Сергей ХОМУТОВ. Будь счастлив каждым обретеньем [Поэзия]

Поэзия

Сергей ХОМУТОВ

БУДЬ СЧАСТЛИВ КАЖДЫМ ОБРЕТЕНЬЕМ

ПАМЯТИ ПРАДЕДА, МОЛОГСКОГО ЛОЦМАНА

Обитель чистоты и высоты!

В сентябрьский день под солнечные звоны

Выходишь ты на сушу из воды,

Чтоб вновь уйти в зеленые затоны.

 

Хрустят песок и камень, и к душе

Нисходит незаслуженная милость…

Земля моя, моя ли ты уже,

Какая связь меж нами сохранилась?

 

Возьму в ладошку черепок со дна,

Представлю руки маленькой старушки,

Что в давний день сидела у окна,

Пила медовый чай из этой кружки.

 

Имногое увидится, чего                       

И не было, а может, было всё же.                      

Я прадеда представлю своего,

Что обо мне, возможно, думал тоже.

 

Он где-то здесь, в кладбищенском песке,

Мологский берег стал его судьбою.

…Как близко нынче то, что вдалеке, –

Земля моя, сокрытая водою!

 

Ты умерла – и вновь из немоты

Восходишь, нам былое открывая…

Но страшно, если там, во мраке, ты

Лежишь и смотришь в небеса – живая.

 

 

* * *

От войны досталась маме

Только боль на целый век.

В этой горькой панораме

Не было победных вех.

 

И снаряды не точила,

И в санбате не была,

Лишь под сердцем страх носила, –

Словно под обстрелом шла.

 

Детство пало на блокаду,

Что пристыла к жизни всей.

Не тянулась к Ленинграду,

Школьных растеряв друзей.

 

Только боль, одна-едина,

Вслед за ней плыла, плыла,

Точно ладожская льдина,

Что растаять не могла.

 

 

 

* * *

Когда-то здесь траву косили,

Хранили заданный уют…

Всё меньше станций по России,

Где поезда еще встают.

 

Ветшают домики вокзалов,

Где собирался люд честной,

И лавочки в пустынных залах

Уже не сыщешь ни одной.

 

А сколько было разговоров

Веселых и азартных здесь,

Рыбацких, грибниковых споров,

Мол, посмотри, примерь и взвесь.

 

Тот с удочкою, тот с корзинкой…

Припомнишь давнее – хоть плачь.

Над милою моей глубинкой

Нависло время, как палач.

 

Кто б нынче эту жизнь исправил,

Зажег угасшие огни

Там, где я был и где оставил,

Быть может, сказочные дни?

 

Не хочет память знать урона

И, словно сам я в те года,

Стоит у краешка перрона.

…Но мимо, мимо поезда.

 

 

 

 

* * *                                                          

Стоит Россия в поединке

С грабителями да жлобами.

Торгуют бабушки на рынке

Огурчиками да грибами.

 

В доперестроечных пальтишках,

Остатках стоптанных ботинок,

В мечтах совсем не об излишках –

О крохах, столь необходимых.

 

Всё испытали – голод, холод

Поры еще послевоенной.

Век не однажды был расколот

Бедою самой откровенной.

 

За что – они таким вопросом

Не слишком часто задавались,

А запасались впрок навозом

И над земелькой надрывались.

 

Но всё же сыновьям и дочкам,

Внучатам копят на подарки.

Хвала огурчикам, грибочкам,

Какие б ни были – приварки.

 

Всё, что возможно, пересиля,

Не станут никогда иными,

И в них еще живет Россия.

…Но горько, что уходит с ними.

 

 

* * *

Попробуй пойми: почему, отчего,

Здоров, или всё же калека, –

Идет человек, а скорей, существо,

Похожее на человека.

 

Лицо точно мрамор, и взгляд мертвеца,

И губы, как будто пришиты…

Я век бы не видел такого лица –

Хоть враз под могильные плиты.

 

Уж лучше и вправду сокрыться во тьму,

Коль завтра и вовсе расплющит…

Но странно, что, словно ребенку, ему

На шею повесили ключик.

 

Тревожно и холодно слабой душе, –

Он вдоволь, видать, наскитался.

Но только от дома, наверно,уже                         

Лишь ключик один и остался…                           

                                                                                   

Веревочка тонкая лопнет вот-вот,

Порвется от шалого ветра,

И маленький ключик на снег упадет –

В спасенье последняя вера.

 

 

 

* * *

Вот она и нахлынула вновь,

Азиатская жгучая кровь,

Азиатская дикая воля…

Ну, а мы не готовы к тому,

Чтобы слиться в едином дому,

Коль такая нам выпала доля.

 

Если в каждом из нас – азиат,

Что ж страшит этот давний уклад,

Отчего неуютно, тревожно?

Сколько в нас угнездилось кровей!

И какая сильней и живей –

Осознать до конца невозможно.

 

Разобраться бы надо в себе:

Что же скрыто в родимой гульбе?      

Отзвук прошлого? Или другое?           

В чингизидовых взглядах братков      

У пивных и ночных кабаков                      

Отпечаталось время какое?

 

В ханских выходках важных «столпов»,

Дань сбирающих с нищих рабов,

В беспределе, что душит и вяжет,

Даль какая привидится мне?

Здравствуй, Азия! В жгучем огне

Русь восстанет иль пеплом поляжет?..

 

 

 

* * *

Кому и чем сегодня платим дань

И на какой толчемся нынче сходке?

Бросается Россия в иордань

И топится, как прежде, в горькой водке.

 

Мы сами обрекли себя на то,

Чтобы сознаньем жить разъединенным.

Нам поделом, но детям-то за что –

Идущим вслед, и даже не рожденным?..

 

 

 

* * *

За Радуницей радуги взойдут,

За первым ливнем вслед нагрянут грозы,

Прогретые лужайки зацветут,

Мир с наслажденьем вырвется из прозы.

 

Весной объединяется народ

Заботой общей, доброю работой.

Обыденное слово – огород –

Звучит какой-то музыкальной нотой.

 

Вот-вот и сериалы отойдут,

Завянут политические склоки,

За город все дорожки поведут,

И подгонять начнут простые сроки.

 

А мне еще подарят эти дни

Восторженные, солнечные строчки,

И память юных лет вернут они,

И хмурые отбросят заморочки.

 

И вновь поверю в то, что я – живу,

Что снова поспешать пришла потреба

Под радуги, под ливни, под листву,

На зов родной земли, родного неба.

 

 

* * *

                      Киснешь в своей норе…

                                 (реплика москвича)

 

Мне хорошо на волжском ветерке,

У кромочки воды, где шаг до неба.

Просторно и легко моей строке,

И жизнь иная – попросту нелепа.

 

Вы через пробки тащитесь в свои

Пропахшие пластмассой кабинеты,

В чиновные, сановные слои, –

В дремоту или суету одеты.

 

А у меня уж пробки, так они

Привычные, – откупоришь под вечер

И смотришь на закатные огни,

На мир цветущий, что велик и вечен.

 

По праву руку сядет рыжий кот,

По леву копошится воробьишка, –

Как будто средство ото всех невзгод

Дарует деревянный наш домишка.

 

А вы мне говорите о «норе»…

Уж если кто и в норах – вы, пожалуй.

А я на влажной утренней заре

Опять дышу листвой березки шалой.

 

Здесь, на высоком древнем берегу,

Копилось всё целебное веками…

А вам…  ну, что ответить я могу

Рожденным на камнях и вросшим в камень?..

 

 

 

ЯБЛОЧНЫЙ СПАС

 

С окраины моей недальний лес видать,

Окрестные сады, – над ними птиц круженье…

Вновь август в город мой приносит благодать,

И свежих яблок звон, и свет преображенья.

 

Во всем глубокий смысл – земной и неземной.

У птиц – отлета час, а у людей – раденья.

Покатится родной заволжской стороной

Влекущая волна особого цветенья.

 

Над Волгою собор возносит купола

И смотрит в глубину реки, а может, века.

Вода еще тепла, земля еще тепла,

Спокойны и чисты раздумья человека.

 

И многое сейчас дано предугадать,

Лишь распахни себя, как в годы молодые…

Вновь август в город мой приносит благодать

И дарит нам свои тропинки золотые.

 

Настала череда неповторимых дней,

В которых тот итог, что явлен от природы.

Ты виден сам себе, и мир вокруг видней…

И Бог тебя зовет под солнечные своды.

 

* * *

Красиво жить не запретишь

В такую праздничную осень,

Когда взлетает выше крыш

Листвы пылающая осыпь.

 

Стоишь в калиновом огне,

Внимаешь вечному пространству

И радуешься тишине,

Любви, сошедшей к постоянству.

 

Весна еще прильнет к душе

И лето окружит цветеньем…

Ты много потерял уже, –

Будь счастлив каждым обретеньем.

 

 

* * *

На волжском откосе, бегущем к воде,

Стою в почерневшей почти лебеде.

Вокруг и за мной – вся Россия моя,

Осенняя, в грустной поре забытья.

 

Куда ты стремишься, родная, куда,

В какие неясные дни и года?

Огромная, – вместе земля и вода, –

Не в этом ли кроется наша беда,

Когда не измерить и не охватить?

Разрушить легко, тяжело возродить.

 

Тревожен осенний обветренный путь,

Но в нем открывается строгая суть,

Судьба до песчинки родимой земли,

Что предки российской землей нарекли;

Где даже с окрестных берез воронье

Пытается выкрикнуть имя ее.

 

 

 

* * *

Осенние снега, я поотвык от вас,

В последние года нас берегла природа.

Но, видимо, настал для грустных мыслей час,

Для новых чувств и слов особенного рода.

 

Я вдоволь погулял на выпавшем веку,

Хватило б на троих и гомона, и звона.

Былое горячит, но голова в снегу,

И снег над головой – вне всякого закона.

 

Посланец высоты – и явь, и чудный сон,

От солнца до земли серебряные трубы …

Как освежает он, освобождает он

От серых, мертвых слов измученные губы.

 

 

* * *

Года обступают сплошной пустотой,

Приходят раздумья больные…               

Давно я остался уже сиротой,

Ушли мои предки родные.

 

Но правда ли это? – всё зримей отец

В обличье моем проступает

И, точно назначенный свыше истец,

Сыновни порывы пытает.

 

Как свечка дрожащая, память горит,

Тревожную даль обнажает

И мама всё так же со мной говорит,

Лишь в гости уж не приглашает.              

 

 

 

* * *

На кладбище суетно как-то хожу,      

Друзей всё труднее уже нахожу                   

В огромном печальном пространстве

Хоть этот кладбищенский скорбный массив,

Не страшен, пожалуй, – скорее, красив         

В природном цветущем убранстве.

 

Он даже зимою – воздушен и тих,

Как белый, прочитанный вечностью стих,

Как облако в солнечных блестках.                               

Куда же спешу я? Подольше бы тут

Побыть, побродить, где раздумья растут

Из мыслей, – совсем уж не плоских.

 

Быть может, и главное что-то придет…

Вот эта тропинка до друга ведет,

А та – до родительской воли.

Особый, нездешний, таинственный мир…

Не скажешь, конечно, что близок и мил,

Но дорог мне – точно до боли.                                    

                                                                                        

Однажды я все-таки здесь задержусь,                         

И от суеты оторвусь, отрешусь                                    

В час – прочих часов сокровенней.

Над бренностью нашей есть что-то еще…

Недаром же вдруг упадет на плечо

Листочек березки осенней.