Так вот она, простая и страшная тайна «львиной маски»! Корнин читал о грозном, неизлечимом заболевании, по названию лепра, неизвестно как передающемся от человека к человеку. От прочитанного остались в памяти беспалые кисти рук и «львиная печать» на лице больного. В старину даже подозреваемых в этом недуге, насылаемом злейшими из джиннов, изгоняли из общества. А подозрительными становились любые пятна, язвы на теле. Изгои ютились в особых посёлках и кварталах за околицей городов, бродили по дорогам, просили на пропитание возле базаров. Их сторонились, их не пускали на порог. Они становились неприкасаемыми, париями. От них шарахались, как… как от прокажённых. Этим всё сказано, ибо гниющие части тела на живом человеке вызывали крайнюю степень отвращения и мистический ужас.
По ощущению времени приближался полдень. Послышалась возня под дверью – отваливали камень. В проём, согнувшись, заглянул отрок в толстом халате, в меховом колпаке, дал знак следовать за собой. Вышли на солнечный свет. Вокруг ни души, где-то лаяла собака. За глухими стенами хижин с дверными проёмами, занавешенными кошмами, казалось, не было живой души. Кое-где из щелей под плоскими крышами сочился дымок. Провожатый провёл пленников путаницей узких проходов между постройками на открытое место под вертикальной скалой. Середину площади занимала ступенчатая терраса. На ней возвышалось добротное кубическое строение, увенчанное коническим куполом. Срезанный верх его дымил. Напрашивалось название – Большой Дом. Синеглазый конвоир, с красивым лицом, отмеченным розовым пятнышком на переносице, легко поднялся на террасу по ступенькам. Пока пленники, задыхаясь, одолевали подъём, отрок терпеливо поджидал их возле каменного столба. Вокруг столба ходил огромный цепной петух, весь сине-красный, что-то склёвывал в трещинах между серых плит террасы. При виде чужаков, взлетел на столб, увлекая за собой цепочку.
Наверху Искандер и Александр отдышались, осмотрелись. Слева от столба с огненным петухом, в огороженном камнями месте, лакомилась охапкой каких-то зелёных побегов мелкая коровёнка. Справа находилось строение, наподобие детского домика. Оттуда слышались звуки, будто чесалась собака. Дорожка сажени в три шириной вела от столба, к занавешенному шкурой архара дверному проёму в слепом фасаде Большого Дома. По бокам входа стояли двое стражников в меховых кафтанах широкого покроя и островерхих колпаках. Вооружение музейное: пистонный мултык и сошник, на кожаном поясе - кривой нож, пороховница и мешочек с пулями. Эти гвардейцы, видимо, являлись эталонами физического совершенства аборигенов заоблачных высот: что в высоту, что в ширину. Чистые бородатые лица с миндалевидным разрезом глаз, какие можно увидеть на рельефах Ахеменидов. Один из стражников отвернул шкуру на дверном проёме, пропуская конвоира и пленников.
Красное пламя открытого очага под коническим куполом с отверстием для дыма едва рассеивало мрак в просторном помещении. У огня на кошмах сидели трое голых по пояс. Их «львиные лики» были усеяны желваками поверх крупных, вертикальных складок пупырчатой кожи. Голову каждого из монстров украшала обильно вымазанная красной глиной причёска из взлохмаченных, длинных волос, усиливая образ царственного зверя на каком-то жутком, непонятном для непосвящённых представлении. Не в силах оторваться от зрелища, вызывающего страх и тошноту, похищенные не сразу обратили внимание на руки обитателей Большого Дома. Но вот один из троих, сидящий по центру, повелительным жестом показал на свободную кошму, и высветилась кисть руки с гниющими культяпками пальцев.
Закиров и Корнин одинаково ощутили слабость в ногах при виде распадающегося живого тела. Впечатление усиливал специфический запах. Приглашение сесть пришлось кстати. Раздался лающий голос, сиплый и отрывистый. Источник звука выдавало колебание голой груди среднего из тройки, ибо «львиные маски» оставались неподвижными. Лингвист, понимая отдельные слова, поглядывал на Искандера. Напряжённое лицо бухарца не обещало большой помощи в переводе. Характер жестов, манера произносить слова позволяли предположить в говорившем властную фигуру. Во всяком случае, он был для пленников одним из хозяев, значит, Хозяин.
Наконец, воспользовавшись паузой в его речи, Искандер вставил фразу на одном из мало известных Корнину наречий фарси. Хозяин согласно кивнул, и между ними завязалась трудная беседа. Искандер вступал в неё всё чаще, всё уверенней. У Александра как бы прорезался слух. Он стал понимать некоторые фразы. Прислуга (без признаков болезни на лице и руках) подала чёрный чай и фисташки в тростниковом сахаре. Корнин растерялся. «Пей!» - бросил ему напарник. Во время разговора в помещение вошла снаружи белая лохматая собака, влезла симпатичной, доброй мордой в вазу с фисташками. Её не прогнали.
Спустя часа два похищенных вернули в хижину-конуру, но на этот раз входную щель камнем не прикрыли. Стражу не поставили. Куда бежать? После всех волнений необходимо было отдохнуть, набраться сил. Верный як неудачливых путешественников исчез, но обнаружились перемётные сумы. Из них были изъяты съестные припасы и все научные приборы, но личные вещи прокажённые рабовладельцы оставили своим невольникам.
Когда пленники остались одни, первым делом Александр стал тормошить своего напарника: что ему удалось выведать из разговора за чаем в Большом Доме? Потом поделился с Искандером своими лингвистическими догадками. Оказалось, вместе им удалось понять немало.
Речь Хозяина по имени Гарватат пленники определили, как искусственную смесь двух языков. На одном могли общаться предки современных таджиков, живших в Бактриане двадцать пять веков тому назад. На другом написана священная книга Авеста. Её поклонники, задолго до выделения таджиков из общеиранских племён, разговаривали на пра-фарси, тогда близкому к древнеиндийскому языку, породившему благородный санскрит,. Сохраниться такой удивительной смеси в течение двух с половиной тысячелетий способствовало, решили Корнин и Захиров, несколько обстоятельств. Первое – географическая изоляция общины прокажённых, называющих себя парсатами, в неприступных скалах высокогорья. Второе – община, не приняв ислам, избежала языкового влияния соседей через религию. Навязать веру Магомета затворникам памирской твердыни, уже отдавших свои души другим богам, воины Аллаха были не в силах. Никому не хотелось лезть в логово дьявола. Третье - члены общины парсатов из поколения в поколение оставались ревностными хранителями учения, записанного в Авесте, не столько религии, сколько религиозной философии. Она, как никакая другая, отвечала условиям существования между привлекательным своей чистотой, но недостижимым небом и негостеприимной землёй. Здесь, на пятачке жизни, всё, что подразделяется на категории светлое и тёмное, чёрное и белое, тёплое и холодное, злое и доброе заключалось в небольшом, плотном клубке бытия. В нём не было пространства, отделяющего Духа Света от Духа Тьмы. Они находились лицом к лицу. Силы у того и другого одинаковы, успех делится ими пополам. Человек, принимающий помощь от одного, рано или поздно терпит урон от другого. Спокон веков каждый взрослый член маленькой общины - учитель, а каждый ученик, из новых поколений, находится под неусыпным его надзором. Принести извне плоды чужого просвещения никто не может, ибо внешний мир для насельников внутреннего существует лишь как дополнительный источник пищи и необходимых для жизни предметов. Контакты с ним были возложены на выбираемых общиной надёжных людей из числа тех, кто не помечен знаками проказы. Их задача - проникнуть в интересах общины в селения и города «презренного низа» под чужими личинами. Им не возбраняется, ради пользы парсатов, исполнять публично обряды иных религий. Важно быть в курсе намерений соседей. Жители тайного селения всегда интересовались изобретаемым внизу оружием и предметами быта. Старались приобрести тем или иным способом полезное для себя. Так они освоили увеличительное стекло для добывания огня от солнечного луча, металлическую посуду с крышками на винтах – «скороварку», бесценную в условиях низкого атмосферного давления.
Но всё-таки эволюция общины горцев пошла бы иным путём, даже при всесилии в коллективном сознании Авесты, не появись в одной из горных долин Бактрианы заболевания, что страшнее холеры или чумы. Именно неизвестная ранее болезнь на берегах Пянджа и придала этой общине своеобразие. Появление людей с гниющими членами молва связала с предательским умерщвлением по приказу владетеля долины в угоду персидскому царю Дарию конной сотни Искандера Двурогого, набранной из знатных семей Македонии. Юные аристократы не только искусно убивали, но и помогали горянкам Бактрианы производить на свет синеглазых младенцев. Всадники Александра, в островерхих золочёных шлемах, накладывали к бою на лицо львиную маску, а плечи покрывали накидкой из гривы грозного хищника для устрашения противника. Гвардейцы Дария, Бессмертные, называли их Македонскими львами. Когда среди признаков болезни, названной проказой, замечена была «маска льва» на лице больного, возникла легенда о загробной мести македонцев. Мёртвые якобы мстили соплеменникам и единоверцам правителя-убийцы. Прокажённый чаще всего не заражал близких, дети от него рождались, как правило, здоровыми. Тем не менее, вся семья, даже дальние сородичи в общественном мнении становились прокажёнными.
Из той проклятой долины неприкасаемые не разбежались по стране. Нашлись среди больных вожди, которые усмотрели в страшном недуге не загробную кару, а воплощение Македонских львов в потомках их убийц, что подтверждалось синей окраской глаз многих прокажённых. Вожди усиливли эффект жёлтыми колпаками (под шлемы македонских всадников) и «львиными гривами», сооружаемыми из собственных волос и охристой глины. Они вещали на тайных сходах: придёт урочное время – и прокажённые, отмеченные магической печатью, превратятся в настоящих человекольвов, властелинов мира. Члены братства признали больных с «львиной маской» патрициями общины парсатов.
Неизвестно, когда община снялась с родного места и двинулась на поиски вольных земель. Людей на планете всё прибавлялось, а земли больше не становилось. Пригодные для обработки участки истощались. Горные племена, отстаивая свои угодья, заставляли пришельцев из Бактрианы подниматься всё выше и выше. Приток свежей крови в общину прекратился, а вместе с тем стало расти число прокажённых среди парсатов. Здоровые считались плебеями, простонародьем. Алое пятно на пояснице или на переносице давало право на первую ступень высшего сословия. Кто получал эту метку, уже не останавливался на социальной лестнице…
Все человеческие общества схожи между собой. Сменялись поколения. Начался ропот здоровых парсатов, которым приходилось родниться с больными из-за отсутствия выбора. Тогда вожди вычитали между строк Авесты,что для общины прокажённых наступит Царство Света, когда придёт править ними из загробного мира с непобедимой дружиной Македонских львов сам Искандер Двурогий – светловолосый гигант с бирюзовыми глазами и ярко-рыжей щетиной на щеках и подбородке, как его представляют на Востоке. Но этому будет предшествовать «эра предтеч», двойников завоевателя мира.
- Вроде бы двое из таких «предтеч» в последние века здесь уже появлялись. Своим явлением они смягчали ропот. Сейчас патриции позарез нуждаются в следующем, ибо вновь зреет недовольство здоровой половины парсатов, - предположил Искандер.
Александр с ним согласился и похвалил товарища:
- А ты полиглот. Я бы и половины не понял без тебя.
Искандер с улыбкой шутливого раскаяния развёл руками:
- Больше домысливаю. Я же поэт, хотя и неважный.
Александру перешёл к другой теме:
- Если я правильно понял, ты спросил о своём отце у этого… Гарватата. Кстати, кто он, по твоему, в иерархии парсатов?
- Вождь, правитель. Об отце я спросил. Обрисовал его внешность, насколько мне хватило слов. Что он ответил? Да ничего определённого. Наш главный «лев» долго молчал, пытливо изучал меня сквозь свои щёлки, наконец как-то неуверенно покачал головой, мол, «нет, о таком не слыхал». Сдаётся мне, он что-то скрывает. К этой теме необходимо вернуться.
- Непременно, - согласился Корнин. – Теперь, как ты думаешь, насколько мы подвержены заразе? Впрочем, вопрос дурацкий. Выбора у нас нет. Согласен, без нужды лишний раз ни к чему не следует прикасаться. Но надо же есть и пить. И не показывать своего страха. Как ты думаешь, Искандер, они нас убьют? Для чего мы им? Если я правильно понял, мы не в полном смысле пленники.
- Вроде арестованных, - уточнил Искандер. - Нас взяли, когда мы вторглись на их территорию. В их глазах это серьёзное преступление. Они границы свои покидают редко, на кишлаки внизу не нападают, людей на дорогах не крадут. Незваных же гостей просто задерживают. Для обмена.
- На кого?
- На что, - поправил бухарец. – Думаю, на необходимые им вещи, на продукты. Они же ничего вроде бы не выращивают, скот не пасут. Негде.
- Тогда мы в расчёте: им достался наш як.
- Подозреваю, этого мало. Придётся нашим близким подумать о стаде бычков. Может быть, о двух стадах. Вот так.
…Искандер оказался прав.
На следующее утро селение окутала морозная мгла. Заснеженный шпиц скалы сияла розовой гранью. Задержанные подкрепились горстью варёного ячменя и, напялив на себя всё, что было под рукой, вышли из «тюрьмы-отеля». В переулках ни души. Направились на голоса. Казалось, о них забыли. У края столовой горы, откуда начинала виться по карнизу под уклон тропа, огибая скалу за Большим Домом, увидели в окружении соплеменников Гарватата. Он был в меховом кафтане, в жёлтом колпаке. Из-под колпака выбивались пряди охряной «гривы». Толпа галдела, но лишь раздавался «лай» правителя, все умолкали. Центром внимания были кожаные мешки и куча синего лазурита. Главный «лев» общины, обходя ковыляющей походкой добытое в карьере, погружал беспалую кисть руки в раскрытые мешки, вороша округлые стяжения зеленовато-голубой бирюзы. Корнин и Захиров остановились в нескольких шагах. Ждать пришлось недолго. Вчерашний подросток позвал их следовать за хозяином в Большой Дом.
На второй «аудиенции» задержанных принимал один Гарватат. Слуга скупо подбросил хворосту тлеющим головёшкам открытого очага, помог правителю обнажиться по пояс, подал чай и бедные сладости. Три свежие циновки были разостланы близко к огню заранее. Правитель повёл беседу по-новому. Он часто прерывал свой неторопливый «лай», чтобы дать возможность собеседникам вставить реплику, возвращался к сказанному, когда догадывался, что чужестранцы его не понимают. С утра Корнин настроился подавлять в себе гадливость, однако при второй встрече печать проказы на лице больного уже не произвела на русского прежнего впечатления.
К концу разговора Искандер казался озабоченным. Беспокойство охватило и Александра. Хотя он и был учёным лингвистом, сын персиянки, впитавший язык предков с молоком матери, лучше понимал парсата. Когда они вышли на террасу под полуденное солнце, разогревшее скалы, он спросил:
- Ну, что сегодня? Кажется мне, нас хотят разделить.
- Худо дело… Мне велено немедля отправляться вниз за выкупом натурой вот с таким списком, - (бухарец раскинул руки). - Тебе же оставаться здесь в заложниках до моего возвращения. Простого дехканина они отпускают за мешок ячменя, если он обещает в такой-то срок принести выкуп к обычному месту обмена товаров между общиной и жителями низа. Этот царёк проницателен. Он понял, что мы с тобой - птицы другого вида.
- Не понимаю, в чём «худо». По мне – прекрасно! Дело сдвинулось с мёртвой точки. Где список?
Искандер указал пальцем себе на лоб.
- Вот здесь… А тебе действительно всё равно, оставаться заложником или получить свободу?
- Абсолютно. Я даже выигрываю – в комфорте. Пока ты будешь катиться вниз по осыпям, а потом вновь карабкаться вверх с выкупным караваном, я, надеюсь, успею язык этих… перс… парсатов выучить да Авесту в подлиннике почитать. Авось что полезное для себя найду. Ещё осмотрюсь хорошенько. Мало ли чего… Смотри, тот богатырь, с мултыком. Сдаётся, за тобой.
Действительно, появился молодец с фитильным ружьём. Из таких пищалей палили каменными пулями при Иване Грозном. Заложник вызвался проводить Искандера до границы владений прокажённых. По пути к ним присоединился старый знакомый – подросток с розовым пятном на переносице. Он вёл за собой ещё одного симпатичного знакомца, яка под седельным ковриком Корнин оценил заботливость хозяев: сойти под гору для него не проблема, но возвращаться в гору!..
Крутой спуск вывел на горизонтальную площадку, расчищенную от камней. Осмотрелись.
- Похоже, это место обмена товарами, - сказал Искандер. – Верхние жители свои лица лишний раз не никому показывают. Они договариваются с нижними через посредника, оставляют здесь свой товар – лазурит или изделия из него, конкреции бирюзы, горную смолу мумиё (прекрасное лечебное средство от всех хворей, говорят). И забирают заранее оговоренные предметы. Потом приходят люди из кишлаков.
Отрок с яком на ремешке сделал Корнину знак – возвращаемся. «Гвардеец» вручил Искандеру его личную суму. Товарищи обнялись. «С Богом!» - «Да хранит тебя Аллах! – ответил Искандер. И добавил, стараясь прикрыть шуткой беспокойство о младшем товарище. – И все светлые духи Агура-Мазды».
Корнин взобрался на яка. Подросток потянул за чомбур. Обратное шествие, вверх, замкнул молодец с пищалью-аркебузой. Корнин оборачивался, пока Искандер не исчез за поворотом тропы.