БЫТ И НРАВЫ

БЫТ И НРАВЫ

 

ПЕРВОБЫТНАЯ КУЛЬТУРА

 

Гигиена

 

Человек никогда не был равнодушен к тому, как он выглядит. Внешность человека — это всегда «произведение искусства» — несомненно, одного из древнейших искусств. В отличие от животных, которые довольствуются той внешностью, которую им дала природа, человек сам создает свой внешний облик, выражая в нем свое мировоззрение, вкусы и привычки. Поэтому если животные одного вида похожи друг на друга, где бы они ни жили, то люди разных времен и народов выглядят до неузнаваемости различно.

Все народы придают большое значение телесной красоте и физической полноценности человека. В индуизме телесный порок — наказание, им наделены люди, совершившие тяжкие грехи в своих прежних перерождениях. В китайских преданиях общественные несчастья пошли от того, что государство было доверено наследнику с поврежденной ногой. В Древнем Риме жрицами огня — весталками — могли быть только девушки без телесных недостатков.

Но телесный порок мог быть и знаком особой отмеченности, избранности. Хромота или слепота могли обозначать особую мудрость и магическую силу. Хромыми или слепыми часто были колдуны и сказители. Хромым был библейский патриарх Иаков и древнерусский богатырь Илья Муромец, одноглаз был верховный бог скандинавов, вещий Один, слеп был легендарный сказитель Греции Гомер.

Удивительно, как различаются взгляды разных народов на человеческую красоту. Так, у некоторых полинезийских народов вожди должны были быть очень полными, и их специально для этого откармливали. Кроме того, они должны были отличаться от соплеменников светлой кожей.

Но где бы и когда бы ни жили люди, они одинаково стремятся к чистоте и опрятности своего тела. Омовение гостя — непременная часть обряда гостеприимства, ритуальные омовения сопровождают большую часть религиозных церемоний. Там, где в достаточном количестве имеется вода, туземцы стараются поддерживать чистоту своего тела частыми купаниями. Замечание: «Ты моешься как белый!» — одно из худших оскорблений, которое может нанести один обитатель джунглей другому. Туземцы острова Понапе (Полинезия), по свидетельству очевидца, купались по два или три раза в день, и те из них, которые пренебрегали чистоплотностью, лишались общественного положения, опускались и подвергались бойкоту. Индеец племени крик должен был купаться хотя бы раз в день, а зимой по четыре раза в день вываливаться в снегу. Тех, кто не соблюдал этого правила, строго наказывали, царапая кожу на руках и ногах зубами змеи. Ежедневное посещение бани было непременным требованием для образованных греков и римлян. Там, где вода труднодоступна, например, в пустыне, туземцы очищают свое тело сухим песком. В Коране содержится подробное предписание относительно ритуального омовения песком перед молитвой, которое должно заменять в пустыне омовение водой.

В холодном климате, где купание в естественных водоемах невозможно из-за погодных условий, строят специальные помещения для мытья, которые были в каждом крестьянском хозяйстве. Таковы знаменитые финские бани (сауны) и русские паровые бани, которым, как упоминает «Повесть временных лет», путешественники на Руси удивлялись еще в XI веке. Попарившись в бане, прыгали потом в холодную воду реки или снег. Очистительное и возбуждающее действие этой процедуры на организм было для первобытного человека сродни магическому, и бани служили не только для гигиенических, но и для лечебных и ритуальных целей. Так, у калифорнийских индейцев существовали такие «ритуальные парильни», а в русской деревне до XX века ни одна свадьба не обходилась без ритуального мытья невесты в бане, чтобы охранить ее от всякого вреда в будущей супружеской жизни.

Едва ли найдется народ, который не употреблял бы жира или масла для очищения и смягчения своей кожи. Во все времена сосуд для масла был одной из непременных косметических принадлежностей мужчин и женщин. В Средиземноморье в этих целях чаще всего пользовались божественным елеем — оливковым маслом. Многие африканские племена для косметических целей употребляют масло пальмы рафия, предохраняющее также и от насекомых. В Океании содержащие жир косметические вещества изготавливаются главным образом из кокосового масла, которое входит также в состав большинства современных косметических препаратов. Для этого мелко растертое ореховое ядро подвергается на солнце процессу брожения. При этом выделяется масло, которое смешивается затем с пальмовым маслом, касторовым маслом, животным жиром и даже коровьим маслом с добавкой красного дерева, имбирного корня, трав или металлической пыли.

Приготовление мыла путем обработки жиров растительной золой и известью, по свидетельству Плиния Старшего, было известно еще древним германцам. Но в европейский быт оно вошло лишь к XVIII веку.

Ароматические масла служили не только для очищения и смягчения кожи, но и для придания ей приятного запаха, который всегда считался признаком культуры и комфорта. Так, в Древней Греции благовоние — признак свободного человека. Что же касается спиртовых духов, то они стали известны в Европе с XVI века, называясь первоначально «венгерской водой».

«Умащение» маслом, как и всякое гигиеническое действие, имело также ритуальный смысл: из Библии мы знаем, что им благословляли на царство царей (обряд, сохранившийся во всех позднейших монархиях), и им провожали в могилу покойников.

Чрезвычайно распространен обычай смешивать жир с краской для раскраски кожи лица и тела. Искусство грима, основанное на применении окрашенных жирных паст, было известно с каменного века. Относящиеся к эпохе палеолита находки свидетельствуют, что тогда употреблялось, по крайней мере, 17 различных красок для грима, среди которых наиболее распространенными были белила (мел, мергель, известь), черная краска (древесный уголь, марганцевая руда) и целая гамма оттенков охры — от светло-желтого до оранжевого и красного. Те же краски использовались и создателями шедевров палеолитической живописи.

Краски хранились в украшенных орнаментами костяных и шиферных сосудах и размешивались на специальных шиферных палитрах. Нам известны маленькие лопаточки для нанесения грима, часто в форме человеческой руки. Позднее точно такие же лопаточки делались в Египте из драгоценных металлов. Те же туалетные принадлежности часто встречаются в древних могилах, свидетельствуя, что и загробная жизнь человека не мыслилась без ухода за лицом и телом. Несомненно, раскрашивались и сами мертвецы. В погребениях часто находят следы краски и целые костяки, окрашенные охрой. Так же, как живые и мертвые люди, раскрашивались и их скульптурные изображения. Так, знаменитая женская скульптура эпохи палеолита — «Виллендорфская Венера» — сохраняет отчетливые следы красной краски.

Точно такое же употребление находят натуральные красители у современных первобытных народов. Обладание красящими веществами настолько важно для них, что племена, не имеющие месторождений на своих территориях, получают доступ к рудникам на территории других племен. Разработка этих месторождений восходит к ледниковому периоду.

Раскраска тела и особенно лица была не простым украшением. Как и всякое действие, производимое с человеческом телом, она была призвана защитить его от внешнего вредоносного влияния и принести ему удачу. Поэтому такая раскраска часто была признаком мужчины-воина и часто приобреталась им во время посвятительного обряда инициации. Помимо своей защитительной функции орнамент раскраски заключал в себе всю информацию, которую нужно было знать о ее обладателе — о его родовой и племенной принадлежности, общественном положении, личных качествах и др. Воинская окраска должна была отпугивать не только злых духов, но и врагов в бою. Даже на Цезаря произвела впечатление синяя боевая окраска бриттов: «Все британцы красят себя вайдой, отчего они становятся синими, и это придает им более страшный вид в бою». Известно, что североамериканские индейцы раскрашивали себя в военных походах в красный цвет, за что и были названы «краснокожими».

(Происхождение вещей. Очерки первобытной культуры. М., 1995)

 

ДРЕВНИЙ ИРАН

 

Этикет

 

Самым большим праздником признается день рождения у каждого человека. В этот день они считают нужным устраивать более обильное, чем в другие дни, угощение. Люди богатые тогда подают на стол целиком зажаренного в печи быка, коня, верблюда или даже осла, а бедные выставляют лишь голову мелкого рогатого скота. Обеденных яств у них немного, зато в изобилии подаются десертные блюда одно за другим. Поэтому персы утверждают, чтоэллины встают из-за стола голодными, так как у них после обеда не подают ни одного стоящего блюда. Если бы у эллинов подавался десерт, то они бы ели не переставая. Персы — большие любители вина. В присутствии других людей у них не принято извергать пищу и мочиться. Эти обычаи персы строго соблюдают. За вином они обычно обсуждают самые важные дела. Решение, принятое на таком совещании, на следующий день хозяин дома, где они находятся, еще раз предлагает [на утверждение] гостям уже в трезвом виде. Если они и трезвыми одобряют это решение, то выполняют. И наоборот: решение, принятое трезвыми, они еще раз обсуждают во хмелю.

При встрече двух персов на улице по их приветствию легко можно распознать, одинакового ли они общественного положения: ведь в таком случае вместо приветствия они целуют друг друга в уста. Если один лишь немного ниже другого по положению, то целуются в щеки. Если же один гораздо ниже другого, то низший кланяется высшему, падая перед ним ниц. Наибольшим почетом у персов пользуются (разумеется, после самих себя) ближайшие соседи, затем — более отдаленные... Сами они, по их собственному мнению, во всех отношениях далеко превосходят всех людей на свете, остальные же люди, как они считают, обладают доблестью в зависимости от отдаленности: людей, живущих далее всего от них, они считают самыми негодными...

Персы больше всех склонны к заимствованию чужеземных обычаев. Они носят ведь даже мидийскую одежду, считая ее красивее своей, а на войну надевают египетские доспехи. Персы предаются всевозможным наслаждениям и удовольствиям по мере знакомства с ними. Так, они заимствовали от эллинов любовное общение с мальчиками. У каждого перса много законных жен, а, кроме того, еще больше наложниц.

Главная доблесть персов — мужество. После военной доблести большой заслугой считается иметь как можно больше сыновей. Тому, у кого больше всех сыновей, царь каждый год посылает подарки. Ведь главное значение они придают численности... До 5-летнего возраста ребенка не показывают отцу: он среди женщин. Это делается для того, чтобы в случае смерти ребенка в младенческом возрасте не доставлять отцу огорчения.

Я одобряю этот обычай, хвалю также и тот, что у них даже и сам царь не имеет права казнить человека за один определенный проступок, да и вообще никто из персов не может казнить своих слуг за единичное преступление. Только если по зрелому размышлению он найдет, что слуга совершил больше важных преступлений, чем оказал услуг, тогда господин может излить свой гнев на него. По утверждению персов, у них не было случаев убиения родного отца или матери. В каждом подобном случае, по их словам, при ближайшем рассмотрении оказывается, что это дело или незаконнорожденных детей или подкидышей: ведь совершенно противоестественно, чтобы настоящего отца, говорят они, убил собственный сын.

О том, что им запрещено делать, персы даже и не говорят. Нет для них ничего более позорного, как лгать, а затем делать долги. Последнее - по многим другим причинам, а особенно потому, что должник, по их мнению, неизбежно должен лгать... В реку персы не мочатся и не плюют, рук они и сами не моют в реке и никому другому не позволяют этого делать. К рекам вообще персы относятся с глубоким благоговением.

...Сведения о погребальных обрядах и обычаях персы передают как тайну. Лишь глухо сообщается, что труп перса предают погребению только после того, как его растерзают хищные птицы или собаки.

(Геродот. История. Л., 1972)

 

ДРЕВНИЙ КИТАЙ

 

Пища

 

Основу рациона древних китайцев составляло зерно. Не случайно в могилу с умершим в ханьское время клали миниатюрные модели зерновых амбаров: в загробном мире души усопших нуждались в хорошей привычной еде. В надписях на таких моделях указывалось, какое именно зерно хранилось в них. В счет ежемесячного довольствия солдатам и их семьям выдавались пшеница, ячмень, просо, чумиза, гаолян.

Вареная пшеница составляла основу повседневного рациона простолюдинов. Принимая гостей, их нередко потчевали вареной чумизой: «резать кур и варить чумизу» было общепринятым выражением, обозначающим хлопоты хозяйки перед приходом гостей. Рис, как и раньше, считался дорогим угощением.

В ханьское время основным способом приготовления риса и иных круп была варка на пару. Помимо этого применялся и способ варки зерна в воде. Так готовилась жидкая кашица, которой питались во время траура по умершим родственникам или во время неурожая. Из муки варили лапшу, причем это блюдо продавалось в готовом виде на рынке.

В число «шести видов домашних животных», чье мясо в ханьское время употреблялось в пищу, входили коровы, бараны, свиньи, собаки и куры. Кроме того, нередко готовили блюда из рыбы и дичи.

Супы готовили двух основных видов. Первый из них — «основной суп» варился из мяса без добавления соли и овощей, второй «светлый суп» заправлялся различными овощами и подсаливался.

К «пяти вкусовым ощущениям» древние китайцы относили острое, кислое, соленое, горькое и сладкое; важнейшими приправами, позволяющими придавать кушаньям соответствующий вкус, считались: имбирь, уксус, соль, вино и патока. Однако фактически набор приправ и специй был гораздо шире...

«В зимние дни пьют горячий отвар, а в летние дни пьют воду» — этот древнекитайский обычай... имел распространение на всем протяжении ханьской эпохи.

Широкой популярностью пользовались опьяняющие напитки, которые условно можно объединить под названием «вино». Вино в древнем Китае приготовлялось из зерна и представляло собой нечто вроде браги. Сорта вин различались главным образом по срокам выдержки: молодое вино было готово к употреблению через 3-4 дня, а выдержанное должно было простоять не менее месяца.

(Крюков М.В., Переломов Л.С., Софронов М.В., Чебоксаров Н.Н. Древние китайцы в эпоху централизованных империй. М., 1983)

 

ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ

 

Быт

 

Но откуда же, можно спросить, брали афиняне время на все это? Объяснением служит их крайняя неприхотливость в отношении пищи, одежды и обстановки: пища была преимущественно растительная — хлеб и приправы (оливки, порей и т.д.); мясо предполагало жертвоприношение и, следовательно, угощение. Одежда, возбуждающая ныне зависть скульпторов, состояла из двух кусков шерстяной материи, хитона и гиматия. Обстановка подавно была несложна; вообще лозунгом афинян было приводимое Периклом дивное ... «мы любим красоту, соединенную с дешевизной» — в противоположность тяжелой восточной пышности... А при этих условиях и работа была не особенно обременительна; нормальным был шестичасовой рабочий день. Грек остроумно вычитал это правило на своих солнечных часах: следующие за первыми шестью часами (от А до Е) буквы давали слово, которое переводится как «живи»...

(Зелинский Ф.Ф. История античной культуры. СПб., 1995)

 

СРЕДНЕВЕКОВЫЙ ВОСТОК

 

О чайной церемонии

 

Чай завезли в Японию из Китая в VII веке. В Китае его ценили как лекарственное растение, помогающее от усталости, болезни глаз, ревматизма, потом как утонченное времяпрепровождение. Но такого культа чая, как в Японии, пожалуй, не было ни в одной стране. С чайной церемонией японцев познакомил японский монах Эйсай (1141-1215), который проповедовал дзэн, основав монастырь в самурайской резиденции Камакура и в Киото при поддержке самого императора.

В XVI веке в самурайских кругах вошла в моду игра — «чайное соревнование». Чай привозили из разных мест. Выпивая чашку чая, участники должны были определить его родину. С тех пор чай полюбился японцам, чаепитие вошло в обычай. Появились знаменитые чайные плантации, вроде той, о которой писал Кавабата, — в районе Удзи возле Киото. И теперь лучшими сортами считается чай, собранный в Удзи или в Сидзуока.

По мере знакомства с дзэн японцы убеждались: «Вкус чая и есть вкус дзэн». То и другое очищает душу и тело. С XV века японские монахи осваивают технику чайного ритуала, в XVI веке она достигает совершенства. Одним из первых изложил суть тя-но ю (искусства чая) Мурата Сюкю (1423-1502). Это он ввел японскую чайную утварь. До него ею пренебрегали, предпочитая китайскую. Но Сюко, долгие годы практиковавший дзэн, увидел скрытую красоту простой чайной утвари, постигаемую глубинами души.

В год кончины Сюко родился мастер Такэно Дзео (1502-1555). Кажется, он за тем и родился, чтобы продолжить дело Сюко. Дзео считал, что дорогостоящие, особо ценные вещи лишь отвлекают внимание, мешают сосредоточиться, противоречат духу дзэн: «для истинного чая не нужна утварь» ... Предметов должно быть как можно меньше. Он же показал красоту «естественного беспорядка», «красоту безыскусного», скажем рассыпанной возле очага золы. К этой кажущейся небрежности, неупорядоченному порядку трудно привыкнуть европейцу. Лишь постигнув изящество Пустоты, он ощутит благость Покоя чайной церемонии или сада Реандзи в Киото.

Учеником Дзео был прославленный мастер Сэн-но Рикю (1521-1591), придавший чайной церемонии тот вид, который она сохраняет до сих пор. Это Рикю ввел стиль ваби, охарактеризовав его словом со — грубоватости, простоты. Рикю уменьшил размер чайной комнаты от шести до двух татами, сделал низкий вход, как в рыбачьих хижинах ... — 60 см в высоту и в ширину. Тот, кто входил, должен был согнуться, мысленно «оставив меч за порогом».

(Григорьева Т. Красотой Японии рождённый. М., 1993)

 

Застолье

 

Приглашения в компанию должны были удовлетворять требованиям искусства риторики. Как только не изощрялись при этом в совершенно убийственном остроумии! Так, ас-Сахиб Исма'ил ибн 'Аббад писал своему другу: «Мы собрались, о господин, в компании, где есть все, кроме тебя, всем довольны мы, исключая того, что нет тебя. Здесь раскрылись глаза нарциссов, зардели шеки фиалок, благоухают курильницы цитрусов, открыты коробочки померанцев, заговорили языки лютней и поднялись проповедники струн, повеяли ветерки кубков, открыт базар вежества, встал глашатай веселья, взошли звезды сотрапезников, раскинулось небо амбры. Клянусь моей жизнью, когда ты придешь, мы очутимся в райском саду вечности и ты будешь центральной жемчужиной в ожерелье». К началу IV/X в. за столом везира Ибн ал-Фурата ежедневно собирались девять его тайных советников, и среди них четверо христиан. «Они сидели как по его сторонам, так и против него. Сначала каждому подавали поднос с самыми отборными фруктами всех сортов в соответствии со временами года. Посреди стола ставилось большое блюдо, на котором также лежали все сорта фруктов. Это блюдо предназначалось только для услады взоров. На каждом из небольших подносов лежал ножик, чтобы можно было разрезать айву, персики и груши, а рядом с подносом стоял стеклянный таз для отбросов. Когда они удовлетворяли свою потребность в фруктах, подносы уносили и вместо них приносили тазы и кувшины, и они мыли руки. Затем появлялось блюдо с кушаньем на кожаной скатерти, накрытое крышкой из бамбуковых палочек, поверх которой был наброшен кусок египетского полотна, а кругом лежали салфетки. Когда снимали крышку, присутствующие приступали к еде. Ибн ал-Фурат беседовал с ними, предлагал им кушанья и уговаривал отведать того или другого. Два часа кряду непрерывно подавали и уносили блюдо за блюдом. Затем они переходили в смежную комнату, мыли руки, причем слуги поливали им воду, и тут же стояли наготове евнухи с полотенцами из египетского полотна и флаконами, наполненными розовой водой, чтобы вытереть гостям руки и обрызгать им лица розовой водой». Об этой последовательности в подаче блюд, пожалуй, рассказывается так подробно потому, что это было новшеством. Старый мусульманский обычай требовал, чтобы все кушанья подавались сразу, чтобы каждый мог есть, что ему угодно...

Общее мытье рук за столом перед едой было принято повсюду. Обычно это происходило в одном и том же тазу, причем хозяину дома следовало начинать, «чтобы никто не испытал чувства стыда», будто он спешит скорееприступить к еде. Омовение после еды было мытьем в подлинном смысле, во время которого хозяин дома должен был быть последним. Начинали эту процедуру с человека, сидящего слева от хозяина, и шли налево по кругу, так что он оказывался последним. Однако, если кто-либо находился в обществе не равных себе, а в среде более знатных персон, как в приведенном нами случае в компании везира, то гости, как правило, умывались в соседней комнате...

В противоположность питающимся рисом индийцам и жителям Восточной Азии почти все городское население мусульманской империи питалось хлебом. Особенно отличались они от первых еще и тем, что все употребляли в пищу молоко. Оба этих основных продукта всякого хозяйства были, таким образом, те же, что и в Европе, с той только разницей, что на Востоке хлеб сохранил форму тонких круглых лепешек, какую ему придавали также и обитатели свайных построек в Европе. И, наконец, виды злаковых культур мусульманских стран одинаковы с европейскими.

(Мец А. Мусульманский Ренессанс. М., 1996)

 

Одежда

 

Пояса и высокие шапки, которые у арабов-язычников считались принадлежностью одежды персов, ввел при своем дворе уже ал-Мансур (II/VШ в.), что побудило одного придворного к следующим язвительным стихам:

Мы надеялись на прибавку от правителя, а он взял да прибавил к шапкам, которые сидят на черепах людей, как горшки иудеев, украшенные вуалью...

При ал-Муста'ине (248-252/862-866) шапки вновь стали ниже, только кади сохранили высокие колпаки. Передают, что тот же самый ал-Муста'ин ввел широкие рукава — шириной в три пяди, которые до этого никогда не были в ходу. Они служили карманом, куда клали все, что нужно, деньги, книги. Математик, когда он намеревался что-нибудь начертить, извлекал из рукава грифель, банкир засовывал в него чек, портной свои ножницы, кади доставал из рукава бумагу, которую публично зачитывал с минбара, а писарь — прошение. Другие пользовались вместо кармана обувью; так, везир ал-Му'тамида извлекал из туфли инвентарную опись казначейств, а придворные уносили домой с обеда во дворце наполненные супом бутылки в туфлях своих рабов.

Мы располагаем сведениями, относящимися к началу, а также и к концу IV/X в., говорящими о том, что порядочному человеку не пристало носить пеструю одежду, что такая одежда для рабов и женщин. Мужчина мог надевать ее, в крайнем случае, в четырех стенах своего дома, в дни лечения кровососными банками или во время попойки; выходить же в такой одежде на улицу было просто неприлично. Одежда благородного человека должна быть белого цвета, что рекомендуют также и богословы, потому что в раю носят, мол, белые одежды...

Из Китая пришли дождевые плащи из клеенки, которым ничего не делалось даже во время сильного ливня...

Чулки носили как женщины, так и мужчины. Красные туфли считались дурным тоном, потому что носили их греческий император и простые мусульмане, однако при этом щеголь мог себе позволить носить одну желтую и одну черную туфлю, как это делал наследник престола в Византии.

Среди юношей и девушек очень долго держалась мода зачесывать вперед волосы на висках, «подобно букве нун» или наподобие скорпиона, «который изогнулся оттого, что подошел слишком близко к пламени щеки». Эта мода была еще сто лет назад воспета Абу Нувасом.

В свое время остготы нагоняли страх на жителей юга Европы своими выкрашенными в зеленый цвет волосами; светлые волосы красили в голубой цвет и фракийцы. Также и на Востоке — как в Аравии, так и в Иране - обычай красить волосы был настолько распространен, что даже богословы спорили о допустимости этого обычая с точки зрения канонов ислама. Абу Ну'айм (ум. 430/1039), например, в своей «Истории Исфагана» в каждой приводимой им биографии точно сообщает, красился ли ее герой или нет. Даже аскет, сорок лет не ложившийся на ложе, красил себе волосы и бороду. Однако в высшем обществе этот обычай, кажется, был редким исключением.

(Мец А. Мусульманский Ренессанс. М., 1996)

 

КУЛЬТУРА ВИЗАНТИИ

 

Жилище

 

Деревни, в которых обитала теперь большая часть подданных империи, были обычно невелики, насчитывая в среднем от 10 до 30 дворов. Дома строили из камня или камыша; земляной утрамбованный пол обмазывался глиной, крыши покрывали черепицей, тростником или соломой. В западной части Малой Азии стены домов делали из ивняка, обмазанного глиной. Жилища бедняков на Керкире походили на шалаши сторожей: на крышах были щели, через которые в помещение попадал дождь и проникал холод.

К крестьянскому дому обычно примыкали сад и огород, которые ограждали частоколом. Здесь выращивались огурцы, капуста, всякого рода зелень, различные сорта винограда...

В одном из документов XI в. сохранилось описание имения, подаренного императором Михаилом VII Дукой двоюродному брату Андронику Дуке.

Оно состояло из нескольких земельных участков, содержащих в себе в целом 7300 модиев (более 700 га) пахотной земли. Сам магнат жил в усадьбе, называвшейся Варис, в большом господском доме, со всех сторон окруженном террасой. Полы в доме и на террасе были выложены мрамором. Возле дома находились просторные бани, местами, также облицованные мрамором. В пределах усадьбы располагались и различного рода хозяйственные постройки: амбар, состоящий из двух отделений — подвала, где хранились скоропортящиеся продукты, и верхнего помещения, куда складывался хлеб; отдельные строения предназначались для ссыпки зерна, соломы и мякины. Имелись при усадьбе также конюшни, хлевы для скота.

К господскому дому обычно примыкал сад, где росли яблони, груши, вишни, сливы, персики, финиковые пальмы, лимонные деревья, айва, гранаты, смоковницы, фисташковые и миндальные деревья, каштаны, орехи. Все пространство между деревьями было занято цветами - розами, лилиями, фиалками, шафраном. Особенно любили розы, считая, что в их природе «есть что-то божественное». Разведение цветов преследовало не только эстетические цели. Их использовали как средство борьбы с болезнями. Считалось, что с помощью плюща излечивается больная селезенка, нарцисс «хорошо охлаждает», а розы «помогают больным глазам». Помимо того, из роз делали ароматические смеси. Особое место в имениях занимали виноградники, где выращивались многие сорта винограда, различавшиеся между собой цветом, размером и формой гроздьев, а также сроками созревания...

Центром господского дома в реальном имении того периода обычно являлся просторный зал — столовая. В поместье Филарета Милостивого в таком зале стоял большой круглый стол слоновой кости, отделанный золотом. За ним одновременно могли сидеть тридцать шесть человек. Господский дом в упоминавшейся выше усадьбе Варис располагал большим помещением с куполообразным потолком, опиравшимся на четыре колонны. Важная роль в ансамбле поместья отводилась церкви. Без нее усадьба была просто немыслима. В Варисе была большая церковь, с куполом, покоившимся на восьми колоннах, с хорами и мраморным полом.

(Культура Византии: вторая половина VII-XIIв. М., 1989)

 

СРЕДНЕВЕКОВАЯ ЕВРОПА

 

Одежда

 

Главным новшеством в мужской одежде в эпоху Средневековья стало широкое распространение варварской одежды - штанов (разной длины). Кроме штанов носили еще короткую рубашку и плащ.

Одежда из довольно грубых домотканых материй, шерстяных, льняных и полушерстяных на пеньковой основе, по-видимому, была орнаментирована вышивкой, однако об этом имеются лишь отрывочные сведения. Под плащом римского костюма у европейцев появились длинные туники и далматика, неизвестные варварам. Они сделались знаком привилегированного положения...

Женский костюм в начале средневековья находился под большим влиянием церкви, поэтому в течение VШ-Х веков шенс и покрывало для всех женщин, а для знатных еще и далматика (древнеримская одежда позднего периода), остаются основными. Однако уже в X веке появляется стремление подчеркнуть фигуру. Эта тенденция с течением времени становится доминирующей и определяет весь характер европейского женского костюма на многие столетия... В это время европейцы еще не умели с помощью вытачек придавать одежде задуманную форму, но уже начали понимать, что разделение одежды на части дает возможность создать красивые и разнообразные фасоны. Прием, который, возможно, впервые был применен создателем женского костюма... — разделение лифа на две части, - получил широкое распространение в Европе...

 (Мерцалова М.Н. Костюм разных времён и народов: В 2 т. Т.1. М., 1993)

 

Пища

Пища являлась, как мы видели, наваждением для средневекового общества. Крестьянская масса должна была довольствоваться немногим. Основу ее пищи составляла жидкая каша, а главным дополнением к ней были плоды огородничества. Однако в XII в. среди всех социальных категорий стала традиционной еда с хлебом (companagium), и именно тогда хлеб приобрел на Западе поистине мистическое значение, которое санкционировала религия. Но у крестьянства был один праздник обильной трапезы: в декабре закалывали поросенка, и свинина составляла основу пиршеств до конца года, а потом доедалась в течение долгой зимы. Процедуру закалывания поросенка можно видеть на изображениях в календарях трудов каждого месяца.

Свое превосходство верхушка общества демонстрировала, прежде всего, в области питания. Излишество в пище было первым из излишеств. Тут напоказ выставлялись особые продукты: дичь из сеньориальных лесов, деликатесы, стоившие очень дорого, пряности и диковинные кушанья, которые готовили повара. Сцены пиршеств занимают большое место в поэмах о героических деяниях...

В иконографии пороков обжорство, гурманство, gula, изображались исключительно на примерах сеньоров. Однако настоящее развитие гастрономия получила в городе, вместе с буржуазией. Первые поваренные книги стали появляться в середине XIII в. в Дании; в XIV и в XV вв. они распространились во Франции, Италии, а затем в Германии.

(Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992)

 

КУЛЬТУРА ВОЗРОЖДЕНИЯ

 

Свадьба

 

Свадьбу отпраздновали с такой пышностью, которой не знала даже языческая древность. На ужине присутствовали все кардиналы и высшие придворные священники, причем каждый из них имел у себя по бокам двух благородных блудниц, вся одежда которых состояла из прозрачных муслиновых накидок и цветочных гирлянд. После ужина пятьдесят блудниц исполнили танцы, описать которые не позволяет приличие, — сначала одни, потом с кардиналами. Наконец по сигналу Лукреции накидки были сброшены, и танцы продолжались под рукоплескания святого отца. Затем перешли к другим забавам. Его святейшество подал знак, в пиршественном зале были симметрично расставлены в двенадцать рядов огромные серебряные канделябры с зажженными свечами. Лукреция, папа и гости кидали жареные каштаны, и блудницы подбирали их, бегая совершенно голые, ползали, смеялись и падали. Более ловкие получали от его святейшества в награду шелковые ткани и драгоценности. Наконец папа подал знак к состязанию, и начался невообразимый разгул. Описать его и вовсе невозможно: гости проделывали с женщинами все, что им заблагорассудится. Лукреция восседала вместе с папой на высокой эстраде, держа в руках приз, предназначенный самому пылкому и неутомимому любовнику.

(Таксилъ Л. Священный вертеп. Минск, 1987)

 

Итальянская мода

 

Мода Ренессанса также возникает во Флоренции, процветание которой было в значительной степени связано с производством тканей и модных изделий.

Общая гуманистическая идея Возрождения со своим открытием человека, с воспоминаниями об античном мире находит выражение в ренессансной моде, в ее ритмичном членении, в умеренном членении основных частей тела. Новая мода отвергла от прошлого все, что не отвечало ее гармоничному пониманию симметрии и умеренности, она также сумела избежать излишне экстравагантных деталей в моде предшествующего периода. Она отказалась от неестественного положения пояса, иногда расположенного слишком низко на бедрах, иногда — слишком высоко над талией, отвергла длинные остроносые башмаки, глубокие остроконечные вырезы платья, вытянутые углами рукава, и все высокие шляпы. Вместо всего этого мода Ренессанса установила новые каноны, которые соответствовали тогдашним идеалам. Больше того, она продиктовала точные правила красоты, которые действительны до сих пор: высокая фигура, широкие плечи, тонкая талия, красивый рот, белые зубы, красный рот, благородные движения и статная фигура.

Новая мода обращала также внимание на прическу и цвет волос, на форму груди и рост человека. Основными при этом были человеческие критерии и поэтому, естественно, что она выступала против неестественности готической моды.

Важнейшим условием красоты, как ее понимали в Италии, и до Ренессанса, и во времена ее расцвета и впоследствии были, например, белокурые волосы. Это требование осуществлялось различными средствами. В то время итальянские женщины знали несколько способов изменения цвета волос. Волосы красили в нужный цвет путем их окраски либо одевали на голову нечто вроде современных париков из накладных волос ярко желтого цвета, чем и достигался нужный эффект. Итальянская светская архитектура Ренессанса учитывала этот момент, и при постройке лоджий в домах предусматривались такие удобные места, где можно было обесцвечивать волосы естественным путем — при помощи солнца. Для этой цели женщины использовали специальные шляпы, называемые солана, которые охраняли лицо от солнца и одновременно способствовали обесцвечиванию волос, которые клались на поля этой шляпы. Однако главным требованием новой моды был неестественно высокий лоб, не обрамленный волосами. Плавность линии лба не должны были нарушать даже брови, которые выщипывали не только женщины, но и мужчины, как предписывала мода, о чем сообщает Балтазар Кастильоне в своих записках от 1516 года. Гримировка лица была искусством, которым владела каждая женщина. Руководство Екатерины Сфорца знакомит нас со всеми приемами, которые использовались при наложении грима на лицо. В волосы вплетались нити жемчуга и кораллов, волосы украшались специальными сеточками и накидками...

(Кибалова Л., Гербенова О., Ламарова И. Иллюстрированная энциклопедия моды. Прага, 1988)

 

КУЛЬТУРА ПРОСВЕЩЕНИЯ

 

О женщинах XVIII века

 

В своей известной книге «Женщина в XVIII в.» братья Гонкуры прекрасно охарактеризовали этот золотой век женщины.

 «В эпоху между 1700 и 1789 гг. женщина не только единственная в своем роде пружина, которая все приводит в движение. Она кажется силой высшего порядка, королевой в области мысли. Она — идея, поставленная на вершине общества, к которой обращены все взоры и устремлены все сердца. Она — идол, перед которым люди склоняют колена, икона, на которую молятся. На женщину обращены все иллюзии и молитвы, все мечты и экстазы религии. Женщина производит то, что обыкновенно производит религия: она заполняет умы и сердца. В эпоху, когда царили Людовик XV и Вольтер, в век безверия, она заменяет собою небо. Все спешат выразить ей свое умиление, вознести ее до небес. Творимое в честь ее идолопоклонство поднимает ее высоко над землей. Нет ни одного писателя, которого она не поработила бы, ни одного пера, которое не снабжало бы ее крыльями. Даже в провинции есть поэты, посвящающие себя ее воспеванию, всецело отдающиеся ей. И из фимиама, который ей расточают Дора и Жентиль Бернар, образуется то облако, которое служит троном и алтарем для ее апофеоза, облако, прорезанное полетом голубей и усеянное дождем из цветков. Проза и стихи, кисть, резец и лира создают из нее, ей же на радость, божество, и женщина становится, в конце концов, для ХУШ в. не только богиней счастья, наслаждения и любви, но и истинно поэтическим, истинно священным существом, целью всех душевных порывов, идеалом человечества, воплощенным в человеческой форме».

Удовлетворение чувственности — таков общий закон морали: нравственности противоречит только отказ. Женщина поэтому с самого начала готова уступить. Ее колебания — только средство увеличить наслаждение мужчины. Один из величайших мастеров по части галантности, граф Тилли, говорит в своих мемуарах: «Во Франции необходимо пустить в ход немало прилежания, ловкости, внешней искренности, игры и искусства, чтобы победить женщину, которую стоит победить. Приходится соблюдать формальности, из которых каждая одинаково важна и одинаково обязательна. Зато почти всегда есть возможность насладиться победой, если только нападающий не болван, а женщина, подвергшаяся нападению, не олицетворение добродетели»...

Все грубое и опасное должно быть исключено из любви. Страстная ревность считается смешной. Если обнаруживается это чувство, оно вызывает только недоверчивое и неодобрительное покачивание головой. Соперникискрещивают шпаги, но они редко прокалывают сердце, обыкновенно оставляя на коже лишь царапину. Подобно шипам розы, любовь должна наносить лишь моментальную боль, а не — подобно кинжалу в бешеной руке — опасные для жизни раны, еще менее убивать. Кровь только символ, а не удовлетворение мести. Не нужно бойни, достаточно одной капли, чтобы создался этот символ.

Желания обнаруживаются всегда элегантно и грациозно, а не бурно и разрушительно. Никто не позволит себе жеста циклопа. С руки никогда не снимается перчатка. Люди садятся за стол наслаждения как беззаботные жуиры, а за их стульями, в качестве прислужника, стоит радость».

(Фукс Э. Иллюстрированная история нравов: Галантный век. М., 1994)

 

КУЛЬТУРА ЕВРОПЫ XIXВЕКА

 

О спорте как общественном развлечении

 

Спорт занял главное место среди общественных развлечений: сначала процветал велосипедный спорт, а теперь процветают главным образом летом теннис, а зимой катание на санках, на лыжах и т.д., и в ограниченном размере катание на коньках, когда-то бывшее единственным зимним спортом. Мы привели только наиболее известные виды спорта. Но именно они и должны быть приняты в расчет при оценке публичной и частной нравственности. Для ее характеристики они даже весьма важны. Официально спорт служит, прежде всего, здоровью, укреплению нервов; кто хочет закалить себя, похудеть и т. д., тот занимается спортом. Несомненно, спорт преследует эту цель, но именно потому, что перечисленные его виды вместе с тем очень удобные случаи для флирта, и занимаются ими не только так планомерно, но и с таким фанатическим рвением. Удобство, предоставляемое этими видами спорта для флирта, и служит звеном, связующим отдельные пары, колонны и группы.

Житейский опыт давно сделал, поэтому из этих видов спорта правильный вывод. Между тем как прежде матери таскали дочерей-невест с одного бала на другой, теперь они посылают их играть в теннис или туда, где зимою спорт практикуется в широких размерах. Обергоф, С.-Мориц и десяток других зимних курортов представляют ныне международные брачные биржи. А летом ими служат все скверы и площадки в большом городе, где играют в теннис.

(Фукс Э. Иллюстрированная история нравов: Буржуазный век. М., 1994)

 

КУЛЬТУРА ХХ ВЕКА

 

Мода

 

Резкий поворот в моде произвел в 1947 году Кристиан Диор, продемонстрировавший новые интересные модели одежды, которые, правда, сначала были предложены только узкому кругу высшего общества. Поначалу реакция многих была отрицательная. Например, французские и американские женщины выступали против этой дорогой моды в то время, когда здоровью их детей еще угрожали нищета и голод. Но несмотря на это, уже в 1948 году вся Европа и Америка приняли новый стиль Диора, получивший название «нью лук» (новый силуэт). Это была романтическая линия с новым вариантом кринолина, тонкой талией и прилегающим лифом. Наряду с этой основной линией, однако предназначенной исключительно для молодежи, Диор вскоре создает целый ряд других модных линий, которые также стали всеобщим достоянием, — это стилизация одежды под буквы «Н», «Х», «У», «А» и т.д. Само собой разумеется, что мода 50-х годов создавалось не одним Диором. Это время наибольшего расцвета и славы парижского «от кутюр», когда процветают модные салоны Юбера де Живанси, Жака Фата, Кристобальда Баленсиажи, Ива Сен Лорана, когда опять открывается дом моды Шанель и другие.

Однако в послевоенные годы в Европе все больше чувствуется влияние американского образа жизни, а вместе с ним появился более свободный стиль в одежде. Отныне неотъемлемой частью женского дневного и вечернего туалета становятся брюки. На мужскую моду, да и на женскую, налагают свой отпечаток некоторые типы военной одежды (например, морской). К послевоенному периоду относится и дальнейшее развитие конфекции, но это уже производство костюмов не из эрзац-материалов, а наимоднейших платьев, быстро следующих всем сезонным переменам, а также бутика и торговли первоклассными модными новинками в единичном количестве экземпляров и одновременно — различными модными аксессуарами в большом количестве, что расширяет влияние «от кутюр» на более широкие круги общественности. Пятидесятые годы связаны также с развитием производства новых искусственных материалов, которые временно оттесняют материалы естественные, благодаря своим практическим особенностям, прежде всего — несминаемости.

Пятидесятые и шестидесятые годы являются также временами, когда известные артисты, певцы и общественные деятели становятся также образцами и подражателями и в моде ( Б.Бардо, Фара Диба, Э.Пресли, М.Брандо и др.). Это говорит об усиливающемся интересе молодого поколения к одежде, который быстро начинают поддерживать и использовать в своих интересах большие торговые дома, специальные модные журналы и бутик.

Но и на этот раз конфликты между поколениями не заставили себя долго ждать — самоуверенная молодежь ( во Франции — приверженцы философии экзистенциалистов, в Англии «сердитые молодые люди» типа Дж.Осборна) хочет отличаться от всех окружающих не только поведением, но и костюмом. Их одеждой являются пришедшие из Америки джинсы, которые все более распространяются, несмотря на сопротивление официальных мест (школ, учреждений). Цвет джинсов — черный, наиболее притягательный материал — натуральная и искусственная кожа; дополнением к ним являются ковбойские шляпы, широкие пояса, в качестве отделки моды металлические заклепки. Эти отчаянные парни, которые без цели носятся на ревущих мотоциклах, самоуверенность которых недалеко ушла от насилия, постепенно становятся социальной проблемой больших городов. (В 70-80-х годах молодое поколение доходит до определенной агрессии;взять, к примеру, хотя бы т.н. «грубый стиль», панк, который отдает предпочтение скорее именно грубости и шокированиюокружающих небрежной одеждой, курьезной стрижкой, окраской волос и т.д., нежели каким-то решительным действиям). В 60-х годах появляются и первые хиппи с их совершенно неконфекционной одеждой — намеренным вызовом господствующей моде. Однако мода не отступает перед этим, а наоборот быстро использует этот новый стиль, чтобы нажиться на нем. Теперь тон в одежде задает все более молодое поколение; в 1967 году девушки в возрасте от 17 до 20 лет приобрели 60 процентов всех модных товаров. В этом принимают участие и новые, близкие молодежи стили в искусстве - оп-арт, поп-арт, новый реализм, хеппенинг, которые находят в моде выразительное отображение.

Это период, когда именно в такой консервативной до сего времени стране, как Англия, начинают продавать в большом количестве все то, что является «поппинг» и «шокинг»(шокирующим). Майки с разнообразными актуальными текстами и рисунками, часто политического звучания, становятся неотъемлемой частью костюма молодежи того времени и в различных вариантах остаются популярными до наших дней. Поэтому не удивительно, что именно в Англии зародилась мода на мини-юбки и что их создательнице, американке Мэри Куант, в этом совершенно непридворном наряде в 1966 году в Букенгемском дворце вручили орден британской империи за заслуги в британском экспорте.

Завоевание космического пространства также оказало влияние на развитие моды — модными дополнениями становятся не только шлемы, но и очки в виде месяца.

В конце 60-х годов в моде появляются черты, отражающие повышенный интерес к сексуальным вопросам. Свободная мораль, сопровождающая наводнение стран порнографическими фильмами и журналами, отразилась в моде «топлес» (женский купальный костюм без верха), тогда плавки этого стиля — монокини - распространились по всему побережью Лазурного берега, а сегодня совершенно обычный купальный костюм на большинстве мировых пляжей; распущенные нравы нашли свое выражение также в «транспарантом» стиле, в блузках из прозрачных тканей (Лоран, Унгаро, Курреж) и т.д.

В противовес этим тенденциям в конце 60-х и в начале 70-х годов появляется новый романтический стиль (непосредственным импульсом для этого был мюзикл Бернстайна «Волосы» и фильм «Вива Мария»). Но на этот раз речь идет не о романтизме диоровских салонов, а о романтизме, вдохновленным народным фольклором, который принес с собой в моду пестрые шерстяные ткани и простой крой одежды далеких стран (штаны гаучо, пончо, вышитые афганские куртки, индийские шали, затем в 70-х годах — зуавские штаны и мексиканские пончо, перуанские вязаные шапки и варежки, арабские одежды и т.д.).

Область моды все более интенсивно ориентируется на одежду для свободного времяпрепровождения, для отдыха, для спорта; с распространением аэробной гимнастики и других видов спорта возникают костюмы джоггинг (jogging), которые могут быть использованы как для спорта, так и для выхода, что вносит в одежду 80-х годов большую свободу, живописность и предоставляет большие возможности для личного творчества.

(Кибалова Л., Гербенова О., Ламарова М. Иллюстрированная энциклопедия моды. Прага, 1988)

 

РУССКАЯ КУЛЬТУРА

 

Одежда

 

Вообще одежда была одинакова по покрою как у царей, так и у крестьян, носила одни и те же названия и отличалась только степенью убранства.

Обувь простого народа была лапти из древесной коры - обувь древняя, употребительная во времена язычества. Кроме лаптей из коры, носили башмаки, сплетенные из прутьев лозы; вероятно, эту обувь разумели под названием «пленицы»; некоторые же носили подошвы из кожи и подвязывали их ремнями, обмотанными вокруг ноги. Как крестьяне, так и крестьянки носили эту обувь. Обувь людей с достатком составляли сапоги, чеботы, башмаки и ичетыги. Все эти виды делались из телячьей кожи, из коровьего опойка, из конской кожи, из юфти, у богатых из персидского и турецкого сафьяна. Сапоги носились до колен и служили вместо штанов для нижней части тела и для того подкладывались холстиною; их снабжали высокими железными подборами и подковами с множеством гвоздей по всей подошве; у царей и у знатных лиц эти гвозди были серебряные. Чеботы были полусапожки с остроконечными загнутыми кверху носками. Башмаки были принадлежностью не только женщин, но и мужчин; при них носили ичетыги, или ичеготы, иначе ноговицы (ныне еще употребляют кое-где эту старую, заимствованную от татар обувь под именем ичег и ноговиц), это были сафьяновые чулки, они разделялись на два вида: полные, достигавшие до колен, и полуполные. При сапогах и чеботах носились чулки, шерстяные или шелковые, а зимою подбитые мехом. Женская обувь была почти та же, что и мужская; башмаки были с такими высокими подборами, что перед ступни не касался земли, если стать на каблук. При них были шерстяные или шелковые чулки. Посадские жены носили также большие сапоги до колен, но дворянки ходили только в башмаках и чеботах.

Бедные крестьянки ходили в лаптях, как и мужья их.

Сапоги, чеботы, башмаки, ичетыги были всегда цветные, чаще всего красные и желтые, иногда зеленые, голубые, лазоревые, белые, телесного цвета; они расшивались золотом, особенно в верхних частях на голенищах, с изображениями единорогов, листьев, цветов и прочего, и унизывались жемчугом; особенно женские башмаки украшались так густо, что не видно было сафьяна. В зажиточных русских домах обувь вообще делалась дома, и для этого держали во дворе знающих холопов.

Рубахи у простонародья были холщовые, у знатных и богатых — шелковые. Русские любили красные рубахи и считали их нарядным бельем. «Домострой» советует обращать особое внимание на мытье красных рубах как на принадлежность лучшей одежды. Русские мужские рубахи делались широкие и короткие и едва достигали до ляжек, опускались сверх исподнего платья и подпоясывались низко и слабо узким пояском, называемым опояскою. В холщовых рубахах под мышками делали трехугольные вставки из другого полотна, расшитого пряжею или шелком, или же из цветной тафты. По подолу и по краям рукавов рубахи окаймлялись тесьмами, расшитыми золотом и шелками, шириною пальца в два; у знатных и богатых вышивали также рукава и грудь, и поэтому оставляли рубаху открытою из-под платья. Такие вышитые рубахи назывались пошевными. Но преимущественно обращали внимание на воротник рубахи, который выпускался из-под верхних одежд пальца на два и окружал затылок вроде нынешних мундирных воротников. Этот воротник назывался ожерельем. Его делали особо от рубахи и пристегивали к ней, когда было нужно, у богатых золотыми и серебряными золочеными, у бедняков медными пуговицами, иногда же вместо пуговок употреблялись запонки с петлями. Такое ожерелье, кроме вышивки золотом и шелками в виде разных узоров, унизывалось жемчугом. Это-то ожерелье собственно в старину называлось рубашкою; но в XVII веке называли его сорочкою, а рубашкою, или рубахою, одежду, к которой оно пристегивалось.

Русские штаны, или порты, шились без разрезов, с узлом, так что посредством его можно было делать их шире и уже. У бедных они делались из холста, белого или крашеного, из сермяги — грубой шерстяной ткани; у зажиточных из сукон; летом богатые надевали тафтяные штаны или из какой-нибудь другой легкой шелковой материи. У царей (вероятно, и у бояр) иногда были штаны из тяжелых шелковых тканей, например, из объяри. Вообще русские штаны были не длинны и достигали только до колен, делались с карманами, называемыми зелью, и были разных цветов, например, желтые, лазоревые и чаще всего красные.

На рубаху и штаны надевались три одежды: одна на другую. Исподняя была домашняя, в которой сидели дома; если же нужно было идти в гости или принимать гостей, то надевалась на нее другая; третья была накидная для выхода. Хотя существует много названий одежд, но все эти названия относятся к какому-нибудь из этих трех видов.

 (Костомаров Н.И. Русские нравы. Исторические монографии и исследования. М., 1995)

 

Баня

 

Русские вообще ходили в баню очень часто; она была первою потребностью в домашней жизни, как для чистоплотности, так и для какого-то наслаждения. Почти в каждом зажиточном доме была своя мыльня, как уже сказано об этом; сверх того для простонародья и для приезжих всегда по городам существовали общественные, или царские, мыльни, где за вход платили деньги, составлявшие во всем государстве ветвь царских доходов.... Каждогодно собиралось таким образом до двух тысяч рублей со всех мылен, находившихся в ведомстве Конюшенного дворца. Мыльни вообще топились каждую неделю один, а иногда и два раза. В летние жары запрещалось их топить в предупреждение пожаров, с некоторыми исключениями для больных и родильниц, по воле воевод... Баня для русского была такою необходимостью, что по поводу запрещения топить их жители грозили правительству разбрестись врозь из своих домов.

Обыкновенно ходили в мыльню после обеда, не страшась от этого вредных последствий. Жар был нестерпимый. На скамьях и полках постилалось сено, которое покрывали полотном. Русский ложился на него и приказывал себя бить до усталости, потом выбегал на воздух и бросался летом в озеро или реку, подле которых обыкновенно строились мыльни, а зимой катался по снегу или обливался холодною водою на морозе. Всегда, кто ходил в мыльню, тот и парился: это было всеобщим обычаем. В общественных мыльнях было два отделения, мужское и женское; они отделялись одно от другого перегородками, но вход и в то, и в другое был один; и мужчины, и женщины, входя и выходя в одну дверь, встречались друг с другом нагишом, закрывались вениками и без особенного замешательства разговаривали между собою, а иногда разом выбегали из мыльни и вместе катались по снегу. В более отдаленную старину было в обычае и мужчинам, и женщинам мыться в одной мыльне, и даже чернецы и черницы мылись и парились вместе.

(Костомаров Н.И. Русские нравы. Исторические монографии и исследования. М., 1995)

 

ТЮРКСКАЯ И МОНГОЛЬСКАЯ КУЛЬТУРА

 

О татарах и их жилищах

 

 Они не имеют нигде постоянного местожительства (civitatem) и не знают, где найдут его в будущем. Они поделили между собою Скифию (Cithiam), которая тянется от Дуная до восхода солнца; и всякий начальник (capitaneus) знает, смотря по тому, имеет ли он под своею властью большее или меньшее количество людей, границы своих пастбищ, а также где он должен пасти свои стада зимою, летом, весною и осенью. Именно зимою они спускаются к югу в более теплые страны, летом поднимаются на север, в более холодные. В местах, удобных - для пастбища, но лишенных воды, они пасут стада зимою, когда там бывает снег, так как снег служитим вместо воды. Дом, в котором они спят, они ставят на колесах из плетеных прутьев; бревнами его служат прутья, сходящиеся кверху в виде маленького колеса, из которого поднимается ввысь шейка, наподобие печной трубы; ее они покрывают белым войлоком, чаще же пропитывают также войлок известкой, белой землей и порошком из костей, чтобы он сверкал ярче; а иногда также берут они черный войлок. Этот войлок около верхней шейки они украшают красивой и разнообразной живописью. Перед входом они также вешают войлок, разнообразный от пестроты тканей. Именно они сшивают цветной войлок или другой, составляя виноградные лозы и деревья, птиц и зверей. И они делают подобные жилища настолько большими, что те имеют иногда тридцать футов в ширину.

(Плано Карпини и Гильом де Рубрук. Путешествие в евразийские степи. Алматы, 2003)

 

Пища

 

Об их пище и съестных припасах знайте, что они едят без разбора всякую свою падаль, а среди столь большого количества скота и стад, вполне понятно, умирает много животных.

Однако летом, пока у них тянется кумыс, то есть кобылье молоко, они не заботятся о другой пище. Поэтому, если тогда доведется умереть у них быку и лошади, они сушат мясо, разрезывая его на тонкие куски и вешая на солнце и на ветер, и эти куски тотчас сохнут без соли и не распространяя никакой вони. Из кишек лошадей они делают колбасы, лучшие, чем из свинины, и едят их свежими. Остальное мясо сохраняют на зиму. Из шкур быков они делают большие бурдюки, которые удивительно высушивают на дыму. Из задней части конской шкуры они делают очень красивые башмаки. От мяса одного барана они дают есть 50 или 100 человекам, именно они разрезают мясо на маленькие кусочки на блюдечке вместе с солью и водой — другой приправы они не делают, - а затем острием ножика или вилочки, сделанных нарочно для этого, наподобие тех, какими мы обычно едим сваренные в вине груши и яблоки, они протягивают каждому из окружающих один или два кусочка, сообразно с количеством вкушающих.

Рабы наполняют свой желудок даже грязной водой и этим довольствуются. Ловят они также и мышей, многие породы которых находятся там в изобилии. Мышей с длинными хвостами они не едят, а отдают, своим птицам. Они истребляют соней (glires) и всякую породу мышей с коротким хвостом. Там водится также много сурков, именуемых там согур; они собираются зимою в одну яму зараз в числе 20 или 30 и спят шесть месяцев; их ловят Татары в большом количестве. Водятся там также кролики с длинным хвостом, как у кошки, и с черными и белыми волосами на конце хвоста. У них есть также много других маленьких зверьков, пригодных для еды, которых они сами очень хорошо различают. Оленей я там не видал; зайцев видел мало, газелей много. Диких (silvestres) ослов я видел в большом количестве; они похожи на мулов. Видел я также другую породу животных, именуемых аркали; они имеют тело, точно у барана, и рога, загнутые, как у барана, но такой огромной величины, что одной рукой я едва мог поднять два рога; из этих рогов они делают большие чаши. У них есть в большом количестве соколы, кречеты и аисты; всех их они носят на правой руке и надевают всегда соколу на шею небольшой ремень, который висит у него до средины груди. При помощи этого ремня они наклоняют левой рукой голову и грудь сокола, когда выпускают его на добычу, чтобы он не получал встречных ударов от ветра или не уносился ввысь. Итак, охотой они добывают себе значительную часть своего пропитания.

(Плано Карпини и Гильом де Рубрук. Путешествие в евразийские степи. Алматы, 2003)

 

Одежда

 

Об одеяниях и платье их знайте, что из Катайи и других восточных стран, а также из Персии и других южных стран им доставляют шелковые и золотые материи, а также ткани из хлопчатой бумаги, в которые они одеваются летом. Из Руссии, из Мокселя (Махеl), из великой Булгарии и Паскатира, то есть великой Венгрии, из Керкиса (все эти страны лежат к северу и полны лесов) и из многих других стран с северной стороны, которые им повинуются, им привозят дорогие меха разного рода, которых я никогда не видал в наших странах и в которые они одеваются зимою. И зимою они всегда делают себе по меньшей мере две шубы: одну, волос которой обращен к телу, а другую, волос которой находится наружу к ветру и снегам. Эти шубы по большей части сшиты из шкур волчьих и лисьих или из шкур павианов (papionibus); пока Татары сидят в даме, они носят другую шубу, более нежную. Бедные приготовляют верхние шубы из шкур собачьих или козьих. Когда они хотят охотиться на зверей, то собираются в большом количестве, окружают местность, про которую знают, что там находятся звери, и мало-помалу приближаются друг к другу, пока не замкнут зверей друг с другом как бы в круге, и тогда пускают в них стрелы. Они устрояют также шаровары из кож. Богатые также подшивают себе платье шелковыми охлопками, которые весьма мягки, легки и теплы. Бедные подшивают платье полотном, хлопчатой бумагой и более нежной шерстью, которую они могут извлечь из более грубой. Из более грубой шерсти они делают войлок для покрывания своих домов, сундуков, а также постелей. Из шерсти также, с примесью третьей части конского волоса, они делают себе веревки. Из войлока они делают также плащи, чепраки и шапки против дождя; таким образом, они издерживают много шерсти. Платье мужчин вы видели.

(Плано Карпини и Гильом де Рубрук. Путешествие в евразийские степи. Алматы, 2003)

 

Двор Бату

 

Итак, когда я увидел двор Бату, я оробел, потому что собственно дома его казались как бы каким-то большим городом, протянувшимся в длину и отовсюду окруженным народами на расстоянии трех или четырех лье. И как в Израильском народе каждый знал, с какой стороны скинии должен он раскидывать палатки, так и они знают, с какого бока двора должны они размещаться, когда они снимают свои дома [с повозок]. Отсюда двор на их языке называется ордой, что значит середина, так как он всегда находитсяпо середине их людей, за исключением того, что прямо к югу не помещается никто, так как с этой стороны отворяются ворота двора. Но справа и слева они располагаются, как хотят, насколько позволяет местность, лишь бы только не попасть прямо пред двором или напротив двора.

Сам же он сидел на длинном троне, широком, как ложе, и целиком позолоченном; на трон этот поднимались по трем ступеням; рядом с Бату сидела одна госпожа. Мужчины же сидели там и сям направо и налево от госпожи; то, чего женщины не могли заполнить на своей стороне, так как там были только жены Бату, заполняли мужчины. Скамья же с кумысом и большими золотыми и серебряными чашами, украшенными драгоценными камнями, стояла при входе в палатку. Итак, Бату внимательно осмотрел нас, а мы его; и по росту, показалось мне, он похож на господина Жана де Бомон, да почиет в мире его душа. Лицо Бату было тогда покрыто красноватыми пятнами. Наконец он приказал нам говорить.

(Плано Карпини и Гильом де Рубрук. Путешествие в евразийские степи. Алматы, 2003)

 

КАЗАХСКАЯ КУЛЬТУРА

 

Юрта

 

Казахи проживали в юртах двух типов, отличавшихся по строению своего купола,— со сферическим или конусообразным куполом. Первый тип был распространен по всей территории Казахстана, а второй, называвшийся калмак уй, торгоут уй (қалмақ үй, торғоут үй), говорит сам за себя — он был заимствован казахами у калмыков (торгоутов). Последний тип юрты встречался на востоке Казахстана, в Семиречье (юго-восток).

Купол юрты, ее крыша, образуется из изогнутых жердей (реек)— уык, размер и количество которых зависит от величины юрты, т. е. чем больше в ней канатов, тем длиннее и массивнее уыки.

Размер шанрака (круглое навершие юрты) зависит от величины юрты, т. е. если в кереге много канатов, то диаметр его больше и массивнее.

Шанрак является семейной реликвией, признаком продолжения рода. Он передавался из поколения в поколение, от отца к младшему сыну (кенже) и представлял собой силу и покровительство духов предков. Юрта с шанраком предков считалась среди родственников большим домом (үлкен үй), домом черного закоптелого шанрака (қара шанырақ), действительно становившимсятаким от векового дыма. Дети одного отца, выделившиеся в самостоятельные хозяйства, приносили в большой дом "долю духов предков" («аруақтың сыбағасы») от забитого скота. Невесты родственников приносили в дом хозяина юрты часть из своего приданого, несмотря на то, что владельцем юрты был младший брат мужа.

Дверь юрты состоит из трех частей: косяка, деревянных створок и войлочной накидки с пришитой узорной циновкой. Дверь и шанрак юрты украшались резным орнаментом или красочными узорами.

Войлочное покрытие бывает из трех видов полотен, различных по своим размерам и формам: туырлык (туырлық)— покрытие основания, узюк (узік — покрытие купола), тундик (түндік)— покрытие шанрака. Все они делались из чистой шерсти и края получаемых полотен обшивались плетеным шнурком (жиек).

Внутреннее убранство юрты диктовалось традиционным расположением вещей, мебели и утвари различного назначения, установившееся на протяжении многих веков.

В центре юрты — место очага (ошак), почитаемое казахами как святое место своего жилища.

За очагом, напротив входа — почетное место (тер), площадь которого застилается наилучшими войлочными и ткаными коврами. Сзади его, вдоль кереге, на деревянных подставках (жүк аяқ) хранятся сундуки (сандық) с одеждой, поверх которых в виде «горки» раскладываются ковры, одеяла, подушки и т. д. Подставки и сундуки из дерева украшаются резьбой, красочным орнаментом, а поверх сундуков нередко надеваются войлочные или матерчатые чехлы (сандық қап), орнаментированные аппликацией, мозаикой, вышивкой или же узорами ворсового и безворсового ткачества. Сундуки также могут быть сделаны из кожи с тисненым орнаментом (жағлан).

Пространство около двери (босаға) имело два различных хозяйственных назначения: справа от входа — хранились продукты (мясо в кебеже, кумыс в кожаном сосуде и т. д.), посуда (в подвесных сумках, шкафчиках и т. д.) и различная кухонная утварь; слева от входа висели конская сбруя и другие орудия труда.

Справа от входа в юрту, между босага и тёр — место отдыха хозяев. Здесь помещалась деревянная кровать (төсағаш), лицевая часть которой украшалась расписным, резным орнаментом, инкрустировалась серебром и костью. Она вместе с постельным убранством отделялась пологом (шымылдық), на кереге вдоль кровати навешивали какой-либо войлочный ковер (сырмақ, тұскиіз), вышивной тускииз или же тканый ковер. Слева от входа в юрту, между босага и тёр — место для сна младших членов семьи. Площадь этой ячейки юрты застилается войлочными и ткаными коврами.

(Казахи: Историко-этнографическое исследование. Алматы, 1995)

 

Оседлое жилище

 

Вопрос о времени появления оседлых жилищ на территории Казахстана полностью не исследован, но о ранних типах поселения можно судить по данным археологии.

Их возникновение необходимо связать с оседло-земледельческой культурой казахов и последние данные археологии свидетельствуют о существовании поселений еще в XV-XVIII вв. С. Жолдасбаев выделяет четыре типа  временных  и  постоянных  жилищ:  кыстау (қыстау) — зимовка, кыстак (қыстақ) — зимовка-поселение, уакытша корган (уақытша қорған) — временный замок, укрепленный глиняными и каменными стенами и рвами, кент, кала (қала) — городище. Наиболее распространенными были зимовки (қыстау), расположенные вдоль рек и в горных ущельях. В каждой было от трех до десяти хозяйств. Они представляли собой двух-трехкамерные землянки и полуземлянки, а в горной местности — наземные сооружения из двух-трех комнат. Видимо, в таких оседлых жилищах проживала большая семья, состоявшая из двух, трех поколений, ибо для второй половины XIX в. двух-, а тем более трехкамерные дома не характерны.

Временные зимние стойбища постепенно превращались в зимовки-поселения (қыстақ). Например, в эпоху саков и усуней такие жилища были в Семиречье.

(Казахи: Историко-этнографическое исследование. Алматы, 1995)

 

Одежда

 

Комплекс мужской и женской одежды казахов в XVIII—XIX в. был довольно устойчив и однороден по всей территории Казахстана. Изменения в костюме XVIII—XIX в. происходили в деталях покроя, выборе материала, менее — в составе предметов одежды. Социальные различия в одежде заключались в основном, в качестве материала и отделки, количестве одежды, носимой одновременно, и особенно ее запасов, но не отражались на покрое.

Одежда мужчин состояла из нательной рубахи двух типов, нижних и верхних штанов, легкой верхней одежды, более узкой и широкой прямоспинной верхней типа халатов из различных материалов. Обязательной частью костюма были кожаные пояса и матерчатые кушаки.

Поверх рубахи мужчины надевали легкую распашную одежду (камзол) средней длины. Сведения об этой одежде в литературе появляются с середины XIX в. Название ее в разных областях Казахстана разнообразно, наиболее распространенный термин — бешпент и камзол (в дальнейшем мы будем называть ее камзолом). Вероятно, казахи носили его ранее XIX в.

Верхняя выходная одежда казахов различалась главным образом по материалу: халаты шили из ткани, плащи — из домотканого сукна и войлока, зимнюю — из меха. Для всех ее видов был характерен туникообразный покрой, описанный выше и типичный для плечевой одежды всех народов Средней Азии. В. Л. Сычев, предложивший классификацию распашной туникообразной одежды народов Азии, считает, что этот тип покроя, в основе которого одно перегнутое полотнище (западноазиатский тип), генетически связан с древнейшей формой одежды скотоводов из одного куска войлока, первоначально глухой, с прорезом для головы.

Наиболее обычной зимней одеждой были нагольные тулупы (тон). Шили его из дубленых овчин шерстью внутрь, богатые — из шкур четырех-пятимесячных ягнят. На тон уходило 5—6 шкур взрослой овцы. Ворот тона обшивался широким отложным воротником из той же шкуры.

Оригинальным и древним элементом зимней одежды казахов является кебенек — войлочный плащ, очень удобный для скотовода в непогоду. Его шили преимущественно из белого тонкого войлока. Кебенек были широкими и длинными, полы спускались до щиколоток. К глухому вороту иногда пришивали капюшон. Надевали его поверх зимней одежды. Кебенек надежно защищал от ветра и снега.

Многие виды верхней одежды казахов не имели застежек, а просто запахивались и подпоясывались. К длинному кожаному ремню (кісе) прикреплялись особые подвески-сумочки для запаса пороха и пуль, ножны и табакерка. Их формы и расположение однотипны, что говорит о древности юсе. Нередко сам пояс и подвески украшались медными посеребренными, реже серебряными бляхами.

Мужчины наголо брили голову и постоянно, даже дома, носили головной убор. Обязательной была круглая матерчатая шапочка (тақыя). На северо-востоке Казахстана еще в конце XIX в. встречались тюбетейки из кожи и конского волоса, раньше они, очевидно, имели более широкое распространение.

До середины XIX в. бытовала легкая шапочка, по форме похожая на тюбетейку, но большего размера, с конусообразной макушкой и узким меховым околышем, расширяющимся с боков. В это время тюбетейка уже имела ограниченное распространение, составляя часть праздничной одежды.

Верхние головные уборы шили из войлока и меха. Летом носили шляпу из тонкого белого войлока (қалпақ) с узкой высокой тульей, закругленной или остроконечной макушкой, которую сшивали из двух одинаковых половин, нижние широкие части отгибались, образуя широкие поля. Последние обшивали полосой черной или красной материи. Тулью украшали нашивкой цветного шнура или ткани по шву.

Зимняя шапка (тымақ) представляет собой наиболее оригинальный головной убор, характеризующий казахскую одежду. Сшивали ее из тульи и четырех больших лопастей, скроенных из войлока и крытых тканью. В XIX в. войлок нередко стали заменять подкладкой из простеганной на ткани шерсти или ваты. Лопасти обшивались пушистым мехом, преимущественно лисьим. Две из них закрывали уши, передняя опускалась на лоб как козырек, а задняя — самая широкая и длинная, закрывала шею и верх спины. Основные черты покроя были одинаковы у всех казахов, но в деталях (формах и размерах лопастей, силуэт тульи) существовали некоторые локальные особенности, отражавшие старые родоплеменные отличия.

В качестве обуви мужчины носили кожаные сапоги, которые шили на одну колодку без различия на левый и правый. Обычно на головки шла кожа коровы или лошади, голенища делали из более легкой бараньей или козлиной кожи.

Сапоги различались по сезонам. Летние были более короткими и узкими с ровными голенищами, зимние — высокие, с резко расширяющимися кверху голенищами (саптама етік), поскольку их надевали поверх войлочных чулок (киіз байпақ). Байпак выкраивали из цельного куска тонкой мягкой кошмы и сшивали одним швом, проходившим вдоль подошвы и голенища (сзади). Войлочные чулки закрывали ноги почти до паха, на 10—15 см выступая за верхний край сапога.

Домашней обувью служили бескаблучные сапожки (мәсі). Выходя из дома, человек надевал поверх них специальные кожаные калоши (кебіс) с твердой подошвой и каблуком.

Основной комплекс одежды женщин сходен с мужским: штаны, узкая и верхняя распашная плечевая одежда типа камзолов и халатов. Отличны были некоторые детали, способы украшения, покроя (хотя основные черты покроя были те же самые) и наличие некоторых специфических предметов одежды: нагрудники, распашная поясная одежда.

Ворот у женских рубах был глухой, его обшивали отложным, а с середины XIX в. стоячим воротником. Спереди — прямой, довольно длинный разрез с застежкой у горла. Чтобы не было видно обнаженного тела, девушки носили поверх платья нагрудник (алқа өнірше). Наиболее обычная форма — треугольник ткани с пришитыми сверху тесемками или узеньким стоячим воротником с застежкой сзади, иногда со срезанными и закругленными нижними углами. Он закрывал платье спереди почти до талии. На севере Казахстана нагрудники имели форму полукруга. Охотно выбирали плотную ткань красного цвета (бархат, сукно), девочкам шили из кусочков и остатков разных тканей. Нагрудники обычно украшали вышивкой, серебряными бляшками и монетами, бисером, обрамляли шелковыми лентами и позументом. По свидетельству капитана Андреева (XVIII в.), на нагрудники нашивали маржан, корольки, бляшки из серебра и т. д.

Помимо утилитарного назначения головные уборы казашек носили опознавательную функцию, являясь указателем семейного положения. Резко различались уборы и прически девушек и замужних женщин.

Девичьи головные уборы в XIX в. были однотипны, а замужних женщин имели территориальные различия.

Девичьи головные уборы — маленькая шапочка из ткани (тақыя) и шапка (бөрік) с меховым околышем. Шили их из ярких тканей и обязательно украшали, особенно тюбетейки, вышивками или различными нашивками из бус, кораллов, бисера, серебра. На макушку пришивали үкі — султанчик из перьев филина, служивших не столько украшением, сколько оберегом. Девичья шапка (бөрік) отличалась от мужской тем, что меховой околыш всегда был снаружи, а не отворачивался.

С появлением первенца женщина носила особый головной убор, состоявший из нижней части, одеваемой непосредственно на голову и верхней — в форме тюрбана или чалмы. Обе части обязательно делали из белой ткани. В большей части Казахстана женщины Среднего и Старшего жузов на голову надевали кимешек, плотно облегающий голову и закрывавший шею, грудь, плечии спину. В Среднем жузе его называли "жаулык", а в Восточном Казахстане он известен только под этим наименованием. В Западном Казахстане в XIX в. кимешек был неизвестен, здесь надевали на голову сложенный по диагонали квадратный белый платок (жаулық или астынғы жаулық), концы которого перекрещивались на груди.

С конца XIX в. тюрбан начал выходить из моды. Молодые женщины сначала западных, затем северных районов Казахстана стали его заменять цветастыми шалями и платками.

Женская обувь по типу не отличалась от мужской. Носили кожаные сапоги (етік), мягкие сапожки с кожаными калошами (кебіс), которые нередко имели высокий каблук. Богатые женщины приобретали ичиги с украшениями в виде вышивок, аппликации цветной кожей, серебряных пластинок.

Большая часть одежды украшалась всякими нашивками из узорной тесьмы или просто полосками ткани другого цвета, металлическими бляшками и монетами, стеклянными бусами, кораллами, бирюзой, бисером, вышивкой. В нарядной одежде мужчин преобладали вышивки и нашивки из ткани. Украшения женской одежды были разнообразнее и богаче. Характерно расположение украшений по краям в виде каймы.

Распространенным украшением костюма были серебряные застежки (ілгек, қапсырма)— листовидные, в форме розетки, прямоугольные, украшенные штамповкой, чеканкой и филигранью, и нередко вставками из сердолика и бирюзы, а также серебряные пуговицы с камнем или цветным стеклом или без них (куміс, түйме).

Наряду с этим бытовали разнообразные украшения, игравшие самостоятельную роль, преимущественно из серебра, реже — из меди и еще реже — из золота. Последние были доступны только самым богатым, и обычно приобретались у среднеазиатских мастеров.

(Казахи: Историко-этнографическое исследование. Алматы, 1995)

 

Пища

 

Система питания казахов, как и других народов, ведших кочевой образ жизни, основана в целом на мясе, молочных продуктах и как в редком дополнении — продуктах растительного происхождения, охоты, рыбной ловли.

Р. Карутц отмечал, что «народ жил исключительно мясом, жиром и кислым молоком, хлеб — позднее ввел, в некоторых местах обходились без него», причем в пище богатых — мясо было обычным, ежедневно употребляемым блюдом, а у бедняка оно появлялось по праздникам, по случаю приезда гостей, в зимнее время года, при запасе заготовки мяса (соғым), т. е. степень употребления мяса характеризовал, прежде всего, социальное положение казаха.

Из имевшихся видов скота больше всего употреблялось мясо барана, затем конина, козлятина, реже верблюжатина, причем наиболее лакомым мясом считалась конина.

Традиционное мясо заготавливалось впрок осенью, чаще всего в ноябре-декабре, называлось оно согым.Туша лошади разделывалась на определенные куски, засаливалась, вялилась. Из пашины, имеющей отложение жира толщиной в 3—5 см делали колбасу (қазы). На обработку ее шли ребра с шестого по семнадцатое, предварительно отделенные от позвоночника и разделенные. Эти куски засаливали, через день-два вкладывали в оболочку конские толстые кишки, концы перевязывали и колбасе придавалась дугообразная форма. В таком виде вялили, коптили. Другой вид колбасы — это шужык. Делали ее следующим образом: кусочки мяса (филейные) и сала, предварительно посоленные, вкладывали в кишки, подсушивали, вялили, коптили. Из жировых кишок изготавливался другой вид колбасного изделия (қарта). Тщательно промывали, солили, выворачивали так, чтобы жир наружный оказывался внутри кишок, затем подсушивали, а иногда и коптили. Жир подгривочный части шеи (жал) также солили, вялили и коптили. Эти виды колбас (қазы, қарта шұжық), а также «жал» считались деликатесами и подавались лишь в торжественных случаях или гостям.

Древний этикет угощения мясом оставался незыблемым. Так, старейшему и наиболее уважаемому из присутствующих преподносилась голова барана. Остальным гостям по степени старшинства и оказываемого почета распределялись 12 членов — крупных костей с мясом (жілік). Например, после головы барана почетными кусками были тазовые кости (жанбас), а затем коленные (асық жілік), вышеколенные кости (орган жілік), лопатки (жаурын), локтевые кости (кәрі жілік) и кости предплечья (тоқпан жілік). Ребра, позвонки, грудинку — зятьям, а если их нет – дочерям или снохам хозяина, конечности, почки, кишки — детям. Отваренное кусками мясо (ет) было самым торжественным блюдом, хотя с легкой руки ряда авторов в дореволюционной литературе оно было известно под названием «бесбармак» (пять пальцев), что, по-видимому, ассоциировалось с тем, что ели его руками, а это было необычно для тех, кто знакомился с бытом казахов.

Излюбленным мясным блюдом был поджарок из субпродуктов (қуырдақ).

 Употребляли казахи также мясо дичи. Рыбу ели только в тех местах, где ее ловили, в основном, в Приаралье.

Молочная пища

В системе питания казахов в весенне-летний сезон большое значение имели молочные продукты. В этот же период во всех семьях шла интенсивная заготовка впрок снеди: различных видов сыра, масла, годные для длительного хранения и служившие в зимнее время большим подспорьем к мясной и растительной пище.

 Молочная пища была особенно разнообразной, что свидетельствует о ее древнем происхождении. Молоко коров, коз, овец, верблюдиц (на западе и юго-востоке Казахстана) и ячих (Кош-Агачский район Горно-Алтайской Автономной области) подвергали термической обработке (кипячению) и только после этого в небольшом количестве употребляли в свежем виде с пенками для забеливания чая, любимого напитка во все времена года, еще давали детям, иногда смешивая в горячем виде с толокном (талқан).

Сырое молоко в пищу казахи не употребляли. Большая часть молока шла на изготовление таких полуфабрикатов, как квашенное молоко (қатық, айран), различных сыров (кислого курта и пресного иримшика) и масла (сары май), из молока кобылиц изготовляли кумыс. В жаркие летние месяцы напитком бедняков был шалап — заквашенное молоко, разбавленное водой, или пахтанья (іркіт), оставшаяся после изготовления масла. Оба напитка хорошо утоляли жажду, а иногда и голод. Верблюжье молоко шло для приготовления напитка шубат (түйе қымыз). Его было легче приготовить, чем кумыс, так как не требовалось длительного взбалтывания.

И еще, чтобы ни готовилось впервые (молозиво, кумыс, выпекание лепешек в новом тандыре) — все отмечалось приглашением гостей (соседей, родственников, знакомых). После окончания трапезы каждый раз самый уважаемый из гостей произносил пожелания: «Чтобы все были здоровы, всегда было изобилие».

В разнообразной молочной пище казахов много сходства с пищей других народов Евразии, особенно с теми этносами, которые вели в прошлом кочевой и полукочевой образ жизни (киргизы, узбеки, башкиры, алтайцы, хакасы, тувинцы, якуты, монголы и др.).

Растительная пища

Немаловажную роль в жизни казахов играла растительная пища: пшеница, ячмень и другие. Более распространенной была ржаная мука, пшеничная считалась редким лакомством, употреблялась даже в качестве лечебного средства. Из ржаной пшеничной муки пекли различные лепешки. Из кислого теста — таба нан. Более тонкие лепешки (төңкөрме, қазан жаппай нан, қазан нан) выпекали следующим образом: в прогретый смазанный маслом казан налепляли тесто, затем его переворачивали и ставили на горячие угли.

В казане же готовили и пресные тонкие лепешки (қатырма). В нагретый казан одна на другую накладывались лепешки и при закрытой крышке на медленном огне подсушивали, поэтому они были ломкие и хрустящие. Очень распространенными были жареные в масле кусочки из кислого теста (баурсақ,), которые различались по форме: круглые типа пышек, плоские (қыйық,қыйықша). В масле жарили и тонкие лепешки (шелпек), имевшие ритуальное значение, и пресные лепешки типа блинов (күлше, жұқа нан, дөнгелек қулақ нан), тонкие оладьи (құймақ), сделанные на свежих кипяченых сливках.

Из муки готовили также лапшу для супа (нан, салма, күльшетай, үзбе нан, үзбен, кеспе көже, жұлма көже) с мясом, рыбой, просто забеливаемом молоком, кислым молоком, растертым сыром (куртом). Было также такое блюдо, как сеппе көже — это суп из муки, масла или сала, причем муку часто предварительно поджаривали и добавляли в кипящую воду.

Пшеница употреблялась и в зернах, в основном в жареном виде. Жарили в масле или сале, а у рыбаков — в стерляжьем жиру, и это блюдо называлось «курмач». Из зерен пшеницы изготовляли напиток «бидай көже».

Наурыз кеже — ритуальная новогодняя похлебка, при приготовлении которой кладут следующие продукты: мясо (свежее или вяленое), пшеницу, пшено, рис, курт, лук, квашеное молоко. Считали, чем больше угощают людей, тем больше будет урожай и изобилие.

Большим подспорьем для приготовления этого блюда было просо, равно как и для других. Так, из него заготовляли сөк или тары. Просо варили, потом жарили, готовые зерна несколько раз толкли в ступе, провеивая в перерывах до окончательного снятия шелухи. Из тары готовили супы (көже, бламық), варили различные каши (келісөк, майсөк), делали напитки (тары көже). Такое тары перемалывали и получалось толокно (талқан), употребляли его чаще всего с маслом и заготавливали к тому же впрок. Для этого в обработанный баранийжелудок закладывали смесь из толокна, масла, толченого сушеного сыра (ірімшік), позже стали добавлять сахар, но сладкое блюдо называлось жент.

Из круп реже всего употребляли рис, да и то только в отдельных регионах очень богатые люди. Из него приготовляли в основном плов, реже — напиток (көже) из обмолоченного неочищенного риса (салы).

Один из ученых отмечал, что казахи как редкое исключение употребляли в пищу овощи и различные травы, ягоды. И тем не менее казахам были известны дикорастущие съедобные травы, которые использовались в питании.

Особенно употребляемыми были дикорастущие лук и чеснок, о чем свидетельствуют варианты названия этих растений, имевшие различные разновидности: «тау жуа» — горный лук, «құлы жуа» — лук со стеблем, имеющим грани, «қуус жуа» — лук с пустым стеблем, «су жуа» — водяной лук, «сарымсақ жуа» — чеснок. Ели в сыром виде и добавляли в различные блюда. Собирали также различные травы, для заваривания чая, как, например, базилик (райхан), мяту (жалбыз) и др.

Излюбленными были в отдельных регионах и дикорастущие ягоды, как вишня (ағаш шие), клубника (құлпынай), ежевика, малина (жидек), костяника (қойбүлдірген) и др. Из ягод, особенно из костяники, варили пастилу. В пищу шли и различные съедобные корни, например, корень болотного растения (бутпаншық), похожий на морковь, растущие в лесах, корень камыша кугу, а также травы — осолодок лисий, кислятку (қымыздық), ствол и почки балдырғана. В качестве пищевых красителей использовали, например, ат қулақ., қандық бөк, а также ели их в сыром виде. В южных районах Казахстана любили дыни (қауын), которые употребляли как в сыром виде, так и в сушеном.

 Из дыни делали пастилу. Ее очищали от корок, мякоть с мукой варили до загустения, остывшую массу разделывали на колобки и сушили на солнце.

(Казахи: Историко-этнографическое исследование. Алматы, 1995)