Поскольку терроризм ныне объявлен, и вполне объективно, одной из главных угроз и вызовов человеческой цивилизации начала XXI века, представляется необходимым подробнее рассмотреть этот социально-исторический феномен.
Следует отметить, что еще в 70-е годы аналитики ЦРУ США пришли к выводу о неминуемой активизации в последующие годы этно-национальных и националистических движений в различных странах и регионах мира.
Это обстоятельство позволило ввести не только в политологический, но и публицистический оборот термин "эра национальных революций".
Другой долгосрочный прогноз американских аналитиков разведки касался уже ХХI века, начало которого они определили как "ренесанс религиозного сознания", в отличие от "ренесанса этно-национального сознания", свидетелями чего мы явились в 90-е годы прошлого века.
Подобные прогнозы, казалось бы, можно было и не принимать во внимание, как с ними поступило бывшее советское руководство, если бы они не указывали на некоторые современные особенности развития планетарной цивилизации.
Можно напомнить и о том, что еще в начале 90-х годов американцы М.Сетрон и О.Девис получили от Пентагона задание провести исследование на тему "Терроризм 2000 года: будущее лицо терроризма". По его результатам был сделан вывод о том, что "завтрашние террористы будут вдохновляться не политической идеологией, а яростной этнической и религиозной ненавистью".
Уместно напомнить в этой связи и выводы С.Хантингтона, пророчествовавшего о грядущем веке как эре "конфликта цивилизаций", причем "мировые цивилизации" определялись им на основе преобладающих культурно-религиозных (конфессиональных) воззрений. Отметим также, что Хантингтон поместил Россию на стыке исламской и западно-европейской цивилизаций, отведя ей роль поля боя в схватке за будущее мира.
И, конечно, в очередной раз можно было бы отмахнуться от зарубежных прогнозов-предостережений, если бы не некоторые факты, которые, на наш взгляд, заставляют серьезно задуматься о судьбе России.
Прежде всего следует подчеркнуть, что в апреле 1998 г. в Пакистане представителями радикально-исламистских кругов ряда стран Азии и Африки (Королевства Саудовской Аравии, Пакистана, Египта, Судана, Афганистана и других), был учрежден политический союз под названием "Мировой фронт джихада" (МФД, - другое его название, появлявшееся в печати - "Мировой фронт священной войны против иудеев и крестоносцев"), полем деятельности которого уже стали многие государства мира, включая США, Филипины, Палестину, Косово, Ирак, а также Россию и другие государства СНГ.
Подчеркнем при этом, что речь идет не об официальном союзе государств, а именно об объединении и организационном взаимодействии ряда религиозных и политических организаций перечисленных государств. Причем некоторые участники этого "фронта" находятся в своих странах вне закона.
"Духовным" лидером МФД стал известный миллиардер и объявленный ныне ЦРУ "террористом номер 1 современности" Усамма бин Ладен, в прошлом сотрудничавший с США и Великобританией в борьбе с "советской оккупацией Афганистана".
События августа 1999 г. в Дагестане и августа 1999-2000 года на юге Киргизии и в Узбекистане, связанные с вторжением банд исламистов, а также серия известных террористических акций в Буйнакске, Москве и Волгодонске, - это реальный результат деятельности МФД и его эмиссаров, поддерживавших также как боевиков "Армии освобождения Косова" в Сербии, так и чеченских "полевых командиров" в России.
При этом МФД имеет вполне определенные политические и геополитические цели и задачи, достижение которых прикрывается «ваххабизмом» (одним из политизированных течений в исламе, признающимся также мусульманскими богословами религиозной сектой).
Геополитической целью МФД является расширение сферы господства "подлинного ислама", - что вполне вписывается в упоминавшуюся концепцию С.Хантингтона, - и, в частности, образование теократического исламского государства на территории современной Турции, Палестины, Ирака, Ирана, Чечни, Дагестана, Азербайджана, ряда республик Поволжья, Туркмении, Таджикистана, Киргизии и даже Китая, а также создание зависимых от него анклавов в других частях света - на Филиппинах, в Кашмире, Косово, ряде регионов Африки.
В принципе, идея эта не нова, высказывалась еще в XIX веке, и встречала определенное понимание и даже поддержку со стороны некоторых государств, в частности - гитлеровской Германии в годы Второй мировой войны. Понятно, что попытки реализации этой цели представляют реальную угрозу как безопасности многих государств мира, так и современным международным отношениям.
Однако за этой религиозно-пропагандистской завесой скрывается вполне реальный экономический и политический интерес – установление контроля над регионами, богатыми углеводородными энергоносителями, которые являются становым хребтом глобальной экономики ХХI века. Такой контроль призван изменить направление мировых финансовых потоков, поставить их на службу руководству МФД.
На наш взгляд, подобный геополитический проект является своеобразным ответом мировой периферии на известную концепцию "золотого миллиарда", откровенно пропагандирующей неизбежное отставание в социо-культурном развитии остальной части человечества, а это 6/7, населения планеты.
В определенном смысле замыслы МФД являются своеобразным "колониализмом наоборот", когда контролирующая нефтегазовые регионы монополия диктует свои условия остальному миру.
Таким образом начинала складываться новая двуполюсная конфигурация мира по оси "юг - север", изначально конфронтационная и чреватая многими новыми конфликтами.
Вот для обеспечения этой глобальной конфронтации, в том числе с применением террористических методов и средств, и нужна идеология "священной войны" под религиозным знаменем.
Следует отметить, что МФД, не смотря на объявленный «всемирный поход против терроризма», до сей поры располагает значительными материальными и финансовыми ресурсами, опорными базами - одной из них еще задолго до сентября 1999 г. стала Чечня, - разветвленной системой организаций, предприятий, доверенных лиц в десятках государств на всех континентах, подготовленными кадрами "моджахедов"("воинов ислама"), насчитывавших не менее 15-20 тысяч боевиков, прошедших подготовку в спецлагерях "Аль-Каиды". Последняя же является, по нашему мнению, лишь «исполнительным» органом "Международного фронта джихада".
Политико-психологические установки "подлинных моджахедов" раскрывают слова одного из арестованных боевиков: "Я - воин ислама, и мой долг приходить на помощь братьям-мусульманам, где бы они в ней не нуждались".
В то же время повторимся, что "радикальный ислам", "ваххабизм" - лишь одно из течений современного ислама, являющегося одной из наиболее многочисленной мировых религий. Даже в традиционно мусульманских странах «ваххабиты» составляют религиозное меньшинство, не пользующееся безусловной поддержкой населения. Правда, очень социально активное меньшинство, симпатии к которому остаются по-прежнему весьма распространены.
Причем десятки тысяч "моджахедов", рассеянных по мусульманским странм, прошли подготовку в специальных учебных лагерях не только по тактике совершения терактов и диверсий, но и по тактике ведения иррегулярной ("повстанческой") войны.
Для них характерно пренебрежение к жизням как "неверных", так и к жизням случайных жертв терактов из числа мусульман. Ибо их душам, как жертвам "священной войны", также уготовано попасть в рай.
Таким образом, религиозно-пропагандистская обработка в учебных лагерях, а также тайных ячейках «Аль-Кайды» является своеобразным методом нейро-лингвистического программирования (НЛП) потенциальных террористов.
Подпитывающая МФД и его операции международная торговля опиатами и героином также является еще одним оружием в борьбе против "греховного» западного мира. Помимо предоставления материальных ресурсов, она сокращает человеческий потенциал противоборствующей стороны, коррумпирует и разлагает чиновничество, порождает серьезные внутренние социальные проблемы.
С момента завершения первой фазы международной контртеррористической операции в Афганистане в декабре 2001 г. объем наркотрафика из этой страны, направляемого в Европу через Россию и другие страны СНГ вырос, как минимум вдвое, а его «конечная» цена, по сравнению с первоначальной в Кабуле, возрастает примерно в тысячу раз.
По оценкам Управления по контролю над наркотиками и преступностью ООН, урожай опийного мака в Афганистане в 2007 г. позволяет произвести более 8,5 тысяч тонн героина, что намного больше, чем в 2005 и 2006 годах.
Международные миротворческие силы ISAF, ныне столкнувшиеся со значительной активизацией боевых действий Талибана во многих провинциях Афганистана не стремятся, а официальное кабульское правительство не в силах эффективно противодействовать наркотрафику, с чем, к сожалению, мирятся европейские государства, тогда как можно было бы создать международную систему борьбы с этим видом трансграничной организованной преступности, включающей также усилия правоохранительных органов государств СНГ.
Вторжение "моджахедов" в Дагестан с территории Чечни в августе 1999 г. явилось лишь одной из региональных операций МФД, призванной стать своеобразным "полигоном" для обкатки подобной тактики иррегулярных войн.
Заявившая о себе в ходе ее проведения так называемая "Армия освобождения Дагестана", похоже, была намерена повторить путь и пример "Армии освобождения Косова", ставшей в результате успешных боевых действий признанным «субъектом международных отношений».
И закономерное поражение в этой агрессии против одного из субъектов Российской Федерации – Республики Дагестан привело к развязыванию
«ичкерийскими сепаратистами» террористической войны против России, равно как и некоторых других стран СНГ.
В этой связи условно именуемый террорологами "исламский терроризм" стал реальностью ХХI века, и, похоже, несмотря на весьма вероятные совместные меры многих государств по противодействию ему, по-прежнему останется главным фактором дестабилизации международной безопасности еще по меньшей мере, на ближайшие 5 -- 10 лет.
Приведенные суждения касались пока что общепланетарного масштаба «измерения» проблемы терроризма, но она имеет и конкретное актуальное значение для России, ставшей одним из объектов атак международного терроризма в лице исламистских незаконных вооруженных формирований (НВФ), действующих на территории Чечни.
И хотя в настоящее время понятие "чеченского терроризма" не является широко признанным, на наш взгляд, он представляет собой именно такую подвидовую категорию современного терроризма, которая обладает рядом отличительных характеристик, касающихся как особенностей его субъекта, так и организационных и тактико-стратегических особенностей.
Впервые термин "чеченский терроризм" прозвучал еще на Координационном совещании руководителей правоохранительных органов России 7 августа 1996 г. из уст тогдашнего генерального прокурора Ю.И.Скуратова.
Отметим, что употребляя в термине "чеченский" терроризм кавычки для обозначения рассматриваемого явления, мы, тем самым, подчеркиваем, что имеется в виду не его этно-национальная, а политико-организационная и тактическая характеристики.
Следует отметить, что специфика того или иного вида терроризма определяется содержанием вдохновляющей его идейно-политической доктрины, целями, тактикой действий, а также особенностями его субъекта, как на личностно-персонифицированном уровне исполнителей, так и на более высоком социально-обобщающем уровне.
В этой связи, учитывая наличие подобной специфичности мотивированности и организации многочисленных террористических актов 1995-1996, и 1999-2006 годов на территории Российской Федерации, выделение подвидовой категории "чеченского" терроризма представляется в настоящее время достаточно обоснованным.
"Чеченский" терроризм является, на наш взгляд, локально-региональным ответвлением исламско-фундаменталистского терроризма, который, после образования в апреле 1998 г. в Пакистане "Мирового фронта джихада", также стал феноменом современной политической жизни и международных отношений. О чем свидетельствуют как события сентября 2001 г. в Вашингтоне и Нью-Йорке, так и последующие "контртеррористические" международные операции в Афганистане и Ираке.
А также террористические вылазки в Испании, Великобритании, Турции, Пакистане, Марокко, Индонезии Индонезии и других странах.
Как "чеченский", так и исламско-фундаменталистский терроризм, имеет свою идеологическую платформу. Причем у первого из них она несколько модифицировано применительно как к конкретным региональным политическо-географическим условиям, так и к политическим целям руководства бывшей непризнанной "Республики Ичкерия" и влиятельных "полевых командиров", некоторые из которых (Ш.Басаев, А.Закаев, Хаттаб и другие) стали политическими персонажами мирового уровня.
Для ичкерийских экстремистов - это контроль над экспортом азербайджанской и центрально-азиатской нефти и газа, доминирование в Северо-Кавказском регионе, расширение влияния ваххабизма и МФД в Средней Азии с ичкерийского плацдарма, участие в реализации планов образования "единого исламского государства".
Эти геополитические цели маскируются "исполнением воли Аллаха" под идеологическим прикрытием ваххабизма.
Специфика субъектности "чеченского" терроризма определяется особенностями этно-национальной и социально-политической обстановки Северо-Кавказского региона. Причем она проявляется как на политико-организационном, так и на личностно-персональном уровнях.
Одной из особенностей "чеченского" терроризма является наличие, с одной стороны, многочисленных политико-пропагандистских заявлений руководителей НВФ непризнанной "республики Ичкерии" о готовности продолжать "священную войну против "неверных", не признавая "никаких пределов" и открытые угрозы в адрес гражданского населения России, и, с другой стороны, непризнание своей ответственности за эскалацию преступных действий.
К политико-организационным особенностям "чеченского" терроризма, на наш взгляд, можно отнести также наличие:
- разветвленной инфраструктуры высокомобильных и боеспособных военнизированных формирований, насчитывавших, к весне 2004 г. до 2 000 подготовленных "моджахедов" (до 600 из которых составляли граждане иностранных государств) и обеспеченных самыми современными видами оружия и средствами связи, включая спутниковую связь. К осени 2007 г. по оценкам МВД, численность НВФ на териитории Чечни сократилась примерно в 4 раза;
- значительных материально-финансовых средств, поступающих из зарубежных источников;
- учебных центров военно-диверсионной подготовки, финансируемых МФД и его лидером У. бин Ладеном, обучение в которых проходили граждане многих государств, в том числе и наемники из немусульманских стран (эти центры, называвшиеся «исламскими университетами», пркратили свре существование в результате проведения контртеррористической операции в Чечне в 2000 -2001 годах;
- тесных связей с зарубежными радикальными фундаменталистскими организациями;
- связей с чеченскими и северокавказскими диаспорами (общинами), а также этническими организованными преступными группами как во многих областях России, так и в других государствах мира. Это обстоятельство обеспечивает как определенную материальную и социально-политическую поддержку экстремистским и сепаратистским притязаниям руководства непризнанной "Ичкерии", так и возможность создания баз и опорных пунктов за рубежом;
- возможность использования иностранных наемников как из арабо-мусульманских стран, так и из государств СНГ и Европы.
Следует подчеркнуть, что, по нашему мнению, многолетняя безнаказанная деятельность (особенно в 1996-1998гг.) на территории Чечни неподконтрольных федеральным властям полулегальных экстремистско-террористических группировок, причастных ко многим преступлениям, в том числе и международного терроризма, вполне могла привести к выдвижению в адрес России обвинений в "поддержке международного терроризма" со всеми вытекающими отсюда последствиями.
К числу социально-психологических и личностных особенностей и характеристик совокупного социального субъекта "чеченского" терроризма можно отнести:
- отсутствие языкового и социо-культурного барьера в межличностном общении, что обуславливает легкость установления необходимых контактов, в том числе и за счет подкупа и коррумпирования отдельных должностных лиц;
- наличие практически беспрепятственной возможности перемещения по территории России и других стран СНГ;
- возможность установления и развития контактов на основе панисламизма.
Политико-стратегическая связь "чеченского" терроризма с МФД и другими зарубежными радикальными исламскими организациями делает его потенциально жизнеспособным на протяжении нескольких ближайших лет, хотя его позиции в республике и были существенно подорваны в 2005 – 2007 годах.
При этом следует напомнить, что зарубежный опыт показывает, что при наличии сложившегося и сплоченного, даже гораздо более малочисленного, субъекта террористических действий, такого как, например, баскская ЭТА, северо-ирландская ИРА или итальянские "Красные бригады", органам безопасности и силам поддержания правопорядка требуется не менее 3-7 лет для его ликвидации или нанесения по нему существенных ударов, значительно снижающих его активность.
Причем ЭТА, ИРА, также как и западногерманская РАФ, заявившие в марте 1998 г. о прекращении своей террористической деятельности, так и не были окончательно разгромлены правоохранительными органами стран, в которых они действовали.
На наш взгляд, указанные выше характерные черты "чеченского" терроризма позволяют говорить о появлении в на территории Российской Федерации еще в 1996-1999 годы специфического террористического субъекта, противодействие которому и стало одним из основных направлений деятельности российских органов безопасности.
Проводившаяся с августа 1999 г. контртеррористическая операция по уничтожению НВФ чеченских "моджахедов", обусловленная попыткой силового отторжения части суверенной территории России в лице одного из ее субъектов - Республики Дагестан, позволила разгромить значительную часть их сил и ослабить их влияние в регионе. Однако она вряд ли позволит в ближайшее время полностью уничтожить сложившийся субъект террористических действий, который, по-видимому, сможет перейти на нелегальное положение на территории Чечни или других государств.
Новым тактическим моментом стал переход чеченских боевиков с 2000 г. к тактике "жертвенного" (самоубийственного) терроризма с применением мощных взрывных устройств, которая десятки лет использовалась фундаменталистскими боевиками в разных странах (Ливан, Израиль, Пакистан, Индия и других).
По сути дела, борьба с "чеченским" терроризмом, особенно после сентября 2001 г., стала трансформироваться в противодействие мировому «исламскому» экстремистски-террористическому течению (в лице МФД, "Аль-Кайды" и десятков других подобных организаций), следствием чего стали некоторые акции правительств Великобритании и Королевства Саудовская Аравия в 2002-2003 годы по ограничению поддержки мусульманскими общинами этих государств чеченских НВФ.
Однако нельзя не указать на проявление некоторыми правительствами и зарубежными организациями "двойных стандартов" в отношении деятельности вооруженных чеченских сепаратистов. Что стало особенно очевидно весной 2004 г.
До сведения подобных "критиков" следует, во-первых, довести, что руководство непризнанной "республики Ичкерия", с "президентом" которой А.Масхадовым они предлагали нам начать переговоры, совершило 6 августа 1999 г. акт прямой агрессии против России. Впрочем, забывают об этом и многие наши "правозащитники".
"Судьям России" напомним также лишь тот факт, что в 2003 г. в нашей стране было совершено 651 преступление террористического характера, тогда как в странах Евросоюза также совершается около 100 подобных преступлений. Но за пятилетие!
И российская правоприменительная практика должна оцениваться в этой связи исходя из конкретной криминальной ситуации в стране, а не из сравнения с гораздо более благоприятной ситуацией в странах Евросоюза. Тем более, что они сами подают подобный пример, явно закрывая, по понятным причинам, глаза на очень многие вопросы, связанные с антитеррористической практикой как Израиля, так и США.
Сошлемся и на тот факт, что в своем выступлении на 2-й международной конференции "Мировое сообщество против глобализации преступности и терроризма" (20-21 января 2004 г., г.Москва) бывший министра обороны Израиля, а ныне депутата кнессета Биньямина Бен-Элизер, подчеркивал, что одними военно-силовыми методами проблему борьбы с терроризмом не решить, что, по-видимому, может свидетельствовать и об изменении подхода к этой проблеме израильского правительства в целом.
В этой связи Бен-Элизер предлагал предпринимать последовательные усилия для достижения тактических успехов в решении задач противодействия террористической угрозе. Он отмечал необходимость ликвидации как "двойных стандартов" в подходе к борьбе с терроризмом, так и прекращения поддержки - моральной, политической, материальной организаторов террора, прославления террористов-самоубийц ("шахидов").
Что касается содержания стратегии борьбы с терроризмом, то я согласен с мнением по этому вопросу директора российского Центра исследований социального экстремизма И.В.Залысина[1], который полагает, что для "победы" над терроризмом прежде всего необходимо решить те реальные социальные проблемы, болезненной реакцией на которые и является терроризм. Какими бы маргинальными не были сознание и поведение террористов, они, в противном случае, будут встречать сочувствие у определенной части населения, сталкивающейся с аналогичными проблемами.
При этом действия властей, связанные с ликвидацией источников социальных конфликтов, ни при каких условиях не должны выглядеть как уступка террористам. Общество должно рассматривать их как результат целенаправленной, долговременной политики государства, не связанной прямо с каким-либо террористическим актом.
Поэтому, ведя борьбу с терроризмом власти должны ясно и недвусмысленно показать, где возможен компромисс при решении проблем и спорных вопросов, вызвавших тот или иной социальный конфликт, а где - никогда.
При этом правительству следует активно сотрудничать с умеренными группировками оппозиции, предлагать им разнообразные компромиссы (например, в случае межэтнических конфликтов - любую форму политической самостоятельности в рамках единого федеративного государства), с тем, чтобы противопоставит их «непримирмым» экстремистам, предотвратить или разрушить союз между ними.
Что же касается непосредственно террористов, то по отношению к ним требуется жесткая силовая и правовая позиция. Единственное, о чем можно говорить с ними, - так это об их разоружении и сдаче властям.
В то же время, чтобы быть эффективным, использование силового принуждения против террористов должно быть подчинено принципам правомерности, логичности и последовательности.
Любые крайности, резкие переходы от жестких репрессий к мягкой, либеральной политике и обратно, как правило, лишь ослабляют политический режим. Колебания, отсутствие логики в действиях властей вызывают непонимание и неприятие в обществе. Непринятие мер против лиц, подрывающих стабильность режима, создает ощущение безнаказанности у преступников и беззащитности у их жертв. С другой стороны, чрезмерные репрессии, особенно против невиновных лиц, вызывают отчуждение граждан от поддержки властей.
Практика показывает, что только легитимное, то есть рассматриваемое как законное, оправданное в глазах общества применение силы может быть эффективным в борьбе с терроризмом. Если же общественное мнение не только не понимает, зачем против террористов применяется насилие, но и сочувствует им, трудно достичь победы в борьбе с терроризмом. Поэтому властям необходимо убедительно доказать обоснованность применения силы против террористов, раскрыть опасность и бесчеловечную сущность терроризма, дегероизировать тех, кто его практикует.
Нельзя также не отметить, что в целом достижения антитеррористической деятельности в России находятся на уровне средне мировых показателей, хотя нельзя забывать и о том, что за ними стоят судьба, да и сама жизнь тысяч наших сограждан. Так, только в первом квартале 2004 г. правоохранительными органами в Чечне были обезврежены 145 боевиков НВФ, и еще 60 из них сдали оружие.
Следует также согласиться с тем, что в этой борьбе важно как добиваться тактических успехов, так и стремиться к последовательному снижению числа и масштабов террористических проявлений, числа их жертв, хотя не следует забывать и того, что терроризм, как феномен человеческой цивилизации, ведет свою историю с до библейских времен.
Указанные обстоятельства, на наш взгляд, диктуют настоятельную необходимость скорейшей выработки и реализации стратегии противодействия исламскому фундаменталистскому экстремизму и терроризму как на международном уровне, так и в рамках сотрудничества государств-участников СНГ.