Иоганн Вольфганг ГЕТЕ
1749-1832
Гете стал автором одного из первых исторических курьезов, связанных с прессой. В трагедии «Фауст» (1831) Марта в разговоре с Маргаритой размышляет о том, что:
[25]
<.> Не шутя, О муже бы достать бумагу, Где погребен, когда, бедняга, И эти сведенья в печать Для верности потом отдать.1
(Пер. Б. Пастернака)
Действие происходит в XYI веке, когда метрики, равно как и свидетельства о смерти, в Германии еще не существовали. Отдать в печать эти сведения было также невозможно: первая немецкая газета стала выходить в начале XYIII века.
Великий поэт механически перенес такое явление, как газета, из времени написания трагедии в повествовательное время, тем самым, добавив последнему историческую деталь, для него не характерную.
В романе «Избирательное сродство» (1809) у Гете газета выступает в значении близком тому, которое было в трагедии «Фауст». Она оказывается источником сведений об исчезнувшем на длительное время супруге: «Эдуард через гонца, посланного Шарлоттой в его уединение, ответил ей ласково и участливо, но в тоне скорее сдержанном и серьезном, не-жели откровенном и любовном. Вскоре затем он исчез, и супруга его не могла добиться никаких вестей о нем, пока случайно не встретила его имени в газете, где он был упомянут в числе тех, кто отличился в одном сражении. Теперь ей стало известно, какой путь он избрал; она узнала, что он остался невредим среди больших опасностей, но вместе с тем убедилась, что он будет искать опасностей еще больших, и могла тем самым с полной ясностью заключить, что его в любом смысле трудно будет удержать от крайних решений. Она так и жила с этой неотступной заботой, тая ее про себя, и сколько она ни раздумывала о разных возможностях, ни одна из них не могла ее успокоить»2 (Пер. А. Федорова).
Полученное из газеты известие раскрывает перед героиней новые грани характера супруга, его стремление к поиску опасностей и «крайних решений». Это же сообщение открывает новую страницу в отношениях между супругами.
В другом эпизоде романа один из персонажей, архитектор, объясняет героине Оттилии, почему он ответил отказом на ее просьбу показать свою коллекцию искусства. И в этом объяснении газета становится антиподом произведения искусства, выступает по отношению к нему
----
1 Гете И.В. Фауст // Гете И.В. Собр. соч. в 10 томах. Т. 2. М. Xудож. лит., 1976. С. 114.
2 Гетте И.В. Избирательное сродство // Гете И.В. Собр. соч. в 10 томах. Т. 6. М. Xудож. лит., 1978. С. 332—333.
[26]
в качестве оппозиции: «<...> когда она при случае мягко упрекнула его, он привел достаточно веские оправдания.
— Если бы вы знали, — сказал он, — как грубо обращаются с драгоценнейшими произведениями искусства даже просвещенные люди, вы бы простили мне, что я не люблю показывать их публике. Никто не берет медаль за края: все ощупывают рукой тончайшую чеканку или чистейший фон, сжимают самые дивные экземпляры большим и указательным пальцами, словно так можно оценить художественную форму. Не подумав о том, что большой лист нужно брать обеими руками, они одной рукой хватают бесценную гравюру, незаменимый рисунок, как какой-нибудь политикан хватает газету и, смяв ее, заранее дают свое суждение о мировых событиях. Никто не думает о том, что если двадцать человек будут так обращаться с произведением искусства, то двадцать первому уже мало что останется на долю».1
Оппозиция газета — произведения искусства создает содержание, по которому первое — это принадлежность политиканов, грубых, заранее все знающих о политике людей, власть и представления которых на произведения искусства не распространяются. В этой же оппозиции возникает утверждение, согласно которому газета по своей природе и предназначению — такое временное и малозначительное явление, что нет никакой нужды и смысла в ее сохранении, а произведения искусства, между тем, необходимо беречь и сохранять для будущих поколений.
В серии новелл «Разговоры немецких беженцев» (1794—1795) у Гете возникает, пусть эпизодическое, но концептуальное видение ученых журналов. В диалоге персонажей эти журналы выступают как источник всего нового, которое не обязательно нравится одному из персонажей, но те, кто читают постоянно научные журналы, уже не смогут узнать ничего нового только из устных рассказов, они привыкли получать информацию из печатных источников:
«Л у и з а. Я вас не понимаю. Вы ведь все же постараетесь изложить нам ваши истории поизящней? Неужели мы позволим оскорбить наш слух пошлыми анекдотами? Или у нас здесь будет школа, где наставляют юных девиц, и вы еще потребуете за это благодарности?
С т а р и к. Ни то, ни другое. Ибо, во-первых, ничего нового для себя вы не узнаете, в особенности потому, что, как я с некоторых пор замечаю, вы никогда не пропускаете небезызвестных статей в ученых журналах.
------
Там же. С. 357—358.
[27]
Л у и з а. Вы позволяете себе колкости.
С т а р и к. Вы — невеста, и потому я вам не ставлю этого в упрек. Я только хотел вам показать, что и у меня найдутся стрелы, которые я при случае могу в вас пустить»1 (Пер. С. Шлапоберской).
В диалоге двух героев отчетливо намечена оппозиция пошлые анекдоты — ученые журналы, дающая возможность наглядно раскрыть мысль автора. Сторонником первой части этой оппозиции выступает Старик, «пошлые анекдоты» — это атрибут уходящего поколения. А за второй стоит молодежь — за нею и за «учеными журналами» будущее.
[28]