Автор данной работы придерживается концепции мира-экономики, разработанной Фернаном Броделем [См. также: 1; 2; 3; 4; 175; 176; 177]. Мир-экономика - это “экономически самостоятельный кусок планеты, способный в основном быть самодостаточным, которому его внутренние связи и обмены придают определенное органическое единство”. В частности, в средние века такой мир-экономика сформировался в Западной Европе - до Польши и Скандинавии включительно. При этом, как правило, границы мира-экономики совпадают с границами культурными, цивилизационными. “Так, вексель, главное оружие торгового капитализма Запада, обращался почти исключительно в пределах христианского мира еще в XVIII в., не переходя эти пределы в направлении мира ислама, Московской Руси или Дальнего Востока. Не оставаться в кругу своих, в кругу купцов, руководствовавшихся теми же принципами и подчинявшихся той же юрисдикции, означало бы рисковать сверх меры. Тем не менее здесь речь шла не о техническом препятствии, а скорее о культурном неприятии, поскольку за пределами Запада существовали плотные и эффективные кругообороты векселей, к выгоде купцов мусульманских, армянских или индийских. И эти кругообороты в свою очередь останавливались у границ соответствующих культур”. Причем пространство мира-экономики наряду с отсталой периферией “предполагает наличие некоего центра, служащего к выгоде какого-либо города и какого-либо уже господствующего капитализма”[5, с. 14, 61-62, 18].
В XVIII веке таким центром мировой торговли стали Лондон и Англия в целом. При этом Ф. Бродель наглядно показал, что промышленный переворот был ничем иным, как следствием превращения Англии в современную по целому ряду параметров страну. Именно в ХVIII веке “Англия перестала быть слаборазвитой страной в современном смысле этого слова: она увеличила свое производство, повысила жизненный уровень, свое благосостояние, усовершенствовала орудия своей экономической жизни... На протяжении XVII столетия Старый порядок был подорван, ниспровергнут: нарушалась традиционная структура сельского хозяйства и земельной собственности или же завершалось ее разрушение” [5, с. 606, 605]. Т. е. в Англии ранее промышленного переворота сформировались черты социально-политического и экономического устройства (иначе говоря, образ жизни), присущие, как правило, уже индустриальным обществам. Таких основных черт можно указать несколько:
1) Решительное преобладание экономических стимулов к труду и, соответственно, свободного труда как вольнонаемных работников в сельском хозяйстве и ремесле, так и свободных крестьян и ремесленников.
2) Исключительно важное значение городов и городской жизни, очень значительный процент городского населения.
3) Принципиальное, сущностное отличие городской экономики страны от обычных городов Старого Порядка. Города Старого порядка были прежде всего центрами паразитического потребления земельной ренты, и все ремесло и торговля в них были направлены на обслуживание этого паразитического потребления, т. е. имели сугубо вторичный характер. “Историки арабского города в немалой степени объясняют благополучие городов Халифата тем, что город в нем продолжал оставаться центром эксплуатации деревни, аграрной периферии, тем, что в нем концентрировалась основные массы “рентополучателей”, соответственно обеспечивающих сохранение экономического значения города” [6, с. 141-142]. В то же время в индустриальную эпоху города - это прежде всего центры производства, т. е. промышленные и торгово-финансовые центры по преимуществу. Но то же относилось и к городам Англии, прежде всего к Лондону в XVIII веке, когда он стал главным торгово-распределительным центром для всего мира.
4) В сельском хозяйстве произошла революция, заключающаяся в переходе к “high farming” - “высокому сельскому хозяйству”. Суть ее заключалась вовсе не во внедрении какой-то новой техники, а прежде всего в передовой, эффективной агротехнике и направленности в основном на производство именно товарной продукции, причем не зерна и прочих “средств против голодной смерти”, а специализированных культур, разведение которых дает наибольший эффект (так, в Англии это было прежде всего кормовые культуры для высокоэффективного животноводства).
5) В обществе более или менее утвердился режим правого государства, с уважением достоинства, свободы и собственности каждого свободного человека, находящегося под защитой законов (в Англии - Hаbeas Corpus Act и др.).
6) В государственном устройстве присутствуют демократические начала, аппарат власти контролируется обществом (по крайней мере, его привилегированной, зажиточной частью, в том числе горожанами), а также действуют принципы гласного обсуждения и принятия решений, достаточно широкой свободы слова, собраний и союзов, в том числе и для непривилегированных (что вытекает из п. 5).
7) Идеология и в целом духовная жизнь общества имеет уже во многом современный характер, бурно развивается наука, искусство, философия, широко распространяются идеи о равенстве всех людей, главное же - утверждается рационалистическая ментальность, стремление подвергнуть действительность суду Разума. Иначе говоря, развивается идеология Просвещения (в Англии - Т. Гоббс, И. Ньютон, Д. Локк, Д. Юм, А. Смит и др.).
Но эти же современные черты были еще в XVIII - начале XIX вв. присущи в той или иной степени не только Англии, но и другим передовым странам Европы, в частности, Франции (а также США). Ф. Бродель справедливо указывает: “Индустриализация была эндемична для всего континента Европы. Сколь бы блистательной и решающей ни была ее роль, Англия не одна несла ответственность и была изобретательницей промышленной революции... Не вызывает сомнения, что Европа (по причине еще более, возможно, социальных и экономических структур, чем технического прогресса) одна оказалась в состоянии довести до благополучного завершения машинную революцию, следуя за Англией” [5, с. 573,551].
В еще большей мере современные черты (характерные для Англии XVIII в.) были присущи уже Нидерландам XVII в., с Амстердамом, тогдашней столицей “мира-экономики”. Это, кстати, отразилось и в духовной жизни, где сверкали имена Рембрандта, Гюйгенса, Спинозы, Гуго Гроция, Левенгука и др. А еще раньше все эти черты проявлялись в городах Северной Италии - Флоренции, Венеции, Милане, Генуе и ряде других. “В Италии в начале XV в. наметилась образцовая революция - рождение территориальных государств, еще небольших по размеру, но уже современных: какой-то момент на повестке дня стояло даже единство Италии... В действительности именно в Ломбардии (того времени) начиналось то высокое сельское хозяйство, которое позднее познают Нидерланды и еще позднее - Англия, с известными нам последствиями... К XV веку Венеция, принимая во внимание спектр форм ее активности, качество ее технических приемов, ее раннее развитие (все то, что разъясняла “Энциклопедия” Дидро, существовало в Венеции двумя столетиями раньше), была, вероятно, первым промышленным центром Европы... Флоренция, будучи богата землей, с XIV и XV вв. будет ввозить для себя зерно с Сицилии, а ближайшие холмы покроет виноградниками и оливковыми рощами... С конца XIII в. Флоренция, ремесленная деятельность которой до того времени была посвящена крашению суровых сукон с севера Европы, перешла к шерстяному производству, и ее промышленное развитие было быстрым и эффективным... Уже в XIV в. как раз Флоренция максимально развила промышленность и неоспоримым образом вступила в так называемую мануфактурную стадию (а также испытала первую в мировой истории попытку собственно “пролетарской” революции - восстание чомпи), именно здесь были изобретены чек и холдинг, а также двойная бухгалтерия (важнейший признак развитого капитализма, по М. Веберу)” [5, с. 567, 133, 104, 125]. И именно в Северной Италии, особенно во Флоренции, был зажжен светлый пламень Возрождения, заложившего основы современной европейской культуры.
Итак, общества, по важнейшим типологическим параметрам сходные с современным индустриальным, существовали в Европе еще до промышленного переворота. Это Англия XVIII века (а также США, в какой-то мере Франция и ряд других стран Европы), Нидерланды XVII в., ряд городов-государств Северной Италии XV-XVI вв. (Венеция, Милан, Генуя), а Флоренция - даже в XIV в. н. э.