Усиление в начале XX столетия в России модернизационных процессов, приводивших к разрушению традиционных основ российского общества и вестернизации самобытных сторон его жизни, стало одной из причин появления на политической арене страны правомонархических организаций. Среди сотни политических партий России черносотенцы позиционировали себя как движение, ставящее целью отстоять «самобытный» путь развития страны, базирующееся на православной, русской национальной и исторической почве; не признающее рожденных в иных социально-культурных условиях подходов к реформированию страны, а потому
169
не имеющее универсальных рецептов по решению мировых проблем и развитию других стран и народов. Крайне правые подчеркивали русоцентричный характер своей идеологии, ограниченный рамками российского масштаба.
Само появление своего движения правомонархисты объясняли необходимостью защиты духовной независимости русского культурно-исторического сообщества от непрекращающейся идеологической агрессии Запада. Основное различие между противоборствовавшими лагерями состояло в идейных корнях их мировоззрений: если либеральные и революционные партии по своей сути являлись трансляторами различных западных политико-социальных концепций, то черносотенцы выступали в качестве единственной самостоятельной национальной политической силы, опиравшейся исключительно на почвенническую базу. Уход черной сотни с политической арены знаменовал собой начало борьбы между различными направлениями западничества.
Пытаясь провести границу между собой и черносотенцами, идеологи русского национализма позиционировали себя как консерваторов, чья концепция допускает позитивные эволюционные изменения246. Создавая в мае 1908 г. Всероссийский национальный союз, М. О. Меньшиков видел партию, состоящую из «здоровых прогрессивных сил», для которой в прошлом важно лишь то, что имеет влияние на настоящее247. Подчеркивая реакционность черной сотни, националисты указывали на вектор их устремления в прошлое, что лишало их возможности формулировать модель будущего. Широкое распространение в националистической среде получила характеристика правомонархистов как сторонников монархии, отвергнутой монархом.
Еще большие различия имели место между черной сотней и фашизмом, который был явлением в целом революционным, в то время как правомонархисты преследовали охранительные цели248. В отличие от фашистской идеологической системы
170
крайне правое движение представляло собой антипрогрессивное направление, теоретико-методологическую основу воззрений которого в большей степени составляет религиозный подход, в меньшей — позитивизм или рационализм.
Правомонархисты стояли на позициях цивилизационного антиглобализма. Подчеркивая данное обстоятельство, Ю. И. Кирьянов указывал, что исходной позицией, которой руководствовались крайне правые в подходах к решению основных вопросов государственного, политического и социально-экономического устройства империи, было признание особого, не схожего с Западной Европой пути развития России249. В то время как сторонники либеральной доктрины отстаивали тезис об «извечной отсталости» Российского государства, т. к. некоторые самобытные черты российского общества не соответствовали европейским стандартам, именно консервативный лагерь пытался осмыслить историческую обусловленность существования Российской империи, органичность присущих ей религиозных, политических и социальных параметров.
Отрицание идеологами ВНС основного постулата русского консерватизма о самобытном пути развития российского культурно-исторического сообщества оборачивалось признанием общности закономерностей исторического развития России и Запада250. Суть идейных расхождений ВНС и черносотенцев состояла в различном понимании теми и другими сути допетровского периода русской истории. Если, по мнению черносотенцев, до XVIII в. Россия шла отличным от Запада путем самобытного развития, то с точки зрения русских националистов, в допетровскую эпоху страна эволюционировала в соответствии с европейскими канонами251. Последние утверждали, что имея зачатки парламентаризма в виде Зем-ских соборов и Боярской думы, российское государство имело шанс развить их в институты народного представительства по западноевропейскому образцу252. Черносотенная пресса
171
указывала на спорность и внутреннюю противоречивость подобных рассуждений, делая вывод, что националисты воспринимали Россию как часть западноевропейской цивилизации, но имеющую национальные особенности253.
Рассматривая Российскую империю как самобытное культурно-историческое сообщество, русский политический консерватизм настаивал на сохранении духовных и культурных границ и выступал против «впаивания» России в западную или какую-либо иную цивилизацию. Ориентир на создание общества, базирующегося на христианских ценностях, крайне правые объясняли «богоугодностью» русского пути. Для нейтрализации западных идей и учений черносотенцы заимствовали идеи славянофилов о видовой разности российской и западной цивилизаций, отличности путей их развития и непродуктивности заимствования чуждого опыта254. Серьезную работу по обоснованию этих тезисов проделали поздние славянофилы Н. Я. Данилевский255 и К. Н. Леонтьев256, выдвинувшие концепцию о видовой разности двух сообществ, имевших альтернативные формы самовыражения. В правомонархической системе взглядов их идеи получили дополнительное развитие, в результате чего отличие России и Запада проявились в следующем: в политической сфере — это самодержавие и конституционализм, в экономической — сельское хозяйство и промышленность, в социальной — соборность и индивидуализм, в духовной — православие и католицизм (протестантизм)257.
Крайне правые популяризировали идеи Н. Я. Данилевского и К. Н. Леонтьева в своей литературе. В частности, на страницах крайне правой печати находили отражение следующие тезисы.
Отрицание универсальности мировых исторических законов. Если в начале XX в. пришедшее с Запада учение о социально-экономических формациях находило значительное число последователей среди российского образованного общества, то черносотенцы безоговорочно приняли открытый цивилиза-
172
ционный подход, теоретически обоснованный Н. Я. Данилевским. Развивая славянофильский тезис о противоположности России и Запада, русский ученый в изданной в 1869 г. книге «Россия и Европа» выдвинул теорию культурно-исторических типов, отрицавшую существование единой истории человечества, универсальных мировых законов развития, однонаправленности восходящего эволюционного процесса, при котором все страны и народы проходят одни и те же этапы развития258.
По мнению Н. Я. Данилевского, представление о единых для всего мира стадиях развития стран и народов являлось следствием неправомерного переноса этапов развития Западной Европы на весь остальной мир. Заявляя о враждебности Запада славянству, историческую миссию России он видел в сохранении славянского культурно-исторического типа259. Российское культурно-историческое сообщество имело собственный путь развития, заимствуя опыт соседей в государственной и культурной областях, но не поддаваясь глобальному влиянию иных цивилизаций. Так как исходные точки у Запада и России были различны, то пути их развития, а тем более результаты цивили-зационного строительства, не должны были совпадать.
Данное открытие стало серьезным фундаментом для критики русскими консерваторами и правомонархистами предложенной западной философией теории прогресса, легшей в основу различных политических направлений — либерализма, марксизма и национализма и получившей определенное распространение в среде российского образованного сообщества. По мнению консерваторов, проповедовавшийся прогрессистами подход с позиции теории «универсализма» вел к игнорированию российского культурно-исторического опыта, познание которого требовало специфического подхода, отличного от теоретических формул, рожденных западной мыслью.
Отказ от градации степеней развития цивилизаций. В сравнительном анализе проблемы «Россия — Запад» черносотенцы выступали против утвердившегося в среде либе-
173
рального и революционного лагерей позитивистского метода иерархической градации стран и народов, делившего их на «передовые» и «отсталые», «высшие» и «низшие», «развитые» и «неразвитые», «цивилизованные» и «нецивилизованные». Отказавшись от получившей впоследствии распространение концепции «догоняющего развития», крайне правые рассматривали существование двух цивилизаций через призму религии и культуры, которые как явления духовного порядка не имели «стадиальных» признаков. Отличность от западных стандартов многих сторон русского культурно-исторического сообщества, по мнению черносотенных идеологов, обуславливалась проявлением промысла Божьего, что давало возможность оценивать русскую самобытность и традицию не как архаизм, но как особую православную цивилизацию.
Самобытность русского культурно-исторического сообщества доказывалась правомонархистами присущей России особой властной, правовой, институциональной системами и специфическим социокультурным комплексом, не имевшим аналогов в мире. Непризнание западного опыта как образца для подражания создавало основу для критики утверждений либералов и революционеров об архаичности самодержавного способа правления. Указывая на недопустимость абсолютизации демократической формы правления на опыте последних ста лет европейской истории, правомонархисты доказывали эффективность монархической модели власти успехами страны, превратившейся за короткий исторический период из небольшого Московского княжества в империю, занимающую 1/6 часть земной суши260.
Иными словами, идеологи черной сотни проводили мысль, что самодержавие являлось присущим православному культурно-историческому сообществу политическим феноменом, а потому не могло подлежать сравнительно-оценочному анализу в системе координат западной философской и социальной мысли. В контексте подобных представлений
174
специфика российской модели власти и социальной структуры общества предстает проявлением самобытного культурно-исторического типа. «Выйдя из-под ига татарского, русский народ начал самобытно развивать свою цивилизацию и мечтал о мировой задаче, о царе царей — императоре, живущем в Царьграде и своим правлением вносящем мир и счастье на всю землю, так как самодержавие русского православного царя неразрывно слито с идеями свободы, равенства и братства» — писала в июле 1908 г. газета «Русское знамя»261.
Идея единственно приемлемого для правомонархистов иноземного влияния была сформулирована и разработана К. Н. Леонтьевым. «Сила наша, дисциплина, история просвещения, поэзия одним словом, все живое у нас сопряжено органически с родовой монархией нашей, освященной православием, которого мы естественные наследники и представители во Вселенной. Византизм организовал нас, система византийских идей создала величие наше, сопрягаясь с нашими патриархальными, простыми началами, с нашим, еще сырым и грубым вначале, славянским материалом...», — писал К. Н. Леонтьев262. Высказанная К. Н. Леонтьевым концепция о сильном влиянии византизма на духовные и государственные основы Руси позволяла черной сотне нейтрализовывать т. н. западноевропейское влияние и утверждать самобытность России как наследницы павшей под ударами как мусульманских врагов, так и «католических братьев» великой православной цивилизации. Вслед за К. Н. Леонтьевым в июле 1907 г. «Русское знамя» утверждало: «Русский народ перенял религию и цивилизацию от греков как нечто родное и явился единственным достойным преемником греческой цивилизации»263.
Применяя открытый Н. Я. Данилевским цивилизационный подход и «византийскую» концепцию К. Н. Леонтьева, черносотенные идеологи на страницах своей литературы обосновывали следующие позиции разности европейской и русско-православной цивилизаций.
175
1. Разность вероисповедального и духовного строя. Являясь наследницей Византии, российское культурно-историческое сообщество в своем духовно-культурном содержании на протяжении веков имело существенные отличия как от западных соседей, так и стран Востока. Принципиальная причина состояла в разнице основных параметров духовной жизни, проявлявшихся в том, что большинство славянских народов исповедовали православие, а германо-романские — католицизм или протестантство. По мнению правомонархистов, русские сердцем восприняли учение Христа и его заповеди: «Русский народ все прощает, подражая самому Христу...» Православие глубоко проникло в душу русского народа, который «повинуется Богу не по принуждению, как Богу католичества, Богу-ревнителю, жестоко карающему всех ослушников воли Папы Римского. Нет, он повинуется по своей воле тому Богу, который в правде и милости и который возлюбил людей и вследствие их грехов для их же спасения послал Сына Своего на землю для страданий.»264.
В отличие от русского, западноевропейские народы не восприняли христианство «сердцем и душой», о чем свидетельствовала вся многовековая кровавая история Европы. Черносотенцы популяризировали тезис Н. Я. Данилевского о том, что происхождение католичества объяснялось характером германо-романских народов, существенная черта которых проявлялась в чрезмерной насильственности. Оставаясь лишь внешне приверженцем христианства, западное общество не смогло преодолеть свою этническую предрасположенность к насилию, а потому сохраняло верность языческому принципу: «Человек человеку волк». Наоборот, «братство у русского народа основывается на христианской любви — возлюби ближнего твоего, как самого себя, на сознании, что все — братья по Христу и что у всех один Отец небесный», — утверждала черносотенная пресса265. Поэтому, если католический мир уничтожал и жестоко грабил покоренные народы, то православные циви-
176
лизации (византийская и русская) несли завоеванным народам культуру и просвещение.
2. Разность властиустроительных систем. Из разности духовного строя истекала несхожесть политической организации государства, обусловленная отличием религиозных основ русской православной самодержавной монархии и абсолютистских монархических образований Западной Европы. Русская государственная традиция, основывавшаяся на православном понимании мироустройства, жестко противоречила и западным идеям либеральной демократии и социализма, предлагавших широкое участие народа в политическом процессе. Идее демократии русские монархисты противопоставляли тезис об отказе народа от участия в политической деятельности в пользу самодержца, власть которого имеет божественное происхождение и не подчиняется «многомятежному человеческому хотению».
Своеобразную трактовку представители черной сотни давали и понятию свободы, которая понималась как спокойствие духа, возможность исповедовать свою религию, дистанцированность от решения общественных и государственных проблем, защищенность, уверенность в своей безопасности: «Русский народ, будучи уверен, что о нем печется Бог и православный царь-помазанник, является наиболее политически свободным народом»; «Свобода русского человека заключается в свободе совести. Русский крестьянин сам хочет поступать по совести, а не по выгоде и делает то, что велит ему царь и Бог. Он одобряет только ту деятельность, где видна христианская добродетель и смирение. Он поступает только так, как велит ему совесть: молится, постится, трудится; беспрекословно повинуется, если убежден, что ему надо повиноваться, и умирает на посту и на службе, не сказавши ни единой жалобы, примерами чего полна русская история»266.
По мнению правомонархистов, отличие в государственных устройствах, выработанное народами Европы и России, состо-
177
яло в заложенных при их формировании принципах. Европейская система власти формировалась в результате многовековой борьбы различных государственных и церковных институтов, классов и социальных групп, что обусловило историческую разобщенность западного общества в отличие от спаянного православием русского: «Среди граждан Англии идет такая же борьба, как и в Риме между патрициями и плебеями, между оптиматами и пролетариями»267. Свою лепту в борьбу «всех против всех» вносили постоянные войны, в результате которых покоренные народы старались избавиться от завоевателей: «Английское королевство было основано Вильгельмом Завоевателем, морским пиратом, который узурпировал трон Англии и захватил английские земли вместе с проходимцами всей Франции. Как и Рим, Англия составилась из племен враждебных друг другу по цивилизации и по крови».
Российское государство, по мнению крайне правых, родилось в результате сотрудничества сословий, постоянно боровшихся за выживание с соседними племенами и государствами. Сложное геополитическое положение страны и обусловленная этим необходимость концентрации внутренних сил привели к формированию жестко централизованной монархической системы. В июле 1908 г. газета «Русское знамя» утверждала, что в отличие от западноевропейских государств, где различные социальные слои вели непрекращающуюся борьбу за расширение привилегий, русский народ, стремясь к освобождению от иноземных нашествий, добровольно отказывался от значительной части прав в пользу московских князей, которые «сообразовывали свои желания с желаниями народа, постепенно объединяя Русь в своих интересах и интересах народа, стремясь свергнуть иго»268.
Разность двух цивилизаций проявлялась также в приоритете правового формализма на Западе и духовно-нравственных основ на Востоке. В то время как развитие европейских народов шло в непрерывной борьбе за расширение прав, что
178
привело к чрезмерному развитию личностного (индивидуалистического, эгоистического) начала, русский народ отстаивал свое право на существование, что создало основу для утверждения коллективности и соборности. Начало личности приводило к борьбе, заканчивавшейся заключением договоров и строгим следованием нормам права. Начало соборное, общенародное утверждало доверие, стремление решать возникающие конфликты «полюбовно», на основе нравственных норм, а не юридических. Главное различие в двух подходах проявилось в абсолютизации права на Западе, проявлявшееся в выполнении буквы закона, а не его смысла. «Правильная алгебраическая формула, — заявлял Хомяков, — была действительно тем идеалом, к которому бессознательно стремилась вся жизнь европейских народов»269. Запад «пал жертвой» внешнего принуждения, «внешнего закона», в то время как Россия созидала себя, опираясь на закон внутренний, повинуясь нравственному велению. «Даже само слово "право" означало у нас только справедливость, правду», — резюмировал И. В. Киреевский270.
Подход к основной проблеме государственной и социальной организации общества у черносотенцев базировался на признании бесспорного приоритета духовно-нравственного начала. Наличие твердого религиозного фундамента в социуме, по их мнению, определяло доверие народа к власти согласно формуле «единения царя с народом». Правомонар-хисты с сомнением относились к западноевропейскому «юридическому формализму», считая правовые акты вторичными по отношению к религиозным нормам. Поэтому в их миро-восприятии подчинение закону было возможно только при нравственном его обосновании, что противоречило западным подходам. В частности, правомонархическая пресса критико-вала позицию католической церкви, проповедовавшей: «Повинуйтесь королю, даже дурному»271.
Противоположность представляла Россия, где, по мысли правомонархистов, осмысленное понимание православия
179
формировало тип самодержавного русского царя с «идеальными, бескорыстными, чуждыми интересам минуты стремлениями, основанными на заветах Христа и первых христи-ан»272. Следование строгой законности на Западе прямо вело к водворению «правовой тирании» и парламентской гегемонии: парламент укреплял законы, законы усиливали власть парламента. Право ставилось черносотенцами в неразрывную связь с обязанностью, и подобный подход соответствовал традиционной православной трактовке. «Русский народ свободно и добровольно повинуется своему царю-батюшке, а не по принуждению, потому, что он убежден, что у него православный царь, помазанник Божий; и потому все исходящее от престола царя, как и от престола Божья, полно одной только Высшей правды, чуждой всего житейского и своекорыстного. У него православный царь, а не король католический, которому надо повиноваться, даже если он несправедлив. Если народ будет хоть немного сомневаться в справедливости своего царя, никакие силы в мире не заставят народ повиноваться ему, любить и почитать его, что и было с Борисом Годуновым — царем Иродом, как его называл народ», — писало «Русское знамя»273.
Западные государства являлись наследниками римской цивилизации и римской теории права, для которых было характерно признание земного происхождения верховной власти. В отличие от православной концепции государства, где только Бог являлся источником власти монарха, ограниченность власти короля в западном обществе обуславливалась получением им власти не непосредственно от Бога, а от Папы Римского274. Концепция земного источника властных полномочий правителя получила дальнейшее развитие во времена Реформации и окончательно оформилась в эпоху Просвещения (XVIII в.). Великая французская революция, окончательно отказавшись от включения религиозного принципа во властиустроительную схему, утвердила положение о служе-
180
нии «народному суверенитету», что было закреплено в Декларации прав человека и гражданина 1789 года. Это собрание норм полностью исключило нравственное понимание власти из своего лексикона, а подчинение закону провозглашалось неукоснительной обязанностью граждан.
Россия являлась наследницей греческо-византийской цивилизации, где между верховной властью и народом утверждалась нравственная связь. Крайне правая пресса писала, что русский человек неразрывно связывал свое существование с Россией и ее государственным строем, употребляя характерные выражения: царь-батюшка, Русь-матушка, сравнивая солнце с царем, луну с царицей, а звезды с их детьми — подданными империи275. Православие видело в государстве необходимую форму человеческого бытия, а потому духовенство в России являлось помощником верховной власти, радея о благе Родины и строго порицая делающих дурные поступки монархов. Богоустановленность власти царя обуславливала недопустимость ограничения его полномочий. «Поэтому-то все попытки ограничить царское самодержавие и в допетровской и после петровской Руси кончались ничем точно так же, как и в наше лихолетье, так как эта затея верхов, честолюбцев, инородцев и особенно евреев не встречает не только поддержки со стороны народных русских масс, но даже получает решительный отпор», — утверждали черносотенные публицисты276. Здесь проявлялся разрыв секулярного мировоззрения с религиозным, который в 1884 г. отметил один из идеологов славянофильства И. С. Аксаков: «С точки зрения западноевропейского исторического опыта, возведенного в философскую теорию, с точки зрения западноевропейской науки государственного права русское историческое государственное начало — не более, как nonsens, аномалия. Для него нет юридической нормы в западноевропейской науке»277.
Разрыв западного общества после Великой французской революции с сакральным абсолютом еще более усугубил про-
181
пасть в разнице духовных основ двух цивилизаций. Если Российская империя, по утверждениям черносотенных идеологов, оставалась форпостом христианства в православном его проявлении, то Запад таковым быть уже перестал, положив в свое основание материализм и рационализм278. Вслед за славянофилами правомонархисты заявляли, что в основании европейских государств «вражда, ненависть, разобщенность, узкий личный материалистический эгоизм, господство материальной силы, рабство духа и души»279.
Цивилизованные народы Европы объявлялись правомонархистами нравственно ущербными, а потому не могущими быть ориентиром для русского народа. «В жизни Англии не воплотились идеи свободы, равенства и братства; вместо совести, дающей человеку истинную свободу, у них — закон; вместо равенства — господство права, вместо права — упорная партийная борьба, а прогресс у них часто идет ко вреду ближних», — утверждала черносотенная пресса280. Отказ от христианских ценностей оборачивался духовной деградацией: «.Англия не может считаться культурной с своей безнравственной политикой, а уподобляется хитрому животному»281. Утверждалось, что даже отсталые народы Азии обладали более высокой нравственностью. Западу противопоставлялся Китай, который с внешней стороны вряд ли мог считаться цивилизованной страной, но «по духовной же культуре он более христианин, чем англичане, которые состоят христианами». Крайне правые поучали Запад: «Не богатство, не меч управляет нациями, а главным образом высшая духовная культура... В разрешении всех государственных вопросов мы должны проникнуться христианской идеей и .согласно ей решить все вопросы и только тогда мы будем в мире и покое жить.»282. Примером была Россия, где православие возвышало человека до Бога: «Это и есть свобода, равенство и братство, которые охраняет Россия.»283. На страницах официальных документов и публицистики черносотенцев утверждалось, что духов-
182
ное разложение Запада диктует необходимость готовности для сохранившего православную веру русского народа встать во главе европейской цивилизации по созданию общества на христианских началах284.
По мнению правомонархистов, разным был и смысл существования двух цивилизаций. Если Запад находил цель в обеспечении собственного благосостояния, в первую очередь за счет ограбления покоренных народов, то существование России крайне правые объясняли Божьим промыслом, обоснованном православной историософией о возложенной на Россию миссии охранения православия. Сознательно отказавшись от построения «общества социального благополучия», крайне правые полностью приняли формулу Иоанна Кронштадтского: «Русь дана миру, чтобы свидетельствовать ему правду о Христе». В отличие от Запада, находившего цель в самоутверждении, подчинении и переделывании мира под собственные замыслы, историческое предназначение России крайне правые видели в том, чтобы указать человечеству путь духовного спасения. «Православный русский царь как защитник православия на всей земле и покровитель всех славянских народностей в сознании славянских народов является и будущим всеславянским императором и царем царей, каковым он и являлся в сознании русских XVI века», — писала в июле 1907 г. газета «Русское знамя»285.
Из видовой разности европейской и российской цивилизаций проистекал тезис о неприменимости в российской действительности западных рецептов. Черносотенные идеологи отвергли рожденный в середине XIX в. западниками тезис о том, что все положительные черты российского культурно исторического сообщества были результатом воздействия прогрессивного Запада. Значительный вклад в его утверждение в начале XX в. внес лидер кадетской партии П. Н. Милюков в своем труде «Главные течения русской общественной мысли»286. Признавая очевидное утверждение об имевшем
183
место западном влиянии на русскую историю, крайне правые расходились с западниками в оценках его результатов. По их мнению, западные заимствования и подражания возведенного в культ реформатора Петра I привели страну к национальной и культурной катастрофе: «преобразованная Россия отказалась от самобытного развития своих государственных институтов и своего государственного права, заимствуя все от Запада, сохранив самобытность только в языке, костюме, народной литературе, т. е. в том, что само по себе не может дать самобытного развития, а есть только продукт. Преобразованная Россия отказалась от самобытного развития и от этого не выиграла ни в материальном, ни в духовном от-ношениях и дошла до унижения в международных делах и внутренней революции»287. Прозападная политика привела к упадку экономики, уровня жизни населения и в конце его «царствования народ обеднел, а прикрепленные к земле крестьяне превращаются в рабов»288. Реализовать Петру его мечту о повышении материального благосостояния народа за счет разрушения традиционной Руси не удалось.
Черносотенцы указывали, что западные влияния на русской почве всегда приводили к разрушительным для заимствующей стороны последствиям. На страницах монархической литературы приводился показательный пример кадетской партии, позиционировавшей себя в России носительницей социальных норм европейского либерализма. Включив в свои программные документы требования верховенства закона, неприкосновенности частной собственности, уважения прав граждан и т. д., в своей реальной практической деятельности кадеты нередко расходились с заявленными принципами: игнорировали неприемлемые для них законы (Выборгское воззвание), признали возможность насильственного перераспределения земельной собственности, проявляли неуважение к властным структурам и своим политическим оппонентам справа, отказывались осудить террористическую деятельность
184
революционных партий. «Горячо порицая смертные казни над преступниками, кадеты отказывались высказать свое осуждение насильникам и убийцам верных слуг царя и Отечества. Они при всяком случае клеветали и позорили русскую армию и закончили свою «патриотическую» деятельность Выборгским воззванием к бунту и Гельсингфорсским двусмысленным объяснением», — говорилось в обращении Русского собрания, СРН и Партии правого порядка, распространенном в начале 1907 г.289 П. Н. Милюкова неоднократно обвиняли в государственной измене, в частности в получении денег от болгарского и финляндского правительств для лоббирования в Думе чуждых интересов290. Современный исследователь С. В. Лебедев отчасти подтверждает заявления правомонархистов, утверждая, что оппозиционные партии финансировались зарубежными спецслужбами, а создание кадетской партии «осуществлялось на деньги воюющей против России Японии»291.
Черносотенцы не пытались навязать ценности русского культурно-исторического сообщества другим странам и народам. Отказываясь от революционного передела, внедрения западных политических институтов и норм социальной жизни, они ставили вопрос о «самобытном» пути развития России, которое, по их мнению, было возможно лишь на базе развития национальных духовных и государственных традиций. Уваровская триада «Православие, самодержавие, народность» являлась для крайне правых основой, позволявшей русскому народу идентифицировать свое место в мире и понять будущее предназначение. Свое развитие она получила на состоявшемся в 1906 г. в Киеве III Всероссийском съезде русских людей, где в концентрированном виде были изложены принципы, объединившие все правомонархические организации: «Россия для русских! За Веру, Царя и Отечество! За исконные начала: Православие, Самодержавие и Народность! Долой революцию! Не надо конституции! За самодержавие, ничем на земле не ограничиваемое!»292.
185
Опираясь на ключевые постулаты идеологии государственнического консерватизма, разработанные русскими охранителями М. Н. Катковым, К. П. Победоносцевым, В. П. Мещерским, Д. А. Толстым, правомонархисты отвергали западноевропейские парламентские и конституционные учреждения, идейные и культурные нормы социального бытия, ставку на ускоренное промышленное развитие, неизбежно разрушавшие традиционный уклад жизни российского общества и т. д. Ю. И. Кирьянов указывал, что «заимствования. классифицировались как космополитизм, который разрушает самобытную культуру России»293.
Признавая неизбежность модернизации страны, правомонархисты считали необходимым при проведении реформ выполнение двух главных условий, сформулированных русскими консерваторами. Во-первых, реформы не должны задевать основ российской государственности и традиционного общества. Во-вторых, проводником реформ должна выступать самодержавная власть с сильным правительственным аппаратом как единственная политическая сила, способная недопустить анархию при перестройке социальных отношений294. В этом отношении руководящими для черной сотни стали слова императора Николая II, подчеркивавшего опору на традицию: «Только то государство и сильно и крепко, которое свято хранит заветы прошлого». Данную мысль в брошюре «Революционеры и черносотенцы» развил и конкретизировал член Главного совета СРН А. А. Майков: «Черносотенники желают полного переустройства русской жизни, осуждают всю правительственную политику, как внутреннюю, так и внешнюю, всего последнего времени и желают самых коренных реформ. Но только они домогаются, чтобы реформы эти были произведены в духе русского народа, согласно с его историей, чтобы реформы явились естественным развитием всего созданного русским народом, а не являлись бы насильственным навязыванием чуждых русскому народу учений и учреждений»295. В качестве основного метода этого предлагалось обращение к собственной истории
186
в целях поиска в «ней более совершенных и самобытных форм управления государством, а не в чуждом нам, давно отжившем западном конституционализме, который многолетним опытом уже доказал свою полную непригодность», — писало в феврале 1907 г. «Русское знамя»296.
Таким образом, для черносотенцев самобытность русского государства и общества основывалась на уникальных традициях, обычаях, моральных и нравственных ценностях, унаследованных от предшествующих поколений. Согласно право-монархической доктрине, опираясь на опыт предков и следуя принципам упорядоченности, стабильности, равновесия, российское культурно-историческое сообщество могло обеспечить себе эволюционное движение вперед и постепенное обновление на базе национальных устоев. Поэтому крайне правые считали неприемлемыми и неприменимыми для путей русской государственности и культуры какие-либо программы и рецепты реформирования страны, заимствованные откуда-либо извне.
187