§ 4. Отношение к погромным методам решения еврейского вопроса.

Черная сотня получила широкую известность благодаря массовым контрреволюционным и антиеврейским выступлениям, прокатившимся по Российской империи в октябре 1905 г. До сих пор сюжеты, связанные с погромной темой, остаются дискуссионными как в научной литературе, так и в публицистической. Дореволюционные либеральные и советские исследователи данной темы утверждали, что террор и массовые убийства являлись одним из основных средств тактической деятельности крайне правых при реализации программных установок их союзов. Фокусирование внимания на черносотенном терроре, одной из форм которого выступали погромы, давало основание ставить знак равенства между правомонархистами и фашистами315. За рамками рассмотрения оставалась разность идейных основ двух течений. Если крайне правый антисемитизм, уходивший корнями в глубь веков, носил религиозный характер, ставя целью защиту христианской и национальной традиции в сфере борьбы идей, то фашистский антисемитизм опирался на псевдонаучные расистские теории, обосновывавшие геноцид расово неполноценных народов.

Верно ли приписывать консервативному по своему идейному содержанию правомонархическому движению насильственную практику решения еврейского вопроса, присущего фашизму?

В исторических исследованиях и публикациях, посвященных средневековому антисемитизму, традиционно выделялись и дифференцированно анализировались три составных элемента христианского общества, являвшихся источником гонений еврейской общины: государство, церковь и простой народ (толпа)316. Либеральная и советская историография была неоригинальна, обвинив в инспирации погромов самодержавие и его репрессивный аппарат, консервативную часть

299

 

православного духовенства и руководствовавшиеся разрушительными инстинктами отсталые и темные массы. По мнению дореволюционных авторов В. О. Левицкого317, В. И. Ленина318, Е. Маевского319, контрреволюционные и антиеврейские выступления в октябре 1905 г. были организованы российскими властями и реализованы под их покровительством черносотенцами.

Начиная с середины 20-х гг. XX в. данная точка зрения стала общепризнанной и в советской историографии, в которой погромы трактовались как реакция властей на революционный напор, использовавших недовольство некоторой части российского общества ухудшением социально-экономической ситуации в стране в результате революции320. Позднее советская историография (В. В. Комин, Л. М. Спирин, А. Я. Аврех321) давала погромному движению классовую оценку, утверждая причастность к организации насилий властей и правомонархических структур322. Более подробный анализ трудов авторов указанных периодов дан в историографической работе Д.В. Карпухина «"Черная сотня". Вехи осмысления в России»323.

Исходя из имеющихся в исторических исследованиях указаний на причастность к контрреволюционным выступлениям властей, РПЦ и правомонархических организаций, попытаемся рассмотреть их роль в трагических событиях в октябре 1905 г.

1. Власть как организатор контрреволкщионньгх и антиеврейских выступлений. Данная точка зрения имеет ряд слабых мест по следующим соображениям. Во-первых, отсутствие документальных материалов в федеральных и местных архивах о причастности к погромам центральных и местных властей ставит версию об их руководящей роли под сомнение. Участие правительственных структур в организации кровавых бесчинств требовало длительной подготовки и тщательной организации исполнительного аппарата на местах. Однако архив

300

 

ные документы, равно как и мемуарные свидетельства царских сановников, на этот счет отсутствуют. Даже представители либерального крыла правительства, разоблачившие в послереволюционный эмигрантский период многие тайные происки своих консервативных коллег, не оставили никаких намеков. Все сведения о причастности властей к погромам исходят только из либерального и революционного лагерей. Данные обстоятельства привели С. А. Степанова к выводу о том, что «в распоряжении исследователей пока нет данных о существовании единого центра, руководившего погромами»324.

Не находит своего документального подтверждения и якобы имевшая место связь властей с непосредственными исполнителями погромов. Наоборот, всесильный сановник граф С. Ю. Витте, управлявший Россией в кровавые октябрьские дни 1905 г., высказывал крайне негативное отношение к «погромной» черной сотне: «Эта партия в основе своей патриотична... Но она патриотична стихийно, она зиждется не на разуме и благородстве, а на страстях. Большинство ее вожаков политические проходимцы, люди грязные по мыслям и чувствам, не имеют ни одной жизнеспособной и честной политической идеи и все свои усилия направляют на разжигание самых низких страстей дикой, темной толпы. Она, представляя собой дикий, нигилистический патриотизм, питаемый ложью, клеветою и обманом, и есть партия дикого и трусливого отчаяния, но не содержит в себе мужественного и прозорливого созидания.»325.

Вышеуказанные строки вряд ли могли принадлежать человеку, который как председатель Совета министров должен был принимать непосредственное участие в подготовке «кровавой бани». Кстати, той же монетой платили С. Ю. Витте и крайне правые, характеризуя его как «жидовского ставленника», непосредственно причастного к революционной вспышке 1905 г. В частности, орган Ярославского отдела СРН (далее ЯО СРН) газета «Русский народ» утверждал, что бывший

301

 

премьер-министр в молодости был завербован «Всемирным еврейским кагалом», который выдвинул его на политическую арену и помогал в продвижении по служебной лестнице с «целью бесчестия России»326. В вину Витте ставилось и то, что он женился на еврейке, отец которой был ветхозаветным талмудистом, не признававшим православия327.

Со своей стороны, лидеры Союза русского народа открещивались от навязанной им противниками роли орудия правительства в наиболее «неприятных» вещах: «Обвиняют Союз в том, что он «прислуживает» правительству, между тем он не правительственная партия...»328.

Во-вторых, передача функций решения внутренних проблем в третьи руки была несвойственна самодержавной монархии, пытавшейся самостоятельно контролировать все проис-ходящие в обществе процессы. По этой причине организация погромов «сверху» противоречила природе идеократического государства, для которого в принципе неприемлемо использование «неформальных» организаций (т. н. организаций прикрытия) для насилия против политических противников. С. В. Лебедев утверждал, что даже в критической обстановке правительственные органы не пытались опираться на лояльные властям общественные группы, продолжая делать ставку на подавление революционных выступлений силами правоохранительных структур329. Исследователем приводится ответ премьер-министра С. Ю. Витте на предложение одного из предводителей дворянства создавать на местах органы порядка из верноподданных сил: «Ну, знаете! Довольно мне ваших общественных сил! У меня на местах имеются свои верные агенты — исправники, становые и прочие чины полиции. Поверьте, их совершенно достаточно, чтобы провести в жизнь все свои указы и распоряжения»330.

Допустить массовые убийства не мог и русский император в силу религиозного склада личности, о чем свидетельствовала его негативная реакция на предложения правых исполь-

302

 

зовать «Протоколы сионских мудрецов» для антиеврейской пропаганды. Николай II отказался санкционировать чисто пропагандистскую операцию331, поэтому сомнительна его поддержка предложения пролить кровь тысяч подданных.

В-третьих, погромы происходили не из-за участия властей в их инспирировании, а из-за их самоустранения от выполнения государственных функций. Об этом свидетельствуют многочисленные мемуарные и документальные свидетельства представителей органов власти и царских сановников. Подготовленный в условиях строгой секретности Манифест был неожиданностью для местных властей. Резкая смена правительственного курса ошеломила губернаторов и полицмейстеров, которые оказались в полном замешательстве: разгонять ли митинги и демонстрации войсками и полицией, как это было ранее, или предоставить общественности (как левой, так и правой) полную свободу действий, как того требовал Манифест. В частности, 18 октября 1905 г. ярославский губернатор Рогович в панике запрашивал у Министерства внутренних дел разъяснений: «Остается ли в силе за изданием Манифеста 17 октября высочайший указ сенату от 12 октября о порядке устройства народных собраний» и «будут ли особые распоряжения о снятии цезуры с подцензурных изданий или надо считать ее отмененной»332. Ответ на запросы пришел только 20 октября и состоял из одной строки «Указ 12 октября... остается в силе»333, что свидетельствует о замешательстве и центральных властей. Данное обстоятельство неудивительно ввиду того, что и сам министр внутренних дел узнал о Манифесте «одновременно с прочими столичными обывателями»334. Общее состояние администрации выразил опытный сановник К. П. Победоносцев в письме от 1 декабря 1905 г.: «Власти нет никакой!»335.

Результатом «шокирующего» Манифеста, по мнению С. А. Степанова, стало «умышленное самоустранение» администрации на местах по отношению к последующим кровавым

303

 

событиям, в том числе погромам336. Так например, уже вечером 18 октября ярославский губернатор Рогович написал министру внутренних дел Булыгину прошение об увольнении его с должности ярославского губернатора, мотивируя это тем, что он «совершенно непригоден оставаться на службе при наступивших обстоятельствах». В прошении Рогович признавался: «...представляя твердь сложившихся, строго консервативных взглядов, я в 47 лет не могу переделать и... исполнять эту должность я мог успешно до тех пор, пока мои обязанности оставались в согласии с моими политическими убеждениями»337.

Позицию невмешательства в происходившие после получения известий о Манифесте и объявленных свободах события занял и костромской губернатор. Многочисленные свидетели констатировали полную растерянность и пассивное отношение к столкновениям революционных манифестантов с традиционалистами чинов местной администрации, полиции и казаков. Отмечалось также, что костромская администрация не приняла никаких мер к разгону как революционных манифестаций, так и усмирению «расходившейся черни» и защите жертв. Батальон пехоты, полусотня казаков участвовали в качестве зрителей, а полиция в качестве «неискусных санитаров»338.

После столкновений революционных манифестаций и патриотических шествий паралич властных и силовых структур заставлял общественность браться за наведение порядка самостоятельно. В частности, по постановлению Ярославской городской думы 21 октября 1905 г. в городе начала создаваться общественная милиция, численностью 900 человек339, костяк организации составили члены вольнопожарного общества, общества хоругвеносцев, любителей охоты, «лучшие из рабочих и ремесленников»340.

Архивные документы свидетельствуют, что именно самоустранение и бездействие губернских властей на фоне антиправительственных выступлений вызывали у традиционалистской части населения желание самостоятельно навести

304

 

порядок на улицах городов и сел. Ростовский уездный исправник изложил в своем рапорте рассуждения крестьян, принявших участие в разгоне революционных манифестаций: «Все забастовщики — революционеры. Они приносят вред всему русскому народу, потому что Царь дал народу много льгот и скоро даст землю. Власти бездействуют, ибо не арестовывают забастовщиков, значит власти... служат революционерам... и потому народ-крестьяне сами должны помочь Царю и своей силой заставить забастовки прекратить и не допускать никаких митингов в городах, где все говорят против Царя»341.

Вероятно, что оказавшись в полной политической изоляции, администрации на местах пытались использовать последовавшие вслед за изданием Манифеста верноподданнические демонстрации для нейтрализации революционных беспорядков. В частности, в Ярославле антиправительственное шествие остановил губернатор Рогович, который потребовал убрать красный флаг и разойтись342. Когда студенты пожаловались ему на действия участников верноподданнической демонстрации, пытавшейся помешать их движению, Рогович закричал: «Мало вас бьют!.. Мерзавцам так и нужно... Если будете ходить с флагами, вас будут еще бить. Я разгромлю вашу партию, а не черносотенцев»343. В ответ на это из толпы демонстрантов раздался выстрел, направленный в губернатора, но ранивший участника патриотического шествия торговца Жаворонкова344. Губернатор приказал разогнать демонстрацию. Казаки и примкнувшие к ним участники патриотического шествия начали «всеобщее избиение»345.

В-четвертых, участие властей в организации погромов было маловероятно ввиду неодобрительного к ним отношения реформаторского крыла правительства, нанесшего со-крушительный удар по идеократической сущности царского самодержавия посредством Манифеста 17 октября и учреждения ограничившей власть царя Государственной Думы. В реальности для господствовавшей «космополитической» ча

305

 

сти бюрократии, среди которой были лица, сочувствовавшие либеральной оппозиции, погромщики и революционные демонстранты одинаково воспринимались как нарушители по-рядка346. Власти жестоко расправлялись и с теми, и с другими. Участникам погромов достаточно часто приходилось ощущать на собственных спинах удары казацких нагаек347.

Правительственный аппарат был заинтересован в стабилизации общественно-политической обстановки и укреплении общественного порядка в стране: «буйства толпы» могли накалить атмосферу и вызвать негативную реакцию из-за рубежа. Основополагающей линией власти и в XIX, и в начале XX вв. было жесткое подавление любых попыток «возбуждения одной части населения против другой». Данная политика была унаследована и председателем Совета министров П. А. Столыпиным, который в разосланной в феврале 1907 г. телеграмме требовал от губернаторов: «Ввиду полученных сведений, что на 14 февраля ожидаются будто бы повсеместно еврейские погромы, прошу принять самые решительные меры к предупреждению всякой возможности осуществления сего»348. Другой циркуляр главы правительства от 26 сентября 1907 г. рекомендовал губернаторам применять к черносотенным вождям на местах «меры нравственного влияния»: «...внушать им, что правительство ищет в них безусловно лояльной поддержки и потому отнесется враждебно ко всяким начинаниям этих кружков, заключающих в себе элементы. вражды, террористические предприятия и ...принимать все меры к организации и дисциплинирова-нию таких групп путем примирения их на почве устранения программных крайностей. При этом нельзя не отметить, что раздававшиеся уже голоса о необходимости вооружения за казенный счет... не должны встречать сочувствия»349.

Несмотря на отсутствие прямых сведений о причастности к погромам властей, снимать ответственность с правительственного аппарата за происходившее на просторах Рос-

306

 

сийской империи нельзя. Данное обстоятельство понимали и правомонархисты, присоединившиеся к либеральному и революционному лагерям в критике административных структур за произошедшую трагедию. В вину «космополитической» бюрократии ставилось то, что при разделах Польши в XVIII в., приведших к включению в состав Российской империи территорий со значительным количеством еврейского населения, она оказалась неспособной спрогнозировать возможные последствия соприкосновения столь разных по религиозной традиции и ментальности народов. В адрес бюрократического аппарата бросался упрек об игнорировании исторического опыта, свидетельствовавшего, что отсутствие защитных механизмов повсеместно приводило к кровавым бесчинствам. «Русское знамя» писало, что король Лешек в IX в. разрешил евреям жить в Польше и тем заложил основы для будущих погромов. В Испании король Петр Жестокий благоволил евреям, «народ стонал под игом их, — и устраивал многократные погромы, пока не выгнал их совсем». Не избежали той же участи Франция, Португалия, Германия, Италия, Швейцария и Австрия — везде правительства допускали евреев, а через «десятки и сотни лет случалось одно несчастье — наступали смуты и погромы»350.

По мнению крайне правых, благоприятную почву для погромов формировала коррупция власти. Монархисты указывали, что погромы встречались там, где евреи сумели развратить администрацию подкупами и взятками в стремлении поставить себя в более выгодное по сравнению с коренным населением положение. Именно попустительство евреям внука Ярослава Мудрого — Святополка II Изяславовича (1093—1113) привело к еврейскому погрому в Киеве после его смерти: «...вельми сребролюбив. жидам многие пред христианы вольности дал, чрез что многие христиане торгу и ремесел лишились». Жители города обратились к новому правителю — Владимиру Мономаху с просьбой найти «управу на жидов» в связи с массовым

307

 

разорением коренного населения. 1124 год, когда на созванном Владимиром Мономахом общем совете князей было принято решение об изгнании евреев, стал для черносотенцев точкой отсчета истории антисемитизма в России. Выселение евреев, ставшее примером «мудрого» решения еврейского вопроса, по заявлению газеты «Русское знамя» на долгие годы внесло социальную гармонию в общество351.

С другой стороны, крайне правые обвиняли власть в том, что она отказывалась делать правильные выводы о причинах имевших место в России в XIX в. и в других странах погромов, игнорируя корень бед и возлагая вину только на их участников. «Администрации и в голову не приходило, что виновен в погромах не народ, вынужденный реагировать на паразитство пришельцев, а она сама, благодаря попустительству и халатности по отношению к интересам своего народа», — писало «Русское знамя»352. Крайне правые возмущались: «По слабости ли, по алчности ли, по беспечности или умственной слепоте, они допускали в страну это мировое несчастие — евреев. А потом заявляли еще народу, что виновники погромов будут караться»353.

2. РПЦ как организатор контрреволюционный и антиеврейских выступлений. Как указывает в своем исследовании по проблемам христианского антисемитизма Ю. Табак354, существенным отличием антисемитской политики в христианских странах являлась значительно меньшая роль Русской Православной церкви в инспирации антиеврейских настроений в сравнении с Православной церковью Византии, Римско-католической церковью раннего и позднего Средневековья и протестантскими деноминациями Западной Европы. По мнению Ю. Табака, РПЦ не могла выступать гонителем евреев в силу своего подчиненного государству положения как Ведомства православного исповедания. Даже в досинодальный период, когда церковь сохраняла относительную самостоятельность, в решениях высших органов церковной власти (постановления

308

 

поместных и архиерейских соборов, указы патриарха и т. д.) антиеврейская политика официально ею не декларировалась и не инициировалась. Все антисемитские решения, в т. ч. и касающиеся сугубо религиозных вопросов, в эпоху патриаршего правления и в синодальный период принимались государственными органами управления в лице великих князей, царей, императоров, правительственных комитетов и министерств. Ю. Табак указывает, что РПЦ можно критиковать за отсутствие шагов в защиту гонимых евреев (в силу полной подчиненности государству в синодальный период), но целенаправленная антиеврейская политика ей присуща не была в силу отсутствия в церкви теологического обоснования для массовых насилий355.

В начале XX в. Синод не заявлял своей официальной позиции по вопросам антисемитизма, поэтому формирование отношения к евреям было отдано на откуп самим иерархам. В результате этого священство и верующие разделились на две основные группы. С одной стороны, в церкви оставались сильны позиции консервативных священников, активная по-литическая деятельность которых вызывала «наверху» раздражение. Приобретший широкую известность в России своим участием в деятельности Союза русского народа иеромонах Иллиодор не только не сделал головокружительной карьеры, но и подвергался преследованиям со стороны вышестоящих «отцов»356. Отсутствуют и документальные данные об участии в массовых насилиях представителей православного духовенства (за крайне редким исключением).

С другой стороны, в начале XX в. сформировалась достаточно влиятельная группа священнослужителей, являвшаяся поборником обновления церковной жизни, решительно осуждавшая антисемитизм и принимавшая активное участие в политической жизни. В церкви как и во всем обществе намечался глобальный раскол. В революционные годы во многих городах империи (например, в Ярославле и Костроме) имен

309

 

но семинаристы становились в первых рядах демонстраций с красными флагами357.

В целом с некоторыми оговорками можно сказать, что Русская Православная церковь в предреволюционные десятилетия не выступала с четкой позицией по еврейской проблематике. Отсутствие консолидации в церковных кругах в вопросе об отношении к евреям и их роли в русской политике подрывало базу для формирования единого внутрицерковного анти-семитского фронта. Об этом открыто заявляла черносотенная пресса: «.при нынешнем общем жидонезнании, жидонепро-тивлении и невмешательстве она (РПЦ. — М. Р.) не берется показать той сплоченности, чтобы этим помочь царю спасти Русь»358. Именно в результате внутреннего «семейного разлада», по мнению черной сотни, церковь упустила возможность выступить с осуждением как революции 1905 года, так и факта участия в ней евреев359.

3. Правомонархические организации как организаторы контрреволюционных выступлений и еврейских погромов. Проблема участия крайне правых союзов в организации октябрьских погромов 1905 г. до сих пор остается дискуссионной. В советской и западной историографии традиционно проводилась прямая связь между погромами и правомонар-хическими союзами.

На современном этапе сформулировано несколько концептуальных подходов к данной проблеме, подробно проанализированных в историографической работе Д. В. Карпухина «Черная сотня. Вехи осмысления в России»360. Сторонники первой точки зрения (А. И. Стеценко, А. П. Толочко, Р. Ш. Га-нелин) разделили точку зрения советской историографии позднего периода о том, что погромы были осуществлены черносотенцами при организующей роли властей361. В частности, А. П. Толочко утверждал, что погромы дали толчок для организационного объединения имевшихся в регионах сторонников помещичье-монархической идеологии362. Той же точки зрения

310

 

придерживается и Е. Л. Бузмаков указывавший, что, несмотря на отсутствие на местах правых партий, устроители массовых насилий по своим идейным взглядам являлись черносотенца-ми363. С. В. Лавриков считает, что в некоторых регионах страны на момент погромов уже функционировали находившиеся в стадии формирования структуры крайне правых, которые и стали движущей силой массовых насилий364. После октябрьских бесчинств они организуются в правомонархические союзы, что и дает основание вышеуказанным исследователям утверждать «черносотенный» характер погромов.

Сторонники второй точки зрения (С. А. Степанов, А. Е. Язынин, М. В. Станкова), применив многофакторный подход и проанализировав экономические, социальные и психоментальные факторы, пришли к выводу о недостаточности сведений, указывавших на прямую причастность к организации массовых насилий царских властей и правомонархических организаций365.

Несмотря на господствующую точку зрения, в работах А. В. Лебедева, И. В. Омельянчука и др. оспаривается устоявшееся мнение о «черносотенном» характере погромов, т. к. на момент октябрьских погромов 1905 г. правомонархические союзы в большинстве своем не существовали и не имели возможностей для мобилизации масс на антиреволюционные выступления366. Ю. И. Кирьянов указывал, что отправной точкой массового проявления черной сотни на политической арене является Манифест 17 октября 1905 г.: «Хронологические рамки деятельности названных правых партий в России достаточно ясны. Начальная грань — это время образования всероссийской организации СРН непосредственно после издания Манифеста 17 октября 1905 г.»367.

Высказанное А. В. Лебедевым, И. В. Омельянчуком и Ю. И. Кирьяновым мнение подтверждается анализом политической ситуации в губерниях Верхнего Поволжья. В октябре 1905 г. здесь отсутствовали организационные структуры

311

 

каких-либо правомонархических объединений. Создание в конце ноября 1905 г. в Ярославле местного отдела СРН родило волну слухов о готовящемся в декабре новом погроме. Однако, несмотря на появление черносотенной организации, записывать на ее счет кровавые планы представляется не вполне правильным по нескольким причинам: на тот момент крайне правое движение еще не приобрело организованного характера, способного на проведение активных насильственных действий; в источниках отсутствуют сведения о конкретных лицах из числа крайне правых, которые бы делали какие-либо провоцирующие толпу заявления (наоборот, руководство крайне правых открещивалось от планов проведения массовых избиений евреев)368; правомонархисты были заинтересованы в стабилизации общественно-политической ситуации в регионе, что отражало точку зрения властей, опорой которой они себя позиционировали. По нашему мнению, погромные слухи родились и тиражировались в среде революционных партий как реакция на процесс создания враждебных организаций и активно использовались ими для дискредитации политического противника. Данную версию подтверждает то обстоятельство, что все сведения о предполагающихся погромах исходят из революционного лагеря369.

Действительно, обвинения правомонархических союзов в организации еврейских погромов, прокатившихся по стране после опубликования Манифеста 17 октября, не находят безусловного подтверждения по следующим причинам.

Погромное движение хронологически проявляется раньше организационного оформления крайне правых объединений. На данное обстоятельство указывают А. В. Лебедев, И. В. Омельянчук, Ю. И. Кирьянов и др.370 Столкновения монархистов с революционерами в октябре 1905 г. произошли еще до образования наиболее влиятельного Союза русского народа, имевшего наибольшее количество отделений на местах. Существовавшее на тот момент Русское собрание, объединявшее консервативное

312

 

крыло русского «образованного общества», ориентировалось лишь на идеологическое противостояние с врагами «устоев»371. Появившиеся весной 1905 г. Русская монархическая партия и Союз русских людей находились в стадии формирования и не обладали достаточной мощью выступить организаторами погромов по всей империи. Это вынуждены были признавать и видные деятели кадетской партии, утверждавшие, что в октябре 1905 г. отсутствовали партии правее конституционно-демократической, а кадровый костяк монархических организаций находился в распыленном состоянии372. На это хронологическое несоответствие указывали и сами крайне правые. Черносотенная газета «Земщина» заявляла: «Левая печать, обвиняя Союз (имеется в виду Союз русского народа. — М. Р.) в устройстве жидовских погромов, сознательно закрывает глаза на то обстоятельство, что главная полоса погромов относится к тому времени, когда Союз и не существовал. А последний белостокский погром имел место тогда, когда там не было отдела Союза. Обвиняют в политических убийствах Союз, который на расстрелы членов его революционерами отвечал панихидами, который под бомбами и градом пуль шел за крестным ходом»373.

Отсутствие документальных подтверждений причастности правомонархических организаций к погромам. О непричастности черносотенных союзов к погромам свидетельствует отсутствие подтверждающих архивных материалов. Проведенное по кровавым следам следствие в отношении участников погромов не установило чьей-либо организующей и направляющей роли. Все сведения об участии членов черносотенных организаций в погромах исходят из либеральной и революционной литературы, заинтересованной в дискре-дитации политического противника. Даже негативно относившийся к черной сотне и весьма информированный премьер-министр С. Ю. Витте, управлявший Россией в кровавые октябрьские дни 1905 г., отрицал факт участия ее в массовых преступлениях: «Партия эта (черная сотня. — М. Р.), находясь

313

 

под крылами двуглавого орла, может произвести ужасные погромы и потрясения, но ничего, кроме отрицательного, создать не может»374. Отметим, что данные строки, написанные через несколько лет после погромов, говорили о возможности, но не факте участия в кровавых бесчинствах.

Повсеместное прекращение погромов после оформления правомонархических союзов. После образования правомонархических организаций погромное движение в Российской империи практически повсеместно прекращается. Современные исследователи указывают, что после организационного оформления черносотенного движения имели место два крупных погрома в 1906 г. на территории Польши, где русские монархисты не имели сильных позиций «в силу национально-конфессиональных особенностей региона»375. В 1911 г. на обвинения левой фракции Государственной Думы в призывах к массовым насилиям в связи с запросом правых по поводу убийства А. Ющинского, председатель СМА В. М. Пуришкевич обращался к критикам: «.в момент возникновения монархических организаций много ли вы видели погромов... много ли вы видели насилий? — ни одного.»376.

Заявленный законопослушный характер правомонархических организаций. С момента образования черносотенных союзов их лидеры декларировали законопослушный характер организаций и осуждение погромов. Анализ деятельности крайне правых объединений и их программных установок свидетельствует, что руководство монархических союзов не-гативно относилось к погромам как средству решения политических и национальных вопросов. Видный черносотенец Г. В. Бутми в докладе, прочитанном 1 мая 1907 г. IV Всероссий-скому съезду Объединенного русского народа в Москве, отмечал, что согласно историческому опыту погромы, избиения и насильственные выселения евреев лишь в исключительных случаях разрешают еврейский вопрос. Подчеркивалась необходимость поиска других мер, к коим, например, относилась политическая и экономическая дискриминация евреев377.

314

 

Несмотря на то, что борьба с еврейским заговором и засильем являлась одним из важных направлений деятельности, монархический лагерь декларировал отказ от насильственных методов борьбы с евреями, делая акцент на экономическом и идеологическом противостоянии. В 1911 г. В. М. Пуришкевич заявлял: «.монархические организации боролись и борют-ся с еврейским засильем мерами экономическими, мерами культурными, а не кулаком»378. К ним относились как меры пропагандистского влияния, выражавшиеся в устройстве крестных ходов, организации депутаций к представителям органов власти, направление телеграмм на имя царя и премьер-министра, так и экономического характера. Последние должны были облегчить зависимость трудового населения от еврейских банкиров и ростовщиков посредством обеспечения дешевого кредита, устройства потребительных лавок, оптовых складов, хлебных контор, артелей, ремесленных содружеств, торгово-промышленных и бытовых групп, организации ссудо-сберегательных касс и касс взаимопомощи379.

Несмотря на значительный масштаб и интенсивность антисемитской пропаганды, на данный момент исследователями не были обнаружены документальные материалы, свидетельствующие о прямых призывах к еврейским погромам, исходивших от черносотенных союзов. Наоборот, их руководство не только не подстрекало своих членов к насилиям, но вело разъяснительную работу по недопущению оных. В борьбе с «еврейскими заговором» черносотенцы делали ставку на убеждение. «Очевидно, что гневно-мстительная борьба с видимым врагом — грех; а борьба с ним обличительная, самооборонительная и правосудная — есть добродетель, подвиг и долг наш», — писал орган СРН газета «Русское знамя»380.

Идейно-религиозные препятствия для проведения массовых кровопролитий. Существенную роль для неприменения насильственных действий в отношении еврейского населения играли религиозные препятствия, связанные с несовмести-

315

 

мостью с христианской традицией, нравственной ущербностью и несвоевременностью в связи с отступлением революции. Об этом лидеры крайне правых делали многочисленные заявления как в программных документах, так и в периодической печати. Именно на эту сторону делался акцент в избирательной программе СРН, распространенной в сентябре 1906 г.: «Русский народ... имея полную возможность, пользуясь своим правом хозяина земли русской, мог бы в течение одного дня подавить преступные желания евреев и заставить их преклониться пред его волей, пред волей державного хозяина земли русской, но, руководясь высшими задачами христианского вероучения и слишком сознавая свою силу для того, чтобы отвечать им насилием, избрал другой путь для решения еврейского вопроса, являющегося одинаково роковым вопросом для всех цивилизованных народов»381.

Осознавая, что малейшая причастность к массовым насилиям будет неизбежно использована для дискредитации отстаиваемых правомонархистами идей защиты христианской традиции, председатель Русской монархической партии В. А. Грингмут призывал единомышленников: «Никогда не смейте об этом и думать, помните, что всякий, кто борется за известную идею, никогда не будет убивать, иначе этим он распишется в том, что не верит в торжество своей идеи. Действительно жизнеспособная, действительно святая идея может орошаться кровью только своих приверженцев. Каждая новая жертва из наших рядов приближает нас к победе, но да будет стыдно тому, кто подумает поднять братоубийственную руку против своего врага: этим он наложит позорное пятно на наше святое дело! Мирным путем, устилая его нашими трупами и ни одной йоты не уступая из наших верований, мы дойдем до нашей цели, мы одержим победу»382.

Неэффективность погромов как средства борьбы. Неприемлемость погромов для идеологии и практики правомонархических организаций обуславливалась их неэффективностью.

316

Массовые насилия не достигали цели, так как удар наносился не по корню зла — т. н. «жидомасонским ложам», являвшимся, по мнению монархистов, центром плетения мирового за-говора, а по наиболее обездоленной и незащищенной части еврейской общины. Об этом прямо и недвусмысленно заявил в августе 1908 г. глава Союза русского народа А. И. Дубровин во время выступления в Ростове-на-Дону перед единомышленниками: «.бороться с ними (евреями. — М. Р.) надо не погромами, так как погромы нас ни к чему не приводят, от погромов страдает только беднейший еврейский класс, «пар-хи», да русские люди, которых хватают на погромах, таскают их по тюрьмам и судам и ссылают, а в это время главные виновники — богатые жиды — остаются в стороне и еще больше богатеют»383.

Погромы больно ударяли и по исполнителям. «Когда же, вследствие нерадения правительства, русское население, доведенное до исступления непосильной борьбой с наглыми угнетателями, начинает расправляться с ними по-своему, то его хватают, сажают в тюрьмы и ссылают в каторгу, как погромщиков», — говорилось в телеграмме председателя Астра-ханской народно-монархической партии Н. Н. Тихановича-Савицкого, направленной в марте 1910 г. председателю Совета министров П. А. Столыпину384.

«Выгодность» погромов противоположному лагерю. Погромы в глазах правомонархических лидеров оказались полностью скомпрометированным средством борьбы, так как лидеры еврейских общин умело использовали их для получения максимальной выгоды. Печатный орган ЯО СРН заявлял: «Погром кончился, и тут евреи начали просить тысячи; просили тысячи даже и те, у кого кроме старого лапсердака и грязной ермолки ничего до погрома не было»385. За рубежом они становились поводом для организации очередной антирусской кампании и широкомасштабного сбора средств жертвам бесчинств. Благодаря международной помощи и правительствен-

317

 

ным субсидиям еврейские торгово-ремесленные слои быстро восстанавливали разрушенные хозяйства.

Общепризнанным в крайне правой среде стал тезис о том, что «погромы всегда приводят к материальному и политическому улучшению быта евреев»386. Утверждалось, что для руководства кагалов они становились инструментом регулирования внутриобщинной жизни: « .без этих воздействий на еврейское население, вызывавших некоторые остановки в его приросте, евреи, при своей плодовитости, чрезмерно бы размножились, и доходы, получаемые ими с русского народа, пришлось бы делить на большее, чем нынешнее, количество лиц»387. Общий вывод при подходе черносотенцев к теме погромов в июне 1913 г. сформулировала газета «Русское знамя» утверждавшая, что массовые уничтожения, казни, на-сильственные изгнания не привели к исчезновению евреев, наоборот, в конечном итоге народы «оказались в еврейской кабале»388.

Анализ программных документов и практической деятельности правомонархических организаций свидетельствует о явной противоречивости отношения черной сотни к на-сильственным методам. Декларируя законопослушный характер организаций и отрицательное отношение к погромам, черносотенцы утверждали право христианского населения на самозащиту от революционного натиска. В частности, объясняя необходимость иметь в структуре ЯО СРН боевую дружину, руководство отдела заявило, что «союз имеет право на самозащиту и сумеет воспользоваться этим правом при первом поползновении своевольников и их подстрекателей из евреев и еврействующих на насилия над кем бы то ни было из своих членов»389.

Обращение к насилию обуславливалось присущей черной сотне как консервативному движению защитной функцией по отношению к подвергшимся атаке религиозным, политическим и социальным устоям общества. Анализируя сложив-

318

 

шуюся обстановку и делая вывод, что удовлетворить оппозицию политическими преобразованиями невозможно, лидеры правомонархических союзов не исключали участия своих дружин в совместных с полицией репрессивных действиях: «.и Совет рабочих депутатов был политической величиной, перед которой трепетали министры, пока не пришли городовые и не отвели его в участок»390. Состоявшееся в октябре 1907 г. в Ярославле I Частное совещание представителей отделов СРН постановило формировать дружины добровольцев из членов СРН «на случай войны и подавления смуты»391.

Право на самооборону оправдывалось неспособностью репрессивного аппарата самодержавия противостоять революционной угрозе. «Самосуды — естественное следствие бездействия власти, печальное, но неизбежное явление, — писал главный орган СРН газета «Русское знамя», — повторяющееся везде и повсюду, где закон не исполняется, либо слишком слабо ограждает жизнь и имущество граждан, где официальные охранители этого спасительного закона. не умеют, не хотят и не могут избавить мирных граждан от ужасной необходимости подымать карающий меч, вывалившийся из слабых или изменнических рук официальных судей, и превращаться самолично в следователей, прокуроров и, страшно сказать, — палачей»392.

С другой стороны, насильственные действия «христианского населения» оправдывались террором революционных партий. И. В. Омельянчук указывал, что оппозиция рассматривала политические насилия как действенный способ защиты населения от произвола властей, а крайне правые организации как защиту населения от революционного произвола393. «Мы не сторонники самосуда, — заявлял орган Ярославского отдела СРН газета «Русский народ», — но если заранее известное преступление не может быть предупреждено законными мерами, то очевидно, что... неизбежно должен выступить неумолимый и грозный американский дядюшка Линч»394.

319

 

В программных документах черносотенных союзов говорилось, что монархисты будут добиваться своих целей исключительно законными способами. Поэтому появление боевых дружин черносотенных союзов объяснялось необходимостью защиты массовых собраний монархистов и страхом возможного повторения террора, имевшего место во время Великой французской революции, стоившей жизни более миллиону «врагов народа». По заявлению в ноябре 1907 г. газеты «Русское знамя», именно самозащита заставляла традиционалистов браться за оружие, несмотря на декларировавшиеся мирные средства борьбы395.

Появление боевых дружин в составе правомонархических союзов оправдывалось терактами и «экспроприациями», организуемыми эсерами и большевиками. Для подтверждения роста обеспокоенности населения разгулом террора и необходимости организации самозащиты черносотенная пресса приводила статистику пострадавших от «разбойно-освободительного движения». Так, с февраля 1905 по май 1906 гг. было убито и ранено: «генерал-губернаторов, губернаторов и градоначальников — 34; полицмейстеров — 38; исправников и приставов — 204; городовых — 205; урядников и стражников — 184; нижних жандармских чинов — 51; офицеров охранного отделения — 17; агентов охранной полиции — 56; армейских офицеров — 61; нижних чинов армии — 164; чиновников гражданского ведомства — 178; духовных лиц — 31; фабрикантов и высших служащих — 64; банкиров и крупных торговцев — 64»396.

Масштабы террористической активности революционных партий создавали правомонархистам основу позиционировать себя единственными защитниками государства и русского народа в сложившихся обстоятельствах бессилия власти. «...Мы осуждаем бомбы, револьверы и прочие излюбленные способы борьбы революционных партий, но в то же время открыто заявляем, что если враги наши будут поступать нагло с российским народом, будут бить, грабить, жечь наших

320

 

русских собратьев, вообще нарушать государственные законы, то мы, весь русский народ, в силу данной нами присяги... встанем стеной и загородим им ту дорогу, куда они хотят так бойко прорваться», — заявлял председатель одного из провинциальных отделов СРН397.

Ориентированность на активное противодействие революционному террору и защиту как своих членов, так и общественного порядка проявилась у значительного числа про-винциальных правомонархических организаций. Так, уже на первом учредительном собрании Ярославского отдела СРН было заявлено о необходимости организации внутри отдела «особой боевой дружины» для «защиты от врагов внутренних и в помощь полиции»398. Первым шагом новоявленной силовой структуры стало обеспечение безопасности представите-лей органов власти, являвшихся объектом охоты эсеровских боевиков. Глава отдела И. Н. Кацауров информировал Главный совет СРН: «Союзники в тревожное время добровольно приняли на себя охрану всеми любимого и уважаемого губернатора Римского-Корсакова»399.

Основная задача боевых дружин состояла в обеспечении общественного порядка в городах. По сообщениям ярославской либеральной прессы, патрули боевой дружины ЯО СРН по существу взяли на себя выполнение функций полиции, пресекая любые проявления «вызывающего поведения» горожан. Если же дружинникам возражали, они заявляли, что и сам нарушитель, и его дом будут на примете, а нередко здесь же избивали непослушного, советуя потерпевшему не обращаться в полицию, иначе «хуже будет»400. Патрулирование улиц осуществляли и костромские черносотенцы. Так, в Сусанинском сквере они потребовали у группы рабочих прекратить пение «Марсельезы», а когда последние бросились бежать, преследовали их совместно с городовыми401.

Следует отметить, что в создании при правомонархических союзах боевых дружин ничего необычного в то время не

321

 

было. Впервые их активно стали использовать революционные партии для проведения акций индивидуального террора, «экспроприаций» и других «специальных» заданий. Позже боевые дружины для защиты от казаков и полиции появились на бастовавших предприятиях. Боевая группа рабочих Ярославской Большой мануфактуры во время столкновения в «кровавую пятницу» с казаками убила одного из них и ранила троих402. В условиях обострения политической борьбы дружины формировались в целях противодействия террору враждебных партий. Так, создание «общества самозащиты» студентов Демидовского юридического лицея стало следствием участившихся избиений учащейся молодежи черно-сотенцами403. После погромов, обнаруживших неспособность властей защитить население как от правого, так и от левого террора, дань моде отдавали целые промышленные предприятии, городские кварталы, поселки, частные учреждения, выделявшие из своей среды лиц, владевших оружием, для круглосуточного дежурства и патрулирования вверенных территорий.

По мнению С. А. Степанова, крайне правые боевые дружины пытались копировать подпольные террористические организации революционеров. Представляя рыхлые и аморфные структуры, черносотенные союзы органически не могли создать внутри себя дисциплинированные и управляемые боевые группы. Отсутствие общих принципов формирования военизированных дружин приводило к самодеятельности на местах404. Несопоставим был уровень профессионализма и вооруженности эсеровских и черносотенных боевиков. По имеющимся материалам периодической печати, боевая дружина ЯО СРН была вооружена нагайками, кинжалами и револьверами устаревших конструкций405. Недостаток профессионализма компенсировался численностью, которая составляла 300 человек406.

На острие борьбы любое политическое движение имеет в своих рядах лиц, способных пролить кровь. Заинтересованное

322

 

отношение губернской администрации и полиции в пресечении революционных проявлений развязывало дружинникам руки. Не имея возможности держать население в страхе силами военно-полицейского аппарата, будучи вынуждены лавировать среди различных социальных групп, власти благосклонно пользовались услугами СРН. Очевидец характеризовал позицию ярославского губернатора А. А. Римского-Корсакова, который черносотенцам «все безобразия позволял и никакие жалобы от жителей города не принимал»407. В октябре 1906 г. даже не симпатизировавший революционно-демократическому лагерю «Вестник Рыбинской биржи» вынужден был признать: «Союзники обнаглели. Среди белого дня они нападают в несколько человек на лиц, кажущихся им «подозрительными» и избивают. На каждом шагу можно натолкнуться на толпу союзников и быть серьезно избитыми и совсем убитыми. Нападениям, конечно, чаще всего подвергается учащаяся молодежь. Город совершенно терроризирован ими»408. Еще более ярко описал деятельность дружины В. А. Андреев: «Сколько пороли за всякие разности. Сколько изувечили, сколько на тот свет отправили. Сколько по ихнему доносу арестовано и посажено в тюрьму. Увидят на рубашке красный пояс и испорют, или красную подкладку у фуражки. За все пороли до упадку сил»409. И хотя наличие боевой дружины объяснялось монархистами необходимостью самозащиты от революционеров, редкий номер либеральных газет в 1905—1907 гг. выходил без сообщения об очередном избиении «крамольников», которыми в массе своей были лица, подрывавшие общественную стабильность, а не еврейское население.

Заявительный характер приема в члены правомонархических организаций, нередко открывавший доступ в боевые дружины лицам с низким нравственным и образовательным уровнем, игнорирование указаний высшего руководства, желание проявить необоснованную инициативу — все это было характерно для многих политических партий России начала

323

 

XX в. По свидетельствам очевидцев, в боевую дружину ЯО СРН записывались «особые люди из отбросов общества или хулиганов, или, короче говоря, человек был на все способен: избивать, убить и т. п.». Члены дружины нередко были «люди неблагонадежные, прежде судимые за какое-нибудь грязное дело», «из самых головорезов и отчаянных людей», «тех, кто громил и грабил магазины»410. Недавние громилы рассчитывали, что покровительство столь мощной организации, как СРН, находящейся в близких отношениях с местной властью, могло спасти от недоразумений с правоохранительными органами: «...записывались с целью лишь бы избежать кары... за погром и грабеж»411. Костяк боевой организации ЯО СРН составили торговцы с Мытного и Толкучего рынков, безыдейные босяцкие элементы, часть рабочих.

Успехи крайне правых боевиков в снижении активности революционных слоев были налицо. Уже в октябре 1906 г. «Русский народ» хвалился: «Благодаря СРН исчезли из цен-тральной части города краснокожие хулиганы и легко стало дышаться ярославским гражданам. Можно подышать на бульваре и на набережной чистым воздухом, не рискуя нарваться на образованных и просто лощеных марсельезников, выслушать от них дерзость. Даже барышням и тем не страшно прогуляться по бульвару. За то и благодарны же граждане Союзу за его заботу об их благополучии»412. Председатель Костромского отдела СРН К. А. Русин в ноябре 1907 г., оценивая деятельность организации, заявил: «Два года назад мы боялись ходить по улицам, теперь ходим как дома»413.

В историографическом исследовании Д. В. Карпухина отмечается, что современные исследователи сходятся во мнении, что количество жертв черносотенного террора было не-сопоставимо с числом пострадавших от терактов, совершенных эсерами и анархистами414. И. В. Омельянчук указывает, что чаще всего насильственные действия проводились по собственной инициативе боевиков, не были санкционирова-

324

 

ны руководством организаций и выходили за рамки уставных и программных требований правомонархических союзов415. Газета «Русский народ» объясняла это чрезвычайным характером сложившейся в стране ситуации, требовавшей быстрых и жестких мер реагирования: «Во время революции, когда в стране царили смута и крамола, когда революция бушевала на улице, когда метали бомбы, грабили людей и убивали верных долгу и присяге царских слуг, члены СРН и вся наша молодежь открыто выступали против этих смутьянов, открыто на тех же улицах боролись с врагами веры, царя и России и сумели их обуздать и с ними справиться»416.

После окончания революции правомонархические организации подвергли погромные и террористические методы борьбы жесткой критике: «Теперь, когда власть в России окрепла, когда проявления революции прекратились, когда у нас власть находится в твердых руках, мы, члены СРН, в лице его совета, глубоко порицаем всех тех, кто позволяет себе какие-либо насилия, где бы они ни были, против кого бы то ни были направ-лены»417. Но инерция применения силовых акций в отношении наиболее неугомонных возмутителей спокойствия продолжала сохраняться, хотя и в значительно меньших объемах. В послереволюционное время со страниц ярославской либеральной прессы практически исчезают сообщения о нападениях боевиков ЯО СРН на «крамольников».

Сразу же после разгона участниками верноподданнических демонстраций и лояльными властям лицами революционных демонстраций в октябре 1905 г. по стране прокатывается широкая волна еврейских погромов, о числе которых в литературе встречаются разные данные. По одним сведениям, в октябре 1905 г. их было 690, причем по административным пунктам они распределились следующим образом: в 17 губернских городах, 44 уездных, 3 градоначальствах, 626 местечках и деревнях418. По подсчетам С. А. Степанова, просмотревшего практически все русскоязычные газеты, выхо-

325

 

дившие в октябре—ноябре 1905 г., погромы прокатились в 358 населенных пунктах: 108 — в городах, 70 — в посадах и местечках, 180 — в селах, деревнях и хуторах419. Другие авторы указывают, что погромы были 100 городах420. Эта цифра практически не противоречит данным С. А. Степанова, хотя и не дает полной картины реакционных выступлений низов.

Откуда же появляется термин «еврейские погромы» в привязке к правомонархическим организациям? Анализ периодической печати того времени свидетельствует, что придание выступлениям традиционалистов антисемитского характера и определение погромов как «еврейских» исходит исключительно со страниц либеральных газет. Авторами мнения об идентичности понятий «погромщик» и «черносотенец» также стали оппозиционные средства массой информации. Что же способствовало отождествлению двух понятий?

Определение «погромщик» появляется в оппозиционной литературе в отношении участников верноподданнических манифестаций, принявших участие в избиениях революционеров и грабежах евреев вслед за объявлением Манифеста 17 октября.

Использовавшиеся с начала XX в. в отношении традиционалистски настроенных лиц названия «черная сотня», «черносотенцы» прикрепляются оппозиционными средствами массовой информации как к участникам погромов, так и к возникшим в конце 1905—начале 1906 гг. правомонархическим организациям. Относительная синхронность двух событий (погромы и создание черносотенных союзов) позволили противникам монархии отождествить два понятия. На источник появления двух названий обращали внимание и крайне правые. «...Откуда это название — "черносотенцы-монархисты"? Враги самодержавия назвали черносотенцами-монархистами тот простой, черный русский народ, который во время вооруженного бунта 1905 г. стал на защиту своего самодержавного царя», — писал председатель Русской монархической партии В. А. Грингмут в «Руководстве монархиста-черносотенца»421.

326

 

В результате понятие «черносотенец» стало иметь несколько значений. Во-первых, с конца XIX в. до первой российской революции либеральная пресса использовала данное определение в отношении лояльных властям традиционалистски настроенных представителей непривилегированных сословий, проявлявших «охранительную» активность при антиправительственных проявлениях оппозиционной части общества. Во-вторых, участников верноподданнических демонстраций в октябре 1905 г., принявших участие в разгоне революционных выступлений. В-третьих, участников еврейских погромов в октябре 1905 г. В-четвертых, членов право-монархических организаций.

Отождествление либеральной и революционной публицистикой различных по своему идейному содержанию и организационному оформлению движений в едином понятии «черная сотня» привело к наделению правомонархических союзов погромной характеристикой с последующей ее фиксацией и окончательным утверждением в исторической литературе. Рожденная формула знака равенства между воинствующим антисемитом и черносотенцем мигрировала в современную российскую историографию. В вышедшем в 1993 г. энциклопедическом словаре «Политология» заявлялось: «Черносотенцы — нарицательное название националистических организаций, исповедующих антисемитскую идеологию»422.

Хотя столкновения традиционалистов с революционерами закончились в 1905 г., характеристика членов правомонархических союзов как погромщиков и приписанных им массовых насильственных действий в отношении оппозиционеров и евреев, оказали существенное влияние на переоценку к ним отношения царского правительства, ставшего рассматривать крайне правых как угрозу общественной стабильности. Масштабы и интенсивность либеральной пропаганды заставляли правомонархистов принимать меры контрпропагандистского характера для собственной реабилитации. На страницах газет,

327

 

в публичных выступлениях их лидеры постоянно подчеркивали, что правомонархические организации являются защитниками порядка законными мерами. «Мы делами своими дока-зываем, что наша борьба — борьба мирными средствами, что мы — мирные культурегеры, а не погромщики.», — утверждала черносотенная пресса423.

Попытки переубедить прогрессивную общественность оказались тщетны. Резкая критика со страниц либеральной печати оказывала на правомонархистов сильное деморализующее воздействие. Совет Шуйского СРПЛ жаловался Главному Совету СРН: «Преследования русских людей за принадлежность к Союзу происходят почти повсюду. Отделам Союза существовать почти невозможно, от враждебно настроенных инородцев и враждебной местной интеллигенции с левыми убеждениями... Борьба с кадетствующей интеллигенцией... является непосильной»424.

Правомонархисты скоро пришли к выводу, что благодаря стараниям политических противников от ярлыка погромщиков им избавиться не удастся: «Можно написать целые тома разных апологий, общество наше... ничему не поверит, на все будет смотреть с усмешкой и останется при прежнем своем непреложном мнении, что весь Союз русского народа состоит из погромщиков, что деятельность наша — погромная, что литература наша — погромная, что воззвания наши только подстрекают на избиения «лучших людей» России — евреев.»425. В этом отношении крайне правые надеялись на «время и факты», которые сами расставят все по своим местам и потомки назовут погромщиками противоположный лагерь, революционными методами «разрушавший русское государство»426.

Мнение о том, что члены правомонархических организаций участвовали в погромах, могло возникнуть из-за того, что погромщики пополнили ряды крайне правых объединений, а руководство образовавшихся союзов выступало защитниками находящихся под судом громил. Отсутствие социологических

328

 

исследований о процентном соотношении числа погромщиков и «мирных» членов черносотенных союзов делает подобные утверждения сомнительными. На это указывает то обстоятельство, что в условиях поддержки или слабости властей достигшие могущества в 1906—1908 гг. монархические союзы не воспользовались возможностью продолжить погромную практику под влиянием якобы доминировавшей прослойки участников массовых насилий. Вступавшие в крайне правые союзы участники погромов составляли их рядовую часть, не влиявшую ни на идеологию движения, ни на ее практическую деятельность.

По нашему мнению, для того, чтобы выяснить роль право-монархических организаций в трагических событиях октября 1905 г. и определить их отношение к погромным методам не-обходимо дать четкое определение понятию «черносотенец», которое в силу отсутствия четких критериев и характерных черт позволяло в отечественной и зарубежной историографии отождествлять членов крайне правых союзов и участников кровавых бесчинств в октябре 1905 г.

Историками уже сделан значительный шаг вперед по идентификации данного понятия. Анализ имеющихся версий и вариантов позволяет сделать вывод о том, что наиболее перспективным является определение понятия черносотенец по идейно-политической направленности, а не формам и способам действий в отношении политических оппонентов и еврейского населения, т. к. террористическую практику использовали и революционные организации. Равно неплодотворным представляется относить принадлежность к черной сотне по негативному отношению к национальным меньшинства, прежде всего евреям.

В данной связи наиболее полное и емкое определение понятию «черная сотня» дал авторский коллектив энциклопедического исследования427, представленный профессиональными историками, специализирующимися на изучении правомонархического движения428. В частности, исследовате-

329

 

ли отмечают, что «вынося в название словаря словосочетание «Черная сотня», мы подразумеваем под ним политические организации, партии и союзы, а также их членов, стоявших за чистоту и незыблемость триады, .сформулированной в свое время графом С. С. Уваровым — «Православие. Самодержавие. Народность»429. В другом определении авторы подчеркивают структурированность и упорядоченность черной сотни, т. е. организационную форму деятельности по достижению программных целей: «Черная сотня — организованная часть русского народа в борьбе за народные идеалы и против всех внутренних и внешних врагов России»430.

По нашему мнению, исходя из широкого спектра политических партий, декларировавших лозунг «Православие, самодержавие, народность», в качестве критериев отнесения к черносотенному сегменту следует также добавить приверженность концепции божественной санкционированности царской власти, незыблемости самодержавия, недопустимости его ограничения законодательными представительными учреждениями, которая декларировалась в программах правомонархических союзов.

Из этого определения следует, что представляется допустимым дать следующее определение черной сотни. Черная сотня — оформившееся в период первой российской революции 1905-1907 гг. правомонархическое политическое движение, объединившее в себе различные организации и союзы, преследовавшие цель охранения т. н. «базовых русских ценностей», к которым, по их мнению, относились неограниченное самодержавие, первенство православной церкви и русской народности, а также активно противодействовавшие либеральному и революционному движениям. Приведенные критерии позволяют признать Дубровинский СРН эталоном черносотенной организации.

Из этого определения следует, что применять понятия «черная сотня», «черносотенец» в отношении участников

330

 

контрреволюционных выступлений и еврейских погромов в октябре 1905 г. не вполне верно по следующим причинам. В исторической науке отсутствуют работы, ставившие задачу идентификации их политических взглядов. Поэтому утверждать, что они разделяли уваровскую триаду «Православие, самодержавие, народность» и были сторонниками еще не озвученных программных установок крайне правых союзов на данный момент не представляется возможным в связи с недостатком исследований в данной области. Антиреволюционную направленность проявляли и другие правые партии, например, русские националисты431, а приверженность антисемитской доктрине декларировали и действовавшие на окраинах Российской империи некоторые национал-сепаратистские организации. Исходя из этих соображений, нельзя исключать, что участники погромов могли бы быть потенциальными членами Всероссийского национального союза или других правых партий, находившихся нередко во враждебных отношениях с правомонархическими организациями.

По нашему мнению, участники столкновений с революционными демонстрациями и еврейских погромов в октябре 1905 г. являлись носителями не черносотенных взглядов, т. е. четкой и осознанной системы консервативных воззрений, а традиционалистского стиля мышления, трактуемого как проявляющаяся у различных индивидов универсальное стремление держаться за прошлое, боязнь нововведений и обновления, носящее подсознательный и устойчивый характер432. Изначально бессознательный традиционализм широких масс населения, характеризовавшийся приверженностью устоям и ценностям традиционного общества, в условиях сложившейся в октябре 1905 г. в России социально-политической ситуации, угрожавшей патриархальному миропорядку, приобрел социальную функцию и вызвал стихийный выплеск масс, обернувшийся столкновениями с революционными силами. Реакция традиционалистски настроенного населения на

331

 

революционные проявления и запустила механизм перерастания «неосознанной» защиты традиционных ценностей в стадию «осознанного» консерватизма, который в скором времени привел к созданию правомонархических организаций и формулированию их программных установок.

Исходя из этих рассуждений, участников разгонов революционных митингов представляется правильнее характеризовать как традиционалистов, а их столкновения с революционными демонстрациями не как черносотенные, а как выступления верноподданнических (или традиционалистских) сил. Данная характеристика подходит и в отношении лояльных властям представителям непривилегированных сословий, проявлявших «охранительную» активность при антиправительственных проявлениях оппозиционной части общества с конца XIX в. до первой российской революции.

В отличие от черносотенцев — членов правомонархических союзов, чья антиреволюционная направленность базировалась на идейной основе защиты фундаментальных ценностей российского культурно-исторического сообщества, основанием для столкновений традиционалистов с участниками революционных демонстраций и митингов в большей степени являлись экономические, психологические и иные факторы. Иными словами, несмотря на то, что антиреволюционная направленность роднила черносотенцев и традиционалистов, их все-таки разделяла разность мотивов участия в политической деятельности.

Анализ причин антиреволюционных выступлений традиционалистов показывает, что озлобление различных социальных слоев против революционных проявлений к октябрю 1905 г. достигло предела. Всероссийская октябрьская политическая стачка нанесла серьезный удар по экономике страны. Из-за забастовок железнодорожников возникали перебои с подвозом продовольствия, как следствие этого росли цены и падал жизненный уровень людей. Особенно в октябре постра-

332

 

дали торговцы, так как покупательная способность основных потребителей — рабочих из-за стачек значительно упала. Начальник Костромского жандармского управления информировал Департамент полиции МВД о причинах избиения семинаристов 19 октября: «...беспорядок возник благодаря рассчитанной на безнаказанность наглости и дерзости группы учащейся молодежи. Предшествовавшая происшествию забастовка повлекла вздорожание жизненных припасов, что крайне отразилось на беднейшей части крестьянского насе-ления»433.

Октябрьское выступление ярославских традиционалистов было отмечено и участием в нем рабочих, в основном с табачных фабрик Дунаева, Вахрамеева, а также мелких заводиков и мастерских, потерявших заказы из-за забастовок и приостановки работы железнодорожного транспорта434.

Столкновения в Рыбинске 19 октября 1905 г. революционной демонстрации железнодорожников и учащихся с крючниками местной пристани были обусловлены тем, что последние в большинстве своем являлись крестьянами, пришедшими в город на заработки, но железнодорожные забастовки, прекратив подвоз зерна, лишили их работы435. В результате крючники напали на демонстрацию железнодорожных рабочих и разогнали ее, избив немало участников. «Что же касается избиения гимназистов и студентов, то последние стали жертвами насилия невежественной толпы только потому, что, по мнению ее, они являлись подстрекателями железнодорожных рабочих к забастовкам», — писал корреспондент «Вестника рыбинской биржи»436.

Экономическая составляющая явно прослеживается и в последовавших вслед за разгоном революционных митингов еврейских погромах, что подтверждается участием в них тех социальных слоев населения, которые наиболее пострадали от забастовочного движения. К ним авторы Еврейской энциклопедии отнесли все социальные классы населения:

333

 

рабочих, мелкую буржуазию «в лице своих двух характерных групп — мелких торговцев и ремесленников», представителей «либеральных профессий»437. Анализ, проведенный по материалам ярославской периодической печати, областного архива, мемуарам свидетелей тех событий, историческим исследованиям, не подтверждает данную точку зрения в части, касающейся участия лиц «либеральных профессий».

Крайне правые находили основу для погромов в экономической почве, определяя их как стихийный ответ народных масс на безудержную эксплуатацию. Отрицая наличие организующего центра, черносотенцы характеризовали погромы как взрыв народного возмущения и проявление мести, в ходе которых уничтожалось имущество евреев как «нажитое грабежом того же народа среди белого дня на законном основании»438. В Ярославле извращенная форма классового протеста проявилась в том, что некоторые еврейские заводы и мастерские громились работавшими там рабочими. Так, в Ярославле, разгромив мастерскую Якубчика на Стрелецкой улице, работавшие там мастера направились в соседнюю мастерскую Гуревича, которую после разгрома подожгли. «Печник, работавший в медно-паяльной мастерской Блеха на Большой Пожарской улице, участвовал в ее погроме», — сообщал «Северный край»439. Осужденный за участие в разгроме завода Брайнина Д. А. Кокин числился рабочим этого предприятия440. По утверждениям авторов «Еврейской энциклопедии», участие некоторой части рабочих в погромах было «следствием реакционности евреев, а не наоборот»441.

Отрицая роль властей и черносотенцев в подготовке и осуществлении погромов, авторы вышедшей в 1912 году Еврейской энциклопедии (Ю. И. Гессен и Д. С. Пасманик) указывали, что бесчинства являлись антисемитскими выступлениями, вызванными сугубо экономическими причинами — конкуренцией русского и еврейского капиталов, завистью к более за-житочным евреям, жаждой обогащения442. Основание для по-

334

 

добных утверждений давал анализ причин погромов, имевших место в начале 80-х гг. XIX в. на юго-западе России, которые сводились к проявлению народного гнева эксплуатируемых масс против «жидов-паразитов».

Анализ материалов губерний Верхнего Поволжья, связанных с участниками погромного движения, отчасти подтверждает утверждения авторов Еврейской энциклопедии. Действительно, в среде торговцев и ремесленников антисемитские настроения, базировавшиеся на экономической почве и связанные с так называемым «еврейским засильем», были весьма устойчивы. После октябрьских погромов 1905 г. их конкуренты — евреи быстро восстановили разрушенное хозяйство и активно включились в рыночную борьбу, по мнению правых, «доведя до разорения некоторых русских торговцев и заставив других сократить свои обороты»443. Это вызвало взрыв негодования черносотенцев, руководители которых с сожалением заявляли: «Еврейский погром, в сущности, не принес никакого вреда евреям»444. В ответ на это мелкая буржуазия при активном участии СРН неоднократно организовывала кампании за выселение из города евреев, не имевших права проживать вне черты еврейской оседлости, а также бойкот еврейским лавкам. При этом причинами указывались не столько «революционность евреев» или происки жидомасонства, а то обстоятельство, что «...еврейские ремесленные мастерские раскинулись по всему городу, причем заняли наиболее бойкие места, а торговля почти перешла в еврейские руки», отчего «русское ремесло и торговля приходят в упадок»445. Ясно видно, что мелкая буржуазия использовала появившийся в октябре 1905 г. повод для расправы с ненавистными конкурентами446.

Изучение многочисленных свидетельств погромов показывает, что среди участников погромных бесчинств выделялись криминальные и люмпенизированные элементы, которым не были присущи определенные политические взгляды. Пытаясь воспользоваться сложившейся ситуацией, они на-

335

 

правляли разгоряченные после столкновений с революционерами толпы традиционалистов — участников верноподданнических демонстраций на еврейские магазины и лавки. Побудительным мотивом участия в погромах данной группы было желание улучшить свое материальное положение за счет более обеспеченных сограждан без различия национальности. Нередко после грабежей еврейских лавок они переходили к разгрому русских.

В частности, об одном из влиятельных в послепогромное время в Ярославле на Толкучем рынке торговце Н. Воронове говорили: «Во время погромов 1905 г. в числе погромщиков сумел награбить из часовых магазинов разных вещей и скрылся в г. Баку, и проживал до тех пор, когда все не утихло, и вновь явился в Ярославль, уже не забежкой (своего рода прислуга у торговцев. — М. Р.), а самостоятельным торговцем, и по сие время ворочает на рынке как следует и имеет голос между своими»447. Обыски, проведенные ярославскими судебными властями сразу же после погромов в квартирах на Даниловском и Кучерском переулках, Пошехонской и части Борисоглебских улиц — там, где селилось городское «дно», выявили огромное количество награбленной одежды, ювелирных украшений, предметов быта и иудейского культа448. В квартире «Витьки» — главаря одной из банд грабителей, принимавших участие в разграблении дома богатых евреев Хаймовых, — «обнаружена одежда, похищенная при разгроме молельни»449. Как информировала газета «Северный край», в городе даже образовался нелегальный рынок торговли отнятыми у евреев вещами. Темные личности из-под полы по бросовым ценам предлагали прохожим весьма приличные пред-меты домашней утвари450.

Анализ социального состава участников еврейских погромов, подтверждает мнение о серьезной экономической и криминальной мотивации действий громил. В Ярославле главную роль в грабежах еврейского имущества играли мел-

336

 

кие городские предприниматели (торговцы с Толкучего и Мытного рынков, маклаки, ремесленники) и люмпен-пролетарии. Очевидец погромных событий свидетельствовал, что в числе погромщиков «состояли люди и худые и хорошие, а более народ серый — или подсудимые, или они без работ находились и разные хулиганы и торговцы с рынку и Мытного двора. А предводителями этой партии был более народ отчаянный из числа подсудимых и приемщиков краденного имущества»451. Корреспондент «Северного края» сообщал, что участниками погромов были «преимущественно торговцы и маклаки с Толкучки»452. Пурин, основываясь на свидетельских показаниях, заключает: «Толпа громил состояла из мелких торговцев и маклаков (преимущественно), возчиков, зимогоров...»453. Участие их в погромах объясняется не столько желанием продемонстрировать преданность вековым устоям, сколько ставило цель ликвидировать ненавистных конкурентов и пополнить карман.

Социальный состав погромщиков в Костроме не отличался от ярославского: «Толпившиеся кругом (митинга молодежи) торговцы, золоторотцы, представители черной сотни, крестьяне, приехавшие на базар, услышав слово «свобода»... бросились на оратора»454. На собрании интеллигентской части населения Костромы 19 октября подчеркивалось «участие в избиении и руководство толпой некоторых лиц, принадлежавших к местному мещанству и мелкому купечеству»455.

Учет психологического фактора показывает, что Манифест 17 октября, митинги и демонстрации не могли вписаться в рамки традиционного образа жизни далекого от политики россиянина. В судебном деле о погромах в Ярославле в числе причин, вызвавших столкновение «обывателей с демонстрациями рабочих и студентов», назывались: «1) митинги и впе-чатление, производимое ими на массу, 2) получение Манифеста и неудовольствие отдельных групп на революционные проявления»456.

337

 

Сохранились воспоминания ярославского торговца И. Г. Андреева, ярко характеризующие то, как воспринимались простым человеком происходящие события: «...ужасу было масса, на войне шли неудачи, и внутри государства хуже войны, свои своих резали и жгли. Ярославль долго крепился, и было все тихо, и хвалили Ярославль за примерный город и тишину. Но стали собираться студенты и поговаривать о забастовках. Ораторы дело раздули... заговорили фабричные и рабочие, заговорили мастеровые и все прочие служилые люди. Гул шел по городу»457. Значительная часть народа, воспитанная в традиционном патриархальном духе, не была еще достаточно подготовленной для поддержки требований демократических преобразований. Очевидец тех событий признавался, что многие ярославцы, как и он сам, не понимали происходящего, как не понимали слов «забастовка», «свобода слова и собраний», «свобода печати»458. Революция и связанные с нею изменения в экономической и общественной жизни поначалу воспринимались как чуждые и ненужные явления, необходимые только студентам и интеллигентам, а потому — как зло, которому необходимо противостоять459.

Отношение традиционалистски настроенной части населения к последовавшим за изданием Манифеста революционным проявлениям описал очевидец тех событий: «Манифест поняли одни студенты. И хотели его восхвалить и поблагодарить и похвастаться перед народом, взяли красный флаг и устроили манифестацию... Но черные и рабочие и малограмотные люди не поняли этого шествия по улицам с флагом и приняли студентов за республику, т. е. студенты хотят республики. Это означает, что царя самодержавного не надо по-ихнему. А чтобы на престоле был президент выбранный народом. Это так поняли черные люди и бросились на студентов с кулаками и камнями».

Озлобление традиционалистов вызывали и попытки публичных чтений Манифеста на улицах и площадях городов.

338

 

«Пусть они читают сами себе... Нам пусть читают в церквах с объяснением», — писали «обыватели и торговцы» г. Ярославля в письме губернатору, требуя прекратить публичные сход-ки460. Горожан раздражало и то, что данные манифестом свободы трактовались ораторами с различных позиций. Свидетель по делу о еврейских погромах, давая показания суду, вспоминал: «18 октября на митингах в земской управе различно толковали Высочайший манифест»461. Нельзя не отметить и тот факт, что часть населения не верила в подлинность Манифеста, так как официальная информация о «конституции» со стороны губернского начальства появилась только в конце дня.

Причинами для столкновений становились попытки оппозиционеров привлечь лояльные слои в свои ряды посредством агитации. В Костроме участники революционной манифестации с песнями и революционными лозунгами направились на Сусанинскую площадь, где зачитали приехавшим на базар крестьянам революционную прокламацию. Этот шаг окончился трагично: «Крестьяне сперва внимательно слушали. Потом перебивают чтеца: «Ты это что читаешь?» — «А вот слушай», — чтение продолжается... «А так вон оно что! Это он что читает, что Царя не нужно, да и Бога не нужно. Бей их! Постоим за Бога и за Царя православно-го!»»462. Начальник губернского жандармского управления сообщал: «... когда ораторы-революционеры позволили себе кощунственно отзываться о религии и царствующем доме, то окружавшие демонстрантов крестьяне потеряли самообладание. Произошла свалка...»463.

На фоне значительного накала политической борьбы поводами для массовых погромов, по мнению С. А. Степанова, являлись провокационные действия, приписываемые революционерам и евреям: богохульство, святотатство, глумление, осквернение и поругание христианских святынь464.

Данное мнение подтверждается очевидцем революционных событий, вспоминавшим: «помню гнусную вакханалию

339

 

революции с красными знаменами, с хором жидовских газет, каждым словом оскорблявших каждого русского. Все, что нам дорого и свято, подвергалось поруганию в те проклятые "дни свободы" для разбойников, "дни рабства" для честных людей. Даже Казанский собор осквернен был жидовскими "освободителями", избравшими св. храм местом своих подлых митингов и кричавших с паперти Православной церкви святотатственные речи против православия!»465.

Архивные документы и материалы периодической печати свидетельствуют, что нередко участники революционных манифестаций сами давали повод консервативно настроенным массам к насильственным действиям. В Ярославле за день до погромов 18 октября получил широкую огласку факт «поругания святыни» известным в городе торговцем и заводчиком евреем Либкеном, который, находясь на митинге в земской управе, на глазах у многочисленной публики разорвал царский портрет, а также ругал императора466. В Рыбинске причиной столкновения 19 октября революционных манифестантов с крючниками рыбинской пристани, как явствует из рапорта рыбинского полицмейстера, послужило требование к крючникам снять шапки467. 22 октября 1905 г. в Иваново-Вознесенске большевик В. Е. Морозов в ответ на требование участников крестного хода снять шапку перед царским портретом убил двух портретоносцев и прострелил портрет императора468. В Киеве после появления известия о царском манифесте революционная толпа захватила здание городской думы, разорвала в зале заседаний портреты Николая II и его предков, сбросила с думского балкона царскую корону, глумилась над портретом главы государства, что побудило лояльных горожан ответить на революционные выступления верноподданническими демонстрациями469.

В Костроме массовые беспорядки начались после выстрелов, сделанных участниками революционной демонстрации в памятник Ивану Сусанину, находившемуся на центральной

340

 

площади города. Впоследствии черносотенцы обвинили революционеров в провоцировании народа на избиение учащихся: «... главари, видя перевес на стороне простого народа, возьми да и выстрели в памятник Сусанину в досаду народу и сделай несколько выстрелов с криками «долой царя, да здравствует свобода», тогда народ не выдержал такого явного поругания, взял прямо на «ура» и загнал эту нечисть в один дом, где они ранее собирались, и около этого дома сделалась общая свал-ка»470. В результате костромских выступлений традиционалистов был убит ученик 3 класса семинарии В. Хотеновский, десятки человек — искалечены и ранены. Через несколько лет члены Костромского СРН писали царю: «Всемилостивейший Государь, умоляем тебя даровать монаршее прощение костромским патриотам Русину и двадцати его единомышленникам, неправильно осужденным Московской судебной палатой за то, что они встали на защиту Тебя от оскорблений крамольников и не допустили разрушения дорогого нам памятника Сусанину»471.

Показательно, что основными действующими лицами в борьбе с революционными проявлениями в Костроме являлись приехавшие на базар крестьяне, которые в отличие от городских мелкобуржуазных слоев в своих действиях руководствовались не экономическими мотивами, а идейно-традиционалистскими представлениями. Именно крестьяне в концепциях русских консерваторов являлись носителями охранительных начал и «народной правды»472. Документы жандармского управления, опиравшиеся на сведения филеров, а также части очевидцев, приписывали крестьянству ведущую роль в разгоне революционной демонстрации473. Почва для их участия была подготовлена, т. к. с начала революции в деревнях распространялись слухи, что городские забастовщики и студенты сжигают иконы и ломают церкви474. Со своей стороны, либеральная пресса утверждала, что организаторами и активными участниками антиреволюционных выступлений являлись городские лавочники,

341

 

торговцы, люмпен-пролетарии, а не прибывшие из окрестных деревень крестьяне: «Вообще, нельзя не отметить, что из крестьян активное участие в бойне принимали лишь немногие»475; «крестьяне никогда бы не стали бить учащихся, если бы не был пущен кем-то слух, что учащиеся ломают памятник Сусанину и что полиция сама приглашает крестьян и золоторотцев помочь ей разогнать учащихся, т. к. разогнать их у полиции «сила не берет», и никому ничего за это не будет»476. Так или иначе, избиения производили обе социальные группы населения: как городские лавочники и торговцы, так и крестьяне.

Конкретизировать картину социального состава участников антиреволюционных выступлений в октябре позволяет обращение к архивным материалам следствия и суда. Из 22 осужденных по делу о еврейских погромах в Ярославле 16 человек числились крестьянами, 6 — мещанами. Всего к следствию привлекались 57 человек. Все проходившие по делу проживали в Ярославле. Здесь данные о сословном представительстве распределились следующим образом: 47 крестьян и 10 мещан. В отношении 23 из них в мае 1909 г. расследование было прекращено недостаточностью улик, а 12 оправданы, хотя и те и другие принимали участие в беспорядках477. Таким образом, наибольший процент погромщиков давали вчерашние крестьяне, пришедшие в город на заработки, в массе своей являвшиеся носителями традиционалистских и патриархальных представлений.

Приведенные цифры соответствует общей картине по стране. По подсчетам С. А. Степанова 83% участников погромов по сословной принадлежности были крестьянами (в Ярославле 84,3%), а 16% — мещанами (в Ярославле 15,7%)478. Подобная картина наблюдалась в Костроме, где из 28 осужденных по делу об избиении учащихся 17 принадлежали к мещанскому сословию (77%), остальные — крестьяне479. Следует отметить значительный возрастной разброс громил: от 22 до 60 лет. Основную же массу составляли крестьяне зрелого возраста от 35 до 60 лет

342

 

(более 70%). Сведений об участии в погромах крупных купцов, представителей привилегированных классов, дворян, духовенства, интеллигенции обнаружено не было.

Были ли выступления традиционалистов, направленные против революционеров и евреев в октябре 1905 г., кем-то тщательно спланированы и подготовлены? Идеологи право-монархических союзов указывали на стихийность выступлений масс, характеризуя их как «вырвавшийся внезапно из глубины народа наболевший крик протеста против происходивших революционных неистовств»: «18 октября... кучка неорганизованных, никому неизвестных патриотов, возмущенных надругательством над всем, что свято русскому православному народу, собралась и пошла с портретом государя по улицам города...»480. Опровергая мнение оппозиции о подготовленном характере насильственных действий против евреев, правые заявляли: «Организовать погром народом другого племени задача нелегкая и даже неосуществимая, если в самом народе не накопилось достаточных поводов к озлоблению против другой народности», «погром есть внешнее выражение народного негодования на присосавшихся к телу народа кровопийц, и никакая организация не в состоянии насильно вызвать погром одной народности другою»481.

В некоторых городах империи поводами для погромов становились произведенные выстрелы в крестные ходы и монархические манифестации участниками революционных демонстраций или неизвестными лицами из домов, принадлежавших евреям. Последнее отмечалось в Ярославле, Тамбове, Твери и т. д. В частности, в Ярославле шествовавшая по Духовской улице верноподданническая демонстрация была обстреляна из дома еврея Марголина и из здания общежития семинаристов. Как впоследствии утверждала черносотенная пресса, «эти выстрелы в царский портрет были той каплей, переполнившей терпение... Начался стихийный погром»482. Толпа ответила камнями и разграблением всех ближайших

343

 

окрестных еврейских домов (главным образом на Власьевской улице) и семинаристского общежития.

Позднее проведенное по делу о еврейских погромах в Ярославле следствие не выявило конкретных лиц, стрелявших в патриотическую манифестацию. Поэтому сейчас трудно сказать, кто сделал выстрелы, ставшие началом трагедии. Никаких документов, подтверждающих или опровергающих причастность кого бы то ни было к организации стрельбы по патриотической демонстрации, в федеральных и местных архивах обнаружено не было.

Вина за пролитую кровь, по всей видимости, лежит на обеих сторонах, не сумевших проявить терпимость и выдержку. Но именно нарушение оппозицией сложившихся норм поведения (осквернение святынь, массовые демонстрации с красными флагами, антиправительственные речи, попытки агитации крестьян, выстрелы в крестные ходы и т. д.) было одним из факторов, спровоцировавших стихийные выступления верноподданных сил. Выскажу предположение, что именно отсутствие у консервативных сил руководящего и организующего центра, не позволило сдержать разрушительную энергию традиционалистски настроенных масс. Только с появлением правомонархических организаций, взявших под контроль народную стихию, погромы уходят в прошлое и возвращаются вновь во время Гражданской войны. Но ответственность за них черносотенцы уже нести не могли.

Объясняя причины того, почему именно евреи становились объектами насильственных посягательств, монархическая литература заявляла, что погромы происходили повсеместно из-за разрушительного влияния еврейства на традиционно сложившиеся основы религиозной и социальной жизни. Экстерриториальность и универсальность погромов должны были подтвердить данную точку зрения. «Погромы были везде, где евреи проживали, — в Берлине, во Франкфурте, Лондоне, Нью-Йорке, Риме, Мадриде и т. д.»483. Особо указывалось, что

344

 

погромы не являлись изобретением русского народа: «Жидов били все народы... и в древние и в средние века, а также и в наше время били жидов англичане и американцы, таким образом, все народы признавали жидов всесветными паразитами, а все народы ошибаться не могут»484.

Другой выдвинутый правомонархистами тезис гласил, что погромы были народным ответом на революцию и активное участие в ней евреев. Движущей силой кровавых бесчинств стало стихийное возмущение носителей традиционного мышления вторжением евреев в события «внутрирусской» жизни. Действительно, политически активные представители еврей-ского народа, получив в октябрьские дни 1905 г. возможность проявить долго сдерживаемое чувство национального унижения, внесли немалую лепту в провоцирование традиционалистов. «Русское знамя»» писало: «Припомните-ка, какою кровавой полосой прошли погромы евреев в 1905 году именно в тех местах, где еврейских руководителей революции было особенно много»485.

Описывая октябрьские дни 1905 г., Русское Собрание указывало, что при получении известия об объявленных Манифестом свободах евреи оскорбили святые чувства христиан, сделавшись им ненавистными. «Поэтому, — делало вывод руководство организации, — озлобление против евреев повсеместно возросло до крайней степени»486. Почву для погромов во многом подготовляла сионистская и революционная литература. Некоторые листовки предлагали замуровать царя в стену живым, а царевича распять, в чем «Русское знамя» на-ходило ритуальный подтекст: «...вероятно для... истязания его младенческой крови»487.

Тезис о революционности евреев давал лидерам право-монархистов основание утверждать, что погромы были направлены не против конкретной нации, а против разрушителей устоев и носили антиреволюционный характер488. Так, председатель Ярославского отдела СРН И. Н. Кацауров пря

345

 

мо указывал на виновников революции: «Революционную агитацию в учебных заведениях вели главным образом евреи; также и во всем так называемом освободительном движении в Ярославской губернии они стояли во главе, но везде сумели вовремя скрыться»489. Комментируя судебный процесс над погромщиками, газета «Русский народ» писала: «И в Ярославле обнаглели жиды и их прихвостни, ходили с красными флагами, кричали «долой самодержавие», рвали царские портреты, выбирали президента Ярославской жидовской республики. Но русскому долготерпению настал конец, и октябрьский погром в Ярославле... надо рассматривать как протест оскорбленного русского чувства против жидовских подлостей»490.

Мнение о том, что погромы были направлены против революционного лагеря, поддерживали и официальные представители царской юстиции и высшей власти. В обвинительной речи ярославский прокурор назвал причиной погрома «деятельное участие» евреев в революции, следствием чего стало «обострение племенной и религиозной вражды к евреям»491. Эта точка зрения находилась в контексте мнения Николая II, который в письме матери императрице Марии писал: «. народ возмутился наглостью и дерзостью революционеров и социа-листов, а так как 9/10 из них жиды, то вся злость обрушилась на тех — отсюда еврейские погромы. Поразительно, с каким единодушием и сразу это случилось во всех городах России и Сибири. В Англии, конечно, пишут, что эти беспорядки были организованы полицией, как всегда — старая, знакомая басня! Но не одним жидам пришлось плохо, досталось и русским агитаторам: инженерам, адвокатам и всяким другим скверным людям. Случаи в Томске, Симферополе, Твери и Одессе ясно показали, до чего может дойти рассвирепевшая толпа, когда она окружала дома, в которых заперлись революционеры, и поджигала их, убивая всякого, кто выходил...»492.

Участие евреев в революции, по мнению черносотенцев, стало главной причиной роста антисемитизма в среде носите

346

 

лей традиционных ценностей, которые не потерпели вмешательства посторонних сил в свои внутренние дела: «.евреи, очевидно, боятся после того, как пролив в 1905/06 гг. русскую кровь их наглое поведение навлекло и ненависть христианского населения, так что жидки испугались — а вдруг да Россия погонит их согласно ее исторической традиции в обетованную землю.»493.

В последнее время в отечественной историографии получает развитие точка зрения о том, что еврейские погромы были направлены против революционно-демократического лагеря. С. А. Степанов утверждает: «Деление на избивавших и избиваемых осуществлялось не только и даже не столько по национальному, как по политическому принципу»494. «Погромы не были направлены против какой-либо конкретной нации», — заявляет исследователь, а потому называть их еврейскими «не совсем справедливо»495. Подкрепляя свою позицию, автор приводит статистику пострадавших: из 1622 убитых евреями числились 711 человек, соответственно из 3544 раненых — 1207 евреев496. Разделяя эту точку зрения, В. Острецов, ссылаясь на Комиссию сенатора Турау, созданную для расследования киевского и одесского погромов, в качестве доказательства приводит цифры: «В Киеве было убито с 18 по 21 октября 1905 г. 47 человек, в том числе евреев было из них 25%, раненых 205, из них евреев 35% »497. Таким образом, большинство пострадавших относились к нееврейскому населению.

В Ярославле объектом нападения традиционалистов становились участники революционных шествий. Особую ненависть погромщики проявляли к студентам и семинаристам. Одним из первых объектов погрома в городе стало общежитие семинаристов. После столкновения 18 октября демонстрации студентов Демидовского юридического лицея с толпой маклаков и торговцев «появление семинаристов, гимназистов и в особенности студентов стало опасным, почему учащейся

347

 

молодежи в форменной одежде почти совсем на улицах не встречается»498. Студент Демидовского юридического лицея жаловался губернатору на погромщиков: «...бросились на меня, ничего не подозревавшего, с криками «бей студента» повалили и начали бить. Проломили камнем голову, били палками, топтали меня ногами»499.

Первые исследователи правомонархического движения в Костромской губернии в 1905 г. подчеркивали: «Во всех случаях удар направляется на учащуюся молодежь, на школы или еврейство...»500. Находившийся на партийной работе в Иваново-Вознесенске М. В. Фрунзе писал: «Громилы избивали не только евреев, но и всех рабочих, подозревавшихся в симпатиях к революционерам»501. Избиениям подвергались наиболее активные революционеры и прежде всего депутаты Совета уполномоченных. Ивановские фабриканты и заводчики всячески поощряли традиционалистов, предоставляя им «черные списки» активистов рабочего движения, а также указывая места проживания последних. Анализ материалов ярославской периодической печати показывает, что и после погромов объектами расправ боевиков СРН становились в массе своей сознательные рабочие, студенты и гимназисты, т. е. те, кого правые считали участниками революционного движения. Случаи избиения евреев — единичны.

Иное мнение о характере погромов было у авторов «Еврейской энциклопедии»: «Несмотря на то, что погром объяснялся местью революционерам, последние почти не пострадали... а жертвами громил сделались мирные обыватели, торговцы, местные богачи-евреи, которые по своему классовому положению были скорее враждебны революционному движению, равно и та серая еврейская масса, которая вообще не имела никакого отношения к общерусской политической жизни»502.

Однако целостной картины погромного движения составлено не будет при игнорировании важного фактора, ока-

348

 

завшегося за пределами рассмотрения историков прошлого и настоящего. Имя ему сионизм. В конце XIX — начале XX вв. на российском политическом поле активно функционировали сионистские партии, имевшие от 373 до 800 организаций503. Их роль в кровавых событиях октября 1905 г. до сих пор не изучена. Уже введенные в исторический оборот факты указывают на крайне неприглядную роль членов движения, на словах декларировавших защиту еврейского населения, а на деле провоцировавших обе стороны. Исследователь С. А. Степанов привел два вида практиковавшихся ими приемов. Во-первых, настраивание русских традиционалистов против евреев. В Нежине Черниговской губернии были задержаны Янкель Брук, Израиль Тарнопольский и Пинхус Кругерский, которые разбрасывали воззвания на русском языке: «Народ! Спасайте Россию, себя, бейте жидов, а то они сделают вас своими рабами». Во-вторых, провоцирование евреев против традиционалистов. В Чернигове одновременно с антисемитскими листовками сионисты-социалисты распространяли воззвания на еврейском языке, призывавшие «израильтян» вооружаться504. После опубликования Манифеста 17 октября во многих городах империи сионисты как по команде вышли на демонстрации под знаменами с надписями «Наша взяла!» и «Сион», как будто нарочно указывая погромщикам объект избиений.

Что подвигло сионистов делать еврейское население империи заложниками столь непростой ситуации? После выхода в 1896 г. книги Теодора Герцля «Еврейское государство» сионизм стал мощным фактором не только российской, но и международной жизни. Находившееся в стадии формирования движение нуждалось в мобилизации еврейского населения на достижение поставленной цели создания собственного государства. Россия, где проживало более пяти миллионов евреев (около половины евреев всего мира), могла стать неисчерпаемым поставщиком поселенцев на «обетованную» землю. Как показывала историческая практика, наиболее

349

 

эффективно задача национального сплочения решалась при создании образа коллективного врага. Распространение сионизма сопровождалось насилиями адептов новой идеологии по отношению к своим единоплеменникам.

На возможную причастность сионистов к провоцированию погромов в октябре 1905 г. указывает то обстоятельство, что во многих городах империи (Ярославль, Тамбов, Тверь и др.) выстрелы в верноподданнические демонстрации и крестные ходы производились именно из домов, принадлежавших евреям. На страницах своих печатных изданий черносотенцы активно отрабатывали версию, что погромы могли быть спровоцированы противоположной стороной, т. к. богатая прослойка еврейской общины оказалась «подготовленной» к нападению. Орган ЯО СРН, комментируя ход процесса над погромщиками, в январе 1910 г. писал: «... евреи ожидали, что дело может кончиться погромом; многие из них отправили свои семьи вон из города, вывезли из лавок товары и издали любовались, как громят пустые лавки. Погром кончился, и тут евреи начали просить тысячи; просили тысячи даже и те, у кого кроме старого лапсердака и грязной ермолки ничего до погрома не было»505. Участник судебного процесса свидетель Трифонов сделал еще более жесткое заявление: «Евреи мало пострадали от погромов, так как еврейское имущество было вывезено заранее, а толпа громила пустые магазины. Евреи сами устроили ярославский погром, и после этого многие евреи, особенно Либкен разбогатели»506. Версию о заранее вывезенном имуществе косвенно подтверждает и противоположная сторона. Старый подпольщик-большевик социал-демократ Смирнов вспоминал, что крупные еврейские купцы и врачи практически не пострадали, т. к. «находились в Афанасьевском монастыре под защитой архиерея Сергия. Имущество их было сложено в кладовых монастыря»507.

В результате погромов наибольшие дивиденды от трагедии получили именно сионистские организации, использо-

350

 

вавшие мощный общественный резонанс для собственной политической легализации, пропагандистской шумихи и финансового утверждения. Получивший распространение в сионистской литературе тезис об антисемитском характере погромов, тождественности погромщиков и членов право-монархических союзов, создававший в сознании еврейского населения ощущение постоянной угрозы, был максимально использован сионистской верхушкой для утверждения в еврейской среде. Остается только надеяться, что рано или поздно появятся исследования, которые окончательно поставят точку над извечным русским вопросом «кто виноват» в общероссийской трагедии. Поэтому при комплексном исследовании погромного движения представляется необходимым включить в качестве объекта рассмотрения сионистский фактор в целях установления его роли и места в имевших место в октябре 1905 г. политических процессах.

Окончательная картина погромного движения может быть составлена при изучении каждого имевшего места погрома с последующим подведением итогов. Отечественными историками проделана значительная работа по выяснению движущих сил массовых беспорядков, социального состава погромщиков, причин и поводов к насилиям. В то же время некоторая часть регионов Центральной России, юго-западные, западные и другие губернии остаются за рамками рассмотрения исследователей. За редким исключением508 отсутствуют самостоятельные исследования с обобщением имеющихся на сегодняшний день результатов погромного движения.

С учетом недостатка исследованных материалов антиреволюционных выступлений в октябре 1905 г. по регионам, а также имеющихся диаметрально противоположных подходов в оценке участия в них правомонархических организаций (от признания такового до полного отрицания), одним из путей решения поставленной проблемы является определение приоритетов практической деятельности черносотенцев с соотнесе-

351

 

нием мирных и насильственных методов достижения поставленных целей. Иными словами, выяснение возлагавшейся на себя крайне правыми сверхзадачи (миссии) и инструментов ее решения позволит определить роль и место силовых средств в их арсенале. Безусловно, подобная постановка вопроса не даст окончательного и полного ответа на исследуемую проблему, но позволит несколько приблизить ее разрешение.

Анализ официальных документов и материалов периодической печати правомонархических организаций показывает, что их практическая деятельность была направлена на решение стержневой проблемы черносотенной идеологии — путям сохранения и возрождения русского народа, как носителя идей православия, самодержавия и народности. Основная болезнь русского народа, дальнейшее развитие которой могло привести к катастрофическим для уклада традиционного общества и самого существования Российской империи последствиям, диагностировалась крайне правыми как духовный и идейный раскол общества.

Исходя из поставленного диагноза именно решение «русского вопроса», связанного с преодолением мировоззренческого раскола и обеспечением приоритета базовых ценностей русского культурно-исторического сообщества, возвращением носителям традиционных устоев утраченных в ходе петровских реформ позиций в наиболее важных сферах социальной, политической и экономической жизни, являлось для черносотенцев первостепенным. В целях реализации поставленной задачи крайне правые предложили реализовать следующую систему мер: укрепление религиозно-нравственных устоев общества посредством восстановления первенства Русской Православной церкви, оздоровление элиты, возрождение русского патриотизма, усиление патерналистской роли государства, просвещение населения через национально ориентированное образование, борьба с пороками, в частности с пьянством и народным невежеством.

352

 

Первый шаг в преодолении духовного раскола русского народа черносотенцы видели в консолидации наиболее активной части консервативных сил. Программа СМА прямо указывала: «Сила Родины кроется в братской поддержке русскими, всех сословий и состояний, друг друга, везде и всюду, как в духовном, так и в материальном отношениях»509. Руководящую роль по реализации данной задачи правомонархисты отводили себе510.

Следующий шаг им виделся в возрождении ориентированной на традиционные ценности управленческой, интеллектуальной и предпринимательской элиты русского общества, целенаправленное оздоровление которой создало бы условия для прорыва России в XX в.

Обращаясь к более подробному рассмотрению предлагаемых крайне правыми мер, зафиксируем, что они не носили погромно-террористического характера, а вписываясь в рамки законодательства России начала XX в. Рассмотрим их подробнее.

1. Создание национально-ориентированной управленческой элиты. Базовый подход черной сотни к данному вопросу состоял в решении проблемы человеческого фактора, а не сломе или «коренной перестройке» бюрократической системы. Поврежденность управленческой элиты могла быть преодолена наполнением властного аппарата носителями русских базовых ценностей или, по терминологии крайне правых, «патриотичным служилым людом». Иными словами, оздоровление чиновничьего сословия предлагалось проводить не через присущие либеральным государствам бесконечные реформирования, «оптимизации», министерские перетряски и прочие институональные изменения, а через улучшение «природы» бюрократа, т. е. замену управленцев-космополитов управленцами-патриотами. Здесь правомонархисты четко позиционировали себя сторонниками опоры на традицию, заранее пресекая присущий их политическим противникам соблазн

353

 

решать любую государственную проблему посредством западных заимствований. Союз русского народа громогласно заявил о необходимости обращения к собственной истории в целях поиска в «ней более совершенных и самобытных форм управления государством, а не в чуждом нам, давно отжившем западном конституционализме, который многолетним опытом уже доказал свою полную непригодность»511.

Проблему поврежденности властного аппарата предлагалось решить посредством, во-первых, проведения тщательной чистки всех этажей правительственного здания512, во-вторых, систематической подготовкой руководящих кадров и тщательным подбором правительственной «команды». Идеям либералов по формированию правительства из членов различных политических партий черносотенцы противопоставили концепцию властной команды, состоящей из лиц, объединенных единым мировоззрением. Это актуализировало проблему воспитания духовно развитой личности, подготовленной к служению Отечеству, а не партийным, финансовым, клановым и групповым интересам. Для претендующих на занятие должностей, определяющих движение государственного корабля, предлагалось установить так называемую нравственную профилактику, которая «помимо недопущения к нашему государственному трону людей с инородческими идеями, подобно евреям, полякам и армянам, еще преследовала бы цель и любви к русскому народу, его православной вере и преданности царю»513.

На особом месте для правомонархистов стояла задача наполнения носителями консервативных взглядов Государственной Думы. Формат русского «парламента», его представительство и круг решаемых им вопросов четко определялся в программе Союза Михаила Архангела: «Государственная дума как собрание лучших выборных людей от государства Российского должна быть носительницею чисто русских идеалов...»514. Из указания Николая II Думе быть «русской по духу» вытекал

354

 

тезис о приоритете решения именно «русского вопроса», связанного с преодолением последствий петровских реформ и возвращением страны на самобытный путь развития.

2. Создание национально-ориентированной интеллигенции. Цель создания национальной интеллигенции была заявлена в датированном ноябрем 1905 г. обращении Союза русских людей: «В глубоком убеждении, что главная причина современной смуты коренится в полной оторванности от родной почвы наших так называемых образованных классов, СРЛ ставит своей конечной целью: образование истинно русской интеллигенции, то есть людей просвещенных, сознательно проникнутых теми чувствами, чаяниями и стремлениями, которые свято бережет в тайниках души своей православный народ русский и которые делают порою из безграмотного крестьянина-простеца — богатыря-подвижника»515. Жестко критикуя интеллигенцию за отход от духовных ценностей своего народа и идейную зависимость от Запада, черносотенцы не теряли надежды на возвращение образованных слоев в национальное лоно. Состоявшийся в 1909 г. в Москве Монархический съезд заявлял о необходимости ликвидации «той пропасти, которая, образовавшись со времен Петра Великого, разделила русский народ на две неравные части», и выражал надежду, что «лица, образованные и одинаково с правыми партиями мыслящие по вопросам об основных государственных началах жизни, в самом скором времени подойдут ближе к народу и открыто пойдут с ним, ибо благо этого народа и Русского государства для них также дорого»516. По существу, черносотенцы попытались решить глобальную задачу воссоздания национальной интеллектуальной и управленческой элиты, поставленную еще в конце XIX в. теоретиком русского монархизма Л. А. Тихомировым517.

3. Создание национально-ориентированного предпринимательского слоя. Серьезное внимание в идеологической и практической работе правомонархистов было уделено и

355

 

экономической сфере, где ими диагностировался недуг так называемого инородческого засилья, связанный с оттеснением титульной нации из области управления народным хозяйством в плоскость зависимого труда. С точки зрения консервативной, а не националистической сущности черносотенной идеологии, проблема защиты православного населения от «иноверных эксплуататоров» могла быть решена лишь формированием национально ориентированного предпринимательского слоя, который будет ограничен морально-нравственными рамками при эксплуатации единых по вере и крови наемных рабочих518.

В первую очередь планировалось вернуть в православные руки финансово-кредитную сферу519. «Сила патриотических организаций и рост их с момента подавления революционного террора и естественного понижения чувства оскорбленного национального достоинства обеспечиваются проведением в жизнь для блага их сочленов таких экономических мероприятий, которые могли бы оградить русского человека от еврея-ростовщика.», — указывалось в вышедшем в марте 1908 г. обращении Главной палаты СМА 520. Принятие отвечающего национальным интересам финансового законодательства должно было ограничить права еврейских и иностранных банков на пользование кредитом в Государственном банке, деятельность которого планировалось переориентировать на поддержку русской промышленности, торговли и сельского хозяйства521. Состоявшийся в Москве в 1909 г. Съезд русских людей призвал правительство не оказывать из государственных средств поддержки (в виде ссуд и дешевого кредита) еврейским и польским кредитным учреждениям, создававшим условия для «экономического закабаления русского населе-ния»522. Черносотенцами предпринимались и практические шаги по развитию финансовых учреждений (товариществ взаимного кредита, обществ потребителей, ссудо-сберегательных касс и т. п.), которые, по их мнению, должны были

356

 

защитить мелкого производителя от произвола еврейских банков523.

Таким образом, общий анализ приоритетных задач правомонархических организаций, связанный с решением основной проблемы черносотенной идеологии — «русского вопроса», показывает, что, несмотря на декларировавшиеся цели обеспечения преимуществ базовых ценностей русского культурно-исторического сообщества и преодоления «инородческого» влияния, избранные для их реализации средства носили сравнительно законный характер и не предполагали обращения к погромно-террористической деятельности. Укрепление религиозно-нравственного состояния общества посредством утверждения православных ценностей, возрождение русского патриотизма, усиление патерналистской роли государства, просвещение народа через национально ориентированное образование хотя и задевали интересы проживавших в Российской империи национальных меньшинств, но не предполагали их насаждения насильственными методами, тем более путем физического уничтожения недовольных.

Обращение внимания исследователей в ходе изучения практической деятельности правомонархических организаций на национальный вопрос и недостаточное внимание к краеугольной тематике их идеологии — «русскому вопросу» неизбежно приводило к рассмотрению сюжетов, связанных с погромами еврейского населения традиционалистски настроенными лицами в октябре 1905 г. и тесной увязке их с черносотенными союзами524.

Национальная проблематика действительно занимала значительное место в программах крайне правых организаций. Однако отдавать ей преимущественное значение в их системе практических шагов по преобразованию России на «исконно-русских» началах представляется некоторым преувеличением. Национальный вопрос играл второстепенную роль как один из элементов решения главного приоритета — «русского вопро-

357

 

са». К сожалению, и в настоящее время ощущается недостаток специальных исследований, посвященных взглядам монархистов по «русской» проблематике. Однако уже затронутые в исторической литературе вопросы, связанные с этой темой свидетельствуют, что погромно-террористическая деятельность крайне правых союзов не являлась основным инструментом реализации их программных установок.

Также следует отметить, что обращение правомонархистов к террористическим действиям в большинстве своем происходило как ответная реакция на массовые революционные проявления, угрожавшие основам государственного строя. Даже вполне укоренившееся в отечественной историографии мнение о причастности СРН к убийствам М. Я. Герценштейна, Г. Б. Иолосса и А. Л. Караваева ставится в современных исследованиях под сомнение. В частности, проведенный Ю. И. Кирьяновым анализ не позволяет с уверенностью утверждать об организации руководством СРН убийств указанных лиц в связи с выявлением новых фигурантов из числа заказчиков, не имевших отношения к крайне правым525.

Анализ исторических источников и практической деятельности правомонархических союзов показывает, что погромы и террористические акты не рассматривались ими как самоцель, что, с другой стороны, не исключало возможности их использования в случае нового революционного взрыва. В целом, следует констатировать, что на сегодняшний день полной ясности в проблеме правомонархического террора не наблюдается, поэтому данный вопрос требует дальнейшего всестороннего и тщательного научного изучения.

358