3. Легенда о Кецалькоатле как исторический источник.

Серьезным специалистам особенно присуща доброжелательная вежливость к оппонентам. В. И. Гуляев пишет: «Не будем же уподобляться твердолобым хранителям академических догм и обратимся к аргументации дилетантов. (…) С. Гордон для подтверждения своих гипотез также прибегает к древним преданиям. Логика его рассуждений проста. У ацтеков якобы есть легенда о том, что все навыки цивилизованого образа жизни были принесены в Новый Свет одним бородатым и белокожим человеком по имени Кецалькоатль. В переводе с языка науа это имя означает “Пернатый Змей”. Он приплыл к ацтекам на лодке с востока и туда же на восток потом скрылся, обещав когда-нибудь вернуться. Аналогичное предание есть и у майя [и у ацтеков есть, а не “якобы есть”. - И. Р.]. Там, правда, бородатого человека зовут Кукулькан, что в переводе с майяского тоже означает “Пернатый Змей”. (…) Далее С. Гордон высказывает совершенно фантастическую мысль. Оказывается, в знаменитом афинском Акрополе есть скульптура пернатых змей с головами бородатых людей. Это, по мнению С. Гордона, является решающим доказательством осуществления плаваний греков за океан» [7, с. 65-66].

Торжественная процессия императора ацтеков Монтесумы.

По нашему мнению, называть дилетантом профессора С. Гордона, - признак как минимум недостатка у В. И. Гуляева либо научной корректности, либо научной эрудиции. Между прочим, в послесловии к российскому изданию одной из книг С. Г. Гордона сказано: «Имя профессора университета Брандайз (Уолтхэм, штат Массачусетс) Сайруса Герцля Гордона (1908-2001) хорошо известно как в узком кругу специалистов-ассириологов, так и в широких кругах читателей научно-популярной литературы в Европе и США. Один из крупнейших специалистов по угаритскому языку и литературе, аналитик, воссоздавший систему минойской письменности и языка, глубокий знаток библеистики и гебраистики, проницательный исследователь греко-семитских культурных связей, Гордон вместе с тем входит в число самых плодовитых авторов научно-популярных изданий» [64, с. 257]. И уж никак не уступает по научному авторитету самому В. И. Гуляеву.

Но не это главное. В. И. Гуляев здесь дает резкую содержательную оценку («совершенно фантастическая мысль») гипотезе о связи между изображениями пернатых змеев в древней Греции и в Мексике. А в конце этой же книги он пишет: «Для последних работ неодиффузионистов характерным является сходство их теорий с “дикими” концепциями, которые господствовали в науке на протяжении XIV-XIX веков. При этом предпочтение отдается религиозной символике, культовой архитектуре, иконографии, различным мистическим обрядам и ритуалам, то есть таким сторонам духовной и материальной культуры, которые истолковать довольно трудно» [7, с. 176]. И тем не менее, как мы видим, сам В. И. Гуляев берется именно истолковывать религиозную символику и иконографию. При этом он совершенно бездоказательно (т. е. не приводя вообще никаких доказательств) обзывает научную гипотезу серьезного специалиста «фантастикой», не будучи сам специалистом ни по грекам, ни по финикийцам. Пожалуй, именно методология подобных В. И. Гуляеву изоляционистов гораздо ближе к «науке XIV века»…

Но поставим вопрос конструктивно: а почему, собственно, некорректно искать доказательства контактов между разными народами в сфере их духовной культуры? Если, скажем, известно, что два народа одинаково веруют в Христа, является ли это доказательством имевших место контактов между ними? Или мы должны, подобно советским изоляционистам, предположить, что эти верования у них сформировались независимо друг от друга, в связи с «едиными законами развития всего человечества»? - Как раз связь феноменов духовной культуры с этими самыми едиными законами является наиболее далекой и опосредованной. Ведь можно с тем же успехом верить, к примеру, и в Будду.

Единственное необходимое уточнение: сходство между явлениями духовной жизни может быть «двоюродным», т. е. объясняться не контактами двух народов между собой, а их контактами с неким третьим народом, который и послужил источником духовных инноваций. Именно так обстоит дело, по нашему мнению, в отношении греков и индейцев Мексики. Так что гипотеза С. Гордона вовсе не так уж фантастична.

Во-первых, древние греки действительно верили в Пернатого Змея, причем в нескольких разновидностях. С одной стороны, это Тифон - могучее чудовище, едва не свергнувшее с Олимпа Зевса с родственниками. «Тифон - в греческой мифологии чудовищный сын земли Геи и Тартара (т. е. преисподней, ада, «нижнего мира». - И. Р.). (…) Тифон - дикое хтоническое тератоморфное божество: у него сотня драконьих голов, часть туловища до бедер - человеческая. Ниже бедер вместо ног у Тифона - извивающиеся кольца змей. Тело покрыто перьями (Курсив мой. - И. Р.). Он бородат и волосат (и крылат. - И. Р.). Каждая из глоток Тифона издает дикие голоса быков, львов, псов. Тифон мог бы стать владыкой мира, если бы Зевс не вступил с ним в борьбу: он испепелил Тифона молниями и забросил его в тартар. По другой версии мифа, победа далась Зевсу с огромным трудом: Тифон охватил Зевса кольцами змей, перерезал ему сухожилия, запер его в Корикийской пещере в Киликии, где Зевса стерегла драконица Дельфина. Но Гермес и Эгипан выкрали спрятанные в пещере сухожилия Зевса, вставили их ему, и он, обретя снова силу, стал преследовать Тифона. (…) Зевс навалил на Тифона огромную гору Этна в Сицилии, откуда Тифон изрыгает пламя. Тифон и Ехидна породили многих чудовищ» (пса Кербера и др.) [16].

С другой стороны, существовали и варианты греческих мифов с позитивным образом Пернатого Змея (Офиона, Фанеса) как одного из высших богов-творцов. Но самое главное: подобный образ Пернатого Змея имеет финикийское происхождение.

Вот что пишет об этом писатель IV в. н. э. Евсевий Кесарийский: «Природу дракона и змеи обоготворил сам Таавт [бог мудрости у финикийцев, близкий египетскому Тоту. - И. Р.], а после него уже финикияне и египтяне. По его учению, это животное более всех прочих пресмыкающихся обладает духом [Сравним: «Змей был хитрее всех зверей полевых» (Быт. 3. 1) - И. Р.]; оно отличается своею огненною природою, а также, благодаря своему духу, непревосходимой быстротою (…) Оно вечно и снова разрешается в себе. (…) Финикияне называют его [Змея] Добрым Божеством. Подобным образом и египтяне дали ему имя Книф. Они придали ему голову ястреба, вследствие энергии этой птицы. И Эпей, названный ими величайшим толкователем таинств и иерограмматом (его перевел на греческий язык Арей Гераклеополит), иносказательно говорит дословно так об этом: “первое, самое божественное - Змей, имеющий вид ястреба (выделено мной. - И. Р.), весьма красивый. Всякий раз, как он открывает глаза, он наполняет все в своей первозданной стране светом, и наступал мрак, как только он их закрывал” (…) Впрочем и египтяне изображают мир на основании того же представления. Они чертят замкнутый воздухообразный и огневидный круг с растянутым посередине Змеем в образе ястреба - Добрым Божеством, имеющим силу соединять (…) Эпей намекнул также, что это существо огненное, в силу того, что о нем говорят, что оно «озарило». А «озарять» - свойство света. У финикиян и Ферекид [учитель Пифагора. - И. Р.] позаимствовал эту тему и изложил свое учение о боге, называемом им Офионом и об офионидах» [17, с. 44-45].

«Ферекид (…) рассказывает миф о том, что два войска противостоят друг другу, одним из которых командует Кронос, другим - Офионей, и повествует о вызовах и поединках между ними, и как они заключают договор: которые из них упадут в Оген (Океан? - И. Р.) - тем быть побежденными, а которые выпихнут и победят - тем владеть небом. Этот же смысл, по его словам, имеют и священные сказания о Титанах и Гигантах, объявляющих войну богам, и священные сказания египтян о Тифоне, Горе и Осирисе» [18, с. 88 (DK 7 В. 4)].

Итак, согласно Ферекиду огненный Пернатый Змей Офион - сила, равная (!) Крону (Сатурну), предводителю титанов, который владел миром до Зевса. По словам Аполлония Родосского (DK 1 В. 16), «Орфей пел о том, что земля, небо и море, прежде сплоченные между собой в едином образе, разделились под действием лютой вражды  на отдельные существа (…) Он пел о том, что снежным Олимпом сначала владели Офион и Океанида Эвринома, и как он, побежденный силою рук, уступил [царскую] честь Крону, а она - Рее, и оба упали в воды Океана» [18, с. 43]. По книге Нонна (Dionis. 41, 351-362), в Финикии помещается «старец Офион, начертавший красными письменами судьбы мира» [17, с. 75]. А. Ф. Лосев называл Офиона и Эвриному «по всей очевидности змеевидными существами» Позднее Эвринома спасает Гефеста, сброшенного Зевсом с Олимпа [19, с. 464]. Но что еще интереснее: дочерьми ее и Зевса считались хариты (грации) - «благодетельные богини, воплощающие доброе, радостное и вечно юное начало жизни» [20, т. 2, с. 583].

В эзотерическом учении греческих орфиков Офиону тождественен Фанес. Орфическая теогония в изложении Дамаския (“О началах”, 123: DK 1. В 54) такова: «Сначала были вода и ил, который затвердел в землю (…) Предшествующее двум единое начало [теогония] опускает как неизреченное, ибо уже само умолчание о нем указывает на его неизреченную природу. Третье начало, идущее после двух, родилось из них и являет собой Змея с приросшими головами быка и льва, а посреди - лик Бога. На плечах у него крылья, имя ему - Нестареющий Хронос [Время], он же Геракл (Очевидно, что «Геракл» здесь - не греческий герой, а финикийский Мелькарт - покровитель города Тира. - И. Р.). С ним соединена Ананке [Необходимость] - бестелесная, распростертая по всему космосу и касающаяся его границ. Под этим, я думаю, подразумевается третье субстанциональное начало, только он [орфический поэт] признал его мужеженским, чтобы указать на производящую природу всех вещей» [18, с. 61]. «Под Кроносом разумей время (хронос), под Реей - текучесть (реон) жидкой субстанции, так как движущаяся материя с течением времени породила, словно яйцо, объемлющее все вещи шарообразное небо (…) Внутри шара промышлением содержащейся в нем Божественной пневмы формируется некое мужеженское живое существо, которое Орфей называет Фанесом, так как когда он явился (фанентос), то от него осветилась вся вселенная светом самого яркого элемента - огня, созревающего в жидкости» [18, с. 63 (DK 1. В 56)]

Особенно интересно близкое сходство этой орфической теогонии древних греков с теогонией майя. В эпосе народа киче (горных майя) «Пополь-Вух» начало Вселенной изложено так: «Светоч, Пополь-Вух, как он именуется, ясный свет, пришедший с другой стороны моря (Здесь и далее выделено мной. - И. Р.) (…) Это - рассказ о том, как все было в состоянии неизвестности (…) существовало только небо. Не было ничего, что существовало бы, что могло бы иметь существование, была только лишь холодная вода, спокойное море, одинокое и тихое. Не существовало ничего. В темноте, в ночи была только лишь неподвижность, только молчание. Одни лишь Создательница и Творец, Тепеу и Кукумац, Великая мать и Великий отец находились в бесконечных водах (…) там они назывались Кукумац (= Кецалькоатль. - И. Р. - Т. е. и у киче Кецалькоатль имел «мужеженскую природу» как Фанес). По природе своей они были большими мудрецами и большими мыслителями. Вот в таком виде существовало небо, и там находилось Солнце небес [Хуракан. - И. Р. - Это не солнце в небе, а скорее некий предначальный свет за пределами мира] - таково имя Бога и так Он назывался. Тогда пришло Его Слово. К Тепеу и Кукумацу, собравшимся вместе во мраке, пришло оно, и Тепеу и Кукумац говорили с ним (…) Тогда распределили они сотворение мира (…) Пусть это свершится! Да будет заполнена пустота!» [21, с. 9-11].

Вообще образ птицы у самых разных народов символизирует “верхний” мир, а змеи - “нижний” [20, с. 469]. Но их соединение в виде целостного образа Пернатого Змея известно лишь, с одной стороны, у индейцев Мексики, а с другой - у финикийцев с египтянами и у греков. (Справедливости ради отметим, что некие изображения Пернатой змеи встречаются еще и у даяков на острове Калимантан, но там она символизирует не единое божество, а именно соединение женского божества-змеи нижнего мира Джаты с небесным богом Махаталой [20, т. 1, с. 373-374]).

К тому же следует отметить, что, по крайней мере, у финикийцев и ацтеков известен и «стандартный» образ «Мирового Древа» с птицей наверху и змеей внизу. Речь идет, в частности, о легендах об основании Тира и Мехико (Теночтитлана). К сожалению, автору удалось найти лишь пересказы легенды об основании Мехико из третьих-четвертых рук. Но все равно сходство обеих легенд настолько глубоко, что они заслуживают изложения в этой работе.

У Нонна (Dionisiaca XL, 428-534) легенда об основании Тира рассказана так: «Здесь некогда жили люди, которых Век (Эон), рожденный из одного с ними начала, одних видел сверстниками вечного мира. Это были - непорочное порождение небрачной почвы, самобытный образ которых тогда родился от невозделанного, незасеянного ила. (…) Однажды они спали у источников во время полуденного жара. Геракл явился им в призрачном человеческом образе и повелел этим “чадам земли” строить корабль и плыть на нем, пока не прибудут в “присужденное роком место”, где плавают в море две блуждающие неустойчивые скалы, которые природа наименовала Амвросиевыми (по-гречески “амврозия” - “пища богов”. - И. Р.). В них, в центре блуждающей по водам скалы, цветет имеющая свой корень ветвь маслины, современная им и соединенная с ними. На самой вершине ее увидите сидящего орла и искусно сделанную чашу (не к этой ли чаше восходят еще и корни легенды о Святом Граале? - И. Р.). От горящего дерева самозажженный огонь испускает дивные искры, их блеск обходит несгораемую маслину, а извилистый змей обвивает высокое растение, увеличивая удивление для глаз и ушей, так как и [змей не набрасывается на орла], и орел, схватив пресмыкающееся, не растерзывает его, и огонь, носясь по ветвям, не пожирает невредимого растения, но испускает дым среди него, как приятный блеск. Он не уничтожает клубков дракона и не касается перьев птицы. И чаша, вися неподвижно, не падает сверху, соскользнув с вершин, колеблемых ветром. Поймав премудрую птицу, высокопарящего орла, принесите ее в жертву Темногривому (Посейдону), а кровь его - в возлияние блуждающим в море столпам, Дию (Зевсу) и блаженным (богам). И неустойчивая скала перестанет блуждать по водам, но сама собой привязаная к неподвижным основаниям, примкнет к несвязанной к ней скале. Вы построите город…» [17, с. 53-54].

«Как же был основан Теночтитлан? Однажды, как гласит легенда (это было в XII веке) мексики увидели сидящую на дереве птицу, которая напевала “Тиуи, тиуи”. Толкование пению птицы дал мудрец Уитцитон. Он сообщил вождю Текпатцину, что боги повелевают людям их племени покинуть свои земли. После двухлетних странствий небольшое воинственное племя ацтеков-охотников достигло долины Ануак - “страны у воды”. Так ацтеки оказались в долине у озера Тескоко, где сейчас находится столица страны. Посреди озера они увидели остров и различили на нем орла, сидящего на кактусе напаль (опунции) и пожирающего змею. Великое предзнаменование! Один из верховных богов еще до похода приказал построить город на месте, где ацтеки увидят сидящего на кактусе орла, пожирающего змею» [57, с. 37]. «[После долгих странствий ацтеки] остановились, наконец, у юго-западных берегов главного озера, в 1325 году. Там они увидели на вершине колючего дерева, выходившего из омываемой волнами трещины скалы, орла необыкновенной величины, с распростертыми крыльями обращенного к восходящему солнцу и державшего в когтях змею. Приняв это за вещий знак, указывавший на место их будущей столицы, они положили ей основание…» [58, с. 6].

При том, что основание обоих городов разделено временем не менее чем в три тысячи лет, обе легенды имеют очевидное типологическое сходство. Некий бог повелевает прародителям народа покинуть свои земли и искать новую родину, пока не увидят дерево на скале и на нем орла со змеей. Там они должны основать великий город. Причем это не просто скала, а остров. Плодоносное дерево («колючее дерево» опунция тоже съедобна) растет между двумя частями скалы или в трещине скалы. При этом дерево, орел и змея озарены священным Светом (или восходящим солнцем). Это интригующее сходство не имеет очевидных пояснений. Возможно, ацтеки просто «переписали на себя» легенду об основании какого-либо из древнейших городов тольтеков, а на тех, в свою очередь, повлияли финикийцы. Можно предполагать, что в оригинале ацтекская легенда еще ближе по тексту к финикийской. Хотелось бы ознакомиться с этим ацтекским первоисточником.

Очевидно, что легенда об основании Тира древнее легенды об основании Теночтитлана. Так же очевидно, что у финикийцев образ Пернатого Змея возник раньше, чем у индейцев Мексики. И это очень важно. Так, В. И. Гуляев в своей пресловутой книге заявляет: «Другая характерная черта всех  работ современных диффузионистов состоит в почти полном игнорировании хронологических рамок рассматриваемых явлений. А между тем это, пожалуй, самый принципиальный вопрос (…) Очевидно, что если данная черта появляется впервые в Новом Свете, а затем - в Старом, то она не может возникнуть в Новом Свете как результат влияний Старого Света» [7, с. 176]. - Очевидно, что и это голословное обвинение В. И. Гуляева против «всех современных диффузионистов» столь же беспочвенно, как и все остальные.

Культ Кецалькоатля появился у народов Мексики в «среднеархаическое» время - т. е. именно в IX-V века до н. э. - в эпоху максимального расцвета древней Финикии и плаваний финикийцев вокруг Африки. К этой эпохе относятся найденные археологами «изображения змееподобного пернатого существа» [22, с. 127]. Так что с хронологией - полный порядок.

У ацтеков и их соседей существовали разные варианты мифа о нескольких эрах («Солнцах»), каждая из которых заканчивалась вселенской катастрофой и гибелью человечества. Согласно одному из них, «Третья эра - «Солнце ветров» - связана с появлением на земле человеческих племен - ольмеков и шикаланков. Они истребили уцелевших великанов, основали Чолулу и распространились вплоть до Табаско. В эту эру появилось волшебное существо, называемое одними Кецалькоатлем, а другими - Уэмаком, которое якобы явилось основателем культуры и общественной морали. Народы остались глухи к его поучениям, и Уэмак удалился на восток» [23, с. 53]. Еще раз повторимся: «Первые изображения Кецалькоатля, обнаруженные в скульптуре ольмеков, относятся к 8-5 вв. до н. э.» [20, т. 1, с. 646].

В ацтеков сохранился древний миф о том, что когда Кецалькоатль понял, что в этой жизни имеет место грех и стареют лица, он уехал «на Восток, в Землю черного и красного цвета - в область знаний» [24, с. 111]. Тут следует обратить внимание, что древние египтяне называли свою страну «Та Кемет» - «Черная земля» в отличие от окружающих пустынных местностей, которые именовались «Красной страной» [25, с. 12]. При этом название Ханаан (Финикия) часто переводится как «Страна пурпурной краски», а само название «финикийцы» происходит от греческого «красные». «Итак, “финикиец” - название чужеземное. Оно встречается уже в крито-микенском греческом языке и родственно среднеегипетскому “фенху” (fnh-w), а в греческом мире, во всяком случае со времен Гомера, оно получило прочные права гражданства. По своему значению оно связано с греческим словом “phoinix” - “темно-красный”. Поэтому обычно вспоминается пользовавшийся большим спросом в древности финикийский пурпур. Но столь же вероятно, что своим происхождением название “финикиец” обязано темно-красному цвету “terra rossa” (“красной земли”)» [38, с. 83].

К тому же Финикия была тесно связана с Египтом культурно и часто зависела от него политически. Сведения о «противолежащем нашему» материке по ту сторону Атлантического океана Платон получил от египетских жрецов. В описанное Геродотом плавание вокруг Африки финикийцы отправились именно по приказу египетского фараона. А в якобы поддельной надписи из Параибы речь идет именно о корабле, отнесенном бурею от берегов Африки…

Легенды о Кецалькоатле обязательно содержат его характеристику как культурного героя, принесшего индейцам разнообразные знания. «Толлан («место тростников») - в мифологии индейцев Центральной Америки главный город тольтеков - столица, которой правил добрый бог Кецалькоатль. (…) Миф о Толлане как о своеобразном рае сложился очень давно, очевидно, еще во времена ольмеков [опять все в порядке с хронологией. - И. Р.]. (…) Толлан представляли местом изобилия и красоты, где растут самые огромные початки маиса, цветной хлопок и другие диковинные растения, стоят дворцы из бирюзы, нефрита и перьев Кецаля» [20, т. 2, с. 518].

Обратим внимание на легенду о диковинных растениях и особенно о «цветном хлопке». Отметим, что финикийцы были лучшими в античном мире специалистами по окраске тканей. Но это еще не самое интересное: «Свидетельством финикийских посещений могут быть не только скульптуры и выбитые на скалах надписи. Вполне вероятно, что имеется доказательство, так сказать, растительного характера: в древности кто-то - вероятнее всего финикийцы - скрестил сорт хлопка, распространенный в Египте, с американской его разновидностью. Одежда древних майя была изготовлена именно из такого гибрида, полученного в результате скрещивания, потому что представляется маловероятным, что семена длинноволокнистого хлопчатника могли попасть в Америку сами по себе» [13, с. 184].

Здесь следует обратить внимание на еще одно методологическое противоречие изоляционистов. Например, выдающийся специалист по доколумбовым цивилизациям Ю. В. Кнорозов признает сам факт доколумбовых контактов с Америкой. Так, он пишет: «После частых, внезапно налетавших ураганов прибрежные жители Юкатана наслаждались сбором “даров моря”, в числе которых бывали даже заокеанские утопленники и изделия, начиная с античных и кончая испанскими» [28, с. 251]. Но, с другой стороны, он заявляет, что эти контакты в принципе не могли иметь исторического значения: «Эпизодические связи различных племен и народов с американскими индейцами практически не имели последствий. Даже колония викингов в Гренландии не оказала сколько-нибудь заметного влияния на эскимосов, а колонии в Северной Америке исчезли бесследно. Отдельные лица, попавшие в неведомое племя, в лучшем случае адаптируют его культуру. (…)  Таким образом, индейские племена Америки развивались независимо от Старого Света» [29, с. 20-21].

В целом Ю. В. Кнорозов прав. Но не во всем. Такая его позиция вообще влечет за собой полное отрицание роли личности в истории. А ведь выдающиеся личности были в истории человечества всегда. И «оказывали заметное влияние» на ход истории. Причем это были не только великие тираны, но и великие изобретатели, великие пророки, великие философы. И среди них видное место занимали пришельцы-просветители, приносившие мудрость из своей страны другим народам. Такими были Пифагор, апостол Павел, основатель чань-буддизма Бодхидхарма, Святой Патрик, Кирилл и Мефодий, Стефан Пермский… При этом сам «перевод» религиозного учения на язык иной культуры неминуемо приводил к определенной трансформации его изначального смысла. По нашему мнению, именно таким был и тот человек, который принес индейцам Мексики «учение Пернатого Змея» и вошел в историю под именем Кецалькоатль.

«Кецалькоатль - Змея с перьями кецаля (птицы с синими и зелеными перьями). Речь идет о культурном комплексе, который представлен: а) небесным богом; б) историческим персонажем (и, по-видимому, не одним - так несколько человек принимали имя, например, Тупак Амару. - И. Р.); в) жреческим саном Теночтитлана. В философских текстах это имя часто употребляется как символ знания нагуа (индейцев Мексики. - И. Р.)… Был божеством, покровительствующим высшей школе жрецов Калмеках, где преподавались самые возвышенные элементы культуры нагуа» [24, с. 338].

Однако вся эта возвышенность прекрасно уживалась с кошмарной практикой массовых человеческих жертвоприношений. Но и в этом финикийцы, увы, могли выступать учителями индейцев Мексики: «В иудаистической традиции человеческие жертвоприношения были запрещены. Но в финикийских обществах и в Карфагене этот обычай сохранялся, по-видимому, до конца 1-го тыс. до н. э. Принесение в жертву детей воспринималось как наиболее угодная богам жертва» [46].

Эрнан Кортес. Рисунок Вейдица.
Считается наиболее достоверным портретом конкистадора.

И, наконец, самое очевидное: мифологический образ Кецалькоатля сам по себе - бесспорное доказательство реальности доколумбовых плаваний в Америку. Кортес с горсткой конкистадоров сумел завоевать Мексику именно потому, что там его приняли за вернувшегося из-за моря Кецалькоатля. Ведь победы Кортеса над ацтеками и Писарро над инками сродни историческому чуду! Они были бы невозможны без веры индейцев в «возвращение белых богов». «Кецалькоатль изображался в виде бородатого человек в маске, с огромными губами, или в виде змеи, покрытой перьями (…) По одному из мифов ацтеков, Кецалькоатль после поражения в Толлане [от Тескатлипоки] удалился на плоте из змей в восточную заморскую страну Тлилан-Тлапаллан, обещав через некоторое время вернуться из-за океана. Поэтому, когда бородатые испанские завоеватели высадились на восточном побережье Мексики в год, посвященный Кецалькоатлю, то первоначально ацтеки приняли предводителя испанцев Кортеса за возвратившегося Кецалькоатля» [31].

И, кстати, один этот факт показывает, что историческое значение доколумбовых контактов с Америкой вовсе не было «ничтожным»: они серьезно повлияли на развитие индейских цивилизаций и, главное, на их судьбу.