Год от года в стране ширились выступления трудящихся масс. Пока это были первые разрозненные облака на небе России. Медленно, но неотвратимо они перерождались в грозовые тучи. Этому поспособствовала и русско-японская война 1904—1905 годов. Ее породила борьба империалистических государств за передел мира. На Дальнем Востоке столкнулись интересы Японии, США, Англии, Германии, Италии, России, Китая. Япония хотела овладеть Манчжурией и Кореей, вытеснив оттуда Россию. Англия и США поддерживали японцев, толкали на войну, стремясь самим закрепиться в Китае. Окружение Николая II советовала ему тоже начать войну, полагая, что это укрепит авторитет страны и главное — даст возможность быстро справиться с революционным движением в стране. Министр внутренних дел Плеве заявлял: “Чтобы остановить революцию, нам нужна маленькая победоносная война’’.54
Большинство историков считают политическим землетрясением, началом первой русской революции, 9 января 1905 года. О ней, как и о масонах, более чем за сто лет, написано немало, но до сих пор не все ясно в тех событиях, многие факты не поддаются простому и однозначному толкованию. В центре трагедии оказался Георгий Гапон, православный клирик, личность не ординарная. С подачи эсеров он вошел в историю как провокатор. Но не все исследователи с этим согласны. Впрочем, давайте познакомимся поближе с Гапоном.
Штрихи к портрету
Георгий Аполлонович Гапон родился в 1871 году на Полтавщине.Отец—казак, мать—крестьянка. Отца выбрали волостным писарем. Когда Георгий подрос, отцу удалось определить его в духовную семинарию. Особым прилежанием не отличался, часто вступал в богословскую полемику со своими преподавателями и по окончании курса получил лишь диплом II степени, да “тройку” по поведению, что закрыло перед Гапоном двери университета, где намеревался продолжить образование. Первое время он подвизался чиновником на побегушках в Полтаве, затем под напором девушки, в которую влюбился, принял сан священника и начал служить в кладбищенской церкви.
Это назначение — загадка не только для его однокашников, но и для историков, место в кладбищенской церкви считалось престижным и доходным, и, как правило, предоставлялось отличникам. Историк С. Фирсов пишет, что Гапону покровительствовал в годы учебы и выхлопотал это место для него архиерей-епископ Илларион (Ющенков). Чем руководствовался, неизвестно.
Гапон ненадолго задержался в этой “хлебной” церквушке, через два года уезжает в столицу, идет к обер-прокурору Святейшего Синода Константину Победоносцеву. Как попал на прием ничем не прославившийся священник к такому высокому начальству? Загадка. Как и еще одна загадка - “тройка по поведению”, закрыла дверь в университет, но открыла ее в Духовную академию. И здесь кладбищенский батюшка особо не корпит над книгами, больше балуется картишками, а однажды, проиграв 75 рублей и не имея их в кармане, посылает гонца с записочкой к цензору и архимандриту епископу Антонину (Гроповскому) с просьбой выручить. Тот извиняется, мол, денег таких у него нет. “Я не ожидал последствий, — восклицал цензор, — но каково было мое изумление, когда он в ту же минуту прислал мне страшно ругательное письмо, полное грубостей и дерзостей”.55
Думаете, картежника Гапона выставили за это из Духовной академии? Отнюдь. Видимо, для улучшения материального положения, в 1900 году его делают главным священником Второго убежища Московско-Нарвского отделения общества попечения о бедных и больных детях (“Синий крест”), он становится законоучителем детского приюта для трудолюбия Святой Ольги. Затем служит в Скорбящей церкви, что в Галерной гавани.
Как всякий батюшка, Гапон умел выслушать человека, сам обладал даром убеждения. Сумел уговорить воспитанницу Александру Уздалеву стать его гражданской женой, которая вскоре подарила ему двух детей. Сожительство с воспитанницей — это скандал! Пастыря лишают сана священника и отчисляют из академии. Он возвращается в родную Полтаву, но ... ненадолго. На этот раз помог чиновник из охранного отделения, некто Михайлов, который почему-то сам приехал к Гапону и после разговора с ним отправил “наверх” благоприятный отзыв о растриге.
Гапона не только восстановили в звании и дали место священника при доме предварительного заключения, но и предоставили возможность защитить диссертацию, получить степень кандидата богословия. Осенью 1902 года Гапон встретился с начальником Особого отдела Департамента полиции С. В. Зубатовым, по инициативе которого направляет письмо министру финансов Витте и просит содействия а тажке выделения денег для создания рабочих кружков под надзором полиции. Зачем священнику понадобилось создавать организацию “Собрание русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга”, когда у него была паства? Впрочем, понятно — власть хотела взять под свой контроль рабочее движение. В августе того же года на средства охранки Гапон снял чайную с читальней на Выборгской стороне, ставшей одной из 11 отделений гапоновской организации, в которой к 1905 году было около 20 тысяч рабочих. По признанию большевиков, у Гапона, по крайней мере, в пять раз было больше рабочих, чем в их партии. Гапон признавался: «Мне было очевидно, что настоящие революционеры имели мало влияния на народные массы только потому, что могли действовать лишь тайно и в ограниченных кругах рабочих, так как остальная масса была им недоступна».
Выступая перед своими слушателями, Гапон страстно клеймил кровопийцев-хозяев, при этом нахваливал доброго царя, самодержавный строй. Батюшка быстро прослыл радетелем за народное дело. Популярности прибавляло и то, что действовал не только словом, а и делом — стремился помочь остро нуждающимся. Бедных хоронил даром, часть денег, получаемых с богатых похорон, отдавал бедствующим. Как-то, разговорившись с совершенно незнакомым босяком, снял и отдал ему свои новые сапоги, некоторое время расхаживая по городу в дамских туфлях, так как другой обувки не было. Естественно, такие поступки не могли оставаться незамеченными, люди тянулись к нему, верили.
В начале 1905 года (3 января, иные историки считают этот день началом революции) хозяева Путиловского завода уволили рабочих-смутьянов Федорова,Уколова, Субботина, Сергунина. За них вступились товарищи по цеху — вспыхнула стачка. Забастовало 12600 рабочих, Гапон предложил рабочим идти с петицией к царю с просьбой улучшить их жизнь.
Градоначальник Петербурга генерал Фулон разыскал по телефону Гапона, зная, что он руководит кружком рабочих на Путиловском заводе, попросил под обещание о восстановлении рабочих прекратить забастовку. Выслушав градоначальника, Гапон ответил, что требования рабочих гораздо шире — они включают установление 8-часового рабочего дня, увеличение зарплаты, учреждение комиссий по трудовым спорам.
Новые требования для Фулона стали неожиданными, он возроптал: “Побойтесь Бога...” Гапон пригрозил идти с петицией к царю.
5 января прекратились работы на Невском судостроительном заводе.
На следующий день встали все крупные заводы и фабрики Петербурга.
В дело вмешивается митрополит Санкт-Петербургский Антоний (Водковский), дважды вызывает священника к себе, то тот не является. Вступает в переговоры с Гапоном министр юстиции Муравьев: увещевает священника, а когда видит, что слова не действуют, грозит арестом. Распрощавшись с Муравьевым, Гапон домой не возвращается, переходит на нелегальное положение, призывает рабочих идти с петицией к царю с просьбой улучшить их жизнь.