Иоганн Кристоф Фридрих ШИЛЛЕР
1759-1805
В драме Шиллера «Разбойники» (1781) упоминание о газете встречается всего лишь один раз, однако это упоминание имеет принципиально важное значение. Один из героев рассказывает о том, что стал знаменитым именно благодаря газетам и читает он их по той же причине:
«Ш п и г е л ь б е р г. А ведь правда, здорово, братец, здорово? Молодчики-то как на подбор! Ты не поверишь! Надо мной прямо-таки Божья благодать! Был я голодным беднягой, ничего не имел, кроме этого посоха, когда перешел Иордан, а теперь нас семьдесят восемь молодцов, все больше разорившиеся купцы, выгнанные чиновники да писаря из швабских провинций. Это, братец, доложу я тебе, отряд таких молодцов, таких славных ребят, что каждый у другого на ходу под-метки режет и чувствует себя спокойно рядом с соседом, лишь держа в руках заряженное ружье. Ни в чем им нет отказа, а слава о них — такая на сорок миль в округе, что диву даешься. Нынче, брат, не сыщешь ни одной газеты, в которой не было бы статейки о ловкаче Шпигельберге. Только потому я их и читаю. С ног до головы так меня описали, что как живой стою. Пуговиц на моем кафтане и тех не позабыли. А мы только и знаем, что водить за нос этих дуралеев»2 (Пер. Н. Манн).
Газеты, в представлении героя Шиллера, выступают самым действенным средством, чтобы сделать человека знаменитым, разнести
-----
1 Гете И.В. Разговоры немецких беженцев // Гете И.В. Собр. соч. в 10 томах. Т. 6. М. XJWBK. лит., 1978. С. 137.
2 Шиллер Ф. Разбойники http://www.lib.ru/POEZIQ/SHILLER/shiller_razboiniki.txt
28
славу о нем «на сорок миль в округе». Разбойничья деятельность ловкачей, подобных Шпигельбергу, настолько интересный для прессы объект, что нет ни одной газеты, которая бы не обратилась к ней. И эти обращения, по наблюдениям самого героя публикаций, отличаются обстоятельностью, вниманием к мельчайшим деталям и подробно-стям, ведь даже пуговиц на его кафтане «и тех не позабыли». При этом газетчики в глазах самого разбойника выглядят как «дуралеи».
В развитие своей мысли о том, насколько неумны пишущие о разбойниках, герой рассказывает такую историю: «Как-то недавно захожу в типографию, заявляю, что видел пресловутого Шпигельберга, и диктую тамошнему щелкоперу живой портрет одного докторишки из их округи. Все пошло как по писаному, притянули голубчика к ответу, допросили с пристрастием, а этот дурак со страха возьми да и признайся — провалиться мне на этом месте! — что он-де и есть Шпигельберг... Гром и молния! Меня так и подмывало пойти с повинной в магистрат, чтобы этот каналья не бесчестил моего имени. Что же ты думаешь? Три месяца спустя повесили-таки моего доктора. Мне пришлось заложить в нос изрядную понюшку табаку, когда я потом, прогуливаясь около виселицы, смотрел, как этот лже-Шпигельберг качается на ней во всей своей красе. И вот, в то время как лже-Шпигельберг болтается в петле, истинный Шпигельберг осторожненько из петли выпутывается и натягивает премудрой юстиции такой длинный нос, что даже жаль становится ее, бедняжку»
К тому, что мы уже знаем о характере и манерах современной прессы, поголовно тяготеющей к сенсациям, связанным, к примеру, с разбойниками, стремящейся выписать их портреты в деталях и подробностях, добавляется еще одна принципиально важная подробность. Тяготение, если не страсть, газет к сенсациям делает их абсолютно безоружными перед всякого рода проходимцами, перед источниками ложной, а то и просто абсурдной информации. Возможность первыми опубликовать сенсационную новость затмевает у газетчиков все остальные соображения. А в результате — жертвами таких сенсаций могут оказаться совершенно невинные люди, как тот повешенный в качестве Шпигельберга доктор.
В мещанской драме Шиллера «Коварство и любовь» (1783) герой обещает так заботиться о девочке, так ее воспитать, что про нее даже напечатают в газетах:
«М и л л е р (хватает Фердинанда за жилет; весь сияя, еще восторженнее). А дочка, дочка-то моя, сударь! (отпускает его). Для мужчины
29
деньги — тьфу, деньги — тьфу! Картофель, рябчик — мне все едино, — наелся, и ладно; вот этот сюртук я готов таскать до самой смерти, только бы на локтях не светился. Для меня это чепуха. Но девчонке все эти блага вот как нужны! Теперь я ей так в глаза и буду смотреть: чего ни захочешь — пожалуйста...
Ф е р д и н а н д (живо прерывает его). Замолчите! О, замолчите!
Миллер (с еще большим воодушевлением). Она у меня и по-французски выучится как следует, и менуэт танцевать, и петь, — да так, что про нее и в газетах напечатают. Чепчик у нее будет, какой только дочке надворного советника под стать, будет у нее и кидебарри, или как он там называется — и пойдет молва о дочери скрипача по всей округе!
Ф е р д и н а н д (в страшном волнении схватывает его за руку). Довольно! Довольно! Ради Создателя, замолчите! <...>» 1(Пер. Н. Любимова).
Человек, о котором напечатали в газете, в представлении персонажа драмы «Коварство и любовь», поднимается на новую ступень социального признания, становится тем, чьи достижения и заслуги признаны в обществе. Газета выступает в качестве свидетельства социального признания.
30