Консервативный характер черной сотни подтверждается всесословным и интернациональным характером этого движения, объединившего различные социальные и национальные группы на противодействие революции и защиту основ традиционного общества. В исследованиях последних лет констатировался весьма разнообразный социально-профессиональный состав членов крайне правых организаций73, среди которых было определенное число рабочих. В частности, С. А. Степанов не только отмечал наличие отделов черносотенных союзов на целом ряде крупных промышленных предприятий (в т. ч. столичных), но и утверждал, что в этих организациях были как представители «рабочей аристократии», так и неквалифицированные рабочие74. Исследователь Ю. И. Кирьянов пришел к выводу, что членами правых организаций являлись «крестьяне, рабочие, ремесленники, мещане, служащие, землевладельцы, дворяне, купцы и предприниматели, военные (отставные), преподаватели низших, средних и высших учебных заведений, врачи, студенты, духовенство — от низших церковных служащих до иерархов»75.
Тезис о всесословном характере крайне правого лагеря подтверждается многочисленными архивными документами и материалами периодической печати. В частности, участников состоявшегося в феврале 1913 г. в Петербурге VI Все-
44
российского съезда Русских людей журнал «Прямой путь» описывал следующим образом: «Серый армяк мужика мирно уживался с блестящим генеральским мундиром, бедное одеяние простолюдина не спорило с увешанным орденами чиновничьим сюртуком»76.
В момент наивысшего расцвета в 1907 г. Ярославского губернского отдела СРН (далее ЯО СРН) его социальный состав распределился следующим образом: крестьяне (78,8%), мещане (20,1%), дворяне (1,3%); по занятиям: рабочие (60,7%), торговцы (18,9%), мелкие служащие, ремесленники (20,4%)77. Состав Мологского отдела СРН Ярославской губернии — типичного для уездных городов: крестьяне (28,5%), мещане (70,5%), дворяне и купцы (1%)78.
К моменту упадка Ярославского отдела СРН его социальный состав особого изменения не претерпел. В январе 1916 г. начальник Ярославского Губернского жандармского управления докладывал в Петербург, что членами местного отдела СРН были в основном «мелкие торговцы, преимущественно старьевщики, плотники, шорники, огородники, фабричные рабочие и крестьяне ближайших к городу сел и деревень, представляющие в большинстве случаев людей, хотя и уступающих в умственном развитии рядовым членам оппозиционных групп, но сознательно преданных основной идее Союза»79.
Таким образом, если характеристика социального состава правомонархического движения как объединявшего помещиков, чиновников и «отбросы общества» в отечественной историографии последних лет была преодолена за счет привлечения нового источникового материала, то вопрос о причинах его всесословного характера до сих пор остается открытым.
Итак, каким же образом, по утверждению либеральной и марксистской историографии, «искусственно созданным» верхами черносотенным организациям, выражавшим интересы «незначительной помещичьей прослойки общества», удалось консолидировать в своей среде крупные социальные
45
группы, противоположные по своим классовым, сословным и национальным интересам? Что же заставило значительные массы членов крайне правых союзов в едином порыве выступить на защиту самодержавных устоев? Почему это движение носило массовый и всесословный характер при очевидных реакционных целях? Эти вопросы в исторической литературе до сих пор остаются дискуссионными.
Так, советская историография утверждала, что правомоархические организации искусственно создавались Департаментом полиции МВД для защиты неограниченного самодержавия как противовес либеральному и революционному лагерям. Ставшие руководящими для советских историков работы В. И. Ленина на десятилетия утвердили характеристику черной сотни как партии помещиков-крепостников, отстаивавшей «политику старых крепостнических традиций»80.
Данная точка зрения, утверждавшая, что монархическая идеология не имела глубоких корней в народной среде, а организации формировались за счет отбросов общества методами шантажа и подкупа, мигрировала и в современные исторические исследования. В частности, исследователь И. В. Омельянчук заявлял: «Объективно социальная база консервативной (черносотенной) идеологии была очень узка — помещики, государственная и церковная бюрократия»81.
Подобный подход подвергается критике в работах других современных исследователей. В частности, И. В. Нарский отмечал, что продолжающееся в отечественной историографии заострение внимания на меркантильных причинах пополнения рядов правомонархических организаций и объяснение их всесословного характера грязными методами вербовки являются «рецидивами сложившихся в дореволюционный период стереотипов»82.
Советская и либеральная историография испытывала серьезные затруднения при обосновании причин массового и
46
всесословного объединения людей для защиты дворянско-помещичьих привилегий. «Помещичья» классовая природа черной сотни натыкалась на ряд существенных противоречий, одним из которых являлось участие в ее союзах «низов» общества, в первую очередь значительного числа крестьянства. Действительно, с точки зрения разумного подхода сложно объяснить объединение крестьян для защиты ненавистного дворянско-помещичьего землевладения, а также найти оправдание желанию значительных масс людей собственноручно закабалить себя, лишив гражданских прав и участия в управлении государством. Здесь позитивистское сознание натыкается на предел, который пока не может преодолеть.
И тем не менее попытки предпринимались. В частности, исследователь И. В. Омельянчук причинами вступления в черную сотню различных слоев населения называл модернизационные конфликты, обострившиеся в российском обществе в начале XX в. К факторам, повышавших уровень политизации населения и способствовавших единению адептов традиционализма в правомонархических организациях, он относил следующие. Во-первых, кризис идентичности (потеря привычных духовных ориентиров и поиск новых). Во-вторых, кризис участия (смена привычных форм вовлечения населения в политический процесс). В-третьих, кризис легитимности (несоответствие целей и ценностей правящего ре-жима с представлениями граждан)83.
Применяя методологию известного американского социолога П. А. Сорокина, И. В. Омельянчук указывал, что «основной причиной всех революций является подавление базовых инстинктов (потребностей) человека, в первую очередь, инстинктов самосохранения, собственности, свободы и др. Если первая фаза революции имеет своей целью немедленное удовлетворение наиболее угнетенных из них, то вторая сопровождается противоположным процессом — нарастанием подавленности базовых потребностей человека. В
47
результате появляется "усталость" от революции, а требование безграничной свободы сменяется жаждой порядка, хвала "освободителям" от старого режима сменяется восхвалением "освободителей" от революции»84. В связи с тем, что среди всех слоев российского общества находились лица, неудовлетворенные результатами преобразований, то они и составили социальную базу реакции, обеспечив всесословный социальный состав правомонархических союзов85.
Как видим, историки находят причину всесословности черносотенных организаций в основном в социально-экономической (материальной) области. Сами крайне правые видели эту причину в духовно-культурной сфере, а именно религиозно-традиционалистском характере их идеологии, являвшейся отражением глубоко укоренившихся народных взглядов.
С другой стороны, в современной российской историографии причины массовости и всесословности правомонархических организаций объясняются использованием их идеологами в качестве инструмента привлечения православия. И. В. Омельянчук утверждает, что расширить социальную базу черной сотни позволило обращение ее идеологов к неким универсальным ценностям, каковыми и обладало христианство. Использование «православной идеи, глубоко укорененной в менталитете русского народа, принесло монархистам немалые политические дивиденды и существенно расширило их электорат» — заявляет исследователь86.
Такая трактовка имела бы право на существование, если бы подкупленные помещиками вожди черной сотни, являясь атеистами, использовали православие как приманку для заманивания электората. Но в том-то и дело, что православие для крайне правых являлось не инструментом политических манипуляций, а предметом горячей, а порой фанатичной веры, формировавшей мировоззрение, систему ценностей и нормы социального поведения. Правомонархическая иде-
48
ология представляла не искусственно созданную по заказу помещиков-крепостников идейную конструкцию, а отражала систему взглядов сформированного столетиями русской истории особого традиционалистского типа мировоззрения.
Советские и либеральные историки при характеристике правомонархической идеологии акцентировали внимание на социально-экономических факторах и не подвергали серьезному рассмотрению в ее концепции религиозный аспект. Оценка крайне правых строилась лишь на анализе их политических программ, без учета базовых основ их дальнейших теоретических построений. По мнению Э. А. Попова, данный подход обуславливает методологическую приземленность и ограниченность исследовательских подходов, выразившихся в полном невнимании к трансцедентальной сфере и абсолютизации социального87. Иными словами, рационалистический подход оставляет за рамками рассмотрения вопросы, относящиеся к иррациональной сфере, но имеющие не меньшее влияние на социум, чем материальные факторы.
Долгое время советские и либеральные историки оставляли за рамками рассмотрения религиозную основу идей правомонархистов, защищавших базовые ценности традиционного общества, а не просто государственные, церковные, социальные и правовые институты царской России. Применение позитивистского подхода приводило к упрощенным выводам о реакционной и ретроградной сущности всего, что было связано с черносотенным движением. Объяснение недостатков данной методологии при исследовании общественных феноменов дал Ю. М. Лотман: «Либеральное мышление в исторической науке строится по следующей схеме: то или иное событие отрывается от предшествующих и последующих звеньев исторической цепи и как бы переносится в современность, оценивается с политической и моральной точек зрения. Создается иллюзия актуальности, но при этом теряется подлинное понимание прошлого. Деятели ушедших
49
эпох выступают перед историком как ученики, отвечающие на заданные вопросы. Если их ответы совпадают с мнениями самого историка, они получают поощрительную оценку, и наоборот. Применительно к интересующему нас времени вопрос ставится так: общественно-политические реформы есть благо и прогресс. Те, кто поддерживает их, — прогрессивны, те, кто оспаривает, — сторонники реакции (.) Как ни удобна эта картина, но историческая реальность сложнее»88.
Ответ на вопрос о причинах широкого вливания разнородных социальных слоев в крайне правые организации, видимо, находится не в чисто материальной, социальной и политической плоскостях, сколько в религиозно-мировоззренческой. Имея православную основу, правомонархическая система взглядов отражала миропонимания традиционалистской части населения России, носители которой находились во всех слоях общества как среди помещиков, так и среди крестьян. Отличаясь особым религиозным восприятием окружающего мира, правомонархисты сакрализовали традиционные самобытные отношения и формы русской жизни, которые и стали объектом их защиты. «Главная же заслуга СРН состоит в том, что он вовремя показал, что трогать Церковь, Царя, Россию и Народ — нельзя, что глумиться над ними — нельзя, что они здоровы и сумеют постоять за себя сами в дни летаргического сна правителей. СРН показал также, что он ни в коем случае не допустит дележа России», — утверждала черносотенная пресса89. Именно отстаивание базисных ценностей русского культурно-исторического сообщества и обусловило всесословный характер крайне правых организаций.
Граница между либеральным, революционным лагерями и правомонархистами пролегла по линии мировоззренческого раскола секулярно-позитивистской идеологии (в различных ее вариациях) и религиозно-традиционалистской. Неприятие все более распространявшегося светского мировоззрения, верность религиозным стандартам жизни создали основу для
50
появления движения, объединившего разнородные по социальному происхождению, а иногда и противостоящие по социальным и классовым интересам слои общества. «У нас нет ни крестьян, ни дворян, ни нищих, ни миллионеров, есть только братья русские люди. На самую почетную должность выбирают сплошь и рядом самого скромного бедняка, и графы и князья, миллионеры, богачи и богачихи преклоняются перед ним, раз он приносит пользу Союзу, т. е. народу русскому.», — декларировало демократичность и всесословность СРН в ноябре 1907 г. «Русское знамя»90.
В отличие от членов прогрессивных партий, рассматривавших лишенный религиозного наполнения государственный и социальный строй Российской империи как объект для коренной перестройки, правомонархисты воспринимали самодержавную монархию как богоданный порядок власти-устроения. В опубликованном в 1906 г. отзыве группы правых деятелей «Кружок москвичей» говорилось, что политический строй русского государства составляет предмет политической веры русского народа, которой он будет твердо и неизменно держаться именно как веры91. Поэтому подвергшееся штурму самодержавие вызвало мобилизацию традиционалистски настроенных представителей всех классов населения, подобно тому, как в период отечественной опасности происходит консолидация всего общества для защиты общего дома. Объединение в правомонархических организациях шло не по вектору защиты дворянско-помещичьих привилегий, а по идентичности мировоззренческих взглядов и обусловленного ими общего объекта защиты — базовых ценностей российского культурно-исторического сообщества, воплощенных в формуле «Православие, самодержавие, народность».
Безусловно, исходные цели представителей различных классов и групп населения, вошедших в правительственный лагерь для отстаивания устоявшихся социально-экономических отношений, были разными. Так, если помещичье зем-
51
левладение для сословных дворянских организаций (например, Объединенное дворянство) являлось предметом защиты и сохранения своего экономического господства, то члены правомонархических организаций, исходя из консервативных воззрений, признавали эволюционный характер преобразований богоданного порядка и отвергали насильственный путь решения социальных проблем в аграрном секторе. Анализ программ черносотенных организаций свидетельствует, что они отстаивали принцип легитимности, то есть законной процедуры перехода частной собственности из одних рук в другие, в то время как революционные партии декларировали радикальные меры. Отказ от революционных методов в земельном дележе и стал, по всей видимости, причиной определения классовой природы черносотенных союзов как дворянско-помещичьих.
Консерватизм масс, выразившийся в отстаивании базовых ценностей русского культурно-исторического сообщества (Православие, самодержавие, народность) и обусловивший всесословный характер черносотенных организаций, имел религиозный, политический, социальный и психологический аспект. Краткий экскурс в историю европейского консерватизма показывает, что он вырастает на основе традиционализма, определяемого как ориентация индивидуального, группового или общественного сознания в прошлое, которое противопоставляется как совокупность ценностей настоящему92. В религиозном, политическом и социальном аспекте традиционализм утверждает божественное происхождение власти монархии, приверженность устоявшимся социальным системам и нормам, неприятие революций и радикальных реформ, отстаивает эволюционное, самобытное развитие государства и общества93.
С психологической точки зрения традиционализм трактуется как проявляющаяся у различных индивидов универсальное стремление держаться за прошлое, боязнь нововведений и
52
обновления, носящее подсознательный и устойчивый характер. Оказание влияния рациональной аргументацией на человека, глубоко приверженного традиции, отказаться от нее и принять иную, обычно эффекта не дают. Отношение к традиции, разделившее членов правомонархических организаций, сохранивших «русский» формат души и представителей либеральных и революционных партий, пытавшихся привить на русской почве рожденные в иных социокультурных условиях нормы политического поведения, создало основу для роста конфликтности в российском обществе.
Традиционалистское мышление, характеризовавшееся подчинением абсолютному нравственному закону, уважением государственных, общественных и семейных устоев, было присуще значительной массе населения Российской империи. Определяя русский национальный архетип, Н. А. Бердяев обозначил несколько присущих ему свойств: догматизм, аскетизм, способность нести страдания и жертвы во имя веры и устремленность к трансцендентному94. Изначально бессознательный традиционализм широких масс населения, характеризовавшийся приверженностью традициям, стабильности, упорядоченности, не носил агрессивного характера. Особую функцию в социальном процессе традиционализм начинает приобретать при возникновении угроз патриархальному миропорядку. Реакция традиционалистски настроенного населения на сложившуюся в России в начале XX в. социально-политическую ситуацию запустила механизм перерастания «неосознанной» защиты традиционных ценностей в стадию «осознанного» консерватизма95. Стремление правомонархистов защитить традиционное общество и интегрированные в него монархию, церковные и сословные институты, нашло отклик у определенной части населения. Председатель Астраханской народно-монархической партии Н. Н. Тиханович-Савицкий в январе 1909 г. отмечал: «Мы защищаем родное, русское; мы защищаем царя, веру, семью, власть, нравствен-
53
ность, величие России, русскую народность. Это ли вред?»96. Таким образом, приобретая систему консервативных взглядов, традиционалисты становились источником кадрового пополнения правомонархических организаций, чьи политические программы в целом соответствовали их мировосприятию.
Следует отметить, что в отличие от идеологов крайне правых объединений осознанный консерватизм (как направление общественной мысли) широких масс едва ли существовал. В силу образовательного и культурного уровня лишь у немногих рядовых членов черной сотни традиционалистские воззрения перерастают форму примитивного охранения существующих порядков в четкую систему консервативных взглядов. Идеологи правомонархических союзов с сожалением констатировали, что идея самодержавия осознается массами только на уровне чувств. В связи с этим свою задачу они видели в трансформации данного понятия из «области чувства в область разума» посредством разработки рациональной аргументации преимуществ монархии перед другими способами правления97. Попытки перевести стихийный традиционализм масс в качественно новую форму — осознанную консервативную систему взглядов — идеологи монархизма предпринимали посредством внедрения в общественное сознание теоретических разработок русских консерваторов XIX — начала XX вв.
Религиозный фактор является определяющим при решении вопроса идентификации принадлежности к черной сотне. «Русское знамя» давало такое определение правомонар-хисту: «Верный сын Православной церкви не может не быть верноподданным своему государю, не может не быть верным сыном своей Родины. Единственным верным пробным камнем для истинного члена СРН всегда была, есть и будет его неизменная верность Святой матери — Православной церкви: служа ей до самопожертвования, русский человек этим самым вернее всего послужит к утверждению незыблемости
54
Царского престола, колеблемого врагами Бога и Царя, и к сохранению целостности Родины.»98.
Неслучайно ряд современных публицистов вслед за право-монархическими авторами начала XX в., определяя черную сотню как активную часть православной религиозной общности, ведут ее истоки из монашеских конгрегаций. Это признается как представителями современного русского национал-патриотического движения, так и представителями Русской Православной церкви. В изданной в 1999 г. в Барнауле брошюре «Краткий катехизис черносотенца» иеромонах Нафанаил (Судников) указывал на религиозные корни движения: «Черными сотнями на Руси назывались отряды народного ополчения, вместе с которыми всегда шли православные монахи и священники. Черные сотни как русское историческое явление ведут свое начало от святых Александра Пересвета и Андрея Осляби, схимонахов, которые по благословению преподобного Сергия Радонежского, игумена земли Русской, на Куликовом поле отстаивали Святую Русь как воины. Бойцы черной сотни шли впереди сражающихся за Святую Русь. Черносотенцем был святой праведный Иоанн Кронштадтский, который в начале нашего века вдохновлял это движение.».
Религиозный формат идейных воззрений правомонархистов проявился в восприятии происходящих революционных событий не только с политической, но и с эсхатологической точки зрения. Причины социальных потрясений в России в начале XX в. рассматривались ими не столько через призму способности существующей самодержавной системы выполнять функции государственного управления и удовлетворять потребности населения, сколько как результат отпадения от православия некоторой части населения, утерявшей способность воспринимать религиозно-нравственный фундамент царской власти.
На фоне набиравшей на глазах темпы секуляризации общественного сознания, приводившей к подрыву основ традицион-
55
ного мировоззрения, черносотенцы продолжали подчеркивать именно религиозный формат самодержавной монархии, что было доступно пониманию лишь православным верующим. Согласно крайне правой риторике для русского православного сознания только «богоданное» самодержавие являлось формой торжества земной справедливости, исторической истинности или, по их определению, — «Царством правды». На приеме царем депутации Союза русского народа 23 декабря 1905 г. крестьянин В. А. Андреев заявил: «Верь, государь, что русский народ, вручивший судьбы царю-батюшке, не тяготится властью его. Он глубоко верит и сознает, что власть царя — власть от Господа. Правда царя — правда Божья»99.
Религиозность сознания обусловила особое отношение правомонархистов к прошлому. Отвергнув секуляризм и сохранив православное миропонимание, черносотенцы органически принимали историю России и пришедшие из глубины веков национально-государственные устои и традиционные ценности. Разновекторность отношения крайне правых с либеральным и революционным лагерями проявилась и в этом вопросе. Если крайне правые, несмотря на негативное отношение к петровским реформам, полностью принимали прошлое страны, то прогрессивная часть общества подвергала на страницах газет и журналах историю России уничижительной критике. Объяснение разности подходов двух сторон дал К. Манхейм, по мнению которого рационалист относится к настоящему как началу будущего, в то время как консерватор считает его последним пунктом, которого достигло прошлое. При этом консерватор, испытывая эмоциональную симпатию к предмету исследования, переживает прошлое как нечто равное настоящему и выдвигает на первый план сосуществование, а не последовательность100.
Мировоззрение типичного черносотенца, фундамент которого составляли православные и традиционалистские представления, являлось отражением миропонимания верноподданного Российской империи начала XX в.
56
Вера в богоданность самодержавия, самобытный путь России, почитание государственных и общинных традиций, подчинение нравственному закону составляли основу взглядов рядовых членов правомонахических союзов, а потому устремления оппозиционных партий, направленные на свержение монархии и лишение первенствующего статуса РПЦ, воспринималось как посягательство на Божью волю. Крайне правые идеологи утверждали, что понятия «черносотенец» и русский являются синонимами. По их мнению, многовековая борьба за выживание сформировала черты национального характера русского народа (патриотизм, преданность народным традициям, обычаям и идеалам), воплотившихся в XIX в. в формулу «Православие, самодержавие, народность», что, собственно, и составляло сущность крайне правой идеологии.
По мнению идеологов черной сотни, члены правомонар-хических союзов являли собой типичный культурный тип тогдашней России, среди которого либералы и революционеры составляли незначительное меньшинство. На это указывал и руководитель Русской монархической партии В. А. Грингмут в брошюре «Руководство черносотенца-монархиста»: «Черносотенцы-монархисты — это тысячи, миллионы, это — весь православный русский народ, остающийся верным присяге неограниченному православному царю»101. «Того, что наши народные массы — «черносотенные», — не может отрицать никто. Глубокая вера в Бога, непоколебимая преданность царю и покорность законным властям издавна являются отличительными чертами нашего крестьянства», — вторило ему «Русское знамя»102. На упреки либеральной и революционной части общества в «невежественности» и «темноте» монархически настроенных крестьянских масс крайне правые отвечали: «...духовная просвещенность совершенно не зависит от степени образованности, и неграмотный человек сплошь и рядом бывает в миллионы раз просвещеннее ученейшего профессора»103.
57
Православно-монархическая сущность крайне правых организаций подчеркивалась и в патриотической поэзии, формулировавшей в творческой форме характерные черты черносотенца: «предан родине навек», в ком жив «дух исконный, дух народный», кто «сердцем русский человек». В поэтическом посвящении «харьковских обывателей» состоявшемуся в октябре 1906 г. в Киеве III Всероссийскому съезду русских людей дано следующее определение данного понятия: «Кто, молитву творя, / Чтит народ и царя, / В ком ни сердце, ни ум не шатается, / Кто под градом клевет / Русь спасает от бед, — / Черносотенцем тот называется!»104.
О принципиальности для правомонархистов заявленных принципов свидетельствовали предъявляемые ими требования для контактов с другими организациями. Минимум их был сформулирован на состоявшемся в 1909 г. Монархическом съезде в Москве, который заложил критерий отношения к политическим партиям: «.все правые партии, каких бы наименований они ни были, лишь бы признавали незыблемыми начала — православие, неограниченное самодержавие и народность, — никогда не входят ни в какие соглашения и объединенные действия, особенно же во время выборов в Государственную думу и Совет, ни с октябристами, ни с кадетами и всеми еще более враждебными Русскому государству и русской народности политическими партиями»105.
Традиционализм обусловил демократический и непривилегированный характер черносотенных организаций, появившихся на политической арене в момент противостояния различных групп элит. Дистанцируясь от русской элиты — бюрократии (политическая элита), буржуазии (промышлен-но-финансовая элита), интеллигенции (интеллектуальная элита), идеологи крайне правых указывали, что уже к началу XX в. «верхи» перестали быть носителями традиционного русского мировоззрения, подпав под влияние различных западных доктрин. Разрыв элиты с традиционными ценностями,
58
по мнению черносотенных идеологов, стал причиной общенациональной трагедии: «революцию создали, но, к счастью, не могли углубить верхние слои населения — интеллигенция, оторванные от народа, воспользовавшиеся войной и вовремя не разоблаченные и не раскрытые в своих помыслах правящей властью, лишенные верноподданнического долга и чести»106. Образно говоря, если низы сохраняли верность религиозному формату души, то не только либеральный и революционный лагеря, но и во многом аристократические и правительственно-бюрократические круги оказались носителями европейского секулярного мировоззрения.
Мнение о том, что источник революционных импульсов исходил из верхушки российского общества, правомонархи-сты сохранили и после революционных событий 1917 г. Так, руководитель обновленческого СРН Н. Е. Марков утверждал, что февральская революция 1917 г. была подготовлена и осуществлена в результате планомерной и целенаправленной работы либеральной части депутатов Государственной думы, за которой стояли «темные силы»107. К последним идеолог черной сотни относил ставшие центром единения оппозиционных представителей русского истеблишмента тайные масонские ложи, где плелись нити заговора против самодержавной монархии. Противопоставляя себя российской элите, право-монархисты самоидентифицировали себя как «носителей исконно русских нравственных устоев» и «здоровую силу», появившуюся в экстремальный для страны момент всеобщего «шатания умов, чувств и убеждений, среди полного упадка веры и нравственности.», пошедшую наперекор массовому течению, осмелившуюся призывать к «молитве, к патриотизму, к верности государю...»108.
Общим для советской и либеральной историографии является утверждение о прямой подчиненности правомонархических организаций правительственной бюрократии в качестве наемного орудия по подавлению революции. В
59
частности, в исторической литературе утвердилось мнение, что лагерь реакции представлял из себя пирамиду, состоявшую из двух уровней — высшего и низшего. К первому относился царский двор и правительственный аппарат, ко второму — различные правые партии, сословные организации консервативного толка (например, Объединенное дворянство), члены правомонархических организаций и т. д.109
Анализ непростых взаимоотношений крайне правых и бюрократического аппарата отчасти ставит данную точку зрения под сомнение. Резкая критика правительственной политики, заставившая бюрократический аппарат квалифицировать черную сотню как «революционеров справа» и инспирировать раскол их организаций, имела в своей основе разность исходных посылов и мотивации политической деятельности (несмотря на наличие общих позиций по некоторым вопросам). Если целью борьбы правомонархистов с революцией была защита традиционных ценностей российского культурно-исторического сообщества, то правительственный аппарат, расставшийся с православно-государственным мировоззрением, в большей степени был ориентирован на сохранение экономических привилегий правящего класса. Противопоставляя себя «верхам», идеологи черной сотни заявляли, что на защиту самодержавных устоев поднялись именно сохранившие веру в царя представители низших сословий.
Истинным носителем самодержавных идеалов, согласно черносотенным воззрениям, являлось русское крестьянство, «предельно преданное самодержавному царю, признающее его своим единственным защитником и заступником, истинным представителем народных желаний, стремлений и носителем мощи и чести русского народа»110. Акцентируя свой демократизм, крайне правые идеологи приняли данное им либеральными публицистами название «черная сотня» по причине ее неэлитарного значения. Именно крестьянство, рассматривавшееся консерваторами как опора монархиче-
60
ской власти, ядро нации и носитель «охранительных начал» в России111, в глубине веков носило это название.
Проведя исторический анализ происхождения данного названия, профессор В. Залесский писал в «Русском знамени»: «Третий класс посадских людей составляли черные сотни. Сотня означает, как сказано, городскую общину, на современном языке «мещанское общество». Черными же людьми назывались все те, кто не имел никаких привилегий, не был освобожден от податей и повинностей. Например, крестьяне, освобожденные от податей, назывались бело-пашцами, все остальные — черносошными. Значит, черная сотня — это рядовые непривилегированные обыватели, иначе сказать, вся сила земли Русской»112.
В исследованиях советского периода характеристика социального состава крайне правых организаций строилась на преувеличенной оценке асоциальных элементов (люмпены, хулиганы, бродяги), мелкой буржуазии (купцы, торговцы), представителей бюрократического аппарата и правоохранительных структур (чиновники, полиция) и заниженной доли рабочих и крестьянства113. Между тем участие крестьянства в деятельности правомонархических союзов неоднократно отмечалось В. И. Лениным. Выступая в 1920 г. на IX конференции РКП (б) он признал роль черносотенцев по вовлечению в политическую жизнь ранее не проявлявших общественной активности «самых отсталых элементов крестьянства»: «Получилось так, что .возникающая черносотенная политическая организация впервые объединяла крестьян, привлекала их к организации. И эти поднятые крестьяне сегодня выступали с черносотенными требованиями, а назавтра требовали всей земли от помещиков»114. Непривилегированный характер черной сотни отмечался и в другом высказывании В. И. Ленина, относящемуся к 1913 г.: «В нашем черносотенстве есть одна чрезвычайно важная черта, на которую обращено недостаточно внимания. Это — темный мужицкий демократизм, самый грубый, но и самый глубокий»115.
61
Исследования отечественных историков постсоветского периода внесли существенную корректировку в оценку социального состава правомонархических организаций. В моно-графических работах116 и диссертационных исследованиях117 признается факт всесословного характера черносотенных союзов, в деятельности которых принимали участие все слои общества: представители аристократии, дворянство, церковные иерархи и рядовые священники, военные, рабочие, крестьяне, предприниматели, купцы, торговцы, студенты и т. д. Однородностью по своему социальному составу отличалось только Русское Собрание, являвшееся идеологическим центром правомонархистов и объединявшее в основном интеллигентную часть общества118.
Наиболее ярко широкий спектр сословного и профессионального представительства черносотенных организаций характеризует состав их руководителей на местах. Приведенные Ю. И. Кирьяновым сведения показывают, что среди председателей провинциальных отделов можно выделить рядовых юристов (Орфенов в Туле), врачей (Кацауров в Ярославле), школьных преподавателей (Родзевич в Одессе), владельцев магазинов (Тиханович-Савицкий в Астрахани) и чайных (Рябов в Перми), священнослужителей (о. Алабовский в Киеве, о. Виталий в Почаеве), бывших полицейских (Бутенко в Туапсе), военных (Громыко в Могилеве, Селенкин в Екатеринодаре) и т. д.119
В носившем всесословный характер черносотенном движении именно дворяне нередко выдвигались на руководящие посты в силу присущего данному сословию высокого уровня политической активности и образованности. Давая импульс для единения в крайне правые союзы политически инертных носителей традиционных устоев из иных слоев, они выполняли организующую функцию. По подсчетам С. А. Степанова, в Главном совете самой «демократичной» черносотенной организации — СРН — 17 из 34 членов принадлежали к дворян-
62
скому сословию. Среди 45 председателей губернских отделов СРН было 29 дворян. В Союзе русских людей среди 48 членов-учредителей 31 принадлежал к дворянскому сословию120. Исследователь Ю. И. Кирьянов указывал, что некоторые отделы черносотенных союзов возглавлялись лицами с графскими титулами. В частности, А. И. Коновницын являлся председателем отдела СРН в Одессе в 1905—1911 гг., а его брат — Э. И. Коновницын первоначально состоял председателем Петербургского отдела СРН, а с 1909 г. — товарищем председателя СРН. С 1909 г. председателем С.-Петербургского губернского отдела СРН являлся князь М. Н. Волконский121. Многие представители дворянского сословия не только принимали непосредственное участие в деятельности правомонархических организаций, но и реализовывали их программные установки через Государственную Думу и Государственный Совет122.
Тем не менее утверждать, что дворянство являлось надежной опорой трона не вполне верно. Именно представители данного сословия возглавляли оппозиционные (П. Н. Милюков) и даже революционные (В. И. Ленин) партии. Первая мировая война и связанные с нею трудности привели к резкому полевению настроений дворянства, что отмечали сами правомонархисты123 и констатировалось административным аппаратом империи летом 1916 г.124 О неустойчивости монархических убеждений дворянства сообщал и ДП МВД за несколько дней до Февральской революции 1917 г.: «...Дворянство — эта «опора трона» — своими постановлениями на съездах и новыми выборами в Петрограде показало, что оно относится отрицательно к нынешней «системе»»125.
Следует также отметить, что вопреки утверждениям советской историографии, крупные помещики практически не были представлены в правомонархическом движении, а потому не оказывали существенного влияния на его идеологию и деятельность. Отношение поместного дворянства к крайне правым союзам нередко было даже негативным в связи с
63
опасениями, что организационное структурирование крестьянства усилит позиции последних в вопросе о перераспределении земельной собственности126. Поэтому помещичьи интересы отражал Совет объединенного дворянства, членами которого из черносотенных вождей были лишь Н. Е. Марков и В. М. Пуришкевич127.
В заключение следует отметить, что, рассуждая о перспективах крайне правого движения в России, черносотенные идеологи приходили к выводу о том, что основной задачей их союзов в ближайшем будущем должна была стать защита интересов наиболее угнетенных слоев населения в целях ликвидации правового дисбаланса между «верхами» и «низами». Разрабатывая в мае 1916 г. проект «Основных Положений народных монархических союзов» Н. Н. Тиханович-Савицкий писал, что по своему составу они должны были быть «преимущественно союзы простонародные» и ставить целью повышение благосостояния народных масс, под которыми понимались «крестьяне, рабочие, мещане, разные служащие и вообще бедный малосостоятельный люд...»128. Реализация этой задачи, по его мнению, могла установить социальную гармонию в обществе, служить единению различных слоев русского народа и обеспечить политическую стабильность в государстве, исповедующем принципы «Православия, самодержавия, народности».
64