Правопреемником ОГПУ в области обеспечения государственной безопасности стал Народный комиссариат внутренних дел СССР, хотя в целом сфера его компетенции была намного шире. Наряду с пограничными войсками, Главным управлением рабоче-крестьянской милиции, Главным управлением пожарной охраны, он ведал также записью актов гражданского состояния, тюрьмами и лагерями (ГУЛАГ), государственными архивами, причем функции и структура наркомата неоднократно изменялись на протяжении до февраля 1941 г..
Подробно изменения структуры НКВД мы рассматривать не будем, остановившись подробнее лишь на оперативно-чекистских его функциях, или "советской разведке", как они стали именоваться в тот период.
НКВД СССР был образован 10 июля 1934 года, а его первым руководителем стал председатель ОГПУ СССР Г.Г.Ягода.
Осуществление контрразведывательных и разведывательных функций в его структуре нового народного комиссариата было возложено на Главное управление государственной безопасности - ГУГБ НКВД СССР.
Поскольку о НКВД СССР и его "железных наркомах" Г.Г.Ягоде, Н.И.Ежове, Л.П.Берии написано сегодня немало, это обстоятельство позволяет нам лишь кратко коснуться некоторых моментов образования и деятельности этого грозного ведомства сталинской эпохи.
Между тем, уже в начале 30-х годов в недрах ОГПУ шли сложные и весьма противоречивые процессы. Наряду с уходом из органов ОГПУ по разным причинам опытных сотрудников "школы Дзержинского", на смену им приходило молодое пополнение, как не знавшее в должной мере контрразведывательной работы, так и стремившееся добиваться результатов любой ценой, в том числе незаконными методами ведения следствия, фабрикацией уголовных дел.
Первые тревожные симптомы проявились уже в начале 30-х годов. В частности, летом 1931 г., когда в ГПУ Украины были вскрыты факты фальсификаций в процессе проведения "операции "Весна", явно умышленно раздутой. Но эта практика получила поддержку Г.Г.Ягоды[1]. Хотя и встретила сопротивление со стороны заместителя председателя ОГПУ С.А.Мессинга, начальника Административно-организационного управления И.А.Воронцова, начальника Секретно-оперативного управления Я.К.Ольского (все они впоследствии были репрессированы), других руководителей чекистских органов.
Но на совещании в ЦК ВКП(б) в августе 1931 г. Ягоду поддержал Сталин, а по результатам обсуждения было принято решение разогнать "гнилых либералов" в руководстве органов безопасности, чья деятельность якобы вела к "расшатыванию железной чекистской дисциплины и ослаблению бдительности органов ОГПУ".
Вскрытые факты массовых необоснованных репрессий, сопровождавших сплошную коллективизацию, были объявлены "отступлением от правильной судебной политики", а циркуляр наркомата юстиции предписал прокурорским работникам впредь "бороться против ненужного массового привлечения и огульного применения репрессий".
Получив, после образования НКВД, всю полноту власти в свои руки и пользовавшийся доверием Сталина Ягода как провел расстановку преданных ему кадров на ключевые посты, так и принялся насаждать собственные представления о методах чекистской деятельности.
Всего при образовании НКВД штат ГУГБ составлял 1 410 сотрудников, работавших в его центральном аппарате, а возглавляли его первый заместитель наркома Я.С.Агранов[2], и замнаркома Г.Е.Прокофьев, ранее занимавшие посты заместителей председателя ОГПУ.
Первоначально в ГУГБ НКВД были сформированы отделы:
- Иностранный (ИНО, занимавшийся организацией и ведением разведки за рубежом, в котором работал 81 сотрудник, и который возглавил А.Х.Артузов);
- Особый (255 сотрудников, М.И.Гай);
- Секретно-политический (СПО,196 сотрудников, Г.А.Молчанов);
- Экономический (ЭКО, 225, Л.Г.Миронов);
- Оперативный ( Оперод, в задачи которого, наряду с охраной высших руководителей партии и государства, входили также осуществление наружного наблюдения, производство арестов, обысков; 293 сотрудника, К.В.Паукер);
- Специальный (шифровальная работа, обеспечение режима секретности в ведомствах, 100, Г.И.Бокий);
- Транспортный (ТО, 153, В.А.Кишкин);
- Учетно-статистический (107, Я.М.Генкин)[3].
Следует особо подчеркнуть тот факт, что никакого Положения о НКВД СССР и его органах на местах принято не было, в связи с чем в правовом отношении его деятельность, а также деятельность подчиненных ему подразделений госбезопасности, не была урегулирована правовом плане должным образом. А это создавало предпосылки для произвола, беззакония и злоупотреблений властью, что крайне отрицательно сказалось на их деятельности.
Помимо того, как известно, в день убийства первого секретаря Ленинградского обкома ВКП(б) С.М.Кирова 1 декабря 1934 г. Президиум ВЦИК СССР принял постановление "О порядке ведения дел по подготовке или совершению террористических актов", устанавливавшее 10 дневный срок ведения следствия по данной категории дел, не дававший обвиняемым фактического права на защиту, так как исключал участие в заседаниях суда адвоката, а также права кассационного обжалования приговоров.
Аналогичный порядок был распространен 14 сентября 1937 г. и на рассмотрение дел о вредительстве, диверсиях и контрабанде. (Эти нормативные акты, как противоречащие Конституции СССР, были отменены только 19 апреля 1956г.).
К этому следует также добавить образование 5 ноября 1934 г. Особого совещания (ОСО) при наркоме внутренних дел СССР для рассмотрения конкретных обвинений, что явилось прямым нарушением положений Конституции СССР 1936 г. об отправлении правосудия только судом.
Но помимо этого, приказом наркома от 27 мая 1935 г. в НКВД-УНКВД республик, краев и областей были образованы "тройки" - органы внесудебной репрессии, получившие право выносить решения о ссылке, высылке и о заключении в лагеря на срок до 5 лет.
30 июля 1937 г. права республиканских, краевых и областных "троек" НКВД были еще более расширены, вплоть до «высшей меры наказания» [4].
Хотя в целом, после выхода работы О.Б.Мозохина «Право на репрессии: внесудебные полномочия органов государственной безопасности в 1918 -1953 годы» (М., 2006), а также трехтомника документов «Реабилитация: Как это было….» и ряда других, тема эта представляется достаточно глубоко исследованной и освещенной сугубо на документальной основе[5].
Таковы были причины и механизм для осуществления незаконных репрессий, реализации карательной политики государства.
Эти обстоятельства, в сочетании с, по сути дела, чрезвычайным законодательством 1934 и 1937 годов, самым негативным образом сказались на поднявшейся в стране волне репрессий, на морально-психологическом климате в обществе.
Сами же по себе репрессии были в значительной мере обусловлены борьбой за власть и ее сохранение, обличенной в теоретико-идеологические лозунги "защиты социализма".
В то же самое время нельзя не сказать и о том, что многие причины репрессий коренились в особенностях существовавших тогда правовых норм, подлинным "отцом" которых являлся, как известно, Генеральный прокурор
СССР А.Я.Вышинский.
В частности, это касается обоснования "достаточности" для осуждения признания обвиняемым собственной вины без предъявления суду иных доказательств его виновности, а также в ряде случаев "упрощенный" процессуальный порядок рассмотрения уголовных дел, без представителей защиты и права на обжалование.
А также признание возможности "объективного вменения" ответственности за поступки, «преступления» которые обвиняемыми в действительности не совершались.
А все эти постулаты в совокупности давали прокурорским и судейским работникам, следователям и оперативным работникам госбезопасности основания для вынесения субъективных, волюнтаристских решений.
Не говоря уже о различных высших должностных лицах государства, которые в 30-е - 50-е годы, вне всяких пределов своих компетенции и полномочий, давали многочисленные и разнообразные "санкции" (от "допустимости применения мер физического воздействия", до "применения смертной казни" еще до завершения следствия).
И только знание этих реальных фактов, понимание их значения в системе причинно-следственных связей механизма, обусловившего массовое
беззаконие и необоснованные репрессии в прошлом, способны избавить наше общество и его членов от повторения подобных чудовищных ошибок и преступлений, позволяет выработать действенные преграды на пути беззакония и самоуправства.
Конечно, как юрист и гражданин, я не могу не испытывать чувства боли, горечи и глубокого стыда, и сожаления по поводу этих фактов, но такова, в действительности, правда об истории нашей Родины.
Следует особо отметить, что, несмотря на существовавшую систему вынесения несудебных репрессий - Судебной Коллегии ОГПУ, образованной в 1929 г., и Особых совещаний при наркомах внутренних дел, "троек", - подавляющее большинство приговоров по "контрреволюционным преступлениям" в 20-е - 50-е годы выносилось все же судами, при участии государственных обвинителей (прокуроров), в процессуальных рамках и на основе существовавших тогда правовых норм.
Ведь понятие законности неотделимо и взаимосвязано с действующими нормами права.
Таким образом, абсолютно необоснованным является возложение вины и ответственности за имевшие место в те годы репрессии исключительно на органы государственной безопасности, поскольку они являлись лишь одной из составных частей механизма государственного управления в сфере обеспечения безопасности страны и осуществления уголовной политики, посредником и соисполнителем воли законодателя, выраженной в форме Закона. А, как говорили древние - Dura lex - sed lex! Что значит: закон суров, но это - Закон!
Другое дело, что абсолютно не могут быть терпимы и иметь какое-либо оправдание нарушения принципа законности, связанные с отступлениями от существовавших правовых (законодательных) норм.
Отстаивание мнения об "исключительной виновности" в нарушениях законности органов безопасности ведет лишь к затушевыванию, сокрытию существа и содержания проблемы обеспечения законности в правоприменительной деятельности и создания действенных гарантий против
произвола и беззакония на будущее.
Подобные упрощения ситуации не позволяют извлечь правдивые уроки из трагического исторического прошлого страны, а значит - и выработать действенные барьеры на пути нарушения прав граждан.
И именно в отмеченных нами ранее роковых стечениях обстоятельств и кроются корни и причины многих человеческих трагедий ушедшего века.
Массовые политически мотивированные репрессии породили, не могли не породить, закономерную фальсификацию отечественной истории, когда многие политические деятели предавались забвению, а на вершину власти и славы возносились временщики, "калифы на час".
Следует, на наш взгляд, подчеркнуть то важнейшее обстоятельство, что в связи с репрессиями, анафеме и забвению предавались труды и идеи репрессированных. Это в равной мере касается как трудов Н.И.Вавилова, юристов, так и первых советских контрразведчиков - А.Х.Артузова, К.К.Звонарева и других, что не могло не сказаться как на уровне профессиональной подготовки чекистов, так и на результативности и эффективности контрразведывательной и следственной работы в органах безопасности в 30-е -- 50-е годы.
Так начиналась фальсификация, "демонизация" и мифологизация как истории страны, так и отельных политических фигур прошлого. В частности, так был порожден миф о "железных Ежовых рукавицах" - по имени "сталинского наркома" Н.И.Ежова, впрочем, в скором времени развеянный его преемником на этом посту Л.П.Берией.
Как известно, составной частью этого мифа, его "постановочной частью", являлись фальсифицированные политические процессы 30-х годов. Немалую лепту в нагнетание обстановки политической истерии в стране, раздувание шпиономании, подозрительности и доносительства в то время внесла и пресса.
В сентябре 1936 г., запустившего маховик внеправовых беззаконных массовых репрессий Ягоду, на посту наркома сменил секретарь ЦК ВКП(б) по кадрам Н.И.Ежов, рассматривавший свой долг в непосредственной и бездумной реализации указаний И.В.Сталина.
Первоочередной своей задачей он поставил "очищение" органов госбезопасности, вследствие чего только за первые три месяца из системы ГУГБ НКВД "за принадлежность и связи с контрреволюционерами, троцкистами, правыми, националистами, за предательство и шпионаж" были изгнаны 1 361 сотрудник, из которых 884 были арестованы[6].
Доклад Ежова на февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) 1937 г. "Уроки вредительства, диверсий и шпионажа японо-немецко-троцкистских агентов" был призван обосновать получивший официальное признание тезис о "неизбежности обострения классовой борьбы по мере продвижения страны по пути строительства социализма", что дало дополнительный импульс и подвело "теоретический базис" под последующие репрессии. Следует отметить, что впервые этот тезис прозвучал еще на Пленуме ЦК ВКП(б) в апреле 1929 г., но в качестве политического лозунга дня он был поставлен именно в марте 1937 г..
Оценивая деятельность Ежова на посту наркома на торжественном собрании по случаю 20-й годовщины образования ВЧК член Политбюро ЦК ВКП(б) А.И.Микоян подчеркивал, что "Т. Ежов создал в НКВД замечательный костяк чекистов, советских разведчиков, изгнав чуждых людей, проникших в НКВД и тормозивших его работу. Т. Ежов сумел проявить заботу об основном костяке работников НКВД – по-большевистски воспитать их в духе Дзержинского, в духе нашей партии, чтобы еще крепче мобилизовать всю армию чекистов".
А об НКВД было сказано "советские разведывательно-карательные органы - один из авангардов нашей партии и нашей революции, поставленный на передовую линию огня для защиты советского народа от всяких и всяческих врагов"[7].
Однако, несмотря на внешний юбилейный антураж, в действительности не все было столь лучезарно.
Ведь еще 2 июня 1937 г. на расширенном заседании Военного совета Сталин говорил, имея ввиду предстоящий судебный процесс по делу «военно-фашистского заговора в РККА» и иные политические процессы этого года:
«…в области разведки оказались битыми как мальчишки. Разведки нет, настоящей разведки. Наша разведка по военной линии плоха, слаба, она засорена шпионажем. Наша разведка по линии ГПУ возглавлялась шпионом Гаем»[8].
Конечно, далеко не все чекисты могли и мирились с валом беззакония, творимого в стране.
А через год, в конце своей карьеры, в письме в ЦК ВКП(б) с просьбой об отставке, Ежов дал следующую "самокритичную" оценку своей деятельности: "Вместо того, чтобы учитывать, что заговорщикам из НКВД и связанным с ними иностранным разведкам за десяток лет минимум удалось завербовать не только верхушку ЧК, но и среднее звено, а часто и низовых работников, я успокоился на том, что разгромил верхушку и часть наиболее скомпрометированных работников среднего звена. Многие из вновь выдвинутых, как теперь выясняется, также являются шпионами и заговорщиками"[9].
Анализ 571 биографии руководителей НКВД в 1936 г. показывает, 80% из них было за сорок лет, причем две трети из них работали в ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД с 20-х годов. Более 50% из них были «не пролетарского происхождения», но только 14,5% из них имели высшее образование, почти половина – среднее[10].
Как было подсчитано историком М. Улем, к началу 1940 г. из 322 руководителей центрального аппарата НКВД СССР и республиканских наркоматов и областных управлений внутренних дел был арестован 241 человек или 75% руководящего состава[11].
О масштабах репрессий в самих органах безопасно свидетельствуют данные об убыли сотрудников ГУГБ НКВД СССР с 1 октября 1936 по 1 января 1938 г., приводимые историографами ФСБ России.
Из 24 500 сотрудников ГУГБ за этот период выбыло 5 898 человек, или почти четверть его кадрового состава. При этом были арестованы 1 373 человека, 153 из них - работники центрального аппарата ГУГБ.
Из 1 220 арестованных работников периферийных органов ГУГБ НКВД обвинения в контрреволюционной деятельности были предъявлены 884.
По должностному положению арестованные составляли:
- наркомы, начальники УНКВД, их заместители и помощники - 59;
- начальники отделов УГБ, их заместители и помощники - 98;
- начальники ОКРО, ГОРО, их заместители и помощники - 23;
- начальники райгоротделений, начальники отделений,
их заместители и помощники - 351;
- оперуполномоченные и помощники оперуполномоченных - 485,
- другие сотрудники - 204.
За этот период только в Контрразведывательном отделе центрального аппарата были арестованы 20 сотрудников ранга начальников отдела и отделений, 26 их заместителей и помощников, то есть практически трижды произошло обновление руководящего состава контрразведки страны.
Не менее 60% cотрудников контрразведывательных подразделений в Москве и на периферии составляли вновь пришедшие сотрудники.
Была полностью нарушена преемственность поколений, утрачен опыт оперативной работы, контрразведывательное мастерство, оперативные позиции, профессионализм кадров.
Многие оперативные работники осуждались за "причастность к заговору в органах НКВД", изобретенному Ежовым. Основанием являлась критика и протесты против утверждавшихся методов оперативной и следственной работы. Таким образом, чекисты сами становились жертвами репрессий, при этом ответственность за массовые репрессии впоследствии была возложена Берией и другими на самих работников НКВД, представлялась как результат "деятельности врагов народа", пробравшихся в НКВД.
В коллективах подразделений ГУГБ формировалась атмосфера подозрительности и недоверия, сковывавшая инициативу работников, порождавшая стремление перестраховаться, придержать собственное мнение.
Сам факт длительной работы в органах ВЧК-ОГПУ-НКВД становился поводом для подозрительности и репрессий, либо "за шпионаж" и "связь с врагами народа", а в действительности как нежелательных свидетелей произвола и беззаконий.
В 1933-1938гг. репрессии осущевлялись в том числе по обвинениям "в осуществлении репрессий по заданию иностранных разведок в целях компрометации линии партии путем расправы с невинными людьми".
Впоследствии Ежов заявлял: "Я почистил 14 тысяч чекистов. Но огромная моя вина заключается в том, что я мало их почистил... Кругом меня были враги народа, мои личные враги..."[12].
О размахе "внутренних" репрессий в НКВД свидетельствует тот факт, что только в 1934-1939 годах за "контрреволюционные преступления" были расстреляны 21 880 бывших и действовавших сотрудников органов безопасности[13].
Естественно, что вал репрессий оказывал крайне тяжелое воздействие не только на органы НКВД, но и на все общество.
Принятое 17 ноября 1938 г. совместное постановление ЦК ВКП(б) и СНК "Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия" перекладывало ответственность за массовые репрессии с их вдохновителей и организаторов на исполнителей.
В нем, в частности, говорилось: "…работники НКВД совершенно забросили агентурно-осведомительную работу, предпочитая действовать более упрощенным способом, путем практики массовых арестов, не заботясь при этом о полноте и высоком качестве расследования... отвыкли от кропотливой, систематической агентурно-осведомительной работы...
Органы Прокуратуры со своей стороны не принимают необходимых мер к устранению этих недостатков, сводя, как правило, свое участие в расследовании к простой регистрации и штампованию следственных материалов... не только не устраняют нарушений революционной законности, но фактически узаконивают эти нарушения.
Все эти отмеченные в работе органов НКВД и Прокуратуры совершенно нетерпимые недостатки были возможны только потому, что пробравшиеся в органы ... враги народа всячески пытались оторвать органы НКВД и Прокуратуры от партийных органов, уйти от партийного контроля и руководства, а тем самым облегчить себе и своим сообщникам возможность продолжения своей антисоветской подрывной деятельности. Они сознательно извращали советские законы, совершали подлоги, фальсифицировали следственные дела."[14].
Однако о том, что дела обстояли далеко не так, свидетельствует следующая шифртелеграмма, направленная ЦК ВКП(б) 10 января 1939 г. секретарям обкомов и крайкомов, в ЦК компартий республик СССР, а также наркомам и начальникам управлений НКВД: "...ЦК ВКП(б) разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП(б)... Известно, что все буржуазные разведки применяют физическое воздействие в отношении представителей социалистического пролетариата и притом применяют его в самых разнообразных формах. Спрашивается, почему социалистическая разведка должна быть более гуманна в отношении заядлых агентов буржуазии, заклятых врагов рабочего класса и колхозников. ЦК ВКП(б) считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и неразоружившихся врагов народа как совершенно правильный и целесообразный метод"[15].
Назначенный 25 ноября 1938 г. наркомом внутренних дел Л.П.Берия должен был исправить наиболее вопиющие преступления и ошибки своего предшественника. При нем прошли первые реабилитации невинно осужденных лиц. В то же время "за допущенные ошибки и нарушения законности" были осуждены к высшей мере наказания Ежов и его заместители Агранов, Фриновский, Берман, Прокофьев, Жуковский, Заковский. Также был расстрелян ряд действовавших и бывших руководителей ГУГБ и ОГПУ - А.Х.Артузов, М.И.Гай, В.А.Кишкин, Л.Г.Миронов, Г.И.Бокий, Г.А.Молчанов, К.В.Паукер, В.А.Балицкий, А.Г.Белобородов, Г.С.Мороз, М.И.Лацис, И.А.Акулов, С.А.Мессинг, Я.Х.Петерс, М.А.Трилиссер, И.С.Уншлихт и многие другие.
На XYIII съезде ВКП(б) в марте 1939 г. массовые репрессии и разного рода "чистки" были подвергнуты критике, что и привело к окончательному развенчанию мифа о "железных Ежовых рукавицах", давивших "гадину контрреволюции".
К крайне актуальному и интересующему многих читателей вопросу о подлинных масштабах репрессий в СССР в 30-50-е годы прошлого века мы еще вернемся, а сейчас представляется необходимым обратиться к еще одному не менее важному вопросу.
В решениях съезда был записан тезис о том, что основные усилия социалистической разведки, как тогда именовали органы госбезопасности, должны быть направлены не внутрь страны, а на борьбу с иностранными спецслужбами.
Представляется необходимым проанализировать получивший широкое распространение в предыдущие годы пропагандистский тезис о том, что-де «в Советском Союзе в предвоенных годы искусственно раздувалась «шпиономания», насаждалась психология «осажденной крепости».
В этой связи целесообразно проанализировать вопрос о том, насколько обоснованы эти суждения, насколько они реально отражают объективные процессы, имевшие место на европейском континенте в годы, предшествовавшие началу Второй мировой войны.
Следовательно, возникает далеко не праздный на сегодняшний день вопрос о том, насколько выводы советских теоретиков соответствовали выводам их зарубежных коллег. Особенно в связи с начавшимся уже в те годы явно ощущаться «процессом глобализации», то есть усиления взаимосвязи и взаимовлияния государств в системе международных отношений.
Особо подчеркнем тот факт, что как Первая, так и Вторая мировая войны начались, по сути дела, с террористических актов, вызвавших «широкий международный резонанс». В первом случае это было убийство наследника австрийского престола в Сараево, во втором – провокационное нападение группы агентов «Абвера» на немецкий же городок Гляйвице.
В предисловии к опубликованной в Париже за полтора года до начала Второй мировой войны книге «Центр германской секретной службы в Мадриде в 1914 – 1918 гг.» Л. Ривьера, бывший в то время вице-председателем Высшего военного совета Франции генерал М. Вейган пророчески писал:
«Вероятно, никогда еще столько не говорили о войне, как теперь. В разговорах все сходятся на том, что если бич войны снова поразит Европу, то на этот раз война будет «всеобъемлющей» («тотальной»). Это значит, что в борьбе будут участвовать не только люди, способные носить оружие, но будут мобилизованы и все ресурсы нации, в то время как авиация поставит самые отдаленные районы под угрозу разрушения и смерти».
Напомним, что писалось это еще за полтора года до начала реализации гитлеровских планов по «расширению германского жизненного пространства», но когда уже предчувствие новой большой беды стало постепенно овладевать элитами сопредельных Германии государств.
«Наряду с открытым нападением на врага, - продолжал Вейган, - в широких масштабах развернется и так называемая «другая война» - война секретная и также «всеобъемлющая», в задачу которой войдут деморализация противника, восстановление против него широкого общественного мнения (пропаганда), стремление узнать его планы и намерения (шпионаж), препятствование снабжению (диверсии в тылу)….».
Здесь следует отметить, что Максимилиан Вейган хорошо знал, предмет о котором он говорил, поскольку до этого в течение 5 лет возглавлял французский Генеральный штаб, которому подчинялось знаменитое «2 бюро» - военная разведка Франции.
А в описываемый период он лично вел переговоры с турецкими властями и представителями антисоветской кавказской послереволюционной эмиграции об организации разведывательно-подрывной работы на территории СССР[16].
Давая общую оценку работе Ривьера Вейган достаточно прозорливо отмечал, что «подобные книги, разъясняя факты минувшего, дают читателю возможность до некоторой степени проникнуть в тайны будущего»[17].
Уроки и итоги «другой» Мировой войны извлекались и подводились со всех сторон фронтов - в России, Германии, Франции, Великобритании и даже в США, позже других вступивших в войну, в немалой степени благодаря успеху английской дешифровальной службы[18].
И именно поэтому работы зарубежных авторов по вопросам разведки и контрразведки, их роли в современной войне стали издаваться также в СССР:
Представляем эту библиографию в хронологическом порядке:
Герма К. Тайная война: Записки бывшего начальника тайной полиции, прикомандированной к VI германской армии. М., 1932
Берни А. Разведка на войне. М., 1934 ;
Ринтельн Ф. Воспоминания о секретной войне. М., 1935
Букар Р. За кулисами французской и германской разведок. М., 1935, 1938;
Массар Э. Шпионаж и шпионы в Париже. М., 1936
Вальд Г. На службе шпионажа во время мировой войны (Пер. с немецкого). М., 1937;
Ландау Г. Секретная служба в тылу немцев (1914 – 1918). М., Воениздат, 1937, (2-е изд., М., Соцэгиз, 1943)
Лаказ Л. 4 года разведывательной работы (1914 – 1918). М., 1937;
Россель И. Разведка и контрразведка. М., 1937;
Роуан Р. Разведка и контрразведка. М., 1937;
Букар Р. В недрах секретных архивов. М., Воениздат, 1938; 2-е изд. 1943.
Вудхолл Э. Разведчики мировой войны. М., Воениздат, 1938 (2-е издание – 1943);
Ньюмен Б. Английский шпион в Германии. М., 1938
Томсон Б. Шпионаж во время войны. М., 1938
Астон Д. Британская контрразведка в мировой войне. М., 1939;
Байуотер Г. Морская разведка и шпионаж. Эпизоды из мировой войны. М.-Л., 1939;
Ронге М. Разведка и контрразведка. М., 1939;
Тохай Ф. Секретный корпус. М., 1940.
Помимо этого публиковались и работы отечественных авторов (также в хронологическом порядке):
О методах и приемах иностранных разведывательных органов и их троцкистско-бухаринской агентуры. М., 1937;
Фашистская разведка (Сборник статей и материалов). Сталинград, Сталинградское областное книжное издательство, 1938;
Савельев Л.Е. Шпионы перед Советским судом (О коварных методах иностранных разведок). М., 1940;
Сейдиметов Д., Шляпников Н. Австро-германская разведка в царской России // Исторический журнал, М., 1938, № 1, СС. 29-40;
Сейдиметов Д., Шляпников Н. Германо-австрийская разведка в царской России. М., Воениздат, 1939;
Минаев В. Фашистская разведка и ее гнусные методы. М., ОГИЗ, 1941, 1942;
Минаев В. Разведка и шпионаж на флоте М.-Л., 1941;
Минаев В. Разведка и контрразведка Великобритании. М., Воениздат, 1941;
Немецкий шпионаж в России во время войны 1914 – 1918. М., 1942;
Никитинский И., Софинов П. Немецкий шпионаж в России во время войны 1914-1918. М., ОГИЗ, 1942.
Разумеется, на последующее восприятие угрозы шпионажа со стороны иностранных спецслужб и предпринимавшиеся в этой связи меры по повышению бдительности населения не могли не влиять политические выступления и директивы И.В.Сталина. Особенно его заключительное слово на мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) 1937 г.
Тогда вождь призывал «Помнить и никогда не забывать, что пока есть капиталистическое окружение, - будут и вредители, диверсанты, шпионы, террористы, засылаемые в тыл Советского Союза разведывательными органами иностранных государств, помнить об этом и вести борьбу с теми товарищами, которые недооценивают значения факта капиталистического окружения, которые недооценивают силы и значения вредительства»[19].
Эта установка «Верховного главнокомандующего» объясняет последовавшую вскоре весьма широкую публикацию в СССР переводных работ иностранных авторов о роли разведки в мировой войне, а также их последующие переиздания в 1942 – 1944 годах.
Однако подобное политико-конъюктурное отношение к работам зарубежных авторов отнюдь не умаляет значения содержащихся в этих работах
объективных выводов и суждений о роли спецслужб в мирное и военное время.
Тем более, что многие из них нашли свое подтверждение в совместной борьбе стран Антигитлеровской коалиции с фашизмом во Второй мировой войне.
В связи с явным усложнением международной обстановки, особенно в Европе, ростом внешней угрозы безопасности страны, существенным возрастанием объема разведывательных задач, к 1939 г. был значительно увеличен разведывательный, 5-й отдел ГУГБ, в котором теперь трудились 225 штатных и 8 664 нештатных сотрудника.
Конкретнее о некоторых итогах работы внешней разведки НКВД мы расскажем далее.
Возвращаясь к реорганизациям органов госбезопасности в предвоенные годы, следует отметить, что к январю 1940 г. штат центрального аппарата ГУГБ, с учетом Главного экономического, Транспортного управлений, Следственной части и некоторых других подразделений к январю 1940г. составлял 2 689 гласных и 11 637 негласных сотрудников.
При очередной реорганизации, произошедшей 3 февраля 1941 г., оперативно-чекистские подразделения были выделены из НКВД в самостоятельный наркомат государственной безопасности[20].
В совместном постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 8 февраля 1941 г. решение о разделении НКВД мотивировалось "необходимостью максимального улучшения агентурно-оперативной работы органов государственной безопасности и возросшим объемом работы, проводимой НКВД".
При этом на создаваемый новый наркомат возлагались следующие задачи по обеспечению государственной безопасности СССР:
- ведение разведывательной работы за границей;
- борьба с подрывной, шпионской, диверсионной, террористической деятельностью иностранных разведок внутри СССР;
- оперативная разработка и ликвидация остатков всяких антисоветских партий и контрреволюционных формирований среди различных слоев населения, в системе промышленности, транспорта и сельского хозяйства;
- охрана руководителей партии и правительства.
Руководству НКВД и НКГБ предписывалось завершить разделение в месячный срок и разработать положения о новых ведомствах.
Наркомат государственной безопасности возглавил В.Н.Меркулов, а его заместителями стали А.И.Серов, Б.З.Кобулов, М.В.Грибов.
В структуре нового наркомата госбезопасности были образованы:
1-е управление (разведка за границей, возглавил его П.М.Фитин);
2-е управление (контрразведывательное, П.В.Федотов);
3-е управление (секретно-политическое, С.Р.Мильштейн);
Следственная часть (Л.Е.Влодзимирский).
Одновременно военная контрразведка была передана в наркоматы обороны и военно-морского флота и на безе особых отделов были образованы третьи управления НКО - его возглавил А.И.Михеев, и НКВМФ (А.И.Петров). В структуре НКГБ для оперативного обслуживания пограничных и других войск НКВД был образован 3-й отдел (А.М.Беляев).
В связи с начавшейся войной 20 июля 1941 г. НКГБ и НКВД вновь были объединены в единый наркомат.
В его структуре важнейшими оперативно-чекистскими подразделениями стали:
1 управление (разведка за границей, П.М.Фитин);
2 управление (контрразведка, П.В.Федотов);
3 управление (секретно-политическое, Н.Д.Горлинский);
4 управление ( с февраля 1942 г., организация зафронтовой работы на временно оккупированной советской територии, П.А.Судоплатов);
Управление особых отделов (В.С.Абакумов);
Транспортное управление (Б.З.Кобулов);
Экономическое управление (П.Я.Мешик);
Следственная часть по особо важным делам (Л.Е.Влодзимирский).
Как известно, в апреле 1943 г. органы военной контрразведки вновь были реорганизованы и преобразованы в Главное управление контрразведки "СМЕРШ" (ГУКР "СМЕРШ") НКО, Управление контрразведки НКВМФ и Отдел контрразведки "СМЕРШ" НКВД СССР(для оперативного обслуживания войск наркомата).
Не касаясь последующих многочисленных реорганизаций 1946, 1949 и 1953 годов, представляется необходимым подробнее остановиться на деятельности органов госбезопасности в предвоенный период и в годы Великой Отечественной войны.