Вершины скал над каньоном Пивы окрасились розовым. В Старопивском монастыре ударили к заутрене. Мать Арсения вышла из кельи в лёгкой рясе, с чётками и Требником руках. Обитель в кольце скал почти весь день спасалась от летнего солнца приятной тенью. Зимой те же скалы закрывали её от ветров. И при этом, в каменном колодце, только одной стороной открытом в сторону пропасти, никогда не бывало сыро. Идеальное место со здоровым микроклиматом открыли в ущелье Пивы отшельницы, чьи кости давно уже превратились в прах. Сейчас целебными свойствами горного воздуха и минеральных ключей пользовались последние раненые, долечивающиеся в госпитале при монастыре после войны, которая для Черногории, как для страны Антанты, закончилась победно, несмотря на оккупацию австро-венгерскими войсками.
Переступая порог, настоятельница ощутила всем своим существом какое-то грозное событие, касающееся её лично – часто забилось сердце, давно не испытывающее тревог, горячая волна ударила в голову. Если бы в этот миг кто-нибудь из монастырских увидел игуменью, то был бы поражён изменениями всегда бескровного, неподвижного, словно вылепленного из гипса, испитого лица старой женщины. Лёгкий румянец окрасил впалые щёки, появился блеск в потухших глазах. Движение её убыстрилось, наполнилось энергией. Мать Арсения будто вернулась в оболочку Елицы.
Выйдя к каменному креслу, она обвела внимательным взором открывающиеся от этого места постройки монастыря. Всё было на месте, ничего угрожающего не нарушило старый, привычный порядок столбов аркады, на которую выходили кельи узкими дверьми и оконцами. Не изменились плоские фасады трапезной и госпиталя. Не обрушились архитектурные детали храма, похожего на внутреннюю цитадель крепости, коей и была на самом деле обитель. К паперти уже подтягивались смиренные сёстры в чёрном и ходячие больные, одетые в пёстрое.
Мирная, привычная картина не успокоила хозяйку обители. Она перевела взгляд с земных сует на продолговатый многоугольник чистого, в густой сини, неба, заключённый в оправу из скальных вершин, розовых от низкого, невидимого отсюда солнца. Этот клочок неба представился Арсении-Елицы рукавом реки, текущей в гористых берегах. И вот (то ли птица пролетела, то ли соринка попала в глаз) появилась в текучей сини чёрная лодка, а в ней – двое, оба узнаваемые. Видение мелькнуло между двух вертикальных вершин и пропало.
Мать Игуменья, сколько могла держать голову задранной, смотрела вверх. Потом зажмурилась, выжав навернувшиеся слёзы, и произнесла тихо, без выражения, будто просто констатировала факт:
- Феодора умерла.