Вы здесь

Глава X. Прокажённый.

Расставшись с товарищем, Искандер спустился знакомой тропой в Сангвор. Там застал в тревожном ожидании Арину. По её словам, проводник, не веря в  возвращение  сына Захир-аги и молодого русского,  недавно покинул кишлак со своими людьми и вьючными ослами. Искандер не стал медлить. Решить поставленную перед ним на Горе задачу могла только мать.  Исполнить просьбу сына для неё высший долг. Любые препятствия преодолеет. Только бы  не пришлось искать её  по всему эмирату и в  русском Туркестане.  Ведь возвращение старого проводника и погонщиков с вьючными животными без сына и Корнина  могло побудить её  броситься за помощью к властям  Бухары и Ташкента.

 

Опасения Искандера оказались напрасными. Вдова улема не покинула горный стан, когда проводник появился перед ней с тревожной вестью. Не может быть такого, чтобы муж и сын пропали без следа в одном месте, при схожих обстоятельствах, в интервале тридцати лет! Притом, Искандер не один. Надо ещё подождать.

Так мысленно ободряла себя пожилая женщина, простаивая часами на высоком речном  мысе, откуда далеко просматривалась пустынная  долина Обихингоу. И вот  возникла в серо-голубой дали чёрная точка. Ближе… ближе… Всадник… Искандер!

Выслушав сына, Захирова велела спутникам оставаться в лагере до её особого распоряжения. Сама с Искандером поспешно выехала в Дюшанбе. Лавки на базарах  большого кишлака могли удовлетворить фантазию любого покупателя и казались неисчерпаемыми.  Бухарцам оставалось только отобрать самые необходимые товары и продукты питания в расчёте на потребности жителей высокогорья, доставить их  парсатам и обменять на несчастного пленника. Нельзя было терять ни одного дня.

Фатима Самсоновна не преминула спросить сына, что ему удалось узнать о дорогом им человеке.  Ничего определённого Искандер сказать не мог. Он передал матери разговор с правителем, обратил её внимание на упомянутых Гарвататом людей иного, чем парсаты,  облика, которые иногда оказывались среди них то ли в качестве гостей, то ли пленников. Поделился своими подозрениями, вызванными уклончивыми ответами хозяина  скалы на вопрос собеседника. Решили, что необходимо ещё раз подступиться к Гарватату во всеоружии выкупного груза с вопросом о рыжеволосом гиганте, пропавшем на границе  владений его племени.

 

До выхода каравана  из Дюшанбе оставались считанные дни. Фатима Самсоновна вызвалась проводить сына до кишлака Сангвор. Местный умелец переделал арбу в  дорожную карету, наняли арбакеша с двумя ишаками.  Но планы Закировых в одночасье рухнули…

В то утро мать, задумавшись, без стука вошла в комнату сына. Искандер, переодеваясь, стоял спиной к двери, голый по пояс.

- Ох, прости! Постой, не суетись!  Где ты так вымазался?

На пояснице Искандера отсвечивало розовым продолговатое пятно, будто шёлковый лоскут, наклеенный  на кожу.

- Стань к свету, - (Мать намочила носовой платочек в стакане с водой). - Да оно не оттирается! В чём это ты?

Лицо сына  приняло озабоченное выражение.

- Подержи зеркало, мама. Вот так.

- Сынок, что с тобой!? Что ты увидел?

Искандер, словно обессилев от минутного разглядывания своей спины, опустился на лежанку, обхватил голову руками, потом откинулся к пупырчатой стене, вскинул свои прекрасные персидские глаза, наполненные ужасом и мольбой (спаси! – читалось в них).

- Это… У меня проказа, мама.

Следующие дни стали для Захировых пыткой минутами и часами. В медицинском пункте ничего определённого сказать не могли. Местные знахари отводили в сторону глаза и старались поскорее выпроводить пациента за порог. Тогда мать решила не рисковать больше в ожидании чуда.

- Едем в Асхабад. Там профессор  Юшин. Он, говорят, кудесник. В его лепрозории появились выздоравливающие.. Собирайся.

Бухарцы о подготовленном предприятии по освобождению Корнина в те дни не вспоминали. В ушах  неустанно, оглушая, отупляя мозг, звучало «проказа, проказа, проказа!» Ноздри ощущали запах гниющего тела, сродни с трупным, почему-то особенно сильно, если близко находились цветы. Глаза  будто видели страшные следы, уродующие живое тело. К чему бы ни касались пальцы, возникало ощущение  нездоровой мокроты, липкого  гноя.

Слова  Фатимы Самсоновны, вспомнившей о докторе Юшине, прервал стук в дверь. Слуга доложил, что госпожу спрашивает  человек  из её лагеря. Им оказался  караван-баши. Бухарец озаботился отсутствием вестей от хозяйки и без вызова прибыл в Дюшанбе.  Закировой пришлось сделать усилие над собой, чтобы вернуться мыслями к освобождению Корнина.  «Товар подготовлен, Каныбек. Забирай всё, что увидишь на складе и вези в Сангвор.  Погоди! Сейчас напишу письмо.  Вручишь его  фельдшерице, госпоже Арине. Её пункт в том кишлаке. На словах передай, что умоляю сделать всё для освобождения русского учёного. Надежда только на неё.  Мой сын болен. Я должна ехать в другую сторону».

Через несколько часов Закировы  выехали из Дюшанбе в Термез древним путём.

 

Позади стались разбитая каменистая дорога и речной путь. В Чарджоу мать и сын сели в поезд. Мир Искандера сузился до ширины зримой полосы вдоль железной дороги. Прошлое обрывалось сразу за спиной. Все мысли притягивала лечебница и божество в ней, доктор Юшин.

Вот, наконец, Асхабад. Путники в наёмном экипаже выезжают окольными улочками к оврагу. За ним  высокий глиняный забор, будто стена крепости.  Густая листва  запущенного орехового сада, тёмная, неподвижная, усиливает ощущение таинственности этого места с жутким названием лепрозорий.  Доктор Юшин,  при  лысине, прикрытой от виска к виску прядью тусклых рыжеватых волос,  предстал перед посетителями с вонючей папиросой в углу ротовой щели, в замызганном медицинском халате. Похоже было,  врачеватель дьявольского недуга не обновлял «вицмундира», пока ветошь держалась на плечах. Расспросив  приезжих, кривой улыбкой дал понять, что неисповедимы пути Господни.  После осмотра больного при матери, за ширмой, пустыми надеждами бодрить его не стал, был откровенен:

- Никто не знает природу проказы, дорогие мои. Неизвестно, как она передаётся. Больных с запущенной формой болезни («львиная маска», например) мы просто изолируем и облегчаем, как можем, их последние годы.  Вы вовремя спохватились. Будем считать, что в невезении вам повезло. Не обещаю, что вылечу вас, но, во всяком случае, развитие вашей болезни можно если не остановить, то замедлить. Буду делать, что в моих силах. Несколько лет, на стадии интенсивного лечения, вам придётся жить в стенах лечебницы. Ну, а потом, как здесь говорят, «если Аллах соизволит». Контакты с теми, кто за стеной, исключены. Письма родным можно писать под диктовку кому-нибудь из медицинских работников.  В саду есть несколько флигелей для изоляции людей… э-э-э, образованных, скажу так.  В один из них я  могу поселить вас за разумную плату. Продиктуйте вашей матушке список необходимых вам вещей и предметов, книги не забудьте. Только имейте виду, что всё останется здесь навсегда. И, с той минуты, никаких непосредственных контактов со здоровыми. Ну, объятия, поцелуи, рукопожатия. И разговаривайте на расстоянии. Знаете, слюна, бывает, летит. Надеюсь, я выразился понятно. Впрочем, прощаться с родительницей вы будете при мне. Я должен быть уверен.

Присутствие постороннего человека при разлуке матери и сына на неопределённое время, возможно, навсегда, не позволило разыграться трагедии в кабинете главного врача лепрозория. И всё-таки Фатима Самсоновна не удержалась – прижалась к  Искандеру мокрым от беззвучных слёз лицом. Врач тут же заставил её умыться с карболовым мылом и сменить кофточку. Но уже за порогом  дома отверженных пожилая женщина уговорила себя не распускаться в чувствах. Ничем, кроме выражения уверенности в выздоровление Искандера, она помочь ему не могла. И усилилась её ответственность за единственного внука.  Предстояло подготовить его к страшному известию.  Тимур был наделён настоящей поэтической душой, впечатлительной и хрупкой.  За невестку придавленная горем мать не беспокоилась. Эта  равнодушная ко всему на свете, сонная, красивая и глупая самка, постоянно жующая сладости, проводящая дни в праздности среди таких же, как и она, толстых дочек и ленивой прислуги, переживёт своё фактическое вдовство.   И внучки горевать не станут. Отсутствие отца они никогда не замечали. Присутствия – тоже.

Проезжая ночными улицами Бухары от вокзала к дому,  персиянка  уже не знала, кого в первую очередь спасать, сына или внука.  О пропавшем муже она ни разу не вспомнила с тех пор, как заметила розовое пятно на пояснице у сына.  Родной человек, никогда раньше не покидавший её память, вдруг оказался на странице жизни, перевёрнутой тридцать лет назад.  Что возвращаться назад?  Книга её бытия раскрыта близко к концу на таком месте, где надо, не отрываясь ни на миг, упорно разбирать  знаки и вникать в их грозное звучание. А впереди мрак, неопределённость. Прощай, Захир! До встречи… Там!