В храме Борисоглебского монастыря, в городе Торжке, я был рукоположен во иерея. В сне я увидел, как подошел к гробнице преподобного Ефрема Новоторжского со стороны правого придела… Преподобный Ефрем, явившийся отцу Александру, открыл ему волю Божию: «Все, что случится с владыкой Феофилом (тогда еще епископ викарный Новоторжский), – на все будет воля Господня.»… Епископ Новоторжский Феофил (Богоявленский) управлял епархией с 1920-го по 1927 год, после 1937 года принял в управление Краснодарскую и Кубанскую епархию.
Мой отец, Иван Ильич, рассказывал мне свой сон: привели его в некий храм в алтарь и сказали: «Вот здесь – твое место, его приготовил тебе твой сын Александр…»
Вышеизложенное относилось к периоду нашей жизни до 1936 года в Глинках и Торжке. С августа 1936 года в нашей жизни умножаются скорби, которые самой большой тяжестью легли на мою матушку… Отчасти я их предчувствовал, но не принимал человеческих мер, все оставляя на волю Господа. Это – жертва на алтарь Святой Церкви, я взирал на волю Господа и вечное воздаяние, имел опорой Промысл Божий.
27 августа 1936 года я был арестован вместе с епископом Агапитом Новоторжским и многими другими и направлен в лагерь на пять лет. Матушка осталась с тремя детьми: Евгений, 1922 года рождения, Николай, 1924 года рождения, Варвара, 1930 года рождения. Она переселилась жить к своему отцу, протоиерею Василию, а после его ареста в 1937 году осталась с детьми и своей матерью.
Протоиерей Евгений (Ефимов), зять батюшки Александра, вспоминал, что после ареста мужа Александру Васильевну лишили права преподавать в школе и выгнали с детьми из дома. Некоторое время им пришлось ютиться у знакомой старушки в старой баньке на краю Торжка, где семья страдала от обилия вшей.
Матушка моя поступила работать кассиром в аптеку, этим содержала семью, помогала и мне в заключении. Много раз приезжала она в Калинин навестить меня в период нахождения моего там в тюрьме. Много скорбных дней дано было ей перенести. В 1938 году умер мой отец в деревне Глинки, и в 1940 году умерла моя мать там же.
Началась война. Сыновья были взяты в армию. Сын Николай в сентябре 1941 года пропал без вести. В конце 1941 года дом ее отца, где они жили, сгорел от немецкой бомбы, погибло все имущество. 20 января 1942 года умерла ее мать, Александра Ивановна. В июне 1942 года я был освобожден после присужденного срока десять с половиной лет, но без выезда. Я был в трех лагерях: Карагандинском, Томск-Асинском, Севжелдорлаге – Коми ССР. Там оставлен на работе по найму. В 1943 году осенью, по общему согласию, матушка с Варей приехали ко мне в Ухту, чтобы вместе нести все испытания. В начале 1944 года по болезни мне был дан выезд, и мы все выехали в город Аркадак Саратовской области по предложению одного жителя этого города, работавшего там вместе со мной. Прибыли туда на Пасхальной неделе.
Старший сын Евгений с войны вернулся, был ранен и контужен. В Торжке он женился на Нине Алексеевне Ласицыной. Там закончил политехнический техникум и устроился на работу по специальности. У них родились дети: Татьяна, 1947 года, и Александра, 1958 года.
Все, что было дано перенести мне, я принимал с полной покорностью воле Божией, как заслуженное за мои грехи. Я очень бы хотел и всю тяжесть скорби моей матушки и детей взять на себя, но, очевидно, не было на то воли Господа. Нужно по закону любви делить здесь скорби каждому в свою меру, чтобы иметь надежду, если будет на то милость Божия, разделить за них и воздаяния в будущем. Семья моя и храм, и родители, и духовные дети – все это было глубокой раной моего грешного сердца. Не дано было мне проводить в последний путь и моих родителей…
По приезде в Аркадак весной 1944 года месяца два у нас были затруднения с питанием. С трудом доставали овощи, собирали и ели разную траву. После дороги матушка заболела брюшным тифом, полтора месяца лежала в больнице. Жизнь ее держалась на волоске. Когда она вышла из больницы, ее кости были лишь покрыты кожей. Я ездил в Саратов, в епархии было лишь девять храмов, свободных мест не было. В Аркадаке храм был закрыт. Я устроился на работу экономистом Госторга. Была попытка выехать в Днепропетровск, к архиепископу Андрею, но я не смог получить разрешения на выезд. С августа 1947 года в Аркадаке открылся храм, и я туда получил назначение. Служил в нем два с половиной года до февраля 1949 года.
В Аркадаке было спровоцировано противостояние между священнослужителями и прихожанами, служить было сложно.
После освобождения батюшки Александра из ссылки они с супругой до конца дней жили как брат с сестрой, сохраняя целомудренную чистоту.
У матушки обнаружили рак груди, и к 19 января 1949 года ей была сделана операция, удалена половина правой груди. В 1948 году я ездил в Москву и в Ленинград. Встретил своих старых друзей и по благословению митрополита Григория устроился заочником в Ленинградскую Духовную академию.
Владыку Григория (Чукова) очень чтили, трогательно вспоминал о нем протоиерей Иоанн (Миронов): «Наш митрополит тоже святой жизни был, мы ходили к нему в домовую церковь петь. У него был большой такт или от старого воспитания, или просто старая школа такая была. Он никогда не делал замечаний при людях. Однажды я сделал ошибочку при чтении Шестопсалмия, подошел к нему под благословение: «Ванюша, что же ты ударение не посмотрел?» – «Владыко, прости!» Такая кротость в нем была, незлобие, любовь, смирение при его учености. Он все старался исправить и направить любовью. Не жестокостью, не суровостью, но материнской любовью. Я обижался иногда, говорил об этом владыке, а он утешал: «Глупый Ванюша, ведь это хорошо, что тебя ругают, значит, ты – не самый потерянный. Если же тебя ругать не будут, то, значит, – все, никакого толку от тебя не будет. Хорошо, что тебя ругают». Кроткие, смиренные были у нас педагоги в семинарии, но они могли быть и требовательными. Я обижался на регента и не вставал на хор, а стоял внизу. Он ко мне подойдет, как котенка за ручонку возьмет и на клирос вбросит: «Ты на кого это сердишься?» – «Прости, Константин Михайлович!» – «Вот, то-то же. Учишь вас, а вы еще сердитесь, гонор свой выставляете…» Все были такие хорошие люди. Знаете, на моем жизненном пути не было плохих людей. Не было плохих…» Митрополит Ленинградский и Новгородский Григорий (Чуков), будучи еще петроградским протоиереем, в 1922 году вместе с Петроградским митрополитом Вениамином (Казанским) был приговорен к высшей мере наказания, но по кассации лишь отбыл тюремное заключение. Умер в 1955 году.
В январе 1949 года по моему прошению я был переведен в Ленинградскую епархию с назначением настоятелем и благочинным в Лугу. Матушку привезли из больницы уже без меня. После Пасхи я поехал в Аркадак и привез матушку в Лугу. Дочь Варя осталась еще в Аркадаке до окончания 10-го класса и сдачи экзаменов. После сдачи их она приехала в Лугу.
Была там одна женщина, именем Пелагия. В прошлом она вела жизнь греховную, но потом обратилась к Господу. Она иногда впадала в состояние какого-то сна, иногда в храме. Чувствовала непреодолимую потребность сна, падала и засыпала. Сон бывал иногда продолжительным. В этом состоянии ей бывали некие видения. Однажды в храме, в состоянии такого сна, она увидела: вошла в храм Божия Матерь с большим количеством зажженных свечей в руках и раздавала свечи, но не всем; вышла на паперть, и там дала свечу одному только мальчику, стоящему среди нищих…
Был в Аркадаке еще один дедушка нищий, имени не помню. Была Великая Суббота, теплый весенний день, пробивалась травка. Освящали куличи кругом храма. Когда я пошел кругом храма святить куличи святой водой, вдруг ему явился во славе святой пророк Захария, отец Иоанна Предтечи, и с ним очень много детей в возрасте около четырех лет, они заполнили все пространство кругом храма.
Однажды этот дедушка присутствовал в одном доме, где я служил водосвятный молебен. После молебна был чай. Шла беседа о духовной жизни. Когда кончился чай, все встали. Дедушка подходит ко мне и говорит: «Уж я не скрою от Вас, батюшка, что видел: сейчас с нами за столом были Сам Господь и Божия Матерь».
Еще видение некоей женщины там же: на утрени Великой Субботы, когда мы обносили плащаницу кругом храма, она видела, как около плащаницы кругом храма шли Божия Матерь и жены-мироносицы…
Отец Александр часто посещал своих прихожан, никогда не отказывая им в их просьбах, при встречах он проводил с ними глубокие беседы на духовные темы, приводил примеры из житий святых, привлекал эпизоды церковной и отечественной истории. Именно во время одной из таких бесед с ним познакомился семинарист Ванюша, ныне – один из самых чтимых священников Санкт-Петербурга, протоиерей Иоанн (Миронов). Батюшка Александр оставил глубокий след в его жизни и его становлении как пастыря Церкви.
Период нашей жизни в Луге (1949 – 1954 годы) был сравнительно спокойным. Хороший климат, наблюдения врачей за состоянием здоровья матушки в Ленинграде. Ее здоровье постепенно улучшилось и окрепло.
В 1948 году в Лугу приехали познакомиться с отцом Александром по совету его сестры, Анны Ивановны, друзья-семинаристы Анатолий и Евгений, ныне – почитаемые, любимые народом протоиереи Анатолий (Малинин) из Новгородского Софийского собора и Евгений (Ефимов) из Красного Села, что под Санкт-Петербургом. Евгений встретил здесь свою судьбу…
Дочь Варя осенью 1949 года вышла замуж за ученика Ленинградской Духовной семинарии Ефимова Евгения Васильевича. Свадьбу я венчал в Толмачеве 21 ноября. Зять был рукоположен во иерея и назначен в село Черное на берегу Ладожского озера, потом переведен в Тихвинскую церковь поселка Сиверская митрополитом Григорием по моей просьбе, когда там ушел за штат протоиерей Иоанн Рудаков, мой старший сослужитель по городу Торжку.
Батюшка Анатолий с улыбкой вспоминал о том, как отец Александр во время тоста за молодых супругов на свадьбе наотрез отказался выпить налитое ему шампанское. Спиртное он не употреблял совершенно. Ради необходимости отец Александр имел машину и увлекался фотографией, которая заменяла ему рукоделие и была своеобразным развлечением, отдыхом.
В Луге для поездок по благочинию купил легковую машину, сначала «Оппель-Р-4», потом «Москвич-401». Держал экзамен, получил права шофера-любителя. Ездил по благочинию и с матушкой в Сиверскую, Торжок, Печоры.