Стоянки племени «И» располагались у горного озера. Питали его ручьи, а истекало оно в пропасть гремящим водопадом. Когда пожиратели речных моллюсков, собиратели дикой фасоли и гороха научились выращивать на террасах рис, вождями стали выбирать женщин, а шаманками они были изначально. Послушник из ангкорского монастыря, оставив каноэ ниже водопада, поднялся с чужестранцем к мужскому дому на террасе. Напротив стоял таких же размеров женский дом. Оба строения были сооружены из бамбука, под крышами из пальмовых листьев. День выдался праздничным: выдавали замуж за Духа Реки и Озера местную девушку. На неё десять дней тому указала шаманка. Тимур мельком увидел невесту со спины. Наряженную в яркие одежды, юную избранницу (почти ребёнка, показалось бухарцу) вели из купальни к последней трапезе во «дворце воздержания», где она, окруженная всеобщим поклонением, провела все дни перед свадьбой. Рокотали барабаны. Звенели колокольчики. Выли родственницы невесты, её мать и сёстры. Приплясывала на ходу толпа голых татуированных мужчин и женщин в коротких юбочках из луба. Вокруг с визгом прыгали дети, бегали хрюкая поджарые свиньи, суматошно носились куры, лаяли собаки. На прибывших не обратили особого внимания. Проводник выразил желание присоединиться к процессии, но «белый» наниматель торопил показать ему засветло последнее пристанище святого.
Разочарованный и-нец повёл чужестранца вслед за солнцем, опускающимся за гребень хребта. «Что ждёт её?» - спросил Тимур. - «Дворец Духа». – «А как она туда попадёт?» - «Обыкновенно. Ма поместят на брачное ложе и пустят по озёрному течению. Оно вынесет невесту к водопаду и дальше - в чертоги мужа». – «Сколько ей лет?» - «Не знаю. Наверное, не меньше десяти». – «Почему именно её предназначили богу?» - «Она самая красивая в селении. И умная. Могла бы стать шаманкой».
Уже тень выползла из долины на зубцы гребня, похожего на спину дракона, когда путники вышли к утёсу, возвышающемуся среди россыпи каменных глыб, опутанных корнями и ветвями кустарника. С тыльной стороны останца можно было подняться на его плоский верх. Здесь был сооружён дольмен, похожий на конуру для большой собаки. В нём мог поместиться сидя или лёжа человек. «Здесь он жил», - сказал проводник с благоговением.
Потом Тимур не смог найти названия тому состоянию, которое овладело им на утёсе и больше никогда не возвращалось. Он ощутил физическое присутствие отца. Сначала показалось, отец тихо подошёл сзади. Оглянулся – нет никого. Посмотрел вправо, влево. Отец будто в прятки с ним играл: перемещался за спиной сына, оставаясь невидимым. Неужели не осталось никаких следов жившего здесь человека? Ведь в дольмене он спал и скрывался от непогоды на подстилке из пальмовых листьев. А перед входом в убежище, под козырьком каменной крыши, судя по чёрному кругу, разводил костёр. Верно, вот пепел, забивший трещины. Пепел! В нём может быть отец, его останки. Ведь он сгорел вместе с запасом хвороста, рассказал в пути послушник.
Вынув из ножен охотничий нож, Тимур стал ковырятся в пепле. Мелькнуло белое. Что это? – Обгоревший по краям угол батистового платочка с вышитой золотой нитью буквой «А». Фантастическая находка! Батист накрахмален, будто и не побывал в огне, будто обронён здесь совсем недавно. И, чудится, запах духов сохранился. Не может быть! – кричит разум, но вопреки его доводов нос чует тонкий запах дорогого благовония. Он, Тимур Искандеров, где-то уже вдыхал его. Где? Дай, Бог, памяти! Ответ не приходил. Он уже собрался спрятать лоскут в нагрудном кармане френча, но передумал: если существует душа, то та, что хранила этот платочек до последней минуты земной жизни, как самую дорогую реликвию, не простит похитителя никогда. Поэт вернул находку на место и присыпал углубление крошками пепла.
…Отец вновь стал за спиной.
И всё-таки полной уверенности, что он посетил последний приют отца, прикоснулся к его праху, не было. Сомнения стали накапливаться по мере того, как Тимур спускался к селению. Слишком всё нереально. В нём, Искандерове, живут два человека: один нормальный, обыкновенный, другой – поэт. Последний сочинил тоску о рано умершем отце, маркитантку, дорогу в Индокитай через два моря и нагорье Декан, Великое озеро, руины Ангкора, этот утёс и обгоревший лоскут батиста, помеченный инициалом «А». Надо освобождаться от наваждения. Способ один – взяться за перо. Откладывать опасно. Нельзя допускать поэта к абсолютной власти в себе. Это называется безумием. Проверил ладонью боковой карман – памятная книжка и цанговый карандаш при нём.
Проводник скатывался по склону впереди. Он торопился успеть к брачной церемонии. Они вышли к озеру в том месте, где вода промыла естественную плотину и широкой струёй низвергалась в ущелье. Оставалось пройти берегом к большим домам на сваях. «Ступай, - сказал он юноше, - я останусь здесь на ночь, у костра. Приходи завтра».
Тимур не заснул до утра, сидя у огня на валуне над раскрытой записной книжкой. Треть листов в ней были исписаны мягким грифелем. Всю первую страницу занимала буква «А». Образ отца как бы отодвинулся. На первый план, ослабляя тоску, выходила поэма.
Солнце ещё не поднялось над горной цепью. По озёрной глади стлался туман, скрывая противоположный берег. Гремел близкий водопад. Вдруг что-то выдвинулось из молочной мглы. Поэт вскочил на ноги, попятился. Наконец рассмотрел в проплывающим вдоль берега предмете плот, размером с ложе. Он был украшен по краям цветами, а в середине возвышалось что-то в складках материи, пышных и пёстрых, перевитое золотистыми лентами. Плот, по мере приближения к промоине в дамбе, убыстрял движение. Вот-вот основная струя подхватит его и втянет в «ворота», за которыми дно ущелья на глубине в несколько сотен сажен. Вспомнилась вчерашняя процессия в селенье, и Тимур понял, что проплывает мимо него. Он вошёл в воду по пояс, ухватился руками за край «брачного ложа». Озёрное течение уже так просто не отдавало невесту, предназначенную в жёны властелину горных вод. Человеку пришлось за неё побороться.
Ма, ещё девочка в понятии Искандерова, не произнесла ни звука. Действительно, красива, заочно согласился он с мнением послушника Точно храмовая танцовщица в Ангкоре. Она была в сознании. Её положили лицом вверх, туго спеленали разноцветными лентами и привязали к пучкам тростника. Испуганными глазами невеста смотрела на склонившегося над ней молодого мужчину, ни на кого из людей её мира не похожего, бородатого, как бог, ибо у мужчин долины Тонле-Сап, бороды не росли. Ма и приняла его за Духа Рек и Озер, решила, что путешествие позади. Страх перед водопадом постепенно прошёл, сменился томительным любопытством, вызываемым предстоящим замужеством. Девочка, приговоренная шаманкой стать в это утро женщиной, улыбнулась. Доверчиво помогла бородатому гиганту распутать ленты. И через много лет, живя в большом городе древней культуры, закончив русскую гимназию, нарожав Тимуру детей, Ма-Мариам будет считать его в душе добрым духом. Богом, по-русски.
Вот почему, выйдя из дома в сад в тот летний день 1916 года, она просияла, будто в лицо её брызнуло со всей силой щедрое бухарское солнце.
- Ты чего радуешься, Мариам? – спросил Тимур, лирик по творчеству и приёмам жизни.
- Тебя увидела, муженёк. А ты чего?
Голос у «китаёзки» (прозвище от бабушки Фатимы) был слабый, мелодичный, будто трогали пальцами миниатюрные колокольчики. Звук «ша» она выговаривала «ся», «че» у неё превращалось в «це».
- Тебя увидел.
Оба расхохотались и обнялись, словно встретились после долгой разлуки.
- Знаешь, когда я ехал домой из дворца, всё повторял строки из «А» в том месте, где действие переносится из Индии на озеро.
- Правда? Какое совпадение! Мне сегодня приснилось, как ты похитил меня и мы тайком пробирались тропами и рекой туда, откуда уходят в океан большие корабли.
Память Тимура откликнулась на сон жены. Рука в руке, они опустились на скамью у фонтана. Да, тогда он, иностранец в королевстве Камбоджа, рисковал головой. Ведь не было, казалось, никакой возможности доставить девочку незамеченной в Пномпень. Кто-то, невидимый, помогал ему, колдовал в пользу беглецам. Проводник, уйдя с головой в празднество племени «И», не сразу хватился оставленного у водопада «белого господина». На условленном месте его не нашёл и беспечно вернулся к праздничному столу (ведь задание жреца он выполнил, а лодка на реке никуда не денется).
На горных тропах Тимуру и похищенной им девочке не встретилось ни души. Каноэ нашлось в заводи, под навесом береговых кустов, где причалил его проводник. Искандеров уложил Ма на дно лодки, прикрыв её френчем, и фатально отдался течению. Орудовать длинным кормовым веслом он не умел. Кое-как удерживал каноэ носом по течению. Полноводная река вынесла беглецов к устью одного из каналов, ведущих к водоёмам Ангкора. Там в ладонь старого жреца в жёлтой тоге перекочевали ещё пять золотых червонцев, после чего Искандеров получил составленный в храме документ на отца, путешествующего с дочерью. В порт Пномпеня их доставил наёмный лодочник. У причала, стоял готовый к отплытию в иранский порт Бушир белый пароход. Ма застыла перед его нависшим бортом, раскрыв губастый ротик. «Ты что?» Беглянка из-под венца смутилась. На вопрос она ответит через много лет: «Я подумала тогда: наверное, мой господин – бог не только озёр и рек, а чего-то ещё другого, гораздо более значительного… Ну, не совсем так подумала, а приблизительно».
В элегическое воспоминание внезапно вторгся тонкий запах благовония.
- Погоди!
- Я всё время молчу, - удивилась Мариам.
- Это я себе. Ты… У тебя новые духи?
Тимур стал обнюхивать жену как ищейка.
- Да, милый, французские. Правда, дорогие, не устояла, но ты, надеюсь, не станешь сердиться.
- Нет, нет, не то! – поэта охватило сильное волнение. – Запах. Это он! Я не мог ошибиться, тот обгоревший платочек! А раньше? Тебя ещё на свете не было. Где я его слышал раньше, в детстве? Погоди, погоди… Да здесь же на этом самом месте. Тогда мы собрались, пели под чанг рубаи Омара . Закирджан и Салих, Айни, он не был ещё Айни… Кто ещё? Кто из девиц? Нет, не Оля, не Гуля… Арина? Арина! Арина-а-а!!! Нашёл! Вспомнил! Это её духи, её платочек с монограммой! «А», понимаешь, «А» в углолке! Как я раньше не догадался? «А» - Арина, Ария, Ариния, Арна… Всё сходится! Теперь ни капли сомнений: тот отшельник, тот «святой», - мой отец Искандер Захиров! Мариам, ты понимаешь, как ты мне помогла этими духами!? Я был у отца, он стоял рядом, за моей спиной. И если бы не он, я не встретил бы тебя!