ВОКРУГ АМСТЕРДАМА
***
1 (593).
Средь буйства карнавалов и пиров
Святой Престол, как мелочная лавка,
торгует отпущением грехов
и должностями. В очереди давка:
кто кардинальской шапки восхотел,
кто сытое аббатство присмотрел.
2 (594).
Где святость? Мартин Лютер возмущен:
«Мне, богослову, Папа-греховодник
отвратен, как язычник фараон,
как богохульник и чревоугодник».
Понтифик вмиг, истребовав чернил,
от Римской Церкви немца отлучил.
3 (595).
Но буллу рвeт отчаянный монах.
«В огонь еe! Зер гуд!» - толпа вскричала.
Продажный город на семи холмах,
ты слышишь Реформации начало?
Свет Истины - в Писании Священном,
без папы Церковь - чище, несомненно.
4 (596).
«Без Папы!» - подхватил патрициат.
«Без Папы! - дружно поднялись плебеи. -
Долой монастыри, епископат!
Под зад латинцам ожиревшим! Бей их!
Отнимем землю, поровну поделим
казну и монастырские наделы!»
5 (597).
Но отроду «по правде» не бывало,
она «своя» в различных головах.
Сцепились протестанты, и немало
их полегло на рейнских берегах.
Друг друга режут чернь и господа,
а тут крадется новая беда.
6 (598).
Рим отрезвел. Подверг суровый Пий
Петра Святого Церковь очищенью.
И, призывая паству «не убий!»,
кровопусканье заменил сожженьем.
Ему сапою тихой помогал
«слуга Исуса», Серый Кардинал.
7 (599).
«Спасение в молитве и добре», -
католик учит. «Нет, спасенье в вере», -
перечит Лютер. «Заблужденье! Бред!
Одна богоугодности есть мера,
один лишь признак - жизненный успех», -
сказал Кальвин, в Ученье преуспев.
8 (600).
Да, замесили в Виттенберге тесто
враги католицизма. Видит Бог,
на севере созревший дух протеста
уж пол-Европы грешной обволок.
Кальвин и Лютер - братья пуританам
и гугенотам в антипапском стане.
***
9 (601).
Остался верен Ватикану юг,
но королевства северных народов
вошли мятежно в протестантский круг
в согласии с «нордической породой».
Для личности упорной, деловой
Успех и Бог равны между собой.
10 (602).
Свой «дрейф на север» и столица муз
уж начала. В Венеции торговой
сложился вскоре творческий союз
потомков Апеллеса эры новой.
Робусти, Веронезе, Тициан
в лагуне продолжают Ренессанс.
11 (603).
В Болонье, в Академии искусств,
где фресок и полотен изобилье,
класс живописцев не бывает пуст:
француз Пуссен, Веласкес из Севильи,
фламандец Рубенс (словно Феб вошел!) -
создатели и мэтры новых школ.
12 (604).
Подобно Бруно мало кто готов
за истину расплачиваться жизнью.
Вдали от инквизиторских костров
ученый ищет новую отчизну.
На Рейне, Темзе, Везере скорей
найдут приют Декарт и Бойль, Гарвей.
***
13 (605).
Во Франции, как всюду, к сожаленью,
Покладистых папистов не найти.
И гугеноты ангельским терпеньем
не отличались. Их Господь простит.
Какая вера в Галлии сильнее,
покажет скоро ночь Варфоломея.
14 (606).
Когда французы воевать устали
в Италии, бесславно, за «мерси!»,
им под руку католики попались
в родных пенатах. Хвать их за усы!
Владел католик лучшею землей,
а мушкетер голодный был и злой.
15 (607).
В Наварре, Реформации оплоте,
где правил Генрих, кальвинистам брат,
совпали интересы гугенотов
и озлоблeнных нищетой солдат.
И застонала Франция. Кто мог
топтал ее и вдоль, и поперек.
16 (608).
Остановить безумие способен
наследный принц. Но не католик он.
«Он еретик! Он дьяволу подобен! -
гудел Париж. - пусть кается Бурбон!».
У Генриха решение простое:
«Согласен я. Париж обедни стоит».
17 (609).
В дыму пожарищ не узнать страны.
И города, и веси опустели;
из ненасытного огня войны
летят к соседям огненные шмели.
Горит у немцев. Успевай тушить!
Британцам жарко, а кого винить?
***
18 (610).
Там, за Ла-Маншем, правящая знать,
король страны, Парламентом стесненный,
могли на Рим от всей души плевать
с утесов Дувра, морем защищенных.
Хотя монарх уже не правит всласть,
он в новой церкви, Англиканской, - власть.
19 (611).
Из местных бриттов, пришлых англосаксов,
потом норманнов, получилась смесь.
Здесь всe на пользу этой пестрой массе,
чудес разнообразнейших не счесть.
К примеру, шерсть. Из шерсти даже трон
соткал, по слухам, мастер Альбион.
20 (612).
Известно, овцы - собственность лендлорда,
луга и поле - собственность овец.
Что ж арендатор? За порог и мордой
в ухаб дорожный. Тут ему конец.
Конец с петлею. Крепок узелок.
Закон к бродягам чрезвычайно строг.
21 (613).
Чем портить обувь на дорогах втуне,
уж лучше в ад, на королевский флот.
Вдруг повезет - приглянешься Фортуне,
она тебя, как Дрейка, вознесет.
Сей мореход, удачливый пират,
был удостоен множества наград.
22 (614).
Обогатив разбоем кругосветку,
а заодно Элизабет-куин,
герой получит высшую отметку:
«сэр» к имени и адмиральский чин.
Отличия отнюдь не для парада -
Филипп Второй грозил стране Армадой.
23 (615).
Такого флота мир еще не видел,
недаром он Великим назван был.
Испанец бритта люто ненавидел,
да бог морской испанца разлюбил.
На дне Армада. В трауре Филипп.
А Лизка пляшет: «Дрейк, ура, гип-гип!»
***
24 (616).
Страною плоских пашен, дамб, каналов,
крылатых мельниц, рек, болот, лагун
Испания владела и взимала
налог с ткачей голландских из коммун.
Король-католик пуритан терпел,
он потерять дохода не хотел.
25 (617).
И всe ж пробил в низовьях Рейна час
войны народной, крови и печали,
когда в Мадриде издан был указ,
который мудрым актом стал едва ли.
Король задумал (Господи, прости!)
здесь также инквизицию ввести.
26 (618).
Где герцог Альба, там и кровь, и слезы,
но не сгибает Нидерланды страх.
Неуловимы протестанты-гeзы
в лесу, на море, реках, островах.
Простой народ и принц, Вильгельм Оранский,
не дрогнули пред силою испанской.
27 (619).
Союз прирейнских низменных земель
Голландскою республикой назвался;
среди провинций - Дрент, Овериссель,
Утрехт, Фрисланд… И сразу вдруг поднялся
из-за речных протоков, из-за дамб
хозяин океана - Амстердам.
28 (620).
Он рынка всепланетного столица,
Венеции могильщик молодой;
приходится Мадриду потесниться
невольно на арене мировой,
когда голландский флайт по гребням волн
опережает грузный галеон.
29 (621).
Дом амстердамец строит у воды,
но чаще прямо на воде, с уменьем;
«плавучий дом» окупит все труды,
вознаградит умельца за терпенье.
Он легок, быстроходен, удлинен
и парусами прочными снабжен.
30 (622).
Республики морской торговый флот
в три раза флоты мира превосходит.
Куда ни глянь, повсюду флайт берет
на борт товар, который производят
народы из бесчисленных даров
земли и океана двух миров.
31 (623).
Вот русский лен, железо шведских недр,
норвежский лес, венгерская пшеница,
шелк Поднебесной и ливанский кедр,
валюта века - перец и корица,
шерсть Альбиона, из Калькутты чай -
все в трюм голландца, только успевай!
32 (624).
Голландия - сообщество купцов
и фабрикантов (цвет новейшей знати);
здесь нет голодных, нет полурабов,
всяк сыт и волен; крыша есть и платье.
Не кичится мошной нобилитет,
Кальвина помня и его завет.
33 (625).
Маммона в наивысшей здесь чести,
но процветают и другие боги,
которые сумели унести
из католического мира ноги.
Здесь в большей безопасности союз
науки, философии и муз.
34 (626).
Француз Декарт, Евклида новый друг
и аналитик, вдохновленный свыше,
явлений всех необозримый круг
законами механики опишет.
Спиноза скажет: «Дайте транспортир,
линейку, циркуль - объясню я мир».
35 (627).
Здесь легче думать и переживать
души порывы, творческую муку.
Всемирные законы открывать
обречены подвижники науки.
А у соседей Бойль и Мариотт
готовят миру Ньютона приход.
***
36 (628).
Оставив юг, светило Возрожденья
теперь в зените северных широт.
Всe чаще здесь Европы новой гений
слепым и робким истину несeт.
Феб-Аполлон, творцов небесных друг,
Над Ойкуменой совершает круг.
37 (629).
Сам человек - большой науки тема.
Покуда пастор возится с душой,
Гарвей над кровеносною системой
задумался. А Бэкона иной
вопрос волнует - прирост населенья.
Колонии! - Проблемы сей решенье.
38 (630).
Декарт, Спиноза, Бэкон в звездный час
пришли великим эллинам на смену,
чтобы создать единую для нас
натурофилософскую систему,
в которой эволюции закон
законом высшим стал для всех времен.
39 (631).
Лишь там, где реформация щадит
пытливый ум, там, при дворе монарха,
астролог гениальный уточнит
Коперника (а с ним и Аристарха):
Не круг, но эллипс - путь извечный Геи, -
поведал Кеплер формулой своею.
40 (632).
Да, либерален протестантский Бог,
но был предел его либерализму.
Так до конца он не сумел, не смог
обречь свободу в «прогрессивной схизме»:
гореть в Женеве на костре Сервету,
Спинозу кирха призовет к ответу.
41 (633).
Суровый дух морали протестантской
правдиво отразился на холстах
неповторимой школы нидерландской
во всем - в пейзаже, лицах и вещах.
В палитре Халса, Рембрандта, ван Дейка
есть краски Босха, Брейгеля и Эйков.
42 (634).
Высокой Правды золотистым светом
простые лица Рембрандт озарил.
Ключом волшебной кисти на портретах
он «семь замков» души людской открыл.
Он говорит нам: «Жизни смысл - свобода,
все остальное - только эпизоды».
43 (635).
Девиз эпохи под ее конец,
лучами солнца разгоняя тени,
усилил нетерпение сердец
подвижников великих Возрожденья.
Перо и кисть, резец, прибор чертежный,
рефрактор, колба - все в руках надежных.
44 (636).
Одну из тайн земного человека,
смятенье чувств, прочесть сумел в глазах
и передать трагический Эль Греко
контрастной кистью, нервно, на холстах.
Веласкеса портрет, шута иль донны, -
характер виден, будто на ладони.
45 (637).
Достоинство, мораль и красота
в работах Дюрера, пытливого германца;
и тел нагих святая чистота
в Венерах местных Рубенса-фламандца.
В тот век все чаще видят демиурга
прозаиком, поэтом, драматургом.
46 (638).
Средь немцев он - Эразм из Роттердама,
среди французов - Франсуа Рабле.
Изыскан немца смех над глупой дамой,
француза хохот проще, громче, злей.
И грустно шутит (без большой охоты)
Сервантес над печалью Дон-Кихота.
47 (639).
Уж не латинский, а родной язык
повсюду завладел литературой;
теперь национальный дух и лик
становится душой, лицом культуры
стран европейских. Вот один пример:
Мишель Монтень, Корнель, Расин, Мольер.
48 (640).
Художник слова улучшает мир,
историю столетий подправляя;
своих героев бог пера, Шекспир,
среди людей реальных размещает.
Волнует Мор «Утопией» красивой,
увы, среди людей неисполнимой.
49 (641).
Кончался неспокойный, долгий век
великих, малых, крошечных народов.
Казалось, на пороге человек
единства, мира, братства и свободы.
Как отворить окованную дверь?
Терпи и жди, молись, трудись и верь!