Генрих Краус до войны служил техническим редактором в издательстве центрального органа Социал-демократической партии Австрии «Рабочая газета». Заработок Крауса был достаточным, чтобы позволить холостяку время от времени отдыхать за рубежом. Из турне Генрих привозил путевые очерки, предчувствуя щедрый гонорар. Ещё бы, поклонником его образного, но, к сожалению, ленивого пера стал влиятельный центральноаппаратчик СДП, молодой, энергичный Юлиус Дейч.
Австрия оказалась единственной страной, где возникла марксистская школа с национальным характером – австромарксизм. В мирное время его сторонники были верны идеалам интернационала. Когда грянула мировая война, они стали на позицию защиты отечества. Но среди однопартийцев оказались и такие, которые готовы были, совместно с социал-демократами других воюющих стран работать на поражение своей страны ради прекращения бойни.
В один из первых дней войны, Юлиус Дейч, записавшись добровольцем в тыловую службу, в новеньком офицерском мундире появился в редакции «Рабочей газеты». Генрих Краус демонстративно отвернулся от протянутой ему руки. Более того, через несколько дней, пользуясь нервозностью, царившей в Вене (русские наступали в Галиции), он провёл на полосы газеты мимо обычно всевидящего редакторского ока фельетон. В описанном милитаристе узнавался Дейч. Тот в долгу не остался: газета легла на стол начальника городской полиции.
Уже действовали законы военного времени. Пораженцу Краусу грозил военно-полевой суд. Он счёл за благо отбыть в родной Грац, спрятаться там, где меньше всего искать будут. Единомышленники в Грацком отделении СДП вызвались прикрыть беглеца. Рассудили пристроить его на незаметную должность под настоящим именем, чтобы в случае поимки не усугублять вины пацифиста. Должность нашлась в internientenlager. Действительно, незаметная. Полиция обнаружила беглеца. Но ведь плохой австриец Клаус уже и так изолирован от общества, полного решимости довести войну до победного конца. Так пусть сидит в этом чудесном Талергофе! Власти не до него, иных проблем предостаточно.
Вольнонаёмный работник лагерной покойницкой Генрих Краус с трудом привыкал к ежедневному, от зари до зари, без выходных, общению с трупами. Он понимал: надо научиться смотреть на мёртвое человеческое тело как на своеобразную вещь, ничем человеческим не наделённую, требующую известную осторожность при обращении с ней. Например, не прикасаться к трупу обнажённой рукой, не жалеть на него нафталина или хлорки. В конце концов он избавился от последней капли сострадания к мёртвым, как к недавно чувствовавшим и думавшим.
Австрийцу выделили каморку в помещении для врачей из числа заключённых, лагерной «элиты». По утрам, позавтракав припасённой с вечера снедью и настоящим кофе, он направлялся в покойницкую у проволочной ограды на южной стороне лагеря. За северным рядом «колючки», напротив некрополя, находилась ещё одна трупарня, большая по размерам. В неё сносили покойников низшего сорта. Использовалась она также, когда вспышка какого-нибудь мора не давала времени на сортировку Оттуда в костёл или к часовне преставившихся не носили. Отправляли сразу через лётное поле на погост, в сопровождении особой команды отверженных. С теми морлоками избранная обслуга внутрилагерного морга не общалась. Парии повсюду парии.
В один из первых лагерных дней Феодора приметила молодого мужчину редкой худобы. На нём была солдатская шинель и форменная фуражке с острым верхом над козырьком. Краус же тогда не обратил внимания на женщину, выдающуюся из серой толпы заключённых лишь ростом.
Когда Феодора впервые вошла в морг с назначением от Чировского, она вспомнила, где видела эти «живые мощи». Представилась. «Генрих», - ответил он набитым ртом, слега привстав и жестом предлагая новой помощнице разделить с ним обед. Он аппетитно закусывал варёной курицей возле открытого гроба с покойником, разинувшим чёрный беззубый рот, будто в ожидании подачки. Феодора вежливо отказалась, поблагодарив.
Генрих осознавал себя принадлежащим к высшей, немецкой расе в потаённой глубине сознания, внешне ничем не обнаруживая расовую мерку, прикладываемую к каждому новому человеку. Славяне, согласно ей, занимали более высокую качественную ступеньку, чем негры или китайцы. Наука относила их к ариям. Да, они арии, но стоящие ближе к краю этого ряда. За ними только всякие там индусы да персы. Они почти европейцы, во всяком случае, даже некоторые из русских вполне цивилизованы, отмечены европейской печатью. Похоже, фрау Скорих… Фу, ты! Скор’ых… из таковых. В её пользу говорит даже то, что она, в отличие от большинства русских женщин, совсем не смазлива. Грубость черт её лица, угловатость фигуры скорее свойственна немкам. Холостяк Краус предпочитал некрасивых в редкие периоды влечения к женщинам. Они казались ему более доступными, на них можно было меньше тратиться, что для истинного немца имеет немаловажное значение. И вообще, главное – душа, интеллект, даже в постели.
Вводя новенькую в курс работы, Генрих предупредительно спросил, имела ли она раньше дело с трупами. Узнав, что напарница из лагерных невольниц служила сестрой милосердия в действующей армии, с удовлетворением мысленно потёр руки. Он избавлен от возни с дамочкой, которую может стошнить от запаха залежавшегося трупа, которая в самый неподходящий момент грохнется в обморок. Вообще, он знал по собственному опыту, медицинские сёстры – самые выносливые существа среди людей. Никакой грузчик не сравнится с хрупкой девицей, перетаскавшей с поля боя десятки раненых. От запаха дымящейся крови, от вида кусков человеческого парного мяса, от расползающегося под руками смердящего, зелёного трупа этим нежным с виду созданиям дурно не становится. Они умеют держать себя в руках, и дело свою знают без подсказок.
Кроме медицинской сестры, ставшей таковой в черногорской армии поневоле, и газетного работника, с удачными замашками публициста, внутреннюю покойницкую обслуживали ещё несколько крестьян. Их осудили за возвращение со своим священником в православие, когда в Бескиды пришли русские. Они были крайне угнетены, винили во всём своего батюшку, недавно отнесённого на цвынтар, держались вместе, особняком от чужинцiв. Естественно, что в этом скорбном доме молодыеещё мужчинаи женщина образовали отдельную пару, чему способствовал их примерно одинаковый образовательный уровень и принадлежность к одному сословию. Общались они между собой на немецком, жителям Бескид непонятным, что ещё больше отделило русинов от «пана нiмця та панi нiмкенi».
Очень скоро тот и другая поняли, что связывает их ещё марксистская идеология. Рыбак рыбака видит издалека. Мы не знаем, был ли Энгельс влюблён в жену Маркса или в самого Маркса. Тогда взаимно влюблённые мужчины рвались не на специфические парады, а на баррикады (хотя бы теоретически). Но нам известно, что на продолжительном безрыбье Генрих влюбился в Феодору. Вот вам ещё один пример, что история склонна повторяться даже в такой дали от Туруханска. А к этому примеру дополнительный пример: в Шушенском социал-демократ Ленин любил Надюшу Крупскую, а в Париже - Иннесу Арманд. Это не измена, ибо обе - това’ищи по бо’йбе. Профессиональному революционеру главное – быть верным Борьбе (пишется с «большой» буквы). Любила ли Феодора Генриха? Она вообще не знала, что это такое. Генрих появился в её жизни как раз в то время, когда её телу понадобился мужчина. Она его осмотрела со всех сторон, будто умная машина, заглянула вовнутрь. Он показался ей более подходящим, чем другие из находящихся рядом существ мужского пола.
Генриха нашёл в Феодоре именно ту женщину, какую подсознательно искал, не находил и поэтому стал к тридцати годам считать себя убеждённым холостяком. Краус вовсе не был смелым, уверенным в себе человеком. Тот случай с партайгенносе Дейчем в первые дни войны вызван был порывом. Он не предвидел опасности со стороны карательных органов. В противном случае, благоразумие взяло бы в нём верх. Конечно, руки двуличному Юлиусу он не подал бы никогда, но интернациональное своё настроение вряд ли доверил бы бумаге.
Неуверенные в себе мужчины, мечтая о спутнице жизни или выбирая её из тех, что под рукой, подсознательно представляют её в виде живой опоры, своеобразной стенки, к которой можно прислониться, зажурив глаза перед надвигающейся угрозой. По меньшей мере рассчитывают на прикрытие. Именно такой представилась ему Феодора сначала по внешним признакам: высокий рост, широкие плечи, крупные кисти рук физически крепкого мужчины, размашистый шаг солдата в наступлении, низкий голос. Затем в голосе её открылся металл, не просто звуковой, а ломающий сопротивление её словесных противников. Далее, она оказалась храброй, но не безумно, а умно, находчивой, способной быстро принимать решения и достигать цели кратчайшим путём. Такая, в случае опасности и поражения, не побежит, отойдёт на выгодную позицию без паники, сохраняя холодность ума.
Конечно, территория, на которой встретились Генрих и Феодора слишком узка, чтобы все эти качества, кроме визуальных, проявились в формах, свидетельствующих о их фундаментальности в характере. Одноразовые проявления натуры могут быть случайными. Вообще, Краус мог желаемое выдавать за действительное. Главное, он такой сотрудницу свою увидел, увиденному поверил. В глубине своего «я» и он имел некий стержень, позволяющий ему не распускать слюни влюблённости. Это была уверенность, что в какой-то степени и он помогает некрасивой внешне перестарке найти себе пару. Уверенность позволила ему сделать напарнице предложение по всей форме, не сомневаясь в положительном для себя ответе. Нашлись в крамнице за воротами с вывеской INTERNIERTENLAGER серое демисезонное пальто (начиналась весна 1916 года), к нему белый шарф и тройка из чёрного, в тонкую синюю полоску сукна, мягкая шляпа, под тон, и модные перед войной штиблеты. Герань ему срезала за щедрую плату работница почты с горшков на окне своей служебной квартирки. Любопытствующим соотечественникам вольнонаёмный работник морга объяснил этот маскарад важным для него семейным праздником.
Для Феодоры туруханская ситуация повторилась с той особенностью, что инициатором сожительства выступила не она. Именно сожительства, так как узаконивать союз брачные заговорщики решили после войны Неизвестно, как отнесётся к такой просьбе талергофское начальство.
На ночьваха разводила и отправляла своим ходом работающих на объектах лагеря по баракам. Перед сном делалась перекличка. Феодора подчинялась общему распорядку, установленному для интернированных. Расставаясь с физически близким ей человеком, едва он оставался за её спиной, она сразу забывала о нём. Чего помнить, представлять? Завтра увидятся. Генрих разочарованно брёл в своё вольное логово. Тайный медовый месяц «молодые» провели на складе гробов, пристроенном к покойницкой, пользуясь минутами, когда остальные работники провожали умерших на кладбище. Австриец имел право не присоединятся к процессии, русская покупала его у товарищей по заключению. В отделении по обработке трупов было теплее, благодаря дыханию живых, чем на промёрзшем складе. Но Феодора не была лишена женской стыдливости, а некоторые мертвецы лежали с открытыми глазами и, казалось, следили завистливыми взглядами за теми, кто мог двигаться и чувствовать.