Джордж Ноэл Гордон БАЙРОН
1788-1824
Художественная трактовка концепта средства массовой информации напрямую связана с теми отношениями, которые сложились у поэта с современными ему газетами и журналами. А складывались эти отношения двояко. Во-первых, многие его стихи впервые были опубликованы в газетах и журналах, и их публикация вызывала поток обвинений и даже травлю поэта в прессе. Во-вторых, многие стихи поэта написаны в связи с той информация, которая была получена из газет и журналов.
К примеру, 30 июля 1815 года в газете «Экзаминер» было опубликовано стихотворение «Прощание Наполеона», в котором сам император вспоминает о своей славе, что «росла без границ», о собственной доблести, что вписала в анналы Франции «немало блестящих страниц», а саму Францию превратил «в бесценный алмаз». Император говорит
0 сегодняшнем дне, когда он оказался в «позорном плену» и не у дел, но главное заключается в том, что, прощаясь с Францией, он все равно думает о будущем:
<...> Но если свободы
Ты снова услышишь знакомый призыв -
Фиалок надежды увядшие всходы
Ты вновь оживишь, их слезой оросив.
Меня призовешь ты для гордого мщенья,
Всех недругов наших смету я в борьбе,
В цепи, нас сковавшей, есть слабые звенья:
Избранником снова вернусь я к тебе!1
(Пер. В. Луговского)
Желая отвести от себя подозрения в нелояльности к политике английского правительства, которое необычайно гордилось своей победой над Наполеоном, Байрон дал стихотворению подзаголовок
----
1 Байрон Д. Прощание Наполеона // Стихотворения 1809—1816 http://www.lib.ru/ POEZIQ/BAJRON/byron1809.txt
66
Джордж Ноэл Гордон БАЙРОН
«С французского». Посчитав, что такого пояснения мало, поэт опубликовал стихотворение с авторским комментарием: «Нам нет необходимости объяснять читателям, что наша точка зрения не вполне совпадает с этими вдохновенными строками. Да и сам автор говорил нам, что они скорее выражают чувства того, кто их произносит, а не его собственные».1 Однако это не спасло от нападок и даже травли поэта в печати, близкой к правительственным кругам. Его обвиняли в нелояльности и прославлении врага Великобритании.
В другом случае Байрон публикует в сборнике стихотворение «Прости» (1816), написанное в период разрыва с женой и посвященное поэтом леди Байрон. Сборник, в котором было впервые опубликовано стихотворение, издатель назвал «Стихотворения об обстоятельствах его домашней жизни». Стихотворение перепечатывают несколько английских газет, начиная с принадлежавшей партии тори газеты «Чемпион». Ее издатель, публикуя стихотворение, писал, что при оценке политических сочинений поэта необходимо иметь в виду его отношение к своему «моральному и семейному долгу». С этого началась травля поэта, как пренебрегающего семейными ценностями, чему был придан вполне политический характер. Поэт был возмущен тем, как пресса из любого абсолютно личного события может сделать политику, которой не было и не могло быть, а было лишь то, что
Была пора — они любили, Но их злодеи разлучили; А верность с правдой не в сердцах Живут теперь, но в небесах. Навек для них погибла радость; Терниста жизнь, без цвета младость, И мысль, что розно жизнь пройдет, Безумства яд им в душу льет...
Друг с другом розно, а тоскою
Сердечны язвы все хранят,
Так два расторгнутых грозою
Утеса мрачные стоят:
Их бездна моря разлучает
И гром разит и потрясает,
Но в них ни гром, ни вихрь, ни град,
Ни летний зной, ни зимний хлад
------
Там же.
67
Следов того не истребили, Чем некогда друг другу были.1 (Пер. И. Козлова)
Стихотворение «Благотворительный бал»2 (1820) стало реакцией на сообщение одной из газет о том, что леди Байрон была патронессой на ежегодном благотворительном балу. Забыв о страдающем в чужом краю муже, она наслаждалась, если верить газете, похвалами, которые раздавались в ее честь со всех сторон.
Байрон считал газеты и журналы виновными в смерти близкого ему по духу поэта-романтика Джона Китса (1795—1821), который умер от туберкулеза, но по убеждению Байрона, был буквально затравлен несправедливой критикой на страницах газет и журналов, последние особенно усердствовали. В письме к Шелли 26 апреля 1821 года он замечает: «Я очень огорчен тем, что вы сообщили мне о Китсе, — неужели это правда? Я не думал, что критика способна убить».3 В стихотворении «На смерть Джона Китса» (1821) есть строки:
Кто убил Джона Китса? — Я, — ответил свирепый журнал, Выходящий однажды в квартал <...>4 (Пер. С. Маршака)
Поэт упоминает имена конкретных критиков и поэтов, не снимает ответственности и с себя, но первым называет «свирепый журнал». Убежденность Байрона в виновности журнальной критики в смерти молодого поэта была столь велика, что он посчитал необходимым вспомнить об этом и в поэме «Дон Жуан» (1819—1824):
А Джона Китса критика убила, Когда он начал много обещать; Его несмелой музе трудно было Богов Эллады голос перенять Она ему невнятно говорила. Бедняга Китс! Что ж, поздно горевать.
-------
1 Байрон Д. Прости // Стихотворения 1809—1816 http://www.lib.ru/POEZIQ/BAJRON/
byron1809.txt
2 Написано в 1820-м, опубликовано после смерти поэта в 1830 г.
3 Стихотворения 1816—1824 http://www.lib.ru/POEZIQ/BAJRON/byron1816.txt
4 Байрон Д. На смерть Джона Китса // Стихотворения 1816—1824 http://www.lib.ru/ POEZIQ/BAJRON/byron1816.txt
68
Как странно, что огонь души тревожной Потушен был одной статьей ничтожной.1
(Пер. Т. Гнедич)
Принципиально, что «огонь души тревожной» в данном случае выступает как оппозиция жанру критической статьи: истинное творчество поэта-романтика оказывается несовместимым с ничтожностью того, что о нем пишут периодические издания.
Содержание концепта периодическая печать, в первую очередь газета в поэме «Дон Жуан», включает в себя несколько составляющих. Одно из этих составляющих — трактовка газеты как рождающее славу, независимо от того, заслужена она или нет, причем рождается эта слава газетой в азарте:
Хок, Фердинанд и Гренби — все герои, И Кемберленд — мясник и Кеппел тут; Они потомством Банко предо мною, Как пред Макбетом, в сумраке встают, «Помет одной свиньи», они толпою По-прежнему за славою бегут, А слава — даже слава Бонапарта — Есть детище газетного азарта.
Развивая эту мысль, поэт приходит к заключению, согласно которому в современном мире слава стала связываться не с достоинствами самого человека, а почти исключительно с возможностями газетной страницы:
В чем слава? В том, чтоб именем своим Столбцы газет заполнить поплотнее. Что слава? Просто холм, а мы спешим Добраться до вершины поскорее. Мы пишем, поучаем, говорим, Ломаем копья и ломаем шеи, Чтоб после нашей смерти помнил свет Фамилию и плохонький портрет!
Другое дело, насколько такая слава будет долговечней славы тех, кто «для памяти и мумии своей» воздвигал гигантские мавзолеи — пи-
------
Байрон Д. Дон Жуан http://www.lib.ru/POEZIQ/BAJRON/donjuan.txt.
69
рамиды. Однако и это им не помогло: мавзолей «царя царей» Хеопса «разграблен жадными руками», а от него самого не осталось «ни горсти праха». Именно «газетный» характер современной славы приводит поэта к мысли о том, что:
<.> Мы — существа единственного дня, И наш удел — удел любой травы! Но юность и у вас и у меня Была приятна, согласитесь вы! Живите же, судьбу не упрекая, Копите деньги. Библию читая!..
Есть своя исторически-психологическая закономерность в том, что человек, как «существо единственного дня», изобрел газету, стремящуюся ежедневно наполнить сознание этого человека самыми важными и актуальными сведениями, которые на следующий день таковыми уже могут и не быть. При этом газета, иронизирует автор «Дон Жуана», может выдавать не только славу, но и бессмертие, или, как минимум, претендовать на это:
Там были Джеки, Билли, Вилли, Джили, Но старший Джек — конечно, тоже Смит —
Родился в Камберленде, где и жили Его родные. Был он знаменит Участием в бою, как сообщили. Он пал героем у села Шмаксмит В Молдавии; британские газеты Ему бессмертье выдали за это.
Пресса в одночасье может сделать человека не то что знаменитым, а просто гениальным. Перечисляя участников одного великосветского приема, поэт рассказывает историю одного оратора, который после первой же своей речи был объявлен прессой гениальным и «гордостью отчизны»:
Тут был оратор; на последней сессии
Он с первой речью важно выступал:
От робости теряя равновесие,
Обширные проблемы освещал.
Потом прочел во всей английской прессе я
Его дебюту множество похвал:
Твердили все газеты в исступлении,
Что гениально это выступление!
70
Автору «Дон Жуана» словно бы не дает покоя претензия современных ему средств массовой информации на всезнание, на владение тонкостями и подробностями интимной жизни любого члена общества, что, в свою очередь, вызывает у него неизменную иронию:
Тут кончу я. Не стану воспевать, Как мой Жуан, нагой, под кровом ночи (Она таких готова покрывать!) Спешил домой и волновался очень, И что поутру стали толковать, И как Альфонсо, зол и озабочен, Развод затеял. Обо всем как есть В газетах все вы можете прочесть.
Ирония Байрона относительно современных ему средств массовой информации проявляется и тогда, когда он настаивает на «правдивости» всего того, что он рассказал о Дон Жуане. Газеты выступают в качестве источника, по которому эту «правдивость» можно проверить. Говоря о своих предшественниках, писавших поэмы, поэт замечает, что
<.> Они уж слишком украшают тему,
За вымыслом блуждая вкривь и вкось,
А мне вот быть правдивым удалось!
А ежели вы склонны сомневаться,
Узнаете вы правду из газет,
Могу и на историю сослаться,
На оперу, на драму, на балет;
Да наконец, уж если признаваться,
Я расскажу вам (это не секрет!):
Я видел сам недавно, как в Севилье
Жуана черти в бездну утащили!
Особо выразительным выглядит возможность после газеты «сослаться» «на историю», «на оперу, на драму, на балет» как достоверные источники информации, которые могут, видимо, подтвердить вслед за поэтом даже то, что «Жуана черти в бездну утащили».
В устах поэта появляется пренебрежительное «газетная братия», а связавшие свою деятельность с нею оказываются людьми, не достойными уважения. Нельзя, по Байрону, уважать поэта Роберта Саути (1774—1843), который ударился в сплошное морализаторство. Тем более, не достоин уважения поэт Сэмюэл Кольридж, продавший «газетной братии свой гордый пыл»:
71
Не каждый же, как Саути, моралист, Болтавший о своей «Пантисократии», Или как Вордсворт, что, душою чист, Стих приправлял мечтой о демократии! Когда-то Колридж был весьма речист. Но продал он теперь газетной братии Свой гордый пыл и выбросил, увы, Модисток Бата вон из головы.
«Модистки Бата» оказываются более достойным предметом фантазий поэта, нежели газетная деятельность, и жаль, если поэт выбрасывает их «вон из головы». В оппозиции «газетная братия» — «модистки Бата», как предмета поэтического творчества, симпатии Байрона оказываются на стороне последних.
С другой стороны, Байрон не может отказать газетам в способности влиять на общественное мнение, на поведение отдельных представителей общества. Поэт рассказывает о жизни и поведении восточного правителя, мужчины видного и сурового, ходившего «честно, как велел алла», в мечеть и управлявшего в своем доме «четверкой жен и нежных дев толпой». Управлял он своими женами вполне успешно:
И если даже что-нибудь бывало — Никто узнать подробности не мог; Невозмутимо море принимало Таинственно завязанный мешок! Общественное мнение молчало: Ни толков, ни догадок, ни тревог В нем возбудить газеты не могли бы; Мораль цвела — и... процветали рыбы.
Общественное мнение без газет, способных проникнуть в частную жизнь правителя, газет с их толками, догадками и тревогами оказывается обреченным на молчание. И даже отъявленный убийца может оставаться воплощением процветающей морали, ибо рыбы — единственные свидетели его жертв, как известно, молчат. Так возникает оппозиция газеты — рыбы.
Характер современных Байрону газет проявляется, по его мнению, в том, как они отбирают материал, что считают наиболее важным и значительным. Так, повествуя о сражении русской армии под Измаилом, поэт передает несколько наиболее интересных эпизодов, среди которых — вылазка осажденных турок, которая не принесла желаемо-
72
го успеха. Однако газеты Англии, которая симпатизировала Турции, выбрали из этого события только то, что не могло служить чести русской армии:
И мусульмане тоже потеряли Немало кораблей, но, увидав, Что отступает враг, возликовали, И делибаши бросились стремглав На русских. Эта вылазка едва ли Дала плоды желаемые: граф Дома их искрошил и сбросил в воду — Газетным сообщениям в угоду.
Газеты любят говорить о героических трофеях, но самые страшные трофеи любой войны лежат «в канавах и в полях». То, что сегодня газета представляет как героическое, завтра может быть истолковано иначе, а способность прессы перевирать факты настолько естественна, что даже имена героев она может «переврать»:
Но предоставлю эти имена Почтенной разговорчивой газете; В канавах и в полях найдет она Трофеи героические эти. Теперь на них высокая цена: Но все, друзья, изменчиво на свете: Случается, что может и печать Фамилию героя переврать!
Два определения относительно газеты «почтенная» и «разговорчивая» должны находиться, скорее, в оппозиционных отношениях, ибо первое словно бы предполагает отсутствие второго, но поставленные вместе они дают выразительную характеристику этого явления.
Байрона не покидает мысль о том, что пресса является виновницей того, что в общественном сознании создан образ войны как необычайно привлекательного и героического явления. Общество, благодаря прессе, не знает того, «что кроется под словом «воевать». Поэта волнует истинная цена газетных сообщений о войне:
Какой ценой даются «сообщенья», Задумайтесь, любители газет; Поймите, что гарантии спасенья У вас самих на будущее нет!
73
Налоги, Каслрея выступленья, Восторги Веллингтоновых побед, Ирландии голодные стенанья — Везде я вижу предзнаменованья.
Славословия газет и придворных поэтов — ура-патриотов когда-то все равно стихают:
<.> А вышло что? Победы шум и звон И пышных славословий благозвучие Стихают, а за ними все слышней Проклятья нищей родины твоей!
Свою музу поэт противопоставляет как поэтам, любителям патриотически-придворных славословий, так и газетам. Он подчеркивает, что его муза «с газетой дружбы не водила», а потому может рассказать честно о том, как жила его страна и народ:
Но муза неподкупна и вольна, Она с газетой дружбы не водила: Поведает истории она, Как пировали жирные кутилы, Как их пиры голодная страна И кровью и деньгами оплатила. Ты многое для вечности свершил, Но ты о человечности забыл.
Муза поэта знает, что война — это не только героические победы и трофеи, но время, когда «смеется смерть», когда над миром царит ужасный «символ тайны и конца — безгубый смех безглазого лица». На такое понимание пресса не способна в принципе.
Особое место в поэме «Дон Жуан» занимает образ консервативной газеты «Морнинг пост», которая была весьма популярна среди современников Байрона за счет того, что уделяла особое внимание светской хронике. Содержание газеты «Морнинг пост» является для поэта лучшим свидетельством того, что «все в мире — суета, все в мире — тлен». Бывшие героями газетных страниц «миледи Икс», «лорд Эн-Эн» или «разные хорошенькие мисс» быстро уходят в небытие, проходят венчания и разводы, отставки и «шум кулис», а им на смену пресса выискивает новые «значительные» события:
Где новые конфликты? Где развод? Кто продает именье? Кто карету?
74
Скажи мне, «Морнинг пост», оракул мод,
Великосветских прихотей газета,
Кто лучшие теперь балы дает?
Кто просто умер? Кто ушел от света?
Кто, разорившись в несчастливый год,
На континенте сумрачно живет?
Одна из центральных английских газет «оракул мод» «Морнинг пост», по Байрону, всего лишь находится в услужении великосветским прихотям, всего лишь выполняет желание света знать о куплях и продажах, разводах и конфликтах, балах и разорениях. Не случайно поэтому в другом месте поэмы газеты и сплетни выступают у Байрона в качестве синонимов:
Какая масса сплетен и газет
В стране, где все привыкли возмущаться <...>
Сплетни и газеты привели английское общество к тому, что в нем «даже дружба самых юных лет» считается предосудительной, а клеветы в этом обществе столько, что «чувствительному сердцу» от нее просто не защититься. Сплетни и газеты, воспроизводя речи обвинителей-моралистов, «вульгарным шумом развлекают нас».
Пресса, а «Морнинг пост» «прежде всех», по мнению Байрона, сама воспитала интерес к новостям особого рода:
Мы любим знать подробности о тех, До чьих страстей и дел нам дела нету; О жизни нашей знати без помех Мы узнаем — ведь есть на то газеты, И «Морнинг пост», конечно, прежде всех Провозгласил, что «отбыли на лето В такой — то час, такого — то числа Лорд Г. Амондевилл и леди А.
В свое великолепное именье,
Как нам известно, лорд Амондевилл
Для летнего времяпрепровожденья
Блестящий круг знакомых пригласил.
Источник, не внушающий сомненья,
Недавно нам любезно сообщил,
Что будет в этой избранной компании
Посланник русский, родом из Испании».
75
Поэту удается лаконично и выразительно передать характер газетной информации, саму манеру ее преподносить, в том числе и со ссылкой на «источник, не внушающий сомненья». Байрон снова возвращается к всеведению прессы, теперь конкретной газеты «Морнинг пост», возвращается с горькой иронией, вспоминая о том, как «в последнюю войну» в газетах он читал «о тех, кто ел, но не о тех, кто пал в бою»:
Как видите, не скроешь ничего
От каверзных статеек «Морнинг поста»,
И русского испанца моего
От них упрятать было бы не просто.
Сам Поп давно прославил мастерство
Обедать, смело возглашая тосты
В последнюю войну я все читал
О тех, кто ел, но не о тех, кто пал
В бою. Не раз бывали сообщенья,
Что были на обед приглашены
Лорд А., лорд Б., затем — перечисленья
Их титулов и длинные чины;
И тут же рядом вести о сраженье —
Суровая статистика войны:
«В бою погибли (вновь перечисленья)...
Вакансии открыты к замещенью».
Упоминание имени законодателя школы классицизма поэта Александра Попа (1688—1744), который в ироикомической поэме «Дун-сиада» поведал об искусстве обедать красиво и возвышенно, только усиливает иронию Байрона относительно того, что пресса считает главным, обращаясь к той или иной информации. Определение жанра публикаций в «Морнинг пост» как «статеек каверзных» никак не добавляет уважения к одной из самых популярных газет Англии того времени.
Есть в поэме Байрона эпизод, повествующий о великосветском приеме в одном загородном доме. Каждый из приглашенных в имении графа Амондевилла нашел себе занятие по душе,
А те, кому минуло шестьдесят, Газеты в библиотеке читали, Оранжереи, дом, старинный сад, Портреты, статуи критиковали
76
И, устремив глаза на циферблат, Шести часов устало ожидали. В деревне, как известно, ровно в шесть Дают обед тому, кто хочет есть.
Никто более из приглашенных гостей, кроме любителей читать газеты, которым «минуло шестьдесят», не стал критиковать «оранжереи, дом, старинный сад, портреты, статуи» и устало ожидать при этом обеда. Такая характеристика данной категории гостей распространяется и на то, что они читают, что является предметом их интереса. Сама критика всего и вся есть результат газетного воспитания.
Показательно отношение заглавного героя поэмы к прессе. После очередного, весьма волнительного приключения он, «рассеянный и бледный», буквально ощупью добирается до постели:
Здесь он протер глаза и поспешил Взглянуть вокруг: свеча на туалете Горела безмятежно. Он решил Найти забвенье в лондонской газете, Где дипломат, и критик, и зоил Охотно судят обо всем на свете —
О короле, о ваксе, о балах,
О внешних и о внутренних делах.
Содержание газеты в данном случае дается в восприятии героя, который решил найти в ней забвенье, хорошо при этом осознавая, что на ее страницах любой желающий может судить «обо всем на свете», независимо от того, имеет ли он представление о предмете своих суждений. Такого вопроса просто нет. Зато в следующей строфе возникает показательное сравнение мира газеты с миром живых людей:
Здесь все напоминало мир живых, Но все-таки его дрожали руки; Прочел он несколько столбцов пустых И, кажется, статью о Хорне Туке; Под одеялом съежился, притих, Ловя тревожно все ночные звуки; И скоро сон — целитель слабых сил — Его глаза усталые смежил.
Мир газеты предстает как мир, только напоминающий «мир живых», но таковым не являющийся. Предельно откровенным выглядит анто-
77
нимическое значение этой детали: мир газеты — это мир мертвых. Поэтому вполне логично, что герой прочел «несколько столбцов пустых».
Есть интересная трактовка печати в поэме «Беппо» (1818). Во-первых, печать (что традиционно для Байрона) — это то, что «пичкает вас бреднями». А во-вторых, при всем ее вздорном и даже бранном характере в жизни иногда случается такая брань, которая не допустима на страницах печати. И становится как-то радостно за прессу, когда вы узнаете, что, оказывается, есть такая брань, которую даже она не выдерживает:
<.> Вас так помнут, что лучше к ним не лезьте!
Но дома «бобби» помогает вам,
А этих страж ругает с вами вместе,
И брань стоит такая, что печать
Не выдержит, — я должен замолчать.1
(Пер. В. Левика)
Размышляя в одном из лирических отступлений поэмы, имеющем подзаголовок «Венецианская повесть», о том, как «Англию клянет душа поэта», Байрон признается в своей любви к закону, но лежащему в столе, к правительству, но не к нынешнему, к парламенту, но не с преньями «до одуренья». Поэт любит мир в журналах и на земле:
Хоть Англию клянет душа поэта, Ее люблю, — так молвил я в Кале, —
Люблю болтать с друзьями до рассвета, Люблю в журналах мир и на земле, Правительство люблю я (но не это), Люблю закон (но пусть лежит в столе), Люблю парламент и люблю я пренья, Но не люблю я преть до одуренья.
Такое признание свидетельствует о том, что «мир в журналах» явление такое же редкое, как достойное правительство, парламент без прений «до одурения», недорогой уголь, небольшие налоги, сухие месяцы в Англии и т.п. Подтверждением является и упоминание о журнальном мире в рассказе о графе, знатоке «балета, скрипки, стиха», владевшего французским и тосканским языками, который «арбитром был в любой
-----
Байрон Д.Г. Беппо http://www.lib.ru/POEZIQ/BAJRON/byron3_6.txt.
78
журнальной сшибке». Журнальные войны («сшибки») не мешали им, в первую очередь, журналам мод, как и газетам, быть законодателями, даже «суровыми диктаторами» мод, о чем не преминул вспомнить поэт, рассказывая о наряде героини поэмы Лауры:
Принарядясь, Лаура в шляпке новой
Собой затмить могла весь женский род.
Свежа, как ангел с карточки почтовой
Или кокетка с той картинки мод,
Что нам журнал, диктатор наш суровый,
На титуле изящно подает
Под фольгой — чтоб раскрашенному платью
Не повредить линяющей печатью.
Таково концептуальное видение поэтом-романтиком современных ему средств массовой информации.
79