11. Сказка и воспитание.

Сказка – как универсальный прием народной культуры, формирующий на ранних этапах детства чувственно-подсознательные доминанты человечности (добра, сочувствия другой жизни, милосердия и др.)

Сказка - универсальный прием, воссоздающий на этапах детства нравственную структуру чувственно-эмоциональной сферы людей. К сожалению, этот великий воспитательный прием народного эпоса и культуры мы (как, впрочем, и многое другое) отбросили как «патриархальность». А теперь на наших глазах распадаются базовые характеристики всего того, что выделяет нас из всего животного мира, и что делает нас людьми нравственно-разумными – человечности.

С позиции здравого смысла нет ничего более ясного, чем понимание основополагающей роли сказки в духовном развитии ребенка. И это положение прекрасно сумел выразить русский философ Иван Ильин: «Сказка будит и пленяет мечту. Она дает ребенку первое чувство героического – чувство испытания, опасности, призвания, усилия и победы; она учит его мужеству и верности, она учит его созерцать человеческую судьбу. Сложность мира, отличие «правды и кривды». Она заселяет его душу национальным мифом, тем хором образов, в котором народ созерцает себя и свою судьбу, исторически глядя в прошлое и пророчески глядя в будущее. В сказке народ схоронил свое вожделенное, свое ведение и ведомство, свое страдание, свой юмор и свою мудрость. Национальное воспитание неполно без национальной сказки…»

   Другое толкование народных сказок есть у Л.С. Выготского. В частности, автор утверждает, что сказка – это прием введения в психику ребенка «ложных представлений, не соответствующих правде и действительности». В этих условиях, по его убеждению, «ребенок остается глуп и туп к действительному миру, он замыкается в нездоровой и затхлой атмосфере, большей частью в царстве фантастических вымыслов». Вот почему «…весь этот фантастический мир бесконечно подавляет ребенка и, несомненно, его угнетающая сила превосходит способность сопротивления ребенка!»

Исходя из данного представления, автор приходит к следующему выводу. «Приходится согласится со взглядом, требующим изгнать начисто и сполна все фантастические и глупые представления, в которых обычно воспитывается ребенок. При этом чрезвычайно важно отметить, что наиболее вредные не только волшебные сказки…» (См. Л.С. Выготский, Педагогическая психология, М., Педагогика, 1991, 293- 300)

Но понимал ли классик психологии, что мир, воспринимаемый ребенком и нами – это разные миры? Для ребенка наш мир – это мир чудес и волшебства. А для взрослых? Никаких чудес! Сплошной сухой книжно-информационный рационализм и цинизм. А явление дитя человеческого, способного с нашей помощью стать совершенным богочеловеком, разве это не чудо? Хотя если смотреть на все это сквозь призму цинизма и животного инстинкта, тогда, конечно, один секс и никакого чуда!

Рассмотрим другие попытки осознания сущности сказки.

В соответствии со «Сводом этнографических понятий и терминов», изданных в 1991 году Академий наук СССР совместно с Академией наук ГДР под общей редакцией ак. Ю.В. Бромлея (СССР) и проф. Г. Штробаха (ГДР), сказка определена как «вид устной народной прозы с доминантной эстетической функцией».

Здесь уже речь идет о сказке не как о «затхлой атмосфере» и «глупых представлениях», а как об особой «эстетической функции»! Заметим, что данный «Свод», в соответствии с предложенной в свое время В.Ф. Миллером классификацией, делит все сказки на три основные группы: волшебные, о животных и бытовые.

Практически мало чем отличается от данной классификации деление сказок, предложенное мифологической школой: мифологические сказки, сказки о животных, бытовые сказки.

 Более широкую классификацию сказок дает Вундт (1960).

1) Мифологические сказки – басни.

2) Чистые волшебные сказки.

3) Биологические сказки и басни.

4) Чистые басни о животных

5) Сказки «о происхождении».

6) Шутливые сказки и басни.

7) Моральные басни.

Исходя из постулата, согласно которому «изучение формальных закономерностей предопределяет изучение закономерностей исторических», главной целью своей работы известный специалист по сказкам В.Я. Пропп определил так: «Её (сказку) нужно перевести на формальные структурные признаки как это делается в других науках». В итоге, проанализировав сто сказок из сборника «Народные русские сказки» А.Н. Афанасьева (т.1-3, 1958), В.Я. Пропп пришел к выводу о наличии в них следующего общего структурно – морфологического строя:

I. Один из членов семьи отлучается из дома (отлучка).

II. К герою обращаются с запретом – запрет.

III. Запрет нарушается – нарушение.

IV. Антагонист пытается провести разведку (выведывание).

V. Антагонисту даются сведения о его жертве (выдача).

VI. Антагонист пытается обмануть свою жертву, чтобы овладеть ею или ее имуществом - подвох.

VII. Жертва поддается обману и тем невольно помогает врагу - пособничество.

VIII. Антагонист наносит одному из членов семьи вред или ущерб - вредительство.

VIIIа. Одному из членов семьи чего – либо не хватает: ему хочется иметь что-либо - недостача.

IX. Беда или недостача сообщается, к герою обращаются с просьбой или приказанием, отсылают или отпускают его - посредничество.

X. Искатель соглашается или решается на противодействие - начинающееся противодействие.

XI. Герой покидает дом – отправка.

XII. Герой испытывается … чем подготавливается получение им волшебного средства или помощника – первая функция дарителя.

X III. Герой реагирует на действия будущего дарителя – реакция героя.

XIY. В распоряжение героя попадает волшебное средство – снабжение.

XY. Герой переносится, доставляется или проводится к месту нахождения предмета поисков - пространственное перемещение между двумя царствами – путеводительство.

XYI. Герой и его антогонист выступает в непосредственную борьбу – борьба.

XYIII. Антогонист побеждает – победа.

XIX. Начальная беда или недостача ликвидируется – ликвидация беды или недостачи.

XX. Герой возвращается – возвращение.

XXI. Герой подвергается преследованию.

XXII. Герой спасается от преследователя - спасение.

XXIII. Герой неузнаваемым пребывает домой, или в другую страну - неузнанное прибытие.

XXIY. Ложный герой предъявляет необоснованные притязания - необоснованные притязания.

XXY. Герою предлагается трудная задача .

XXYI. Задача решается – решение.

XXYII. Героя узнают – узнавание.

XYIII. Ложный герой или антагонист вредитель изоблачается - обличение.

XXIX. Герою дается новый облик - трансфигурация.

XXX. Враг наказывается – наказание.

XXXI. Герой вступает в брак и воцаряется свадьба.

Но может ли такое формальное интеллектуальное «разжевывание» сказки помочь проникнуть в ее истинные скрытые «пружины» воздействия на глубинные чувственно-эмоциональные переживания, в т.ч. на процессы воображения ребенка? Речь идет об осознании не только и не столько чисто внешних формально-логических вербально-рациональных признаков сказки. Речь идет об осознании главного - их внутреннего подсознательного (психоэмоционального) строя.

И, наконец, главный вопрос: может ли такое формально-логическое понимание сказки стать осознанным инструментом, с помощью которого творческий воспитатель-педагог смог бы приступить к сочинению развивающих душу ребенка сказок?

К сожалению, на этот вопрос нельзя будет дать положительного ответа до тех пор, пока не будет вскрыта не формально-логическая структура сказки, а подсознательно-чувственный психо-эмоциональный строй. Речь идет об эмоционально-обусловленном строе намерений-действий (функций) героев, с помощью которых в душе ребенка оформляются те, либо иные чувственно–эмоциональные установки (доминанты).

Нельзя не обратить внимания и на то, что при попытке не структурно-формального, а целостного функционального анализа сказок В.Я. Пропп, пришел к некоторым чрезвычайно важным (с нашей точки зрения) закономерностям их построения:

Во 1-х, о чрезвычайной устойчивости функций героев различных сказок.

Во 2-х, об ограниченности числа их функций.

В 3-х, о строгой логической последовательности таких функций.

В 4-х, об однотипности построения всех волшебных сказок.

В связи с этим мы провели анализ не формально-логического, а эмоционально-подсознательного строя русских народных сказок, изложенных А.Н. Афанасьевым (А.Н.Афанасьев «Народные русские сказки», Из-во Худ. лит-ра, 1977г.).

В итоге, мы пришли к глубокому убеждению, что «мишенью» воздействия сказок является не рационально-вербальный (умственный) мир ребенка, а чувственно-эмоциональный, т.е. подсознательный.

Во-вторых, практически все народные сказки направлены на формирование у ребенка устойчивой структуры нравственно-этических чувственно-эмоциональных доминант. Оказалось: многократное прослушивание сказок способствует формированию у ребенка устойчивых векторов эмоциональных переживаний. Способствует формированию устойчивого чувственно-подсознательного динамического стереотипа.

Краеугольным же камнем такого подсознательного чувственного стереотипа являются структуризация и глубинное разведение в первичных рефлекторно-инстинктивных чувственных аффектах добра и зла, а также формирование устойчивой направленности чувств на добро, на сочувствие боли и страданиям другого, на неприятие и отторжение зла и т.д. А это является основополагающим в формировании человечности у каждого пришедшего в этот мир дитя человеческого. А по отношению к ребенку, к будущему взрослому человеку мы должны, наконец, осознать главное: воспитание в чувствах человечности на этапах детства является определяющим в вочеловечивании новых поколений людей.

Нравственное же становление человека возможно, в первую очередь, на этапе детства. И возможно оно лишь в вечной борьбе с данными пороками в себе, т.е. в борьбе со своей низшей животной природой.

Применительно к раннему «сказочному» возрасту все эти положения достаточно глубоко освещены в наставлениях «Христианского воспитания детей» (1905 г.). В них подчеркивается, что изначально детская душа склонна и ко злу, и к добру. Вот почему чрезвычайно важно «от самых дверей жизни» «отвести их от зла» и «навести на… добро», сформировать «привычку… к добру». И все это связано с тем, что «нежный возраст легко принимает и как печать на воску запечатлевает в душе то, что слышит: преимущественно с этого времени жизнь детей наклоняется к добру, или ко злу. Если, начиная от самых дверей жизни, отводят их от зла и наводят на путь правый, то добро обращается у них в господствующее свойство и природу, потому им не так легко перейти на сторону зла, когда сама привычка будет влечь их к добру. Это чувство с первых лет жизни возбужденное, постоянно поддерживающее и постоянное углубляемое, становится тем внутренним стержнем души, который один только может охранить его от всякого порочного и бесчестного дела».

Следовательно, с позиции чувственно-эмоционального строя сказка предназначена для привития ребенку на экстрасенсорном этапе основополагающих начал нравственности и духовной этики человеческой жизни. Она как раз и представляет собой ту базовую духостроительную «технологию», которая «отведет» первичные установки души от зла и «наведет» ее на добро, а в целом сформирует «внутренний стержень души», который будет гарантом охраны подрастающих поколений от «всякого порочного и бесчестного дела».

Все отмеченное выше позволяет утверждать: народные сказки по своей чувственно-эмоциональной ориентации представляют собой универсальную технологию духовного «привоя», необходимую для постоянной борьбы со злыми началами в низшей природе людей, технологию активного формирования нравственных установок ребенка на подсознательном уровне, технологию формирования его активного этического отношения к фундаментальным противоречиям человеческой природы - к добру и злу. Таким образом, с эмоционально-чувственных позиций сказка – это первичная этическая система координат, с которой ребенок начинает соизмерять свою произвольную волю, свое отношение к миру. Она – универсальный базовый духостроительный механизм возвышения ребенка и формирования его первичной нравственно разумной структуры добротворящей личности на главной ступени человеческого строительства – на этапе сверхчувствительности.

Такое понимание сказки позволяет ответить на многие секреты ее традиционного строя. Например, почему сказка часто разворачивается вокруг изначально слабых, беззащитных, добродушных, доверчивых и даже наивно глуповатых людей (зверей)? Или благодаря каким силам, эти изначально беззащитные, слабые, добродушные, становятся, в конце концов, сильными и мудрыми героями – победителями зла? Или почему, например, у нас в России изначально Иванушка часто - дурачок, а Василиса, как правило, премудрая и т.д.

В изначальных категориях слабости, доверчивости, беззащитности, наивности и доброты ребенок (чаще мальчик) чувственно узнает себя, т.е. на подсознательном уровне осуществляется проекция чувств, а в итоге и сознания ребенка на данного героя. После такого «наведения» жизнь данного героя для ребенка уже неотделима от его собственной. Все переживания, все приключения героя сказки - это приключения, переживания самого ребенка. Именно на этой основе и выстраивается весь «духостроительный» механизм сказки, механизм эмоционального преображения и возвышения чувств, а в итоге, вочеловечивания ребенка.

Все дети с точки зрения взрослых изначально «непослушны». С точки же зрения природы ребенка, это связано с тем, что они устремлены к собственному чувственному опыту, к собственным чувственным познаниям, к собственным эмоциональным испытаниям и переживаниям. Это в морфологическом строе В.Я.Проппа выражается «нарушением» (непослушанием) запретов взрослых и наказанием «нарушителя».

А далее разворачивается целая панорама испытаний и приключений «непослушного» героя. Так, изначально наведенные чувства ребенка на приключения героя, позволяют ему «пройти» через все испытания, а также пережить весь духостроительный диапазон переживаний: с одной стороны, коварства, предательства, неверия, лжи, зависти, слабости, ненависти, подлости, неудач, поражений, с другой – дружбы, силы духа, мудрости, любви, побед и т.д. И везде - закалка испытанием чувств, везде - движение к духовному возвышению: от лжи к правде, от зависти к великодушию, от предательства к дружбе, от ненависти к любви, от безверия к вере, от страха к бесстрашию, от наивности к мудрости, от поражений к победам, от зла к добру.

И только «пройдя огонь, воду и медные трубы», только искупавшись в «кипящей и ледяной воде» жизненных испытаний, только пройдя через коварство, несправедливость, зависть, злобу человеческих пороков и победив их (победив в себе), герой становится мудрым, сильным и непобедимым, т.е. духовно зрелым.

Именно с этих позиций народная сказка по своему внутреннему чувственно-эмоциональному строю соответствует краеугольному закону христианского душестроительства: закону преображения низших инстинктивных эгоцентрических чувств и возвышения их через испытания в новом нравственном качестве и силе духа. А испытания есть не что иное, как духовные страдания. Страдания, в связи с болезненным отвержением в себе низшей инстинктивной природы. Итог же этой борьбы: либо торжество победы силы духа, либо, наоборот, низвержение в свою первичную животно-инстинктивную сущность.

Следовательно, с позиции эмоционально-чувственного анализа сказка подготавливает чувства и дух ребенка к предстоящим испытаниям и тем самым формирует определенный социальный иммунитет – духовный стержень к этим испытаниям, которые обязательно встретятся на его жизненном пути. И, прежде всего, на пути его общественно значимого возвышения и признания.

Сказка – это универсальный способ открыть детям на подсознательном уровне скрытую логику его предстоящей жизни, заложить в их подсознание алгоритм духовной стойкости и нравственных поступках при различных соблазнах, в т.ч. в трудных жизненных ситуациях. С этих позиций сказка - не результат влияния «примитивных» культур и «мифологичности» сознания первобытного человека. Она – самый совершенный, а главное - вечный и ничем не заменимый механизм духостроительства, основанный на двойственной природе человека, на великой правде жизни. А жизнь убеждает: лучшими сказателями и сочинителями народных сказок всегда были «неграмотные» (с нашего высокомерного «книжного» интеллекта), но глубоко нравственные, хорошо знающие правду жизни мудрые бабушки.

Еще в начале 90-х годов на базе детских дошкольных учреждений г. Сергиев–Посада и г. Воскресенска был обследован 251 ребенок. В работе с помощью воспитателей и педагогов оценивались особенности психического и эмоционального строя детей в зависимости от того читались ли им регулярно сказки, или нет. С этой целью изучались эмоциональные, поведенческие и психологические особенности статуса ребенка в организованных группах детей. При этом каждая организованная группа служила и «экспериментом» и «контролем», что практически исключало влияние других побочных факторов.

За детьми проводилось тщательное наблюдение в течение заданных отрезков времени. При этом, на первом этапе (2 недели) детям сказки практически не читались, а на втором этапе (1 месяц) они читались практически ежедневно. В процессе такого наблюдения оценивались особенности межличностных отношений, сны. Особое внимание уделялось анализу состояния воображения (рисуночный тест). Целенаправленно анализировались дети на проявление страха, бесстрашия, эгоизма - альтруизма и т.д.

За основу брались русские народные сказки (А.Н. Афанасьева). Необходимо особо подчеркнуть, что использовались те сказки, которые повествуют о наиболее опасных приключениях героя, о напряженнейшей его борьбе (как говорится не на жизнь, а на смерть), об эгоизме и милосердии, любви и ненависти, жизни и смерти и т.д.

В результате проведенного исследования получен значительный опытный материал, представляющий интерес для теории и практики воспитания новых поколений народа. Детальное освещение полученных данных является предметом отдельного монографического изложения. В настоящем сообщении остановимся лишь на некоторых наиболее значимых выводах.

Самым неожиданным выводом для нас было следующее обстоятельство. Несмотря на систематическое чтение детям остро эмоциональных сказок, в которых герой совершает самые опасные путешествия и с ним происходят самые опасные приключения, при которых герой выживает ценой напряженнейшей борьбы, у большинства детей (особенно мальчиков) замечено улучшение поведенческого и психоэмоционального статуса. Это проявилось улучшением качества воображения, баланса тормозно-возбудительных процессов, уменьшением проявлений эгоизма, ростом эмоциональной активности детей, любознательности, альтруизма (рис. 19). Заметно снизилось чувство тревожности и страха. Причем, следует подчеркнуть, что улучшение психоэмоционального статуса было констатировано и родителями.

Полученные опытные данные переводят взгляд на сказку как на «детскую забаву», как на проявление «глупых представлений», «мифологичности нашего сознания» на качественно иную мировоззренческую основу. Во-первых, раз сказка оказала столь благоприятное воздействие на психоэмоциональный статус ребенка, значит она сообразна духовной природе ребенка, сообразна незрелому его воображению. И только в этом направлении целесообразно вести настоящие теоретические исследования по феномену народной сказки.

а)

б)

Рис. 19. Проявление тревожности и страхов у детей, которым:

а) читались остросюжетные сказки;

б) которым сказки вообще не читались.

Факт же уменьшения страхов у детей (особенно мальчиков) даже под влиянием «страшных» сказок говорит о следующем. Сказка - величайший «освободитель» возбужденной энергии воображения, великий трансформатор ее из мира неопределенностей (страхов) в мир воображаемого определенного образа, действия, поступка, т.е. в мир силы духа.

Вот почему человек, взращенный в условиях дефицита систематического прослушивания народных сказок в раннем детстве, имеет иную эмоциональную структуру ценностей, иную «психоконструкцию» на чувственно-подсознательном уровне. Чаще это психокомплексы из неуверенности и страхов. Вербально (умственно) дети и подростки вроде бы правильно оценивают: где добро, а где зло. Однако при первых испытаниях-соблазнах истинные установки не преображенного (инстинктивного) подсознательного будут брать верх над нашей интеллектуальной логикой. Что в общем-то и происходит!

В этих условиях быстрое возвращение подлинных народных сказок в семью, в детские дошкольные учреждения, организация специального не извращенного инстинктами «сказочного» телеканала для детей - наш шанс, что нам еще удастся спасти «доброориентированную» часть новых поколений народа.

Что же касается телесказок из «хрюш», «каркуш» и «степаш», из приключений «Шрека», боевиков из крови и секса, и тому подобное, то все они – суррогаты–заменители истинных сказок, обращенных к глубинным духостроительным эмоциям ребенка.

Самая же большая проблема в народных сказках заключается в том, что их слово-образный строй часто непонятен для современного ребенка. Как быть в этих условиях? Во-первых, сказки – это всегда феномен не «чернокнижного», а устного народного творчества. С этих позиций напечатать сказку во многом означает убить ее. Убить с точки зрения творческого импровизационного сочинительства сказки. Во-вторых, сказка всегда опирается на характерные для конкретного исторического периода проявления зла. В этих условиях мамы, папы, бабушки, дедушки могут и должны стать «творцами» народных сказок.

Особыми сказительницами и сочинителями «народных» сказок могут и должны стать воспитатели детских дошкольных учреждений (ДДОУ). С этой целью мы проводим для воспитателей ДДОУ специальные семинары. Например, мы задаем им следующие «современные» алгоритмы зла, на основе которых они сами (часто с детьми) начинают сочинять сказку. «В лесу становилось темно и холодно. Под кустом лежал и плакал кем-то забытый ребенок…». Или такой алгоритм. «Жили - были две девочки. Одна видела смысл жизни в постоянном накоплении дорогих игрушек, а вторая - стремилась осознать свое предназначение в этом мире…» Предлагается продолжить рассказ о приключениях этих девочек, оказавшихся среди неизвестных людей и т.д.

Хорошо воспринимают дети сказки А.С. Пушкина, многие народные сказки из собрания А.Н. Афанасьева. Как говорится, было бы понимание и любовь к детям. А точнее было бы абсолютное предпочтение ценностей ребенка перед всеми остальными благами взрослой жизни!