Относительно же Фалеса все древние авторы были уверены в его финикийском происхождении «из рода Фелидов, а Фелиды - финикийцы, благороднейшие из потомков Кадма и Агенора... Милетское гражданство они получили, когда - изгнанные из Финикии - прибыли (в Милет) вместе с Нейлеем» (DK 11, А1) [70, с. 100]. «Надо признать, что Фалес был основоположником не только греческой философии, но и греческой математики - первой дисциплины, которая в Греции выделилась в самостоятельную область и стала развиваться независимо от синкретической науки о «природе» (...) Философское значение учение Фалеса состояло прежде всего в том, что он впервые в истории человечества поставил вопрос, ставший в дальнейшем основным вопросом всей греческой философии: “Что есть все?”» - пишет И. Д. Рожанский [70, с. 10] - и ошибается: Фалес далеко не был «первым в истории человечества», - до него были другие финикийцы, просто он стал писать по-гречески...
Фалесу принадлежит изречение «Познай себя», а в целом его философские взгляды во многом подобны взглядам Ферекида или Пифагора (а также, как было указано выше, имеют параллели с Библией) и тоже могут считаться «переводом с финикийского». «Фалес первым был назван мудрецом и первым сказал, что душа бессмертна» (Суда); «Аристотель и Гиппий говорят, что он наделял душой даже неодушевленное, заключая (это) по магнесийскому камню (магниту) и янтарю» (Диоген Лаэртий, 1); «Фалес и его последователи считают слияние смешением элементов, приводящим к качественному изменению» (Мнения философов) Стобей (1, 17, 1) [70, с. 104, 100, 110 (DK 11А)] - все эти высказывания вместе с пресловутым «начало сущих вещей - вода» могут считаться образцами финикийской философии, дошедшие до нас в переводе (Фалеса) на греческий. В учении о веществе у Фалеса, говоря современным языком, шла речь и о фазовых переходах (испарение и замерзание), и о химических реакциях, но эти его взгляды, по мнению современных исследователей, также имели финикийские корни. Вообще несомненно, что сами милетцы полагали свое учение о веществе, равно как и арифметику, и мореходную астрономию, даром финикийцев [72, с. 163, 156].
Следует также отметить, что и философия «милетской школы» не могла развиваться вне рамок определенных социальных институтов, где ее культивировали. По всей видимости, у таких социальных институтов было много общего с пифагорейцами: они были тайными и эзотерическими, но в то же время стремились к политической власти, как минимум в Милете. У Плутарха в «Греческих вопросах» этому посвящен вопрос № 32: Кого милетяне называли «вечноплавающими»? [74, с. 346-347, 991]: «Когда милетяне изгнали тиранов Фоанта и Дамасенора, власть захватили два сообщества под названиями «Плутис» [Богатство] и «Хиромаха» [от слов “рука” и “сражаюсь”]. Влиятельные люди, войдя в силу, передали государственные дела в ведение этих сообществ, и, чтобы посовещаться о самом важном, они всходили на корабли и отплывали далеко от берега, а приняв решение, возвращались. Отсюда и их прозвище - “вечноплавающие”». М. М. Кобылина трактует это сообщение так: «После падения тирании Фрасибула в Милете наступило обострение жестокой класовой борьбы между богатыми группами населения и теми, кто жил трудами своих рук (хиромахиями). Богачей называли «вечные мореходы», так как они наживали свое состояние долгими морскими странствованиями. (…) Внутренние междоусобицы в Милете продолжались в течение 590-540 гг., а возможно и дольше» [75, с. 32-33].
Время жизни Фалеса определяется как 625-547 гг. до н.э. [76]. Таким образом, он обязательно был связан с тайными обществами Милета, а возможно, и был основателем какого-либо из них. В источниках зафиксировано и резко негативное отношение Фалеса к тирании, и его активное участие в практической политике, даже политическое лидерство: «После государственных дел он [Фалес] предался изучению природы. (…) Полагают, что и в государственных делах он принимал мудрейшие решения. Так, когда Крез послал к милетцам [послов] на предмет заключения военного союза, он воспрепятствовал этому, что и спасло город после победы Кира. (…) [На вопрос,] какую невидаль ему довелось увидеть? - [он ответил:] «Тирана, дожившего до старости» (DK 11 А.1: Диоген Лаэртий, І, 23, 25, 36); «Еще до сокрушения [персами] Ионии полезным было предложение, внесенное [на съезде пробулов ионийского Двенадцатиградия в Панионии] Фалесом, мужем милетским, а со стороны своих предков - финикийцем по происхождению; он уговаривал ионийцев держать один булевтерий [= дом заседаний городского совета], и быть тому булевтерию в Теосе, ибо Теос - центр Ионии, а прочим полисам [Двенадцатиградия], оставаясь по-прежнему населенными, [в правовом отношении] рассматриваться так, как если бы они были демами» (DK 11 А.4: Геродот, І, 170) [70, с. 100-105].
«Философское значение учения Фалеса состояло прежде всего в том, что он впервые в истории человечества поставил вопрос, ставший в дальнейшем основным вопросом всей греческой философии: «Что есть все?» - пишет И. Д. Рожанский [70, с. 10]. Но и сам Фалес был из финикийцев, и задолго до него тот же Санхунйатон писал свой труд, «желая знать начало всего, откуда пошло все» (см. далее), и идея воды как первоосновы бытия имеет, как было показано выше, финикийское происхождение.
Греки позаимствовали в готовом виде у финикийцев не только философию в целом как особый род институализированной человеческой деятельности, но и набор конкретных ключевых философских идей и тем. Во-первых, это онтологическая проблематика: проблема бытия в целом и сущности всех вещей, проблема первоэлементов, диалектика противоположностей.
«Человек и все тленное умирает, а бытие будет неуничтожимым и сущим всегда, поскольку оно таковое. Оно будет изменяться лишь всевозможными кажущимися обличиями и очертаниями формы, скрываясь от взора всех смертных... Все вещи - одно, каждая - часть целого, все в одном... Одно - вечно сущее одним и многим, причем это нельзя увидеть одновременно». Знатоки философии решат, что это - изложение взглядов Парменида. Но это лишь уже приводившаяся выше цитата из поэмы Лина «О природе космоса» [70, с. 70-71], т. е. VIII, а не V в. до н. э.
И. Д. Рожанский в другом месте пишет: «Обратим внимание на тот критический момент начального развития греческой философии, когда Парменид впервые поставил проблему бытия - первую подлинно философскую проблему, сформулированную ясным и недвусмысленным образом: как можно мыслить бытие, если бытие - это то, что есть, в отличие от того, что только кажется или является. Без всякого преувеличения можно сказать, что философская онтология (учение о бытии) - а вместе с ней и настоящая философия вообще - началась именно с Парменида (перв. пол. V в. до н. э.)... Но Парменид не только поставил проблему бытия, но и решил ее - решил прямо и бескомпромиссно, не руководствуясь при этом никакими иными соображениями, кроме требований чистого мышления. При этом оказалось, что основное его положение: «бытие есть, а небытия нет» - приводит к выводам, находящимся в резком противоречии с данными нашего опыта. Истинное бытие, согласно заключениям Парменида, едино, нераздельно, неизменно и неподвижно, весь же чувственно воспринимаемый мир, состоящий из множества возникающих, меняющихся и исчезающих вещей, лежит за его пределами... Мыслители следующего поколения, испытав глубокое влияние Парменида, пытались, пожертвовав требованием нераздельного единства бытия в непосредственном смысле, найти такое решение проблемы бытия, которое снова восстановило бы единство мира, расколовшегося у Парменида на две сферы, не имевшие друг с другом ничего общего. В результате этих попыток возникли три философские и одновременно естественнонаучные концепции (если угодно, три физические модели материального мира), которые сделались классическими парадигмами для многих последующих поколений ученых, занимавшихся философией природы:
1. Концепция четырех элементов Эмпедокла.
2. Атомистика Левкиппа-Демокрита.
3. Физическое учение Анаксагора о «всеобщей смеси»
Концепция Эмпедокла в наибольшей степени соответствовала привычным традиционным взглядам, ибо представления о четырех (или трех, иногда пяти) элементах, в числе которых обязательно фигурируют огонь, вода и земля, восходили к очень глубокой древности. Наоборот, учение Левкиппа, развитое его учеником Демокритом, было для того времени новым и абсолютно оригинальным» [77, с. 7-10].
Сама по себе схема любопытна, хотя очевидно, что ни (1) Эмпедокл не оригинален, как признает и сам автор, ни тем более (2) Левкипп не может считаться оригинальным, поскольку его предшественником был финикиец Мох (см. ниже), ни (3) сам Парменид не был первым, кто поставил проблему бытия, о чем уже было сказано ранее.
Наконец, и для Анаксагора Диоген Лаэртский (I,4) прямо называет в качестве предшественника того же Лина: «Лин учил о происхождении мира, о путях солнца и луны, о рождении животных и растений. Поэма его начинается так: “Было время, когда все в мире явилося вместе”... Отсюда и взял Анаксагор свое учение, что все в мире возникло совокупно и лишь потом явился Ум и внес в это порядок» [71, с. 56]. Кстати, и у финикийского мыслителя Санхунйатона (см. ниже) уже упоминается Ум (Нус), который «полюбил свои собственные начала», и тем самым вывел «смешение» из состояния первоначального Хаоса, и «таково начало устроения всего» [35, с. 35]. Так что в главном эти великие древнегреческие мыслители не оригинальны, просто о них сохранилось больше данных...
То же, кстати, относится и к Гераклиту, о предполагаемом влиянии на которого зороастризма писали многие ученые. Во всяком случае, некоторые фрагменты Гераклита явно перекликаются с древнеиранскими религиозными текстами и даже индийскими Упанишадами [70, с. 19]. Если же вспомнить цитаты из Лина: «Через распрю управляется все всегда... Все эти-вот вещи возникли из некогда единого Целого, а из всех вещей некогда, в предопределенное время, снова будет одно... Много раз будет (повторяться) одно и то же, и никогда не наступает конец... Жизнь сопряжена с мучительными страданиями и сонмом смертельных напастей. Так бессмертная смерть осеняет все окрест» [70, с. 71-72] - то можно предположить у Гераклита и наличие серьезных финикийских мотивов (см. выше).
Из всего сказанного, однако, вовсе не следует, что философы этого поколения (а это было одно поколение) - Гераклит, Парменид, Эмпедокл, Левкипп, Анаксагор и др. - были всего лишь эпигонами финикийцев. Нет, разумеется, это были самостоятельные великие мыслители. Но значение их нам представляется не в том, что они - первооткрыватели, а все-таки больше в том, что именно в их творчестве была окончательно усвоена, переработана «по-гречески» и развита далее совокупность идей и тем предшествовавшей восточной, прежде всего финикийской философии. Уже их ближайшие ученики и последователи продолжили самостоятельный творческий поиск, опираясь уже на собственно греческую философскую традицию.