6.3. «Египет – родина мудрости».

Примеры эфиопских и египетских народных типов.

Необходимо объяснить тот очевидный факт, что не только греки, но, и по-видимому, сами финикийцы истоки своей мудрости упорно искали в Египте. За таким самоуничижением должна была стоять некая сакрализованная традиция. И это при том, что в целом известная нам финикийская религия достаточно резко отличалась от египетской. В связи с этим заслуживают внимания слова переводчика Санхунйатона Филона из Библа: «Наиболее древние из варваров, особенно Финикияне и Египтяне, от которых заимствовали и прочие люди, считали величайшими богами тех, которые изобрели что-нибудь необходимое для жизни…». Так становится понятным и заявление Филона о том, что Санхунйатон «очень усердно изучил сочинения Таавта (Тота), зная, что из всех живущих под солнцем Таавт был первым, придумавшим изобретение письмен и начавшим вести записи; от него (исходит он), опираясь в своей книге, как на фундамент, на того, кого египтяне называли Θωύθ, александрийцы – Θώθ (Тот), а греки - Гермесом» [35, с. 35, 34]. О связи Санхунйатона с «герметической» традицией уже был повод поговорить. Здесь же главное для нас – это именно духовная связь Санхунйатона с Египтом. «О Санхунйатоне Свида пишет: "Санхонйатон, тирский философ, живший около времени Троянской войны. "О физиологии Гермеса" – переведена, "Родина Тирян" – на финикийском наречии, "Египетское богословие" и др.» [Цит. по: 35, с. 7]. Как видим, в античной традиции Санхунйатона прямо называют автором книги «Египетское богословие».

В главе 5.3 уже было обращено внимание на собственное имя Санхунйатона. Поговорим об этом подробнее. Имя содержит в себе слово -Атон. Здесь есть прямая аналогия с другими семитскими именами, содержащими имена богов, т. е. заканчивающимися на -Бал (Ваал), -Ил и т. д. Относительно же первой части этого имени «санхун-» лично я могу лишь выразить дилетантскую гипотезу. В иврите имеется корень «סאן» - «сан» (точнее, ןאַס - «саан») – «шуметь», «взбудораживать». Слово с алефом в середине, явно имеет некий торжественный оттенок: что-то вроде «восшуметь», «возгреметь». Возможно, первая часть имени Санхунйатона представляет собой некую глагольную или отглагольную форму от этого корня: частица «-он» («-хон»?) может указывать на некую завершенность или даже истинность действия (тут хотелось бы поблагодарить за ценную консультацию Михаила Шильмана, преподавателя кафедры теоретической и практической философии Харьковского национального университета им. В. Н. Каразина). Получается что-то вроде «(Истину) возгремел (мне) Атон». Кроме того, слово «санхедрин» значит собрание еврейских старейшин: в евангелиях он назван «синедрион». Впрочем, пусть лучше с этим разбираются специалисты-филологи. Но можно достаточно уверенно предположить, что в имени Санхунйатона содержится связь с богом Атоном. Во всяком случае, ничто не препятствует такой гипотезе.

Почему-то предыдущим исследователям это не приходило в голову. Б. А. Тураев приводит такую версию значения имени Санхунйатона: «В настоящее время всеми принято производство Нёльдеке и Euting'a (Punische Steine. Hadr. 8) – שֹכניתן Sakkunjaton = "бог Саккун даровал". Такое имя найдено на одной гадруметской стеле, а в недавнее время и в самой Финикии оно прочтено в одной надписи из Умм-ел-Авâмûда» [35, с. 27]. Честно говоря, нам эта «всеми принятая» этимология представляется прямо невозможной.

Прежде всего следует отметить, что имя Санхунйатона известно только в греческих транскрипциях. Об этом пишет сам Б. Тураев: «О Санхунйатоне Свида пишет: "Санхонйатон, тирский философ, живший около времени Троянской войны. "О физиологии Гермеса" – переведена, "Родина Тирян" – на финикийском наречии, "Египетское богословие" и др.". Эти свидетельства не стоят одиноко. Так, Афиней (III, 37) говорит об авторах "Финикийских историй" Суниайтоне (Σουνιαίθον) и Мохе; Феодорит (Serm. II) ссылается на "Санхунйатона Беритянина, который написал "Финикийское богословие"» [35, с. 7]. – Итак, имя Санхунйатона дошло до нас в трех транскрипциях: Санхунйатон (Санхуниатон, Сангуниатон), Санхонйатон и Сунийатон: Σαγχωνιάθων,  Σαγχουνιάθων и Σουνιαίθον. Безусловно, греки не слишком заботились о точности семитских транскрипций. Но крайне маловероятно, чтобы они Саккунйатона записали как Санхонйатона. Тем более, что שֹכניתן (якобы Sakkunjaton) куда естественнее читать как Шаккунйатон: еврейский ש (шин) – предок буквы “ш” и обычно так и звучал; известен единственный древнесемитский бог с похожим именем - аккадский бог гор, диких зверей и скота Шаккан [65, т. 2, с. 475]. Греческой же сигме σ (Σ) в имени «Санхунйатон» обычно соответствовал еврейский самех ס: по сути та же буква, если учесть, что евреи в отличие от греков писали справа налево. Филон Библский был носителем семитского языка и очевидно должен был это учитывать.

На Пиренейском полуострове найдена надпись VIII в. до н. э. – посвящение на статуэтке обнаженной богини Астарты. Эту фигурку посвятили богине любви «братья Баалиатон и Абдубаал, сыновья Дамелка, жрецы оракула» [79, с. 78]. Очевидно, что этот Баалиатон (Баалйатон) лично не был приверженцем монотеизма. Но его имя наглядно показывает, что имя Санхуйатона не было каким-то исключением. В финикийском пантеоне было много местных баалов – «владык», например Баал Цидон («владыка Сидона») или Баалат Гебал («владычица Библа») [79, с. 72]. Так что имя «Баалиатон» вполне можно перевести как «владыка (мой) Атон».

Вообще бог Атон был прекрасно известен в Финикии, поскольку эта страна несколько веков входила в состав великой древнеегипетской державы Нового царства. А в Египте с этим именем связана поразительная попытка религиозной реформы фараона Эхнатона (мужа прекрасной Нефертити и отца Тутанхамона). «На шестом году своего царствования (1419 - ок. 1400 до н. э.) Аменхотеп IV объявил Атона единым Богом всего Египта, запретив поклонение другим богам (и изменив свое имя Аменхотеп – «Амон доволен» на Эхнатон - «Угодный Атону» или «Полезный Атону»). (..) Атон изображался в виде солнечного диска с лучами, на концах которых помещались руки, держащие знак жизни «анх» (как символ того, что жизнь людям, животным и растениям дана Атоном). Атону в этот период присущи полупантеистические черты: он, считалось, присутствует во всей природе, в каждом предмете и живом существе. После смерти Эхнатона почитание Атона как единого бога Египта прекратилось» [65, т. 1, с. 122].

Одной из проблем египтологии является реальное звучание египетских имен. В том числе ставят под сомнение и звучание «Атон», который писался звуковыми знаками «йтн»: «Атон – традиционное в науке обозначение этого бога, но оно основано лишь на созвучии с именем бога Амона. Условное египтологическое произношение имени должно быть “Итен”, а древнее было, видимо, ”Йати”» [142, с. 249]. Ю. Я. Перепелкин со ссылкой на Г. Фехта [143, с. 108, 114] утверждает, что это имя тогда звучало как «Йот», совпадая с египетским словом «йот» – «отец» [144, с. 267]. Но сам же он приводит имена в честь Атона с корнем «йат»: П-йат-эм-ха, П-йат-нашт и др. [145, с. 9]. Так что имя Санхун-йатона все равно связано с эпохой Эхнатона («Эх-не-йота»).

Важное значение тут имеет само толкование образа Йота (Атона). Вопреки многим учебникам Йот для сторонников новой религии вовсе не был богом солнечного диска. Он скорее был Бог-Отец. «В солнцепоклоннических надписях солнце никогда не именуется “Рэ живым”, хотя бесконечно часто бывает названо «Йотом живым». (…) Речь идет о духе внешнем миру живых, который вводится туда и располагает там способностью действовать. Слово “живой” определяет Йота как являющегося, действующего – “живущего” в мире, иными словами, как видимое солнце» [144, с. 267-268]. Иными словами, реальное солнце на небе Ра (Рэ) – лишь проявление запредельного Бога-Отца, Йота. При этом: «Хотя имя Рэ тоже значит “солнце”, он издавна чтился и как человекообразное существо» [144, с. 268]. Т. е. у Бога-Отца был и человекоподобный Бог-Сын. Этот образ получается подобным Адаму Кадмону в каббале – единству всех начал бытия (сефирот), но тоже в каком-то смысле человекоподобному (точнее, это человека вылепили по его «образу и подобию»).

До нас дошел большой египетский гимн Атону, который имеет прямые параллели со 103-м псалмом Давида. В том числе в нем говорится: «Твой восход прекрасен на горизонте, о живой Атон, зачинатель жизни! (…) Твои лучи объемлют все страны, которые ты сотворил; ты Ра, и ты полонил их все; ты связываешь их своей любовью [Сравним у Санхунйатона: «Когда же Дух полюбил свои собственные начала, и произошло смешение (…) Таково начало устроения всего»]. Хотя Ты и далеко, но твои лучи на земле; хотя ты и высоко, но следы ног твоих – день (…) Ты производишь человеческий зародыш в женщине, ты создаешь семя в мужчине, ты даешь жизнь сыну в теле матери, (…) ты сообщаешь дыхание для оживления всякой твари (…) Как разнообразны все твои произведения! Они скрыты от нас, о ты, единый Бог, силами его никто не владеет. Ты сотворил землю по своему желанию, когда ты был один» [149, с. 360-363].

«Ра живым», т. е. воплощением Ра (который, в свою очередь, «Йот живой») считали самого фараона. Было известно и другое имя воплощенного в нашем мире Бога – «Шов». Оно было, наоборот, подчеркнуто неантропоморфным, но тоже «сыновним» по отношению к Йоту. Причем это имя было тождественно имени языческого бога Шова (Шу), сына Ра, бога ветра и вообще воздушного пространства, отделившего небо от земли. Оно практически не употреблялось по отношению к реальному солнцу [144, с. 265]. Сравним с тем, как часто в Ветхом Завете Бог является людям то из бури, то из вихря, то из тихого дуновения ветра. Евсевий цитирует и такие слова Санхунйатона: «Когда проникся светом воздух (Курсив мой. - И. Р.), то от воспламенения моря и земли произошли ветры, тучи, величайшие низвержения и излияния небесных вод. Когда все это выделилось и отделилось от своих мест вследствие солнечного жара, и все снова встретилось и столкнулось в воздухе одно с другим, произошли гром и молнии» [35, с. 36]. Получается, что Воздух (Шу) проникся Светом, и благодаря этому все «выделилось и отделилось от своих мест».

Еще раз обратим внимание на слово Мот (или Мут) у Санхунйатона: «Дух же не знал своего создания. И из соединения Духа произошел Мот (μωτ),  его некоторые считают илом, другие - гнилью водянистого смешения; и из неё произошли все семена создания, и рождение всего» [35, с. 35]. Дело в том, что египтяне, на которых ссылается Санхунйатон, словом Мут (мвт) называли жену бога Атона. В то же время оно означало просто «мать» [145, с. 6, 13]. Получается, что Йот-Отец, воплотившись в Свет, соединился с Матерью-материей, «и из неё произошли все семена создания, и рождение всего».

Здесь следует добавить, что у Диодор Сицилийский (I, 10) «говорит о происхождении тварей из нильского ила, который назывался “матерью” (егип. Mwt = μουθ = Μωτ у Санхунйатона) и о духе, как мужском принципе, Зевсе-отце, а также о том, что первые люди молились солнцу и луне, питались растениями и жили в хижинах из тростника» [35, с. 48].

Напомним, что Б. А. Тураев полностью отвергал древность текстов Санхунйатона: «Здесь все странно и невероятно: и Тот, как евгемеристический автор финикийской мифологии, и сам евгемеризм, как исконное направление в мифологии, и сокрытие жрецами неудобной для них истины, и все перипетии ее нового появления на свет» [35, с. 3-4]. Евгемеризм здесь значит отрицание святости языческих богов: в них видели либо бывших смертных людей, либо неживые стихии. Честно говоря, для меня наиболее странно и невероятно, как вообще мог специалист по Древнему Востоку (а Б. Тураев занимался и Египтом тоже) написать приведенную выше фразу. Ведь он же не мог не знать о реформе Эхнатона!

Известно, что идейно-политическая борьба при Эхнатоне была исключительно острой: «Имя отверженного Амона было уничтожено везде, где только его нашли: на стенах храмов, на вершинах колонн, в гробницах, на изваяниях, на погребальных плитах, на предметах дворцового обихода, даже в клинописных посланиях иноземных властителей. Не пощадил Эхнатон и имен отца и прадеда – Аменхотепов III и II. (…) Имеются примеры изглаживания знака бараньей головы в прежних надписях, поскольку баран тоже почитался за животное Амона. Нечего и говорить о том, что изображения недавнего “царя богов” подвергались повсеместному уничтожению. Кое-где в Фивах, а также вне их были уничтожены имена и изображения других старых божеств. Известны случаи истребления в прежней столице множественного числа слова “бог” – “боги”. По египетским представлениям, уничтожение изображения и имени поражало самого изображенного и поименованного. (…) В надписи, начертанной в гробнице Туту в Ахетатоне, этот могущественный временщик и верховный жрец царской особы говорил о гибели ослушников фараона на плахе и сожжении их тел (страшной вещи для египтян, пекшихся о сохранении трупа). (…) Несомненно преувеличивая, второй преемник Эхнатона Тутанхамон так описывает положение храмов старых богов: “Храмы богов и богинь, …их святилища были близки к гибели, превратившись в развалины, поросли растительностью, их обители стали как то, чего не было, их двор стал дорогой для пешехода”» [148, с. 516-518].

Вопрос к египтологам: мог ли Эхнатон проводить свою радикальнейшую религиозную реформу, никак не объясняя своим подданым, почему они более не должны почитать старых богов? Единственный возможный аргумент, поясняющий подобное неслыханное святотатство, мог состоять лишь в том, что старые боги – ненастоящие боги. Такая аргументация и выглядела бы именно как евгемеризм. Значит, были люди, которые искренне поверили этой аргументации и отвергли старых богов.

Известно, что после смерти Эхнатона правили его два зятя и муж его кормилицы. Эти преемники восстановили почитание старых богов, но продолжали поклоняться и Атону. А затем власть захватил военачальник Хоремхеб. «Для последующих поколений Хоремхеб стал первым законным царем после Аменхотепа III… Ни Тутанхамон, ни Эйе, не говоря уже об Эхнатоне и Семнехкара, не считались впоследствии законными фараонами… Аменхотепа IV (Эхнатона) последующие поколения величали “мятежником” и “супостатом из Ахетатона”» [148, с. 524]. Их имена теперь также безжалостно истреблялись. Значит, можно предположить, что безжалостно истреблялись и живые приверженцы веры в Единого Бога.

Эхнатона сближает с ветхозаветными пророками еще и то, что он называл себя «живущий правдою» и, надо думать, пытался реально улучшить жизнь простых людей. Религиозный переворот Эхнатона был в какой-то мере и социальным переворотом: «В предыдущие царствования рассказы о возвышении царем из нищеты и ничтожества были величайшей редкостью. (…) Сопоставляя настойчивые заявления о возвышении и обогащении “сирот”, и исключительном положении царской особы, трудно уклониться от заключения, что, совершая переворот, Аменхотеп IV опирался на какую-то часть простых египтян. Ввести их в среду знати для царя означало пополнить свое окружение лицами, обязанными ему всем, и тем самым усилить свою власть. (…) Создается впечатление, что простолюдины [после солнцепоклоннического переворота] заставили правящие круги считаться с собой, хотя и в определенной мере. Такое впечатление основано не столько на содержании отдельных памятников, сколько на присущем им “человеколюбии” по отношению к рядовым воинам, работникам, простым людям вообще. Подобное отношение к простым людям почти не прослеживается в фараоновских надписях до солнцепоклоннического переворота» [148, с. 551].

Впрочем, некоторые новые идейные тенденции проявлялись уже в царствование отца Эхнатона – Аменхотепа III. «Никто до Аменхотепа IV не именовал себя столь упорно, как он, видимым Солнцем. С этим представлением о себе как о светлом Солнце перекликалось настойчивое подчеркивание своей приверженности к “правде” (Маат)» [148, с. 454]. «Уже при Аменхотепе III древнее наименование видимого солнца – “Атон” – стало употребляться для обозначения солнечного бога… Кроме того, солнечный бог неоднократно обозначался современниками Аменхотепа III как “единый Бог”» [149, с. 350].

При этом фараоне мы встречаемся и с едва ли не единственным в истории древнего Египта персонифицированным мудрецом, подобным «семи мудрецам» в архаической Греции. Он «заслужил своей мудростью такую славу, что его афоризмы циркулировали на греческом языке спустя приблизительно 1200 лет в числе “изречений семи мудрецов”, а во времена Птолемеев ему стали воздавать поклонение как богу, поместив его в число бесчисленных божеств Египта под именем “Аменхотеп, сын Хапу”» [149, с. 332]. «Фараон по самовластной прихоти оказал своему подданому честь невиданную и неслыханную. Сановному строителю Аменхотепу, сыну Хапи, он воздвиг на западе Фив поминальный храм, словно царю. На своих изваяниях, поставленных в государственном храме в Карнаке, этот государственный деятель призывал сограждан прибегать к его представительству перед богами. Века спустя он был причислен к пантеону египетских богов, и греки ввели его, “Аменофиса, сына Паапия”, в сонм своих мудрецов» [148, с. 456].

Города Финикии тогда находились под властью Египта, историки подчеркивают: «Большинство царьков Палестины и Финикии остаются верны Эхнатону и его преемникам, несмотря на их бездействие» [148, с. 249]. «Государственный бог Атон должен был иметь свой город в каждой из трех частей империи – Египте, Азии и Нубии. (…) Город Атона в Нубии был расположен против современного Дулго у подножия третьих порогов, следовательно, в центре египетской провинции. Он получил название “Гем-Атон” по имени храма Атона в Фивах. В Сирии город Атона неизвестен, но, несомненно, Эхнатон сделал там для Атона не меньше, чем его предки для Амона» [149, с. 354]. В Ханаане тоже были люди, верующие в Атона.

Впрочем, не исключено, что город Атона в Сирии как раз хорошо известен: «Одним из важнейших сакральных центров эллинистическо-римской Сирии был Гелиополь с культами Зевса, Геи, Афродиты-Атаргатис и Гермеса …Вероятно, к местной традиции относится миф о том, что в глубокой древности изображение Зевса Гелиополитанского было доставлено из Египта и в конце концов водворено в Гелиополе. Очевидно, имели место попытки придать культу Зевса Гелиополитанского монотеистические черты» [140, с. 459]. «Гелиополь» в переводе значит Город Солнца. Вообще-то античный Гелиополь – это нынешний Баальбек; и он расположен не в Сирии, а в современном Ливане – т. е. тоже в Финикии.

Как видим, в Ханаане память о реформе Эхнатона вполне могла сохраниться до эпохи Санхунйатона. Да и вообще трудно представить себе, что культ Единого небесного Бога Атона, в течение нескольких десятилетий господствовавший в стране, не имел искренних сторонников и в одночасье исчез. Куда логичнее предположить, что его сторонники бежали от преследований в культурно близкие им города Ханаана, к тому времени как раз вернувшие себе независимость. С этой версией логично сочетаются три исторических свидетельства.

Во-первых, это существование такого персонажа Библии, как Мельхиседек: «В преданиях иудаизма и раннего христианства современник Авраама, царь Салима (Шалема, будущего Иерусалима), священнослужитель предмонотеистического культа Эльона (в русском переводе – «Бога Всевышнего»), отождествленного библейской традицией с Яхве. Библейские упоминания о Мельхиседеке скудны и загадочны. Одно из них сообщает, что когда Авраам возвращался с победоносной войны против союза четырех царей во главе с Кедорлаомером, Мельхиседек вышел навстречу Аврааму, вынес хлеб и вино, благословил его “от Бога Эльона, Владыки небес и земли”, а затем благословил и самого Эльона, благодаря его за победу Авраама. Авраам дал Мельхиседеку десятую часть того, что имел (Бытие 14, 18-20). Второе упоминание – обращение к царю с чертами мессии: “Клялся Яхве, и не раскается: ты священник вовек по чину Мельхиседека” (Пс. 109/110, 4). Очевидно, что оно обосновывает право царя в Иерусалиме, городе Мельхиседека, на какое-то особое священство, отличное от священства касты потомков Аарона (левитов. – И. Р.)… В новозаветном тексте священство Ааронидов принадлежит прошлому и уступает место вечному священству Христа “по чину Мельхиседека” (Евр. 7, 5-24)» [112].

Вспомним, что евреев благословляет от имени истинного Бога и еще один загадочный нееврейский пророк – Валаам. «Валаам, сын Веоров, в Пефоре, который на реке (Евфрате), в земле сынов народа его» (Числа, 22:5) – точно не еврей. Но Валаам приносит жертвы именно Господу и именно в качестве пророка и жреца истинного Господа призван царем Моава Валаком, «и вложил Господь слово в уста Валаамовы» (Числа, 23:4-5), В связи с этим очень логичным выглядит предположение о том, что ханаанейское (финикийское) «священство по чину Мельхиседека» первоначально было перенесенным в Ханаан египетским монотеистическим культом Атона.

В этом смысле интересный момент – уже приводившееся место из Библии о Соломоне. «Мудростью Соломон превосходил всех „сынов востока” (бене-кедем), Vulgata: orientalium; Септуагинта, славянский перевод: „древних человеков”, так и И. Флавий; но сопоставление „древних” и египтян было бы неуместно» [120, т. 2, с. 382-383]. Т. е. относительно текста «И была мудрость Соломона выше мудрости всех сынов востока и всей мудрости Египтян» комментаторы добросовестно отметили сомнительность перевода на тему «сынов востока», однако признались, что не понимают, почему тут мудрость «древних людей» сопоставляется с мудростью именно египтян. Но если исходить из финикийской традиции, то выглядит естественным именно сопоставление древней мудрости Таавта с мудростью Египта.  

Второе историческое свидетельство сохранил для нас Ямвлих в «Жизни Пифагора» (14): «В Сидоне он сошелся с потомками естествоиспытателя и прорицателя Моха и другими финикийскими верховными жрецами и принял посвящение во все мистерии, совершаемые главным образом в Библе и Тире и во многих местах Сирии, претерпевая все это не ради суеверия, как может показаться кому-то с первого взгляда, но гораздо более из любви и стремления к знаниям и из опасения, как бы что-нибудь достойное изучения в божественных тайнах или обрядах не укрылось от него. Узнав, что тут живут в некотором роде переселенцы и потомки египетских жрецов, и надеясь поэтому участвовать в прекрасных, более близких богам и не подвергшихся изменениям мистериях Египта, Пифагор без промедления переправился туда» [11, с. 18].

Текст любопытен тем, что восторженному поклоннику Пифагора Ямвлиху чем-то явно не нравилось общение того «с потомками естествоиспытателя и прорицателя Моха и другими финикийскими верховными жрецами». Он даже оправдывает своего кумира, заявляя, что Пифагор делал это «не ради суеверия, как может показаться кому-то с первого взгляда». При этом убежденный язычник Ямвлих подчеркивает, что мистерии собственно Египта по сравнению с финикийскими «прекрасны, более близки богам и не подверглись изменениям». Не проповедовали ли финикийские «в некотором роде переселенцы и потомки египетских жрецов» веру в Единого Бога?

Если имя Санхунйатона действительно связано с египетским Атоном, то тогда оно звучит как целая политическая программа: замена языческой религии поклонением единому Богу-Творцу. Тогда свидетельство о том, что царь и городской совет Берита одобрили его учение, содержит воспоминание о первоначальном успехе его религиозной реформы.

Кстати, более понятным тогда становится и упоминание о священных книгах финикиян, приписанных богу Таавту (Тоту) и записанных загадочными «письменами аммунеев». Именно эти книги, собственно, и изучил Санхунйатон. Таавт – это и есть Гермес Трисмегист, а письмена аммунеев – египетская письменность. Тогда «аммунеи» - это верующие в Амона египтяне, т. е. весь египетский народ, оставшийся языческим. Сторонники Единого Бога должны были относиться к ним примерно как христиане к евреям…

Такой трактовке удивительно соответствует пророчество Исаии о Египте: «Земля Иудина сделается ужасом для Египта …В тот день пять городов в земле Египетской будут говорить языком Ханаанским и клясться Господом Саваофом; один назовется городом солнца [Выделено мной. – И. Р.]. В тот день жертвенники Господу будут посреди земли Египетской, и памятник Господу – у пределов ее. И будет он знамением и свидетельством о Господе Саваофе в земле Египетской; потому что они [египтяне] воззовут к Господу по причине притеснителей, и Он пошлет им спасителя и заступника и избавит их. И Господь явит Себя в Египте; и Египтяне в тот день познают Господа, и принесут жертвы и дары, и дадут обеты господу, и исполнят» (Ис. 19:17-21). Как видим, когда собственно египтяне «познают Господа», один город в Египте «назовется Городом Солнца».

В-третьих, сохранились два важнейших исторических свидетельства в «Истории» Геродота: «Ничто шерстяное не приносится в храм и не погребается вместе с египтянами, поскольку это считается противозаконным. В этом они согласны с ритуалом, называемым орфическим и вакхическим, но который на самом деле является египетским и пифагорейским; поскольку признающие этот ритуал также не погребаются в шерстяной одежде» (II, 81). «Египтяне первыми стали учить, что человеческая душа бессмертна и что по смерти тела она переходит в другое существо, рождающееся в этот момент; и по прохождении через все создания Земли, моря и воздух она опять входит в человеческое тело при его рождении. Она завершает этот цикл в три тысячи лет. Некоторые из эллинов прежде и теперь использовали это учение как свое собственное. Я знаю их имена, но не называю их… Я записываю лишь то, что мне рассказано, как я это услышал» (II, 123) [44, с. 104, 118-119].

Б. Ван-дер-Варден приводит эти цитаты и далее пишет: «Египтологи единодушны в том, что Геродот в данном случае ошибается. Учение о переселении душ, как оно описано здесь, чуждо египетской религии. Это несомненно справедливо для ранней египетской религии, известной нам по надписям на саркофагах и книгам мертвых; но могла ли египетская религия во времена Геродота (ок. 450 г. до н. э.) совпадать во всех отношениях с религией Среднего и Нового царств? В Египте могли существовать различные религиозные течения… Я склонен воспринимать Геродота серьезно, полагая, что в Египте в VI и V вв. до н. э. существовало религиозное движение, подобное пифагорейскому, сторонники которого верили в переселение и бессмертие души, и Пифагор был каким-то образом связан с ними» [151, с. 50, 52]. Но Геродот был и в Финикии. Он ведь в приведенном отрывке не утверждает, что все египтяне верят в переселение душ. Его формулировка: «Египтяне первыми стали учить, что человеческая душа бессмертна и что по смерти тела она переходит в другое существо». Это учение восприняли и рационально переработали «в некотором роде переселенцы и потомки египетских жрецов» в городах Финикии, а затем и Пифагор.

Наконец, помимо финикийской и греческой философии, сохранились традиции герметической философии, т. е. оккультизма. В знаменитом трактате Гермеса Трисмегиста «Изумрудная скрижаль» помимо прочего утверждается: «Все предметы произошли из одного, по мысли одного… Солнце – отец всякого совершенства во Вселенной. Его могущество безгранично на Земле». Т. е. в трактате содержится некий солнечный монотеизм. «Предание западных оккультистов, - декларирует С. Тухолка в “Оккультизме и магии”, - ведет свое начало от египетских жрецов. Основным догматом религии жрецов, сообщаемым, однако, лишь посвященным, был догмат о единстве божества. Орфей, наиболее древний из известных нам посвященных, говорит в своих песнях и мистериях: “Размысли о божественном Слове. Созерцай его беспрерывно, направь твое сердце и твою душу по правому пути и взирай на Господа единого, который бессмертен, единого, который сам себя зародил. Все происходит от него одного, и он есть во всем”» [Цит. по: 155, с. 98-99].

Характерна в этом отношении легенда о происхождении гадательных карт Таро (Tarot). Совершенно очевидно, что 22 карты Старшего Аркана Таро соответствуют 22 буквам еврейского (и финикийского) алфавита. Но «по легенде, в подземелье одного из древнеегипетских храмов хранились 22 золотые таблицы, на которых в виде рисунков в символической форме были запечатлены все знания, накопленные египетскими жрецами. Язык меняется и умирает, а рисунок вечен, поэтому жрецы решили запечатлеть свои знания в рисунках» [164].

Вполне логичным выглядит предположение, что древнеегипетские монотеисты в самом Египте после краха реформы Эхнатона «ушли в подполье» и тем самым создали традицию тайных (оккультных) знаний, развитую позднее, скорее всего, теми же финикийцами и благополучно дожившую до наших дней.