Светское понимание духовности и нравственности, как правило, совпадает, оба термина могут быть взаимозаменяемы и обозначают законопослушного гражданина, воспитанного в рамках этических конституционных норм, принятых обществом. Светское определение духовности и нравственности даётся В. Далем, который пишет: «нравственный – относящийся к одной половине духовного быта, противоположный умственному, но составляющий общее с ним духовное начало; к умственному относятся истина и ложь; к нравственному – добро и зло» [2. Т. 2. С. 558]. Нравственный соотносится им с нравом, который трактуется как «одна половина или одно из двух основных свойств духа человека» [2. Т. 2. С. 558]. К нраву принадлежат, по мнению В. Даля, «воля», «любовь», «милосердие», «страсти» [2. Т. 2. С. 558], называемые им «понятиями подчинёнными» [2. Т. 2. С. 558], но для христианского сознания страсти – это грехи человеческие и отношение к ним крайне негативное. Нравственность противопоставляется В. Далем «телесному», «плотскому» и характеризуется категориями «духовный» и «душевный» в то время как в христианской антропологии это два разноуровневых понятия, где духовный – относящийся к Духу, а душевный – к телу.
Категория духовного имеет в словаре В. Даля двойное определение, где первое «относится к Богу, церкви, вере» [2. Т. 1. С. 503], второе совпадает с понятием нравственности и обозначает «всё, относимое к душе человека, все умственные и нравственные силы, ум и воля» [2. Т. 1. С. 503]. Как правило, в светском определении духовности и нравственности присутствует многообразие разнородных смыслов – философских, психологических, педагогических и др., что затрудняет их дифиницию и вводит многозначность контекстов.
Христианское толкование духовности и нравственности даёт святоотеческая православная литература, разграничивающая эти два понятия, но не противопоставляющая их.
Православная концепция духовности прежде всего определяется связью человека с Богом, так как человек является Его творением по образу и подобию и наделён Божией искрой, т.е. духом и душой. Об этом дважды говорится в Библии: первый раз в первой главе: «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его, мужчину и женщину» [1. С. 1-2]. Второй раз – во второй главе, в стихе седьмом: «И создал Господь Бог человека из праха земного и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою» [1. С. 2].
Архиепископ Нафанаил (Львов) в апологетических беседах объясняет этот двойной повтор процесса создания человека как духовного, в первом случае, и душевного – во втором. «Если мы будем помнить азбучную истину о человеке как о двуедином духовно-телесном существе, – пишет Нафанаил, – то для нас станет совершенно очевидно церковное понимание двойственности повествования Библии о сотворении человеческой природы: духовной и душе-телесной» [6. С. 40]. Далее архиепископ уточняет, что в «1-й главе говорится о сотворении духа человеческого, во 2-й главе – о создании его тела и животной души» [6. С. 40].
Таким образом, дух человека «создан из ничего Божиим глаголом по образу и подобию Божию, одновременно мужская и женская личности», в то время как тело человека «было создано из ранее сотворенного материала, из праха земного, т.е. из пыли, из элементов, из атомов и молекул земных, как из этого же материала создал Господь и животных» (Быт. 1, 2 гл.). Им Бог тоже дал «душу живую, сотворенную из ничего» (Быт. 1, 2 гл.), но не по образу Его, без нравственного содержания и вменения» [6. С. 40-41]. Из рассуждений Нафанаила следует, что нравственность является лишь одной из составляющих духовности, но далеко не исчерпывает её и не равноценна ей.
Христианское определение духовности находим у православного философа И.А. Ильина, который считает, что «человеческий дух по самому существу своему есть самостоятельный творческий центр любви и созерцания, совместная воля; субъект права; созерцающий художник; верующее сердце; Божий слуга. В этом состоит сама природа духовности; в этом призвание и достоинство человека» [5. С. 40].
Углубляет содержание христианской концепции духовности и нравственности протоиерей В. Зеньковский, разграничивающий в «Апологетике» ветхозаветную и новозаветную мораль, реализующуюся в человеческой нравственности. Ветхозаветной морали, считает В. Зеньковский, были присущи черты, «которые превращали её постижение в чистую мораль закона, регулирующего наше поведение, а не внутреннюю жизнь» [4. С. 480]. Исходя из этого, можно говорить о ветхозаветной трактовке душевно-телесного критерия человеческой нравственности, где нрав понимается как умственно-эмоциональная характеристика человеческого характера, трактовка, которая стала основополагающей для светского и гуманистического определения.
В отличие от ветхозаветной новозаветная мораль «имеет не национальный, а универсальный характер, она обращена ко всем людям» [4. C. 481-482], она «христоцентрична», «неотделима от нашего служения Христу» [4. С. 482], и её основной принцип: «Ищите прежде Царствия Божия и правды его» [4. С. 482]. Однако это искание «имеет ценность лишь в том случае», «если оно определяется не внешними мотивами», «а вытекает из глубин нашего существа, является свободным движением духа» [4. С. 482-483].
Протоиерей В. Зеньковский выделяет наиболее важную составляющую духовности – свободу выбора, связанную со «свободным устремлением к Богу» [4. С. 482] для восстановления утраченного грехопадением наших прародителей образа Его и подобия. Однако дар свободы духовен лишь в том случае, если он «раскрывается в стремлении к Богу» [4. С. 482], в обретении Истины – Христа.
Как естественное свойство человеческого духа, «дар свободы» несёт на себе печать «первородного греха», т.е. может влечь нас и к добру, и к злу, чем «извращается тайна свободы как творческой силы», «ибо только с Христом свобода является подлинно творческой, и восполняется благодатью» [4. С. 483]. Обладание свободой во Христе, как полагает В. Зеньковский, дается нам через духовную жизнь, «духовный труд», поэтому у каждого, по Слову Господа, «есть свой крест» [4. С. 484]. Каждому человеку Бог даёт «особую задачу», осуществление которой «требует духовных усилий, труда» [4. С. 485], которые человек направляет на «бесконечное» [4. С. 482] совершенствование духовности в познании Истины (Христа). Новозаветная мораль в этом случае также «имеет трудовой характер» [4. С. 485] как основополагающий вектор духовности и критерий нравственности.
Православный богослов и филолог М.М. Дунаев, разграничивая понятия духовности и нравственности, предупреждает: «даже то, что иным представляется принадлежностью чисто духовной сферы, может стать ценностью чисто земной» [3. С. 6]. Например, «эстетические переживания, превращенные в самоцель ради эгоистического душевного наслаждения. Или любовь как обладание (не в физическом только, а в нравственном смысле)» [3. С. 6]. Особое внимание богослов акцентирует на христианском понимании нравственных поисков, которые, «когда они совершаются ради отыскания средств для более благополучного земного обустройства, – и они могут оказаться бездуховными в своей основе» [3. С. 6].
Западноевропейское христианство и многочисленные философские системы либо противопоставляли светскую и христианско-церковную трактовку духовности и нравственности, либо смешивали их, нивелируя религиозное содержание. В этих условиях нравственные искания западноевропейских писателей приобретали светский гуманистический характер. Искусство ощущало себя «свободным и всесильным лишь в стихии противоречий и конфликтов» [3. С. 7], а христианское понимание духовности стало подменяться гуманистическим определением нравственности.
Однако художественное творчество немыслимо без «души в христианской трихотомии: тело, душа, дух» [3. С. 7]. Это «точно определяет границы его возможностей» [3. С. 7] рамками христианской духовности и нравственности, которая понимается как «борьба не с человеком, а с грехом и аномалиями, являющимися инородным телом в человеческой душе» [7. С. 48].
Искажение христианской основы духовности и нравственности губительно для творческой личности, ибо ведёт к подмене понятий, амбивалентности ценностей, а в конечном итоге – к демонизму.
Светская литература возбуждает в человеке его эмоциональные переживания и культивирует страсти в случае, если эта литература не освещена христианской духовностью и не ставит задачу воспитания нравственности. Светское или гуманистическое понимание духовности и нравственности опасно тем, что оно замыкается на антропоцентризме, онтологической основе гуманизма «в гуманизме нет и не может быть двух христианских добродетелей: смирения и тайной милостыни» (архимандрит Рафаил) [7. С. 36]. Он ищет «причину зла во внешних ситуациях. Поэтому протест гуманизма направлен против Бога и против социального строя» [7. С. 130]. «Гуманизм начался с бездуховности, а кончается бездушием. Отказавшись от Бога, он перекрыл источник» [7. С. 133], источник любви Бога к человеку, любви, без которой ни духовность, ни нравственность не имеют смысла.
Таким образом, духовность, на наш взгляд, следует понимать как осознание человеком в себе образа Божия, а также свободный выбор, совершаемый им в стремлении к подобию Божию, выбор, освящённый православной верой и её догматикой. Нравственность, в отличие от духовности, есть практическое, ежедневное воплощение христианской духовности в человеческой жизни, соизмеряемой с новозаветной моралью, заповедями Христа, христианским каноном, предполагающим активную роль церкви в воспитании души.
2011
Литература
1.Библия. – Mikkeli, 1990.
2.Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка / В. Даль. – М.: Русский язык, 1981.
3.Дунаев М.М. Вера в горниле сомнений. Православие и русская литература в XVII– XXвв. / М.М. Дунаев. – М.: «Свет», 2002.
4.Зеньковский В., протоиерей. Апологетика / В. Зеньковский. – М.: «Лепта-Пресс», 2004.
5.Ильин И.А. Аксиомы религиозного опыта / И.А. Ильин. – Харвест.: Изд-во Белорусского Экзахата, 2006.
6.Нафанаил (Львов), архиепископ. О святой Библии. Священное писание и богослужение. Апологетические беседы. Избранные труды. – СПб.: Кифа. Изд-во Олега Абышко, 2007.
Рафаил (Карелин), архимандрит. Церковь и интеллигенция. – Саратов: Изд-во Саратовской епархии, 2009.