России не стало.
Государство со «спотыкающимся» для русского языка названием «Эсэсэсэр», возникшее на месте империи, попало в цепкие руки инородцев. Под их контролем оказались высшие органы власти; среди самозваных «вождей» русские лица выглядели экзотикой. Страна превратилось в интернациональный конгломерат административных единиц. Нерусская и по духу власть очертила неконтролируемой законом рукой территориальные автономии, где только находила к тому малейший повод. Появились «национальные» области, округа, республики, в которых русскоговорящее большинство (как правило, большинство) оказалось в положении пришлых, вперемежку с «коренными». Балаганную государственность обрели народности, никогда её не имевшие, даже не помышлявшие о ней в силу своего исторического недоразвития. Под неё сочинялись названия регионам и родственным племенам, бывало, находящимся в стадии «развитого палеолита». Один эвенк, сменивший первобытно-общинный чум на коммуналку социализма в выделенном ему автономном округе, в соседстве с семи иноязычными «мигрантами» ощутил себя «титульным», личностью высшего сорта. Члены жузов-орд, кочевавших в степях от верховьев Иртыша до Каспия, сначала оказались под вывеской Киргизская республика. Затем первоначальное название новосёлы царских палат стёрли и написали «Казахская». Ордынцы на то и другое отзывались безразлично. Ведомые чингизидами (при «власти советов» ханы обзавелись партбилетами), они сами не помнили своего родства.
«Грузин», «еврей», «туркмен» - зазвучали гордо. Русским называться русскими стало как-то неловко: шовинистский запашок, клеймо главного надзирателя «тюрьмы народов». Предпочтительней стало именоваться «советский» («мы – советские люди!»). Всем этим заправляли набежавшие с окраин временщики из Кремля. Новое территориальное устройство, национальная политика, воспитание масс надуманным интернационализмом, лукавство братства народов направились на разъединение собственно русских по языку и культуре, по исторической памяти и традициям. Отделить их от белорусов и малороссов! Рассовать по искусственным национальным углам! Заставить их каяться за «преступления царизма» перед инородцами! Страх большевистской власти внушал самый бунташный из всех советских народов, и самый многочисленный. Свежи в памяти были восстания рабочих Ижевска и крестьян Тамбовщины, матросов Кронштадта, движения белых армий с русскими по духу генералами. Однако с каждым годом, укрепляя режим, советское сознание всё глубже укоренялось в людских массах. Псевдо-интернациональная машина, идеологически настроенная, снабжённая безжалостными репрессивными механизмами, работала исправно.
Но непостижимый умом человеческим проект тёмных сил способен реализоваться только в пределах тьмы, которая не может быть абсолютно всеобъемлющей, ибо тьма не ощущается, не осмысливается, если не оттеняет её свет, хоть лучик, хоть искра.
Даже внедри Феодору в 120 миллионов тогдашних душ страны, они не погрузились бы в кромешный мрак, ведь и в ней самой, в этой сибирячке с черногорской кровью, не всё было чёрным – лишь пятна болезни, врождённые и появившиеся, как следы чахотки на внутренних органах, под внушением апологетов немецкого учения. А сколько православных душ болезнь лишь затронула, оглушила, лишила остроты зрения!
Умирают и звёзды, но свет их вечен, поскольку вечна Вселенная и нет края у неё. В русском языке есть слово правда. Изначально означало оно не только истину, не ложь, но и справедливость. На развалинах тысячелетней России, ставших фундаментом принудительного Союза бумажных республик, свет правды и в самую глухую ночь исходил из памяти людей помимо их воли. От великой русской литературы былых времён. От памятников истории. От мельчайших предметов искусства и повседневного быта. От пожелтевших писем с выцветшими чернильными строками в домашних архивах. От воспоминаний людей бывалых. От живого русского пейзажа. От заброшенных погостов с кривыми крестами. От разорённых церквей… Это были частые, повсеместные, яркие, но разрозненные вспышки. Чтобы они слились в один победный поток, уже не подвластный тьме, требовалось какое-нибудь событие, соразмерное стране и коллективной душе народа, осознающей себя единой уже одиннадцатый век. Причём, событие трагическое, ибо только трагизм обладает мощным творческим потенциалом.
Таковым стала Отечественная война, справедливо названная Великой. В её кровавом, скорбном свитке поворотным к всеобщему озарению стал отчаянный крик в сторону ставки Верховного главнокомандующего, исторгнутый из груди командира одного воинского подразделения на передовой: «Шлите подкрепление! Присылайте пополнение! Из русских! Ради Бога, дайте русских солдат!» Заметьте, был помянут упразднённый Бог, и красный военачальник, забыв о «едином советском народе», требовал у всевластного грузина именно русских бойцов. И в ставке его поняли правильно. Да, это был поворотный миг, однако рассвету суждено было длиться много десятилетий, и сегодня, когда пишутся эти строки, новое, оптимистическое утро ещё борется с мраком, и нет уверенности, что он рассеется окончательно. Есть только надежда и воля к преодолению сил тьмы. И бодрит пушкинское «Да здравствует солнце!..»