Вы здесь

§ 3. Роль и место русского народа в контексте сохранения империи.

Внимание правомонархических организаций к проблемам восстановления приоритетного статуса русского народа в империи и возвращение носителям русских базовых ценностей стратегических позиций в государстве обуславливалось присущей консерватизму функцией защиты национальной традиции.

Дисбаланс между ролью русского народа как станового хребта империи и его реальным положением, проявлявшемся в отсутствии видимых преимуществ по сравнению с жителями национальных окраин (прежде всего Финляндии), давало черносотенцам основание говорить об отсутствии в стране «инородческого» вопроса и наличии русского, вызванного «антинациональной» политикой «космополитической» бюрократии. Причина низкого уровня жизни великорусских губерний виделась крайне правым в пренебрежении правительством интересами державного народа. По заявлению крайне правой прессы, допущенный кабинетом премьер-министра

273

 

С. Ю. Витте отход от строго национальной политики Александра III, приводил к оскудению русского центра, так как «все блага сыпят на чухонцев, поляков, армян, шведов, а для русского народа ничего не делают...»238.

Несмотря на то, что исповедовавшие имперские принципы правомонархисты признавали, что только за счет жертвенности русского народа как государствообразующего возможно успешное функционирование российского государства, они тем не менее ставили вопрос о корректировке правительственного курса: «Таможенный доход большой — 250 млн, но это из-за высокой пошлины, мы все живем гораздо дороже в России, население переплачивает почти все, а богатеют только немногие и то частью инородцы: евреи, немцы, поляки»; «Так как вся русская земля дает государству очень маленький доход (60 млн) и многие богатые люди мало обложены налогами, то и на народное просвещение отдается мало. Всего 30 млн», — писала черносотенная пресса239. Наполнение бюджета государства во многом происходило за счет насаждения винных лавок и спаивания населения240.

Несмотря на то, что идеологи черной сотни жестко критиковали революцию 1905—1907 гг. за антиправославный, антигосударственный и антирусский характер, тем не менее они вынуждены были признать, что революция способствовала возрождению и стремительному росту русского национального самосознания, следствием чего стала самоорганизация патриотических сил в черносотенные союзы, поставивших перед собой задачу освобождения русского народа от гнета «старого бюрократического режима» и избавления от засилья инородцев в госаппарате и стратегических сферах деятельности, являвшихся, по их мнению, причинами бедственного положения русского народа.

Истоком поврежденности российского бюрократического аппарата, по мнению крайне правых, являлась политика Петра I, направленная на внедрение в управленческие структуры

274

 

европейских иноземцев. Результаты данной политики в июле 1908 г. кратко описало «Русское знамя»: «Инородцы заняли прочное положение во всех государственных учреждениях так называемой «преобразованной России» в ущерб интересам коренного русского населения. И это привилегированное положение инородцев при приемниках Петра I только усилилось и окрепло. И с этих пор русский народ — народ-хозяин на своей святой Руси сделался хотя и самой многочисленной, но и самой бедной и самой угнетаемой нацией»241.

Следствием господства чужеземцев во властных структурах на протяжении двух веков стало ослабление «жизненного импульса», т. н. пассионарности русского народа: «Прежде русский народ, повинующийся как один человек своему самодержавному неограниченному царю, был всем грозен. Теперь, когда в жизнь народа вторгается ужасное бюрократическо-инородческое засилье, тот же народ перестал быть грозным»242. В конечном итоге космополитическая бюрократия подмяла под себя и дворянство, прежде представлявшее «живые силы нации» и сдерживавшее ее произвол. С. А. Степанов следующим образом характеризовал общественное мнение россиян в начале XX в.: «В недоверии и неприязни ко всему чужестранному сходилось и малограмотное простонародье и просвещенная интеллигенция славянофильского толка»243.

Поставленная правомонархистами проблема восстановления приоритетного статуса русского народа в империи и возвращения носителям русских базовых ценностей стратегических позиций в государстве получила резко негативную оценку либеральной и марксистской историографии. Черносотенная идеология, имевшая как базовую консервативную основу, так и некоторые националистические черты, кардинально противоречила вненациональной идеологии либерализма и пролетарского интернационализма. Уже в начале XX в. в работах либеральных авторов идея первенства

275

 

русского народа была увязана с этнической, культурной и религиозной нетерпимостью.

В пылу политической борьбы не только правомонархическая идея первенства русского народа, но даже понятие патриотизма было жестко противопоставлено понятиям демократии и свободы. Либеральные идеологи нередко перегибали палку. В частности, депутат Государственной Думы Петрункевич характеризовал патриотизм как пошлость, а Кареев выступал за упразднение названия Россия244. В поход против патриотизма включились даже классики русской литературы. В частности, Л. Н. Толстой развенчал патриотизм как «чувство неестественное, грубое, постыдное, неразумное, вредное» и даже «корыстное и безнравственное». Согласно Л. Н. Толстому идея патриотизма лежит в основе государственности и потому «чувство патриотизма должно быть подавляемо и уничтожаемо». По его мнению, «патриотизм есть орудие власти правительств над народами, он является средством обмана народа со стороны императоров, правителей, военных, капиталистов, духовенства и проч., чтобы жить трудами народа». «Патриотизм (говорил Толстой по поводу франко-русских торжеств в октябре 1893 года.— М. Р.) есть не что иное для правителей, как орудие для достижения властолюбивых и корыстных целей, а для управляемых — отречение от человеческого достоинства, разума, совести и рабское подчинение себя тем, кто во власти. Он есть рабство!», — приводила цитаты великого старца черносотенная пресса245.

В целом, проведенная в начале XX в. либеральными и революционными деятелями кампания по разоблачению правомонархических идей была весьма эффективной. Черносотенное движение и ее система идейных воззрений были скомпрометированы в глазах интеллигенции, части правительственного аппарата и городских слоев общества (предприниматели, служащие, рабочие и т. д.). Советская и современная либеральная историография впоследствии утверждала,

276

 

что понятие первенства русского народа тождественно, по своей сути, идее национального превосходства и национальной исключительности.

По нашему мнению, шовинистическая трактовка первенства русского народа более характерна для доктрин националистических партий. Принципиальное отличие право-монархического и националистического движения состояло в том, что черносотенцы подводили духовно-религиозный фундамент под это понятие, в то время как для националистов основополагающей была идея этнического превосходства. Представляя консервативное движение, правомонархические организации выступали в защиту фундаментальных устоев российского культурно-исторического сообщества, рассматривая первенство как идею, направленную на защиту базовых русских ценностей в религиозной, политической и культурной сферах.

Первенство русского народа в правомонархической трактовке было бы не вполне верно рассматривать как проявление превосходства и преимущества перед другими нациями по расово-биологическим характеристикам. В отличие от апологетов распространявшихся в начале XX столетия в западных странах различных шовинистических течений, черносотенцы не проповедовали концепций «народа-господина», расовой сегрегации, завоевания места под солнцем и «жизненного пространства», порабощения национальных меньшинств и дискриминации по этническому признаку246. Идеологи крайне правых исходили из рациональных соображений, понимая, что именно приоритет общеимперского принципа над этническим стал фундаментом успешного строительства многонационального государства.

В черносотенных документах подчеркивалось не превосходство русской нации, а ее первенство, что нивелирует качественный расово-этнический компонент, но подчеркивает функционально-ролевой. Если националисты заявляли о не-

277

 

обходимости господства и преобладании титульной нации над инородцами, то для черносотенцев первенство означало необходимость формирования отношений между русскими и инородцами по принципу внутрисемейного старшинства. «России нужно не преобладание, но первенство над инородцами, основанное на семейных отношениях младших к старшему в роде. Русский народ требует признания первенства за собой и беспрекословного повиновения себе младших членов всероссийской семьи. Только тогда Россия будет едина и сильна», — писало «Русское знамя»247. Иными словами, крайне правые утверждали, что первенство выполняло объединительную, державно-интегративную и водительскую (лидерскую) функцию. В утвержденной в апреле 1906 г. программе Союза русских рабочих людей указывалось, что русский народ — «полноправный участник в общественной, семейной и трудовой жизни среди всех народностей царства Русского»248.

Идея первенства русского народа базировалась на признании за ним особой миссии как государственно-образующего компонента Российской империи, что доказывалось следующей системой аргументации.

1. Державность русского народа. Черносотенцы выдвинули тезис о державности русского народа, обуславливавшейся наличием особых качеств, позволявших ему стать становым хребтом государства. «Русская народность как собирательница земли Русской и устроительница Русского государства, — есть народность державная», — говорилось в избирательной платформе СРН на выборы во II Государственную Думу249.

Державность русского народа базировалась на интегра-тивной способности русских, чья национальная идея благодаря православному миссианизму преодолевала этнические рамки и становилась, по терминологии Ф. И. Достоевского, «общечеловеческой». «В национальной пестроте русского государства русской народности принадлежит. центральное основное объединяющее значение», — утверждалось в Своде

278

 

основных понятий и положений русских монархистов, выработанных в мае 1912 г. Всероссийским съездом СРН250. Включение в состав русского государства значительных территорий и мирное сосуществование с покоренными народами объяснялись крайне правыми особыми психологическими чертами «завоевателей»: благодушием, доверчивостью, гостеприимством, милосердием, миролюбивостью, самопожертвованием, уживчивостью, состраданием, терпимостью, обусловленных религиозностью и идеализмом воззрений251.

2. Русский народ — создатель государства и строитель империи. Приоритетное положение русского народа в империи обуславливалось его исторической ролью в создании государства, собирании земель и защите их от внешних противников. «Русский народ отличался храбростью и силой, с достоинством встречавший открытый вызов врагов.», — писало «Русское знамя»252. Черносотенцы утверждали право собственности русского народа на созданное им государство. «Государство Российское есть достояние народа русского. Оно едино и нераздельно», — заявлялось в основных положениях Народных монархических союзов, разработанных видным черносотенным идеологом Н. Н. Тихановичем-Савицким253.

Следуя теоретическим разработкам русских консерваторов, крайне правые утверждали, что именно русская концепция духовности, государственности и культуры составляла основу имперского строительства России. В объединенной избирательной программе на выборах во II Государственную Думу Русского собрания, СРН и других единомышленных организаций говорилось: «Русская народность, как собирательница земли Русской, создавшая великое и могущественное государство, имеет первенствующее значение в государственной жизни и в государственном строительстве»254. В черносотенных документах роль русского народа в создании государства и империи подчеркивалась различными терминами: устроитель, создатель, созидатель, строитель.

279

 

Согласно монархической аргументации, свое право на самостоятельное государственное существование русский народ подтвердил в постоянной борьбе за выживание, сумев за-щититься от многочисленных агрессий, шедших как из Азии, так и из Европы. Отказ от первенствующей роли русских в государстве рассматривался черносотенцами как проявление пренебрежительного отношения к жертвам, принесенным на алтарь «государства, созданного трудами и кровью славных предков»255. В утвержденной в апреле 1906 г. программе Союза русских рабочих людей прямо указывалось: «Огромное Русское государство создалось в течение многих веков кровью, потом, страданиями и лишениями, умом и сердцем русского народа, неутомимого в труде и созидательной работе, любвеобильного и снисходительного к друзьям и врагам. Это — неопровержимая, никогда непоколебимая истина»256.

3. Мессианизм русского народа. По мнению правомонархистов, русский народ, как носитель истинной веры («народ-богоносец» в терминологии Ф. М. Достоевского), должен был привить духовно и культурно отсталым инородцам, проявившим неспособность на собственное государственное существование, истинные ценности православия, духовности и христианского братства. Крайне правые с сожалением констатировали: «Россия представляет пестрое сочетание различных исповеданий и народностей, покоренных и усыновленных Россиею, но еще не сумевших стать русскими по духу»257. Миссия русского народа состояла в том, чтобы «объединить все населения царства Русского под единым скипетром и державою», что могло быть реализовано единственно русским народом258.

Последнему предстояло выполнить историческую миссию направления на путь истинный не только отсталых в духовном и культурном отношении национальные меньшинства, но и отказавшихся от христианских ценностей народы Запада, когда последние придут к пониманию бесперспек-

280

 

тивности созидания «рая на Земле». «Мы должны возродить все народы под знаменем Христа; ободрить их, запутавшихся в дебрях конституций и республик и потерявших Бога, в минуту отчаяния и обратить к Богу и собрать их воедино, как мать собирает под крылом своих птенцов», — писало «Русское знамя»259. Выполнение мессианской задачи возможно было только при сохранении первенствующего положения православного народа.

4. Необходимость обеспечения стабильности в Российской империи. Рассуждения крайне правых идеологов сводились к следующей схеме. Первенство налагало значительную ответственность по обеспечению безопасности и эффективного функционирования империи. С этой задачей мог справиться только русский народ, который в огромном межнациональ-ном государстве мог преодолеть центростремительные тенденции и объединить все «население царства Русского под единым скипетром и державою»260. Русский народ создал наи-более эффективный и единственно возможный для России способ правления — самодержавие, обеспечившее быстрый территориальный рост империи, могущество и силу ее госу-дарственного аппарата, межнациональный мир и социальную стабильность. Исходя из этого, русскому народу была отведена роль «народа-хозяина», которому принадлежало исключительное право на самостоятельное государственное бытие.

Остальные народы России данным качеством не обладали, так как в силу специфики исторического развития утратили собственную государственность (или никогда таковой не имели), доверив управление русскому народу, который и стал стержневым элементом конструкции государства, гарантом ее существования, безопасности, правового порядка и мирного сожительства других народов. «Народ же в лице всех своих сословий обязан помогать царю, содержать на должной высоте армию и флот, дабы их грозная сила не только не допускала никакого покушения на целость и достоинство государства,

281

 

но в международной политике обеспечивала бы России место и голос, соответствующие достоинству великой державы», — говорилось в распространенном в мае 1912 г. предвыборном воззвании СМА261.

Черносотенцы не ограничивались громкими лозунгами о первенствующей роли русских как носителей уникальных державных качеств. Реализация первенствующих прав рас-сматривалась как общегосударственная задача. «Все учреждения государства Российского объединяются в прочном стремлении к неуклонному поддержанию величия России и преимущественных прав русской народности», — говорилось в платформе СРН на выборах в I Государственную Думу в апреле 1906 г.262 Данная позиция была сохранена и на выборах во II Думу с успокаивающим для национальных меньшинств добавлением: «.но с соблюдением строгих начал законности и справедливости, дабы живущие в нашем Отечестве инородцы считали за честь и благо принадлежать к составу Российской империи и не тяготились своею зависимостью»263.

Первенство русского народа должно было быть законодательно закреплено. «Преимущественные права русского народа должны быть начертаны в законодательстве.», — утверждалось в программе и уставе Русского народного союза им. Михаила Архангела264. Черносотенцы постоянно подчеркивали, что в условиях бессилия власти главную роль в на-циональной консолидации должен был сыграть сам русский народ. Первым шагом в данной связи представлялось необходимым четкое осознание массами своих национальных инте-ресов в деле защиты «достояния государства Российского», а также «разграничении интересов русских и инородцев»265.

Программные установки правомонархистов предусматривали интеграцию инородческих окраин в единое целое с «коренной Русью» и не содержали пунктов изменения их состояния как в сторону превращения в зависимые от привилегированной метрополии колонии, так и придания

282

 

им автономного статуса266. Примером для подражания был предыдущий опыт развития страны: «.великое множество инородцев, входящих ныне в состав Русского государства, никогда не терпело от русского народа зла и притеснений; мало того, все они, а некоторые в особенности (евреи, поляки, финляндцы, армяне, грузины), под защитой русского народа, пользуясь его потом, кровью и могуществом, — укрепились, разбогатели. Жили и спаслись от поглощения их другими народами»267.

Сознавая, что принцип первенства несет устрашающий оттенок, идеологи крайне правых подчеркивали, что оно не направлено против «законных» интересов населяющих Россию национальных меньшинств и не подразумевает рабскую зависимость или иную форму кабалы для инородцев. В обращении СРН от 1906 г. разъяснялось: «.это вовсе не значит, что Союз, признавая это положение, намерен притеснять другие, нерусские народности, входящие в состав Российской империи. Напротив, Союз желает, чтобы всем жилось хорошо, он не допускает даже мысли о порабощении кого бы то ни было»268.

Определяя в качестве критерия отношения к инородцам принесение ими пользы общему государству, СРН в своих «Основоположениях» заявлял, что он «не только не желает нарушать самобытность населяющих Российскую империю нерусских народностей и оставляет им вполне неприкосновенными их веру, язык, быт, благосостояние и землю, но признает особую общественность для народностей, живущих на окраинах»269.

Именно в сохранении и всемерном развитии первенства русского народа как государствообразующего этноса — носителя базовых ценностей русского культурно-исторического сообщества черносотенцы видели залог крепости государства и империи. В подходе к первенству черносотенцы исходили из базовых консервативных постулатов, признававших

283

 

органические, естественные формы жизни и утверждавших естественную иерархию народов в противовес либеральному культу равенства (не имевшего аналогов в природе и являвшегося порождением несовершенного человеческого разума). Первенство над более малочисленными и слабыми народами исходило из тезиса, что никакая из населяющих империю народностей не могла претендовать на выполнение функции структурообразующего народа. При всем многообразии населявших Россию народов только русские могли занимать исключительное положение как создатели государства и строители империи. Все остальные народы могли пользоваться общими правами, но до тех пор, пока это не задевало общегосударственных интересов270.

Острота, с которой черносотенцы требовали практической реализации первенства русского народа, обосновывалась необходимостью восстановления исторической и социальной справедливости. Убеждение, что некоторые покоренные народы (поляки и финны) обладали не только равным с русскими статусом, но и невиданными для коренного народа преимуществами, заставляло их выступать защитниками го-сударствообразующего народа: «Когда русские взгляды и русские требования и обычаи получат подобающее им значение, и тогда, может быть, Россия будет избавлена от тяжелой необходимости работать на жидов, на немцев, на поляков, на чухонцев и т. п. охотников до чужого пирога»271.

С другой стороны, реализация равного правового статуса неизбежно вызвала бы центробежные процессы: «В тех случаях, когда по каким-либо причинам дают инородцам одинаковые права с коренным населением, а тем более преимущества, то присоединенные народы тотчас стремятся к обособлению и затем, — заручившись самостоятельностью, становятся во враждебные отношения к своей владычице и. сами норовят извлечь из нее для себя выгоды и подорвать могущество»272. По такому сценарию развивалась ситуация в Австро-Венгер-

284

 

ской империи, где немцы, как государствообразующий народ, были вынуждены под натиском национальных меньшинств сдавать одну позицию за другой, что в результате ставило под вопрос целостность страны.

Вопрос укрепления первенства русского народа являлся вопросом существования единой и неделимой империи. По мнению правомонархистов, только в условиях законодательно закрепленного первенства представлялось возможным продвижение государственных интересов на присоединенных территориях и экономический экспансионизм, в частности, обеспечение таких программных пунктов, как теснейшее единение коренной России с окраинами, установление на окраинах твердой русской государственной власти, охрана интересов русского народа, неотложное принятие мер к восстановлению порядка, самовоспитание инородцев, чтобы стать «русскими по духу», подъем коренного русского центра, насаждение в центре страны национальных сил, способных практически противостоять любым сепаратистским поползновениям273.

Исходя из вышеизложенных соображений, крайне правые обращались к депутатам Государственной Думы с требованием отвергать «всякую мысль об "автономии" окраин и отдельных областей» и требовать «первенствующего значения во всех отраслях государственной жизни русским людям и русскому народу»274. Самоуправление черносотенцы рассматривали как умаление интересов центральной власти. Их же позиция состояла в том, что «управление окраинами должно ставить на первое место общегосударственные интересы»275.

В рамках имперской системы первенство державного народа рассматривалось правомонархистами скрепой разноплеменного государства и, в отличие от инородческого национализма, по их мнению, не представляло опасности для политической стабильности. Первенство русского народа предусматривало господство базовых русских ценностей, носителями которых могли являться лица разного этнического происхождения. Оно

285

 

должно было распространяться на все сферы жизни государства: политическую, социальную, хозяйственную, военную и т. д.276 Данный принцип крайне правые предлагали положить в основу законодательства страны, наделив приоритетными политическими правами лишь носителей православно-монархических убеждений. В частности, программные установки черносотенных организаций содержали требования приоритетного положения РПЦ, чья церковная организация должна была сохранить свое доминирующее положение, а русский язык сохранить значение государственного на всей территории импе-рии277. Кратко определение первенства русского народа было дано в утвержденной в апреле 1906 г. программе Союза русских рабочих людей: «Она (русская народность. — М. Р.) одна должна обладать всею полнотою прав государственных и гражданских; вера ее — господствующая, ее голос в государственном строении — решающий, ее общий язык — господствующий и обязательный во всех концах державы Российской»278.

Тезис о первенствующей роли русских в управлении империей не был оригинальным изобретением черносотенцев. Еще в XIX в. император Александр III провозгласил основополагающую установку своей национальной политики — «Россия для русских», которую черносотенцы внесли в свои программные документы. В концентрированном виде это положение было зафиксировано в уставе Союза Михаила Архангела: «Русскому народу как основной единице, сгруппировавшей около себя покоренных русским оружием и добровольно присоединившихся под защиту его разных инородцев, принадлежит по праву первенствующее, господствующее значение во всей государственной жизни, а тем более в совершающихся государственных созидательных преобразованиях»279.

Таким образом, русский народ объявлялся крайне правыми структурообразующим, исходя из той исключительной роли, которую он играл в государстве. Ослабление первенства рассматривалось как удар по стержневому элементу кон-

286

 

струкции государства, что неизбежно привело бы к распаду империи, межнациональным распрям между инородцами в попытках занять освободившееся место, утрате русским народом национальной независимости. Поэтому первенство носителей русских ценностей рассматривалось как залог единства страны и межнационального мира.

С. А. Степанов утверждал, что черносотенцы полагали, что свое первенство русское население могло обеспечить, только заняв стратегические позиции в хозяйственной сфере280. Ю. И. Кирьянов указывал, что данная цель могла быть достигнута посредством обеспечения лояльным лицам права на службу в железнодорожном, морском и речном ведомствах. Властные и общественные структуры страны должны были заботиться об экономических выгодах и удобствах для русского населения. Последним же должно быть предоставлено исключительное право на аренду казенных угодий, разработку природных богатств, заселение пустующих земель и преимущественные права в сфере торговли и промышленности. Привилегии распространялись на всю империю. В «коренных областях» России преимущественные права превращались в исключительные281. В «Основоположениях Союза русского народа» заявлялось о необходимости предоставить русской народности исключительное право на участие в Думе, государственной, судебной, сословной, железнодорожной, речной, морской и учительской службе. Преимущественные права также распространялись на приобретение и аренду казенных, удельных, церковных и монастырских, частновладельческих земель, разработку их природных богатств, занятие всеми видами промышленности и торговли и т. д.282

Необходимость восстановления первенства державного народа и сохранения империи наложила свой отпечаток на формирование позиции черной сотни по национальному вопросу. Реализация экономического блока мер, включавших в себя укрепление хозяйственно-экономических связей

287

 

Центра с окраинами и увеличение доли русских в национальных экономиках, неизбежно приводила к ущемлению прав национальных меньшинств. В отличие от националистов и октябристов черносотенцы исходили из необходимости существенного сужения хозяйственных прав регионов и обшей экономической централизации России. По их мнению, именно правительственной контроль и вмешательство при Александре III в хозяйственную деятельность Финляндии привели к подъему культурного и экономического положения этой окраины. Первоочередным предметом серьезных забот правительственной власти должно было стать упрочение русского землевладения в национальных регионах. Впервые сформулированное состоявшимся в апреле—мае 1907 г. в Москве IV Всероссийским съездом Объединенного русского народа283 данное предложение получило детальное развитие в Своде основных понятий и положений русских монархистов, выработанном IV Всероссийским съездом Союза русского народа, состоявшимся в мае 1912 г.284

В рамках укрепления первенствующего положения государствообразующего народа серьезное место в идеологической и практической работе черносотенных организаций занимала борьба с так называемым инородческим засильем, ставившая целью решение основного вопроса — русского, порожденного оттеснением титульной нации от стратегических позиций в государстве. В силу консервативной, а не националистической сущности черносотенной идеологии декларировавшаяся цель экономической дискриминации лежала не в плоскости утверждения господства более сильного этноса над подчиненными инородцами, а в защите православного населения от иноверных эксплуататоров. В вышедшем в марте 1908 г. обращении Главной палаты Русского народного союза имени Михаила Архангела указывалось: «Сила патриотических организаций и рост их с момента подавления революционного террора и естественного понижения чувства

288

 

оскорбленного национального достоинства обеспечиваются проведением в жизнь для блага их сочленов таких экономических мероприятий, которые могли бы оградить русского человека от еврея-ростовщика...»285.

Требование устранения «засилья» некоторых национальных меньшинств в административной, экономической и культурной сферах, рассматривавшееся в советской и либеральной историографии, как проявление великорусского шовинизма, с точки зрения черносотенцев, являлось борьбой за восстановление исторической справедливости. Наличие значительного количества льгот и привилегий для инородцев (финны, поляки и т. д.) нарушало баланс между их вкладом в создание империи и пользованием преимуществами от ее существования: основная тяжесть по сохранению империи лежала на русском народе. В постановлении состоявшегося в 1909 г. в Москве Монархического съезда русских людей звучало требование уравнять русских крестьян в правах с инородцами при получении земли: «По отношению к сибирским инородцам (буряты, алтайские калмыки и киргизы) должно принять правилом, по коему они получают землю не более русских переселенцев, чтобы не было, как теперь, своего рода премии им за инородческое происхождение и за кочевой быт, в виде гораздо больших прирезок земли (даже по 200 десятин на кибитку), чем русским крестьянам (по 15 десятин)»286.

Согласно постулатам правомонархистов, державный народ подвергался гонениям даже на государственных предприятиях и учреждениях, где «по сведениям, доставленным железнодорожными отделами Союза русского народа, усматривается, что в настоящее время инородческое засилье на железных дорогах вообще, а польского и жидовского элементов в особенности, сказывается настолько усилившимся, что ведет уже к полному порабощению на железных дорогах служащих и рабочих русских людей указанными инородческими элементами при благосклонном участии остающихся еще на

289

 

службе русских людей с революционным (забастовочным) прошлым» — озвучивалось на Всероссийском съезде СРН, состоявшемся в ноябре 1911 г. в Москве287. Крайне правые жаловались, что инородческое начальство русских железнодорожных рабочих «безжалостно гонят за одно подозрение в черносотенстве, тогда как жидов и поляков, даже уличенных в преступлениях, воровстве и мошенничестве, разве что переводят на другую дорогу или станцию, часто с повышением. Посему надлежало бы уличенных ж. д. служащих, нарушивших долг службы, впредь нигде на ж. д. не принимать»288.

Исходя из убеждения, что единственной силой способной сохранить империю, являлась «сильная, ничем не ограниченная, ни от кого, кроме Бога, не зависящая, а потому нелицеприятная государственная власть», черносотенцы настаивали на увольнении потакавших революционному движению инородцев с государственной службы. В частности, состоявшийся в 1906 г. в Киеве III Всероссийский съезд русских людей в принятой программе уделил данному вопросу отдельный пункт, в котором было зафиксировано требование, чтобы при замещении должностей в центральных государственных учреждениях предпочтение отдавалось «коренным русским людям», а число инородцев, занимавших штатные и сверхштатные должности, не превышало пяти процентов289.

Особое внимание уделялось чистке госаппарата в неспокойных окраинах. В октябре 1908 г. они просили удалить с Кавказа всех должностных гражданских лиц и заменить их русскими людьми, преданными престолу и отечеству290. Черносотенцы с удовлетворением констатировали, что назначение в правительство националистически настроенных Н. А. Маклакова, С. В. Рухлова и И. Л. Горемыкина привело к тому, что «страна успокаивается, жизнь входит в нормальную колею; повышается экономическая деятельность»291.

Возвращение стратегических отраслей хозяйства (железнодорожное, морское и военное ведомства) в руки носи-

290

телей традиционных устоев обуславливалось интересами национальной безопасности. Крайне правые подозревали, что в условиях чрезвычайной ситуации или военного времени инородцы могли парализовать транспортную жизнь страны. Особое их беспокойство вызывала сложившаяся ситуация на Юго-Западных, Северо-Западных, Полесских и Кавказских железных дорогах. Обращаясь к правительству с ходатайством очистить «весь персонал Владикавказской железной дороги от евреев, армян и поляков и заменить их русскими людьми, преданными престолу и Отечеству, так как Кавказ в переживаемое время требует твердой и непоколебимой охраны», черносотенцы нередко находили понимание. Их обеспокоенность разделял министр путей сообщения С. В. Рухлов, принявший меры к очистке железных дорог от «изменников и вообще от таких элементов, которые в нужный момент могут и склонны принести вред государству»292. Оценивая стремление С. В. Рухлова наполнить железные дороги русскими по составу служащими, крайне правые приветствовали его «глубоконационалистическую» деятельность293.

Из соображений государственной безопасности крайне правые просили царя в октябре 1908 г. устранить зависимость русской судопромышленности от иностранного присутствия: «Издревле славянское море Черное — ныне обслуживается судами исключительно иностранных и инородческих владельцев, с иностранными капиталами и с чужеземной командой. Даже добровольный флот, созданный на народные копейки... управляется лицами с иностранными фамилиями. Внешний враг не дремлет. Что будет, если торговый флот призовется в военное время на защиту?»294. Помимо этого черносотенцы требовали не допускать инородцев к казенным подрядам, тем более касавшихся армии и флота.

Подходы черносотенных организаций к решению «инородческого вопроса» являлись производной их отношения к проблемам «охранения» истинно русских начал, выражен-

291

 

ных в формуле «Православие, самодержавие, народность», а также целостности Российской империи. Исходя из принципа дифференцированного подхода к инородцам (т. е. деления на дружественных и враждебных), определялся их правовой статус.

Лояльные инородцы могли претендовать на равноправие с державным народом, национальную самобытность, самоуправление и ряд других привилегий первенствующей русской нации295. В постановлениях III частного совещания представителей отделов Союза русского народа, состоявшегося в марте 1909 г. в Ярославле, заявлялось, что не посягающие на первенствующее положение державного народа национальные меньшинства пользуются «общими правами с коренным населением.»296. Наряду с равноправием гарантировалось право на законное обращение: «дабы множества инородцев, живущих в нашем отечестве, считали за честь и благо принадлежать к составу Российской империи и не тяготились бы своей зависимостью», — говорилось в Основоположениях СРН297.

В отличие от националистов черносотенцы не ставили предоставление инородцам равных гражданских прав в зависимость от их полной политической и культурной русификации. Наоборот, декларировалось право на национальную самобытность. Так, в программе Союза русского народа заявлялось, что Союз «не только не желает нарушать самобытность населяющих Российскую империю нерусских народностей и оставляет им вполне неприкосновенными их веру, язык, быт, благосостояние и землю, но признает особую общественность для народностей, живущих на окраинах и имеющих там свою коренную и определенную племенную осед-лость»298. Крайне правые подчеркивали, что проводимая ими «объединительная политика теснейшего единения с окраинами» не должна отражаться «неблагоприятным образом ни на культурном и экономическом развитии национального края, ни на чувствах его населения к России».

292

 

Дружественные инородцы могли также рассчитывать на самоуправление при жестком контроле имперских властей, дабы «это самоуправление нигде не клонилось к ущербу русских народных интересов — религиозных, умственных, хозяйственных, правовых и политических», утверждалось в распространенном в ноябре 1905 г. обращении Русского со-брания299. Степень возможного расширения прав инородцев в области местного самоуправления находилась в пропорциональной зависимости от степени их лояльности центральным властям. В частности, состоявшийся в апреле 1906 г. в Москве II Всероссийский съезд русских людей постановил предоставить Эстонии и Латвии местное самоуправление для нейтрализации усиливающейся колонизации Прибалтийского края со стороны немцев300.

Градация национальных меньшинств на дружественных и враждебных определяла их правовой статус и степень правовой защищенности. Идеологи черной сотни выражали готовность наделять равными с державным народом правовыми гарантиями тех инородцев, которые не противопоставляли себя общегосударственным интересам. В программах правомонархических организаций устанавливался строгий критерий предоставления или лишения гражданских прав: «Все инородцы, входящие в состав Российского государства, пользуются общими правами с коренным населением, но до тех только пор, пока не вторгаются в жизнь русского народа или не делают попыток присвоить себе главенство над этим коренным населением», — говорилось в постановлении III Частного совещания Союза русского народа.

Наоборот, при проявлении нелояльности права инородцев должны быть пропорционально ограничены: «Ныне, когда наносимый евреями русскому народу и русской государственности вред столь ярко выразился, права евреев не только не должны быть ни в коем случае расширяемы, но должны быть ограничены специальными законами, причем необхо-

293

 

димо самое строгое наблюдение за исполнением запретительных законов о евреях»301.

Именно по линии отношения к инородцам пролегла разница между черносотенной и националистической доктринами. Если черносотенцы выступали за интегративную политику приобщения инородцев к русской государственности, а ограбление завоеванных инородцев англичанами ими рассматривалось как проявление средневекового варварства, то для националистов колониальный грабеж был примером для подражания302. Националисты предлагали структурировать отношения с инородцами по принципу «завоеватель — завоеванный», что в результате восстановило бы их против русского народа как эксплуататора. Условиями же предоставления национальным меньшинствам равноправия с державным народом, по мнению идеологов национализма, должны были являться их полная политическая русификация и культурное слияние с русским народом303. Невозможность достижения в обозримом будущем столь утопических планов обрекала национальные меньшинства на перманентную ограниченность в правах.

В рамках имперской системы не только инородческий национализм представлял опасность для политической стабильности, но и русский, так как обособление и изоляционизм державного народа неизбежно вели к самоустранению от выполнения объединяющей и лидерской функции. По утверждениям черносотенной прессы, попытки П. А. Столыпина реализовать образец западного национализма вел не к собиранию России, а к разобщению и искусственному изоляционизму народов и, как следствие, распаду империи. «.Он гонит нас искусственно ко временам Калиты и удельно-вечевому периоду, а это — наша гражданская смерть», — заявлял лидер СМА В. М. Пуришкевич304. С другой стороны, наличие русского национализма отталкивало инородцев от участия в судьбе общей русской государственности, воспитывая в мыс

294

 

ли о чуждой России и толкая к собственному национальному самоопределению.

Специфика подходов крайне правых к проблеме приобщения инородцев к русскому культурно-историческому сообществу становится ясной в сравнительном анализе с позицией националистов. Если общность двух доктрин состояла в признании негативного влияния враждебных инородцев на современную политическую ситуацию в России, то разность наступала в вопросе возможности устранения их негативных качеств. Воззрения националистов основывались на фактической неустранимости присущих инородцам отрицательных черт, в силу исторической и «органической» обусловленности последних. Черносотенцы не теряли надежды на возможность «перековать» и «влить» инородцев в русскую семью. Из данного посыла следовал разный смысл, который обе партии вкладывали в понятие русификации. Если для националистов конечной целью русификации выступала абсолютная куль-турно-бытовая утрата инородцами их национальных черт305, то черносотенцы ограничивались политической формой русификации, целью которой являлось признание национальными меньшинствами приоритета базовых ценностей русской цивилизации (православие, самодержавие, народность) в качестве наднациональных и их слияние с интересами российской государственности.

Разъясняя смысл русификации, в мае 1909 г. газета «Русское знамя» отмечала, что под ней надо понимать объединение «различающихся по языку и обычаям российских граждан в одно целое», создание общероссийской гражданственности на базе объединения инородных граждан с господствующей на-родностью306. Через два года газета уточнила, что в результате русификации инородцы должны были признавать своим отечеством единую Россию, а не малую родину, имеющую обособленные интересы307. Приводились и положительные примеры русификации: «Кто составляет гордость России, кто с честью

295

 

и полным правом может назвать себя ее родным сыном? Наши поэты: Пушкин — потомок арапа, Лермонтов — потомок шведа; наши патриоты: Грингмут — немец, Крушеван — молдаванин. Мыслимо ли было оттолкнуть этих преданнейших Родине и царю людей, мыслимо ли было применить к ним зоологический национализм П. А. Столыпина?»308. Здесь черносотенцы противопоставляли классическому национализму, под коим понимали любовь только к своему народу, свой патриотизм, — любовь к общему Отечеству.

Отличительной чертой черносотенного толкования русификации являлось сохранение инородцами собственной культурной и бытовой самобытности. Реализуя политическую русификацию, черносотенцы не ставили цели сознательного насаждения культурных и бытовых свойств державной нации. Ю. И. Кирьянов подчеркивал, что СРН не желал нарушать самобытность населяющих Российскую империю нерусских народностей и оставлял неприкосновенными их веру, язык, быт, благосостояние и землю, а также признавал особую общественность для народностей, живущих на окраинах и имеющих там свою коренную и определенную племенную оседлость309. Наконец, Союз русского народа заявлял, что все нерусские народности, имеющие исконную племенную оседлость в коренной России и живущие извечно среди русского народа, он признает равными себе, своими верными и добрыми соседями, друзьями, сородичами, причем из иноверцев выражал свое благорасположение мусульманам.

В связи с тем, что правомонархическая идеология носила охранительный и оборонительный характер, под русификацией нельзя понимать ассимиляцию инородцев из-за возможного возникновения обратного влияния — ассимилируемых на ассимилирующих. Черносотенная пресса неоднократно писала о том, что полная культурно-бытовая русификация нецелесообразна в связи с угрозой перерождения исконно русских духовных начал. Ассимиляция инородцев могла при

296

вести к утрате русского национально-культурного типа или «славного национального облика»: «Зачем же нас, исторических первенцев нашей родины, стараются чуть ли силами всего света привести к слиянию, к смешению со всеми племенами без различий!». Это не столько угрожало существованию «кровной народной семьи», сколько ставило под сомнение мессианскую роль русского народа, который «вот уже более тысячи лет служит высшим мировым идеям и потому имеет право на самостоятельное существование»310.

С точки зрения консервативного подхода к определению понятия «истинно русский человек», под которым понимался православный монархист, необходимости в кровном всесмешении не было. Выражение «обрусить инородцев» означало не ассимиляцию их русскими, а превращение их в истинных защитников российского политического строя311. Русификация рассматривалась не как право сильного народа ассимилировать покоренные народы, но выполнение цивилизаторской миссии и возложенной свыше исторической обязанности312. Мессианские задачи русского народа в среде инородцев четко сформулировал идеолог монархического движения Л. А. Тихомиров: «Русская национальность есть мировая национальность, никогда не замыкавшаяся в круге племенных интересов, но всегда несшая идеалы общечеловеческой жизни, всегда умевшая дать место в своем деле и в своей жизни множеству самых разнообразных племен. Именно эта черта делает русский народ великим мировым народом и, в частности, дает право русскому патриоту требовать гегемонии для своего племени»313.

Какими же методами предполагалось осуществить политическую русификацию инородческого населения? В расширенном виде методы русификации разработал состоявшийся в апреле—мае 1907 г. в Москве IV Всероссийский съезд объединенного русского народа, к которым он отнес следующие. Во-первых, предоставление комфортных усло-

297

 

вий для миссионерской деятельности РПЦ: «Православная церковь, как господствующая в Российской империи, должна иметь на окраинах соответственное внешнее выражение, не говоря уже, разумеется, о беспрепятственном или отнюдь не умалительном, в чем бы то ни было, проявлении ее внутренней жизни, при соответственном развитии оной». Во-вторых, внедрение среди инородцев русского образования: «Правительственная школа, являясь могучим фактором объединения окраин с Центром России, должна ставить основною целью своей деятельности, кроме общеобразовательных задач, также и укрепление в сознании учащихся мысли о том, что они, прежде всего, подданные Русского государства и лишь затем уже финляндцы, латыши, поляки, армяне, литовцы и др., — а равно и заботиться о водворении среди инородцев правильных взглядов на русскую жизнь, правды о русском народе, его прошлом и настоящем.». В-третьих, распространение русского языка (при сохранении самобытного): «Государственным языком должен быть на окраинах один только русский язык, как язык власти, администрации, войска, суда и школы, причем областью местных языков может быть лишь семья, литература, церковь»314.

Реализация программы по приобщению национальных меньшинств к российской государственности должна была осуществляться посредством мер законодательного регулирования, не допуская каких-либо насильственных и репрессивных средств. Крайне правые реально оценивали сложность межнациональных отношений в империи и твердую приверженность жителей окраин своим национальным традициям. Поэтому вопрос о полной культурно-бытовой ассимиляции ими не ставился. Главную свою задачу они видели в том, чтобы сформировать из пестрой массы населявших империю народов защитников самодержавной монархии и устоев традиционного общества.

298