначительного количества сукна, полотна, оружия, мелочных железных и медных изделий и некоторых предметов роскоши европейские товары не находили сбыта на Востоке. Благодаря сухопутному транспорту обратный караван был так же дорог, как и груз отправления. Что же касается отпуска продуктов земледелия и изделий фабрично-заводской промышленности, даже если они производятся в избытке в Европе, то об этом отпуске в обмен на изделия Востока, как то: шелковая и бумажная материя, сахар и пряности, не могло быть и речи. Что бы поэтому ни писали о важности торговли с Востоком в то время, все же ее нужно понимать лишь относительно. Она была важна лишь для своего времени, но незначительна в сравнении с тем, что она представляет собой ныне.
Значительнее стала торговля продуктами жаркого пояса с тех пор, как Европа получила из Америки громадное количество благородных металлов, и с тех пор, как она открыла прямое сообщение с Востоком через мыс Доброй Надежды. Тем не менее она не могла развиться до больших размеров до тех пор, пока предложение мануфактурных изделий с Востока превышало их спрос.
Своим современным значением эта торговля обязана европейской колонизации Восточной и Западной Индии, Северной и Южной Америки, разведению сахарного тростника, кофейного дерева, растений, из которых добывается хлопок, рис, индиго и т. п., порабощению и переселению негров в Америку и Западную Индию, счастливой конкуренции европейцев с ост-индскими фабрикантами и главным образом расширению голландского и английского господства в разных частях света, так как эти нации, в противоположность испанцам и португальцам, в обмене мануфактурных товаров на колониальные искали и нашли больше выгод, чем в вымогательстве.
В настоящее время этой торговлей занята значительнейшая часть огромного торгового флота Европы и торгового фабричного капитала, посвященного внешним торговым сношениям; и все сотни миллионов, которые в виде колониальных товаров направляются из стран жаркого пояса в страны пояса умеренного, обмениваются, за немногими исключениями, на мануфактурные изделия.
Обмен колониальных произведений на мануфактурные изделия в высшей степени содействует развитию производительных сил в странах умеренного пояса.
Эти колониальные товары, как, например, сахар, кофе, чай, табак, служат, с одной стороны, средствами возбуждающими для земледелия и для фабрично-заводской промышленности, с другой же — являются средствами питания; производство мануфактурных изделий, необходимых для обмена на колониальные товары, дает занятие гораздо большему числу рабочих рук; фабричные и заводские предприятия могут развиться еще до гораздо больших размеров и, следовательно, будут приносить еще больше выгод; эта торговля дает работу массе кораблей, моряков и купцов; благодаря же приросту населения, вызываемому этим разнообразием причин, спрос на туземные сельские продукты увеличивается до громадных размеров.
Вследствие взаимодействия между фабрично-заводской промышленностью умеренного пояса и производством жаркого пояса англичане потребляют в среднем в два-три раза более, чем французы, в три-четыре раза более, чем немцы, в пять-десять раз более, чем поляки.
Насколько способно еще развиться колониальное производство, можно судить по приблизительному расчету площади, находящейся в настоящее время под культурой колониальных продуктов, составляющих предмет современной торговли.
Признав, что современное потребление хлопка достигает 10 млн. центнеров и средний сбор с акра (40 тыс. кв. футов) равняется 8 центнерам, найдем, что для этого производства нужна площадь не более 1250 тыс. акров земли.
Если мы примем количество обращающегося на рынке сахара в 14 млн. центнеров, а сбор с одного акра в 10 центнеров, то все это производство потребует не более 1500 тыс. акров земли.
Если мы примем для культуры прочих продуктов (кофе, рис, индиго, пряности и т. д.) такое пространство, какое мы приняли для двух главнейших продуктов, то культура всего количества колониальных произведений, вращающихся в настоящее время на рынке, потребует площади не более 7-8 млн. акров — то есть такого пространства, которое, вероятно, не составляет и пятнадцатой части площади, находящейся в настоящее время под обработкой.
Прекрасное доказательство того, что это производство может быть развито до невероятных размеров, дали нам англичане в Восточной Индии, французы — на Антильских островах и голландцы — на Яве и Суматре.
Так, Англия учетверила ввоз хлопка из Восточной Индии, и английские газеты смело утверждают, что если Англии удастся овладеть старым торговым путем в Восточную Индию, то по истечении нескольких лет эта последняя будет в состоянии удовлетворять всем необходимым потребностям Англии в колониальных товарах. Если принять в соображение громадную площадь англоост-индской территории, ее плодородие и дешевизну рабочих рук в этой стране, то эти надежды не будут казаться преувеличенными.
В то время как Англия будет эксплуатировать Восточную Индию, развитие голландской культуры на островах пойдет своим чередом, распадение Турецкой империи даст возможность культуре развиться в большей части Африки, а также в Западной и Центральной Азии, жители Техаса распространят североамериканскую культуру на всю Мексику, в Южной Америке разовьются благоустроенные государства и будут способствовать эксплуатации земли, плодородие которой не имеет границ.
Производя, таким образом, гораздо большее количество колониальных товаров, чем до сих пор, страны жаркого пояса будут в состоянии покупать у стран умеренного пояса гораздо более мануфактурных изделий, и это увеличение сбыта мануфактурных изделий даст последним странам возможность потреблять несравненно большее количество колониальных товаров.
Вследствие развития производства и увеличения средств обмена меновая торговля между земледельцами жаркого пояса и фабрикантами пояса умеренного, иначе — огромная мировая торговля, будет увеличиваться в будущем несравненно быстрее, чем в течение прошедшего столетия.
Такое развитие в настоящее время обширной мировой торговли, которое может еще более увеличиться в будущем, зависит частью от замечательных успехов фабрично-заводской промышленности, частью от усовершенствования водных и сухопутных путей сообщения, частью, наконец, от великих событий в области всемирной политики.
Благодаря машинам и новым изобретениям несовершенное производство Востока было почти уничтожено к выгоде европейской мануфактурной промышленности, и эта последняя получила возможность доставлять в страны жаркого пояса массу своих изделий по низким ценам, давая им возможность развить свои производительные силы.
Вследствие усовершенствования путей сообщения страны жаркого пояса встали в несравненно более близкие отношения со странами пояса умеренного, их торговые отношения бесконечно выиграли от уменьшения опасности, от сокращения времени и понижения фрахтов, а также и от большей правильности; но они выиграют еще больше, когда повсюду разовьется пароходство и когда железнодорожная сеть покроет внутреннюю Азию, Африку и Южную Америку.
Вследствие отпадения Южной Америки от Испании и Португалии и вследствие распада Турецкой империи масса земель окажется пригодной для общего пользования. Эти плодороднейшие в мире земли ждут с нетерпением, когда образованные народы в мирном согласии направят их по пути безопасности и порядка, цивилизации и благосостояния, они ничего не требуют больше, как ввоза к себе мануфактурных изделий в обмен на произведения своего климата.
Как видите, здесь для всех стран Европы и Северной Америки, призванных к развитию фабрично-заводской промышленности, достаточно земель, чтобы довести эту промышленность до цветущего состояния, увеличить потребление продуктов жаркого пояса и в той же пропорции расширить прямые отношения со странами этого пояса.