Проспер МЕРИМЕ
1803-1870
Проспер Мериме неоднократно обращается к изображению пустоты и лицемерия буржуазного общества, к проблеме возрастающей власти денег над человеческими душами. Обращение к этим проблемам проникнуто у писателя иронией или едким сарказмом, которые распространяются и на современную ему печать. Хотя произведения писателя могут служить своеобразным информационным источником того, какую роль выполняла пресса в жизни парижан того времени.
К примеру, Новелла «Венера Илльская» (1837) может служить источником информации о том, что среди молодых парижан в первой половине XIX века была определенная часть молодых людей, которые следили за новинками моды по журналам и стремились выглядеть и выглядели так, как это журналами предписывалось: «<.> В то время как отец и мать суетились, Альфонс де Пейрорад оставался неподвижным, как Терм. Это был высокий молодой человек, двадцати шести лет, с лицом красивым и правильным, но маловыразительным. Его рост и атлетическое сложение хорошо согласовались со славою неутомимого игрока в мяч, которою он пользовался в тех краях. В этот вечер он был одет элегантно, по картинке последнего номера «Модного журнала».1 (Пер. А. Смирнова).
Быть одетым «по картинке» последнего номера модного журнала в данном контексте считается, по всей вероятности, достоинством у какой-то части французской молодежи. Журнал, таким образом, выступает в качестве своеобразного образца, модели для подражания.
Пресса может выступать у Мериме и в качестве настоятельной ежедневной потребности, если не необходимости. Отдельные его герои иногда уже не могут жить без того, чтобы не обратиться к газете или журналу. Так, в новелле «Арсена Гийо» (1844) доктор, поучая госпожу де Пьен в том, что, помогая нуждающимся, не следует заниматься еще и тем, чтобы «угадывать нужды стеснительных бедняков», замечает:
-----
Мериме П. Венера Илльская http://www.lib.ru/INOOLD/MERIME/wenera.txt
100
«<...> Я все сказал! Сейчас половина девятого; ради всего святого, одевайтесь поскорее и едемте в Оперу. Батист принесет мне кофе и «Жур-наль де Деба». Я пробегал весь день, а мне еще надо узнать, что делается на белом свете».1 (Пер. О. Моисеенко).
Герой просит принести ему ежедневную парижскую газету умеренно-либерального направления, основанную в 1789 году. Значит, для определенной части парижан газета уже в первой трети XIX века была вполне надежным источником информации о том, «что делается на белом свете». Мериме в этой новелле несколько раз подчеркивает, что действие происходит в правление Карла X (1824—1830).
В этой же новелле можно найти и пример довольно ироничного отношения к тому, как пишут газеты. В разговоре с той же госпожой де Пьен герой Макс де Салиньи с сожалением замечает, что не знает ратного дела, но ему «безумно хочется уехать в Грецию и постараться убить какого-нибудь турка для вящей славы креста»: «<...> Почему бы мне не уехать в Грецию, дабы стяжать там лавры или сложить голову во имя правого дела? Да я и не вижу иного средства прославиться при жизни или увековечить свое имя после смерти, а это было бы мне очень по душе. Представьте себе, сударыня, какая это будет честь для меня, когда в печати появится следующая заметка: «Нам сообщили из Триполицы, что Макс де Салиньи, молодой филэллин,2 подававший самые большие надежды» — ведь в газете можно так выразиться — «подававший самые большие надежды», пал жертвой своей пламенной преданности святому делу веры и свободы. Свирепый Куршид-паша настолько пренебрег приличиями, что приказал отрубить ему голову...» А по мнению света, это как раз худшее, что у меня есть, не правда ли, сударыня?
Он рассмеялся неестественным смехом.
— Вы серьезно говорите, Макс? Вы действительно собираетесь в Грецию?
— Вполне серьезно, сударыня; постараюсь только, чтобы мой некролог появился как можно позже».
Ирония здесь явно вызвана тем стилем, который был характерен для известий и некрологов, связанных с борьбой греческого народа за независимость, герой иронизирует над тем, как можно «выразиться» в газете. Иронично и замечание о том, что голова героя, «по мнению
----
1 Мериме П. Арсена Гийо http://www.lib.ru/INOOLD/MERIME/gijo.txt
2 Филэллин — «друг греков», так называли иностранцев, воевавших на стороне Греции против турецкого владычества.
101
света», — это худшее, что у него есть, но именно о ее отсечении будет сообщено в газетах как о самом трагическом в его гибели.
Из второй главы новеллы Мериме можно узнать не только о том, что история с желанием поехать в Грецию имела продолжение, однако главный смысл этой детали для нас в том, что она свидетельствует: для парижан этого времени было вполне естественным знакомство за завтраком с газетами: «<.> За завтраком — ведь что бы ни случилось, сударыня, люди имеют обыкновение завтракать, особенно если они плохо поужинали накануне — она прочла в газете, что некий паша разграбил какой-то город в Румелии. Женщины и дети были перебиты, несколько филэллинов пали с оружием в руках или погибли под чудовищной пыткой. Эта заметка не содействовала тому, чтобы задуманная Максом поездка в Грецию представилась ей в радужном свете. Она печально обдумывала прочитанное <.>»
Важнее, однако, другое — представленное, смоделированное героем сообщение о собственной гибели оказывается не такой уж ребяческой выдумкой. Описанное в газете, как реально произошедшее, ничем не отличается от того трагического, что он, шутя, придумал.
Новелла «Двойная ошибка» снова иллюстрирует то, насколько естественным, если не обязательным, стало для парижан знакомство с прессой за завтраком. Однако в этой новелле газета выступает и в качестве источника информации, которая возвращает из памяти былое и даже принципиально меняет жизнь героини, и главное — ее информация служит завязкой к развитию действия: «<.> За завтраком Жюли развернула газету. Первое, что попалось ей на глаза, было следующее:
«Господин Дарси, первый секретарь французского посольства в Константинополе, позавчера прибыл в Париж с дипломатической почтой. Сразу же по своем прибытии молодой дипломат имел продолжительную беседу с его превосходительством министром иностранных дел».
— Дарси в Париже! — воскликнула она. — Я бы с удовольствием его повидала. Изменился ли он? Наверно, стал очень чопорным? «Молодой дипломат»! Дарси — молодой дипломат!
Она не могла удержаться от смеха при словах «молодой дипломат».1 (Пер. М.Кузмина).
Из этой новеллы можно узнать и о том, что быть упомянутым в печати стало стремлением, иногда заветной мечтой некоторых парижан. Жена одного из героев решила обратить в христианскую веру турчан-
-----
Мериме П. Двойная ошибка http://www.lib.ru/INOOLD/MERIME/db_fault.txt
102
ку. На первом месте у нее при этом стоит цель попасть на страницы ежедневной парижской газеты «Монитор» (основана в 1789 году, в 1799—1869 гг. являлась официальным правительственным органом) и только на втором возможность получения ее мужем места генерального консула: «<.> Эта превосходнейшая дама была очень благочестива; она решила, что ей не будет стоить большого труда обратить басурманку, которую мы к ней доставили, что об обращении этом будет упомянуто в «Мониторе», и муж ее получит место генерального консула <.>»
Сведения, полученные из газеты, в новелле «Коломба» (1840), как и в предыдущей, меняют судьбу героев, являются источником целого ряда событий в их жизни. В свое время два корсиканца подружились после того, как один из них встал на сторону другого во время неравного поединка, «но вернувшись на Корсику, они стали видеться редко, хотя и жили в одной деревне». Со временем оба умерли, а их сыновья жили каждый своей жизнью, один из них стал военным, а другой адвокатом: «<.> Когда они оба сделались отцами семейств, то, разлученные своими профессиями, почти не имели случая видеться или слышать что-нибудь друг о друге. Однако в 1809 году Джудиче, прочтя в бастийской газете, что капитан Гильфуччо получил орден, сказал при свидетелях, что он вовсе не удивляется этому, потому что генерал*** покровительствует семейству делла Реббиа. Эти слова были переданы в Вену Гильфуччо, и тот сказал одному земляку, что, вернувшись на Корсику, он, наверно, застанет Джудиче богатым, потому что он выручает больше денег за проигранные, чем выигранные дела».1 (Пер. В. Гаршина).
С этого небольшого эпизода, отмеченного местной газетой, начинается история длительного противостояния двух героев, с организацией неповиновения крестьян, судебными разбирательствами и т.д.
Иногда в изложении событий писатель считает необходимым сослаться на газеты, словно бы это подтверждает истинность излагаемого, но, скорее всего, снимает с себя ответственность за достоверность: «<.> Через несколько месяцев после двойного выстрела, повергшего в смятение общину Пьетранеры (так писали газеты), молодой человек с левой рукой на перевязи выехал после полудня из Бастии и направился к деревне Кардо, известной своим фонтаном, который летом доставляет превосходную воду изнеженным жителям города. Его сопро-
------
Мериме П. Коломба http://www.lib.ru/INOOLD/MERIME/kolomba.txt
103
вождала молодая женщина, высокого роста и замечательной красоты, верхом на маленькой вороной лошадке, которая привела бы знатока в восторг своей резвостью и своими статями, но у которой, к несчастью, по странной случайности, было разрезано одно ухо».
Газета выступает в качестве авторитета, за который можно спрятаться, на который можно, как минимум, сослаться.
В новелле «Локис», написанной в форме «рукописи профессора Виттенбаха», само развитие действия начинается с того, что автор рукописи профессор Виттенбах обратился к возможностям печати: «<...> Когда в Лондоне появился первый перевод на литовский язык Священного писания, я поместил в «Кенигсбергской научно-литературной газете» статью, в которой, отдавая должное работе ученого переводчика и благочестивым намерениям Библейского общества, я счел долгом отметить некоторые небольшие погрешности, а кроме того, указал, что перевод этот может быть пригоден для одной только части литовского народа».1 (Пер. М. Кузмина).
Сразу необходимо отметить, что такого издания в действительности не существовало. Оно необходимо писателю для завязки действия. При этом он не прибегает к использованию названия какого-либо реально существовавшего издания, чтобы не вызвать претензий с его стороны относительно неверного изложения сущности опубликованного или дискуссии, которая могла быть на его страницах, а то и того, что таких событий вовсе не происходило.
Между тем, именно благодаря придуманной писателем «Кениг-сбергской научно-литературной газете» заслуги автора рукописи как ученого известны широкому кругу читающей прессу публики. К примеру, герой знакомится с одним из персонажей: «<...> Через несколько минут доктор вошел в мою комнату.
— Графу нездоровится, — сказал он мне, — и потому я должен сам представиться господину профессору. Доктор Фребер, к вашим услугам. Мне чрезвычайно приятно лично познакомиться с ученым, заслуги которого известны всем читателям «Кенигсбергской научно-литературной газеты».
Газета в данном случае выступает снова как вполне авторитетный источник, и, если она представляет героя, профессора Виттенбаха, как человека, имеющего заслуги как ученого, то так это и есть на самом деле для читающей публики. Что подтверждается и другим
-----
Мериме П. Локис http://www.lib.ru/INOOLD/MERIME/lokis.txt
104
эпизодом: «<.> Он представил меня госпоже Довгелло, тетке панны Ивинской; она приняла меня чрезвычайно любезно и завела разговор о моих последних статьях в «Кенигсбергской научно-литературной газете».
В продолжение этого эпизода можно узнать и о том, какое благотворное влияние могла оказывать периодическая печать на современников профессора Виттенбаха: «<.> Госпожа Довгелло была образованна и знала древности своей родины. Беседа с нею доставила мне чрезвычайно большое удовольствие. Она усиленно читала наши немецкие журналы и имела весьма здравые представления о лингвистике».
«Здравые представления о лингвистике» — это прямой результат того, что госпожа Довгелло «усиленно читала наши немецкие журналы». Последнее дает возможность видеть в журналах источник здравомыслия определенной части современников Проспера Мериме.
В новелле есть еще и «Санкт-Петербургский медицинский журнал», которого тоже не существовало: «<.> с ума она сошла по меньшей мере двадцать семь лет тому назад, еще до рождения графа. Разве вам не рассказывали об этом в Россиенах или в Ковно? Ну, так послушайте. Это редкий случай. Я хочу поместить о нем статью в «Санкт-Петербургском медицинском журнале». Она помешалась от страха... »
Есть своя закономерность в том, что писатель прибегает к вымышленным изданиям тогда, когда речь идет о проблемах науки. Сделано это, по всей вероятности, с той целью, чтобы не ввязывать уважаемые издания в полемику о том, было ли так на самом деле, насколько справедливым является точка зрения ученого. Иными словами, научные журналы в таком случае остаются в полном смысле слова результатом его фантазии, принадлежностью реальности художественного текста, а не окружающей действительности.
Один из героев новеллы «Этрусская ваза» (1830), рассказывая о турецком паше, стремится представить его как необычайно образованного человека: «<.> Я много говорил с пашою. Черт возьми, он умен и без предрассудков! Вы не можете себе представить, как хорошо он разбирается в наших делах. Ему известны малейшие тайны нашего кабинета, честное слово. Из беседы с ним я почерпнул много ценных сведений о различных политических партиях во Франции. В настоящее время он очень интересуется статистикой. Он выписывает все наши газеты. Знаете ли вы, что он заядлый бонапартист? Только и разговору что о Наполеоне <...>» (Пер. Д. Григоровича).
105
Мы снова сталкиваемся с тем, что причиной осведомленности персонажа, в данном случае во всех французских делах, является пресса, дающая турецкому паше возможность быть в курсе характера политических партий настолько, что даже человек, приехавший из Франции, может почерпнуть «много ценных сведений». Интерес к статистике также может быть удовлетворен через обращение к газетам.
Однако эти же газеты могут быть причиной опасений. Турецкий паша признается, что боится реакции французской либеральной прессы на объявление им независимости от Порты, как официально в эти времена называлась султанская Турция: «<.> Тогда он перестал стесняться и заговорил по душам. На последней аудиенции — это была уже третья — я решился чистосердечно ему заметить: «Не постигаю, говорю, почему твое высочество не объявит себя независимым от Порты». — «Господи! воскликнул он. — Я бы рад, да боюсь, что либеральные газеты, заправляющие всем в твоей стране, не поддержат меня, когда я провозглашу Египет независимым».
Значит, французская либеральная пресса в первой трети XIX века уже могла создавать впечатление, что именно она всем заправляет в своей стране, а потому ее влияние распространяется и за пределы Франции. Как минимум, такое впечатление создавалась у тех, кто читал ее за границей. При самой большой возможности допущения иронического смысла в данном случае, речь все равно идет о той роли, которую уже в первой половине XIX века во Франции играла пресса, в том числе и в решении международных проблем.
106