...Когда утих шелест избирательных бюллетеней, завершилась компания по выборам I Государственной Думы, героями дня стали кадеты, одержавшие на выборах оглушительную победу. Газета “Речь” ликовала: “Блестящий успех к.-д. партии на выборах внес нелегкое смятение в ряды наших противников”. Главную задачу кадетской партии в I Думе —направить само революционное движение в русло парламентской борьбы, изложил в той же “Речи” накануне открытия Думы П. Н. Милюков. 126
Итак, на политической сцене России появилась Государственная Дума. Царь и некоторые политические партии надеялись с помощью ее минимизировать недовольство народа, гасить пламя революций. Народ же хотел с помощью Думы, то есть принятием новых законов сломить самодержавие, взять власть в свои руки. И не случайно Солженицын считает, что очередную Февральскую революцию “сделали не социалистические лозунги, а Государственная Дума, это ее речи перевозбудили общество и подготовили к революции”.127 Эту точку зрения разделяют и другие историки. Что же, давайте посмотрим, на чем базируются они, действительно ли Государственная Дума была стимулятором революции?
…Казалось, сам господь Бог, уставший смотреть с высоты своего положения на российские смуты и потрясения, приветствовал примирение царя и народа: 27 апреля 1906 года, в день открытия I Государственной Думы, в Петербурге стояла на редкость теплая, сухая, солнечная погода — на небе ни облачка. Газета “Речь” предвещала: “История сохранит светлое воспоминание об этом светлом часе в истории русского народа... Это будет первый час новой эры в жизни страны”.
Большей частью сытая, в отличие от всей голодающей страны, респектабельная, возведенная по воле Петра 1 новая столица повидала уже немало на своем коротком веку (и пьяные петровские “ассамблеи”, и дворцовые перевороты, и выступление декабристов, и умопомрачающие елизаветинские балы, и бомбистов, покушавшихся на министров и государя, содрогнувшее Россию “кровавое воскресенье” 9 января 1905 г. и ответ царя на народное требование свободы), но такого еще не видела — в Зимний Дворец, эту святыню-святынь с белыми мраморными колоннами, инкрустированными полами и золоченными потолками, где собирались в основном небожители, и где довелось бывать не каждому столбовому дворянину, вереницей с Невского потянулся разношерстный люд.
Послушаем очевидца. Барон Н. Врангель, отец будущего главнокомандующего белых в Крыму:
“Видел их (думцев. — Авт.), когда они съезжались. Какая смесь одежды и лиц. Поляки в кунтушах, восточные халаты и чалмы, священники, каких в городах не видать, дерзкие развязные волостные писари из разночинцев, сельские учителя, самоуверенные интеллигенты, крестьяне, удивленные сами видеть себя в роли заседателей”…128.
Русские, малороссы и белорусы, поляки, кавказцы и евреи, киргизы, латыши и чухонцы... Помещики и заводчики, крестьяне и интеллигенция. Православные священники и ксендзы, раввин и мулла... Социалисты и монархисты, кадеты и трудовики, масоны и беспартийные. Группами и поодиночке поднимались они в Георгиевский зал Зимнего дворца, где был воздвигнут трон с красным и золотым балдахином. Впереди конституционные демократы — это их праздник — сумели провести в I Думу 178 депутатов. Потом их фракция пополнилась и достигла 182 человек (37% от состава Думы). Рядом с князем Петром Дмитриевичем Долгоруковым, масоном (вскоре он станет товарищем председателя Государственной Думы, по нынешнему — заместителем), членом ЦК партии Народной свободы, его единомышленники - князья Георгий Евгеньевич Львов (будущий глава Временного правительства России) и еще один Львов, Николай Николаевич (в 1917 году станет Главой Синода), Дмитрий Иванович Шаховской, масон, составитель и создатель брошюр для народа, участник депутации к Государю 6 июня 1905 года...
Немногочисленна группа октябристов — 17 человек (менее 4%). Неспешно идет в Зимний защитник монархии, один из создателей “Союза 17 октября”, а потом председатель ЦК этой партии Опочецкий предводитель дворянства граф Петр Александрович Гейден. По правую руку его, хотя и записавшийся в умеренные, но несомненный октябрист, тоже принимавший участие в создании “Союза 17 октября” князь Николай Сергеевич Волконский, потомок декабриста, подготовивший к печати объемный труд умершего идейного организатора и вдохновителя “Союза 17 октября” А. Д. Повалишина.
Глазами стреляя по сторонам, то ли выискивая “своих”, то ли по привычке высматривая красивых женщин, поднимается в Зимний польский шляхтич автономист, князь Иероним Эдвинович Друцкий — Любецкий, крупный помещик и председатель Коммерческого банка. Ага! “Своего” увидел — князя Северин Владимировича Святополк — Четвертынского, “движущую пружину” польского кола, учредителя общества “Единение”, составителя доклада 1905 года для С. Ю. Витте о положении католической церкви в Седлецкой и Люблинской губерниях (поляков в Думе было 34 (почти 7%. Их объединял национализм.) Всего же автономистов, вобравших в себя польское коло, малороссов, белорусов, эстонцев, латышей, литовцев и другие национальные группы (нацменьшинств) в I Думе было 63. Образовалось и неформальное совещательное объединение — еврейская группа, в которую входило 13 человек. Официально же евреи примыкали к Конституционно-демократической фракции (10 человек) и трое — к трудовой группе. Наиболее активными были М. М. Винавер, Ш. Х. Левин, Л. М. Брамсон, В. Р. Якубсон.
Кадетам близка по духу была и мусульманская группа, насчитывавшая 22 депутата, из которых 18 непосредственно входили во фракцию конституционных демократов. Лидер группы — азербайджанец Бек А. Торчибашев. Сам он не выступал в Думе. Заметные фигуры у мусульман казах С.-Г. С. Джантюрин, татарин С. Ш. Алкин и другие.
Гулом одобрения встречает толпа “зевак” у Зимнего выходцев из народа, избранных в этот диковинный парламент. “Эй — выше голову!”, “Не плошай! — то и дело слышатся выкрики. К кому они относятся? Может, это подбадривают будущего лидера трудовой группы (а трудовиков в I Думе было 110), крестьянского сына, покинувшего родное село Новиково, что на Ставрополье, успевшего посидеть в тюрьме, побыть в эмиграции, освоившего профессию рабочего-электрика Алексея Федоровича Аладьина и его товарища, трудовика Ивана Кирилловича Заболотного, помощника присяжного поверенного из Житомира. Впрочем, Иван Кириллович, крестьянский сын, как и Аладьин, не робкого десятка и человек всесторонне образованный. Окончил гимназию и университет св. Владимира по юридическому факультету. Участвовал в бурской войне в качестве волонтера. Великий поборник справедливости и постоянно ищущий человек — изобрел даже собственной конструкции подводную лодку, которую предложил делать правительству!
Несколько особнячком держатся социал-демократы (в I Думу их пришло 18, эсеры и меньшевики, большевики бойкотировали выборы). Но по списку кадетов прошел А. Алексинский, впоследствии ярый противник Ленина. Лидером социал-демократов в Думе станет 36-летний масон Ной Николаевич Жордания, журналист. Окончил Озургетское духовное училище и Тифлисскую православную духовную семинарию, но разочаровался в религии. Хотел было стать ветеринаром и даже 2 курса окончил в институте в Варшаве, но попал под влияние масонов, увлекся социалистической идеей, бродившей по Европе, уехал в Швейцарию, изучил английский, французский и немецкий языки, вернувшись в Россию «за распространение социалистической заразы» отсидел год в царской тюрьме. Многие взгляды Жордания разделяли пришедшие в I Думу Петр Андреевич Ершов, рабочий Казанского порохового завода, слесарь из Нижнего - Иван Иванович Антонов, земляки Жордания — Исидор Иванович Рамишвили, крестьянский сын, дважды заключаемый за смуту в Метехский замок, Семен Николаевич Церетели, бывший священник, добровольно сложивший с себя этот сан и ставший масоном, проповедовавший социалистические идеи среди рабочих Чиатурских марганцевых рудников, Сергей Давидович Джапаридзе, присяжный поверенный Кутаисского окружного суда, и другие.
С социал-демократами переговаривается небольшая группа (12 человек) демократов-реформаторов. В сущности, это даже не партия, а течение социалистическое, депутаты, не пожелавшие войти ни в одну из партий. Наиболее яркие фигуры в их рядах, известные масоны, лидер фракции — Владимир Дмитриевич Кузьмин-Караваев и Максим Максимович Ковалевский. С Максим Максимовичем мы уже знакомы, а вот В. Д. Кузьмина-Караваева следует представить по всей форме. Он военный, окончил военно-юридическую академию и дослужился до чина генерал-майора. Еще до революции 1905 года известен как либеральный гласный Тверского земства. Умный, образованный, занял влиятельное положение на земских съездах и, конечно, прошел в Думу. Чрезвычайно живописен был на ее трибуне этот красивый, сравнительно молодой генерал с густыми серебряными эполетами, когда выступал с речами, осуждающими политику правительства. Либеральные генералы появилось еще в царствование Александра II, но затем постепенно сошли со сцены, и Кузьмин-Караваев был своего рода уникум.
Цвет нации — интеллигенция, известные писатели, журналисты, юристы, в большинстве своем масоны, входили в разные фракции и были широко представлены в I Думе. Среди них — братья Иван и Михаил Петрункевичи. Иван Ильич — один из популярнейших земцев и думцев. С ним у читателей более обстоятельная встреча впереди, о младшем же брате — Михаиле Ильиче, скажем несколько слов здесь. Он врач, окончил Санкт-Петербургскую медико-хирургическую академию. Был председателем Санкт-Петербургской городской больничной комиссии, гласным городской Думы. Затем переехал поближе к брату, в Тверскую губернию, где стал гласным городской Думы и директором товарищества юфтевого завода “Владимир Савин” в Осташкове, а кроме того, членом правлений многих других промышленных обществ.
Близки Петрункевичам по духу и работе в ЦК кадетской партии — Владимир Дмитриевич Набоков и Лев Иосифович Петражицкий. Набоков, сын бывшего министра юстиции и отец будущего известного русского писателя, сам будущий управляющий делами Временного правительства, редактор “Права” и “Вестника права”, секретарь юридического общества при Санкт-Петербургском университете, в 26 лет получивший университетскую кафедру, за два года до избрания в Думу лишен за свободомыслие дворянского звания камер-юнкера, в 1922 году в эмиграции будет застрелен, заслонив собой однопартийца, бывшего министра иностранных дел Временного правительства П. Н. Милюкова. Петражицкий -профессор по кафедре энциклопедии и философии права в Санкт-Петербургском университете. Лекции его пользовались большой популярностью. Как, впрочем, и статьи в “Праве”, “Вестнике права”, зарубежных изданиях.
Своя аудитория читателей была и у публициста Леонтия Моисеевича Брамсона. Он — знаток еврейского вопроса, автор “Истории начального образования евреев в России”, “Системного указателя литературы о евреях в 1708—1889 годах”, редактор журнала “Исход”. Не менее известен в еврейских кругах и доцент МГУ, профессор политэкономии Московского сельскохозяйственного института, гласный Московской городской Думы, автор многих трудов по экономике Михаил Яковлевич Герценштейн (Меер—Шовель).
В I Думе оказалась целая плеяда интеллигентов, блистательных и достойных памяти потомков выходцев из народа и представляющих его интересы. Это и единогласно избранный Председатель Думы масон Сергей Андреевич Муромцев, кадет, доктор римского права, профессор МГУ, редактор “Юридического вестника”. Его товарищ — Николай Андреевич Гредескул, тоже кадет, профессор Харьковского университета, редактор газеты “Мир”. Федор Федорович Кокошкин, опять-таки кадет, и тоже масон, доцент МГУ, товарищ секретаря I Государственной Думы. Кадет Алексей Степанович Ломшаков, профессор Санкт-Петербургского политехнического института и председатель союза инженеров. Петр Петрович Массониус, из группы западных окраин, польский ученый, доктор философии Лейпцигского университета. Франц Иосифович Новодворский, автономист, ученый и поэт, основавший кассу взаимопомощи для литераторов. Вячеслав Евгеньевич Якушкин, кадет, приват-доцент, фельетонист (псевдоним В. Веденеев), редактор газеты “Народное дело”, в 1899 году выслан из Москвы за речь по поводу юбилея Пушкина.
В целом I Дума была солидной — высшее образование имело 211 депутатов (43%), незаконченное высшее — 15 (3%), среднее — 58 (12%), незаконченное среднее — 11 (2%), начальное - 150 (30%), домашнее — 50 (10%), 2 депутата были неграмотными.
К высшим классам относилось 139 депутатов (28%), в их числе 110 (22%) крупных землевладельца, 44 избирались предводителями дворянства, председателями и членами земских управ, городскими головами, мировыми судьями, 16 (3%) промышленники и банкиры, 168 депутатов (34%) служащие и представители интеллигенции, среди них — 40 адвокатов, 32 педагога, 22 врача, 10 журналистов, 5 издателей, 21 чиновник, 10 земских служащих, 2 партийных функционера.
К низам относилось 191 человек (38%), в их числе 4 мелких и средних торговца, 6 представителей крестьянского и казачьего самоуправления, не занимающихся земледелием, 150 землепашцев, 25 рабочих, включая извозчика, 8 лиц без определенных занятий (бывших арестантов, ссыльных, демобилизованных солдат), 1 студент. Они прошли в Думу, несмотря на мелкие ячейки царского избирательного сита, которое было расставлено на их пути: сельский сход — волость — уезд — губерния — Санкт-Петербург. В Думе они разбрелись по разным фракциям, но большинство входило в группу беспартийных, в которой числилось 105 человек. Известность получил вскоре Дмитрий Илларионович Назаренко, бывший крестьянин Старобельского уезда, поработавший и лесничим, и конторщиком, заявивший на одном из заседаний, что, там, где кончаются требования партии Народной свободы, начинаются его требования.
Каждый крестьянский посланец был, как говорится, себе на уме, не собирался поступаться не только общими, но и своими интересами. Вот и не признающий никаких “партиев” крестьянин Филипп Алексеевич Кругликов из Воронежской губернии, когда 6 июня встал к обсуждению на 22 заседании Думы законопроект о наделении всех граждан России равными правами, призадумался: “Если же и бабам равные права дать, что же тогда выйдет?.. Баб, стало быть, на сходку посылать? И в солдаты отдавать?.. — вопрошал он с думской кафедры и сам же отвечал: “Крестьяне совсем не согласны женскому полу права давать, а совсем согласны, чтобы мужчина был старший, но не женщина. — Впрочем, добавил он, — “мы и себе прав пока не достали, а всем права начинаем давать”.129
“Призванная вносить спокойствие, она разжигает смуту”
Что правда, то правда, прав они себе пока не достали, но бились за них, по образному выражению, до последнего патрона. Например, как Федот Михайлович Онипко, молодой кубанец, в свои 19 лет еще мало пропитавший землицу потом, но самостоятельно освоивший грамоту, ставший волостным писарем. Подстать ему еще один волостной писарь, постарше, 43-летний, выбившийся из крестьян Богорицкого уезда Трофим Пименович Филякин. Впрочем, он имел свидетельство и на звание домашнего учителя. Еще больших успехов добился, как любил подчеркивать, “всю жизнь занимавшийся хлебопашеством” Александр Васильевич Перевозчиков из деревни Юлышь Кунгурского уезда. В перерыве между землепашеством побывал земским гласным, волостным судьей, служил по выбору председателем Кунгурской земской управы, владелец не только земли, но и мельницы. Кандидатом в волостные старейшины ходил сельский староста деревни Васильевка-Шеншино Симбирской губернии Александр Кириллович Стефашин. А вот Петр Андреевич Попов, крестьянин Моршанского уезда, как и его коллега Матвей Матвеевич Круткин, сумели получить лишь низшие образования, но зато, справно вели хозяйство.
Никогда не видели петербуржцы в одном органе власти столько священнослужителей, представляющих разные конфессии — 18. От Клира Православной церкви 6 человек и столько же католиков, 4 муллы и 2 раввина. Среди них: Афанасьев — отец Клавдий Иванович, кадет. Из казаков станицы Усть-Бузулуцкая; Поярков — отец Алексей Владимирович, беспартийный, настоятель церкви села Попасное Валуйского уезда; барон Эдуард Юльевич Ропп — Виленский епископ; Трасун Франц Станиславович, профессор Санкт-Петербургской римско-католической академии, настоятель Режицкого костела...
...Вышколенные лакеи Зимнего Дворца порой терялись: как обращаться, видя перед собой мужичишку в жупане, или муллу в белоснежной чалме. “Ваше превосходительство?” Ваше высокопреосвещество?”, просто “Ваше благородь?”. Не всегда язык поворачивался назвать так. Приходилось поворачивать — перед ним стоял ведь не какой-то курский босяк Васька или татарин из Казани, а член Государственной Думы! Государственный человек! Власть!
Вследствие неодновременности выборов в Государственную Думу, на первую сессию из 524 депутатов прибыло 436, вообще же к июлю было избрано 499 человек. Полностью депутатский корпус так и не был сформирован: выборы не состоялись в Восточной Сибири, на |Дальнем Востоке, в Туркестанском крае (кроме Семипалатинской области), Дагестане, а также в Холмском крае.
Сценарий исторического события выработал сам Николай II вместе с государыней, отвергнув все предложенные ему проекты — был скопирован порядок, принятый в Германии, при открытии рейхстага. Ритуал предусматривал торжественный прием в Зимнем его Величеством Государем не только членов Государственной Думы, но и Государственного Совета, ставшего теперь как бы верхней палатой российского парламента. Кроме того, в Зимний на эту церемонию собралось огромное количество приглашенных — членов правительства, дипломатов, отечественных и зарубежных корреспондентов. Воспользуемся услугами историков того времени.
Послушаем очевидцев
А. Ф. Кони:
“...Проходят министры: новый премьер Горемыкин с обычным видом мороженого леща раздает рукопожатия и старается каждому сказать что-нибудь приятное..., проходит преисполненный самим собою Коковцов и новый министр путей сообщения генерал Шауфус, с очень скромным и деловым видом и с унылым обличьем двигается одиноко граф Ламздорф с противным лицом старой кокотки; наконец появляется умное и жестокое лицо Стишинского и проходит смущенный Щегловитов...
...Пиджаки, высокие сапоги, у некоторых запыленные чалмы и халаты инородцев, фиолетовая скуфья католического епископа, шапочка раввина, русские клобуки, фраки и белые галстуки, придворные и дворянские мундиры и устарелые военные формы сливаются в живописном порядке. У членов Думы серьезные и “истовые” лица. Густою толпою они занимают все отведенное для них возвышение и даже выступают за его предел. Ближе к сенату с самого края становится гр. Гейден во фраке, за ним на возвышении виднеются самодовольное лицо Набокова и умное красивое лицо Муромцева”. 130
В. И. Гурко:
“Контраст получился поразительный. С одной стороны-- Двор, правительство в расшитых и украшенных многочисленными орденами мундирах, а с другой — серая, почти сермяжная толпа, представляющая народную Россию. Исходя из наивной мысли, что народных представителей, среди которых было много крестьян, надо поразить великолепием Двора, члены царствующего дома женского пола надели на себя едва ли не все имеющиеся у них драгоценности. Они буквально были покрыты жемчугами и бриллиантами. Но результат получился обратный... Получилось как бы противоположение народной нищеты и безграничной царской роскоши”.131
И стали лицом к лицу. Представители старой сановной Руси во всем блеске и сиянии своих мундиров и регалий и люди новой России, первые представители русского народа.
Согласно церемониалу, новые люди расположились по левую сторону от трона, как требовал этикет, но в ту минуту казалось, что в этом размещении есть более глубокий смысл.
Начался церемониал Высочайшего выхода...
Начался он колокольным звоном во всех церквях страны. Здесь же, в Зимнем, Высочайший выход начался с отдаленных звуков национального гимна. В дверях залы, в предшествии дворцовых, гренадер появляются императорские регалии. И заплывший жиром, с короткой шеей, пыхтящий Игнатьев... несет государственное знамя, — повествует Кони. — Регалии становятся по бокам трона, и вслед за тем под звуки народного гимна идет в предшествии духовенства Государь и вся царская фамилия”.132
После молебствия Государь один прошел к трону, неспеша поднялся на ступеньку и повернулся лицом к присутствующим и торжественно, подчеркивая медлительностью движения значение совершающегося, воссел на трон, который народные избранники собирались поколебать. С полминуты он сидел неподвижно в молчании, слегка облокотившись на левую ручку кресла. Зала замерла в ожидании...
Николай II подает знак левой рукой, и министр Двора Фредерикс почтительно подносит ему бумагу. Государь встает, делает два шага вперед и при первых звуках своего голоса весь преображается, выпрямляется и с оживленным лицом, внятным и громким голосом, в котором слышатся порою чуждые русскому уху, отдаленные звенящие звуки, — читает свою речь “лучшим людям” с большим мастерством, оттеняя отдельные слова и выражения, делая необходимые паузы....“Всевышним Промыслом врученное Мне попечение о благе Отечества побудило Меня призвать к содействию в законодательной работе выборных от народа...
С пламенной верой в светлое будущее России, Я приветствую в лице вашем тех лучших людей, которых Я повелел возлюбленным Моим подданным выбрать от себя...”
Чем дальше он читал, тем сильнее овладевало многими волнение. Слова были так хороши, так правдивы и звучали так искренно, что ничего нельзя было бы добавить или убавить...
Николай II предупредил Думу: “трудная и сложная работа предстоит вам”, выразил надежду, что они отдадут все силы самоотверженному служению Отечеству, оправдают доверие, “памятуя, что для духовного величия и благоденствия государства необходима не одна свобода — необходим порядок на основе права”.133
Когда государь кончил, зазвучало вначале негромко, но потом все возрастающе: “Ура”!
Впрочем, кричали не все. Вдовствующая императрица Мария Федоровна заметила, что многие депутаты даже прикрыли рты.
Послушаем очевидца. С. Варшавский,журналист:
“Государь сошел с трона, и шествие, согласно церемониалу, направилось к выходу из зала под звуки гимна оркестра, размещенного на хорах. По оставлении зала Высочайшими Особами все поспешили к выходу, и золотые мундиры слились с мужицкими армяками — старая Русь слилась с новою в один поток.
Государь Император, следуя к выходу из Тронного зала, пристально всматривался в лица депутатов. Сановники, согласно придворному этикету, склонялись. Ряды депутатов неподвижно и безмолвно провожали глазами Государя...” 134
Каждая из сторон думала свою Думу.
“Тронная речь с большим искусством обошла все щекотливые темы”, — так откликнулась на следующий день газета “Речь” на приветствие Николая II.
Николай II никогда не был поклонником представительного образа правления. Царь с явным раздражением отмахнулся от сладких слов Витте, когда тот сказал, что в лице народного представительства Государь и правительство найдут опору и помощь. Николай IIзаявил в ответ: он отлично понимает, что приобретает себе не помощника, а врага... Государь считал — неограниченное самодержавие в идеале выше и совершеннее, но реальность российской жизни заставила его чуть-чуть поделиться властью с Государственной Думой. А теперь, сразу после открытия I Думы царь со свитой поспешил уединиться в Малахитовом зале, где, по воспоминаниям двоюродного брата Николая II, великого князя Андрея Владимировича “бедный Ники стоял весь в слезах, самообладание его наконец покинуло, и он не мог удержаться от слез”.135
Интуиция ему подсказывала: кончилась одна эпоха, начиналась другая... Впрочем, глубоко в душе он таил надежду: это временное явление. Настанет час, и он прихлопнет Думу, как муху.
Избранные вопреки воле властей, депутаты считали себя выразителями воли народа, которым по праву должна принадлежать власть. Они исходили не из реальностей, а из своего толкования Манифеста 17 октября. Они шли в Думу бороться за свои права, они шли писать новые законы, по которым должна жить страна.
Нет, далеко не на всех депутатов произвела впечатление тронная речь У многих вызвала совершенно обратный резонанс — они не услышали из уст самодержца, то что хотели услышать. Но поняли, что властью с ними делиться никто не собирается.
Помпезностью открытия I Думы, своим обращением к депутатам царь пытался показать, какое внимание он уделяет избранникам народа. Ранее он позаботился о их материальном положении.
Cтатья 23 “Положения о выборах в Государственную Думу” от 6 августа 1905 с определяла: “Члены Думы на время ее занятия получают суточное от казны довольствие в размере 10-ти рублей в день”.
После старта избирательной кампании в феврале 1906 г. этот размер оживленно обсуждался.
Читаем прессу.“Новое время”, 24 февраля:
“...крестьяне довольно живо относятся к предстоящим выборам, причем одним из мотивов их заинтересованности и стремления попасть в выборщики, а потом и в члены Думы, является возможность получать очень крупное для небогатого человека жалованье в 10 р. в сутки за все время пребывания в Петербурге. Если предположить, что период занятий Думы будет всего 4 месяца, то и тогда мелкий землевладелец будет получать по 1200 рублей в год в течение 5 лет. Можно ожидать, что на этой почве избирательная кампания пройдет очень бойко и принесет нам совершенно неожиданные сюрпризы...”.
Либеральные “Русские ведомости” днем ранее сокрушались: “Есть мелочи, которые больше крупных вещей характеризуют людей и их нравы. К таким сравнительным мелочам принадлежит разрешение вопроса о вознаграждении членов Государственной Думы и Государственного Совета... Выборным членам Совета в течение сессии производится суточное довольствие по 25 руб. в сутки. В этом различии вознаграждения за труд невольно высказался чиновничий взгляд на различие Верхней и Нижней палат...”.
Сто лет назад в России десятирублевая ассигнация (так называемая красненькая) являлась очень серьезной суммой. Так, булка ситного хлеба в 2,5 фунта (около килограмма) стоила 12 копеек; такое же количество картофеля — 20 коп.; мяса — 50 коп.; масла — 80 коп. Билеты в театры в зависимости от места стоили от 30 коп. до рубля. Визит к врачу обходился в 20 коп.
Депутатам создали и другие комфортные условия. Казна выделила на квартиры и столование 140 тысяч рублей. Столовую открыли в Таврическом.
Посидеть со всеми вытекающими в приличном питерском трактире влетало в 3—5 рублей; в приличном ресторане — в 10—20 (и то если без излишеств вроде цыган и битья хрусталя). То же самое депутатам обходилось в... 30—50 копеек.
Кроме этого, членам Государственной Думы возмещались один раз в год дорожные издержки из расчета 5 копеек за версту от места их жительства до Санкт-Петербурга и обратно.
Увидев же многих в затрапезном виде на молебне царица расплакалась, Николай II сначала возмутился, дескать, как смели явиться такими перед царские очи!, но потом отнес это к их бедности и решил “задобрить” — повелел дворцовой администрации одеть за казенный счет малоимущих крестьянских посланцев... во фраки. Это было отвергнуто депутатами, иными — и в весьма неприличных выражениях. Впрочем, в последующих Думах, царь “задобрял”, то бишь подкупал депутатов, но поодиночке. В своих воспоминаниях В. Воейков (“С царем и без царя”. М. 1995), пишет, что, приступив к обязанностям дворцового коменданта, он получил для ознакомления бюджет содержания царской семьи. Внимательно изучая его, вдруг обнаружил, что из секретного фонда царя 16 тысяч рублей выделялось для депутата Государственной Думы В. М. Пуришкевича. “Почему должны содержать Пуришкевича за счет бюджета царской семьи?” — обратился он к министру внутренних дел. В ответ услышал, что Пуришкевич —“царский” человек и получает “подкормку” также и из бюджета МВД.
Милостью царской многие депутаты посчитали и предложенный переезд, после приема Николая II, на пароходе из Зимнего в Таврический дворец, отведенный для работы Государственной Думы, потому часть из них, в основном крестьяне, отказались и пошли пешком. Петербуржцы горячо приветствовали и тех и других. И везде на улицах “лучших людей” сопутствовал наказ: “Амнистия!”. Этот же наказ с обоих берегов Невы летел к пороходу, на котором плыли народные избранники. А когда пароход приблизился, к главной тогдашней российской тюрьме “Кресты”, из ее окон потянулись руки, платки, флаги и все тот же крик: “Амнистия!” Страна жаждала новой жизни — политической свободы, равенства, братства!
В пять часов пополудню депутаты, наконец-то, добрались до воспетого Г. Державиным этого великолепного здания “не из числа обыкновенных” — величественного Таврического дворца, который был отведен для Думы. Таврический за свои годы видывал всякое . Строить его начинал второй человек в государстве Российском — Г. А. Потемкин. Екатерина II затем выкупила дворец и подарила своему фавориту, тому же Потемкину. Современники впервые увидели дворец во всем великолепии во время бала 28 апреля 1871 года. Именно тогда здесь прозвучал написанный Г. Р. Державиным и положенный О. И. Козловским на музыку так называемый “Польский” хор, ставший неофициальным гимном России:
Гром победы раздавайся!
Веселися, храбрый Росс!
Звучной славой украшайся
Магомета ты потрёс...
Известное дело — сердце женщины склонно к измене А уж какой любвеобильной и непостоянной была Екатерина Великая, все знают. И невиданный по роскоши дворец Потемкин возводил, по сути, для своей возлюбленной, вернее, чтобы снова завоевать ее симпатию и отодвинуть в сторону нового фаворита царицы — Платона Зубова. И бал этот замышлялся как акт примирения Потемкина с Екатериной. Побывав на нем, М. И. Пыляев восклицал: “Обстановка и убранство дворца походили на волшебное воссоздание одной из сказок “Тысячи и одной ночи”.
В последнее десятилетие XVIII века дворец в Конногвардейском стал резиденцией Екатерины Великой, которая издала распоряжение о пере- именовании его в Таврический, в память о князе Потемкине Таврическом. Кратковременным, но важным было пребывание здесь в этот период великого полководца А. В. Суворова, которым царица попыталась заменить Потемкина, а также талантливого механика И. П. Кулибина, подруги Государыни-- Е. Р. Воронцовой Дашковой.
Первое время здесь жил, пока достраивался Михайловский замок и Павел I, сменивший на престоле Екатерину, но потом устроил в нем казармы и конюшни Конногвардейского полка. Александр I исправил ошибку отца — при нем здесь императорская резиденция — во дворце живут супруга императора Елизавета, в которую безумно влюбился польский князь Адам Чарторыйский. При Николае I Таврический опять оказался в запустении, превратившись в склад вещей императорской семьи.
И вот Таврический по воле случая (предусматривалось построить новое здание для Думы) снова у всех на устах. Народные избранники принесли сюда боль и надежду всей Руси Великой. И закипели страсти, буквально с самого церемониала открытия I Думы.
Кстати, церемониал открытия высокого собрания опять-таки прописал сам царь. По высочайшему повелению Э. В. Фриш, статс-секретарь, исполнявший секретарские обязанности при царе, возвестил о начале работы Государственной Думы. Его краткая речь получилась очень неудачной. Фриш двусмысленно определил задачу Думы — работать “над водворением в нашем дорогом Отечестве законности и основанного на незыблемом законе порядка”. Этим своим высказыванием поставил депутатов в тупик: что имел ввиду — то ли, что надо бороться с революцией, то ли, что Россия — государство без законов. Но водворение порядка не могло считаться делом Думы — этим должна была заниматься исполнительная власть.
Затем Фриш предложил собравшимся подписать торжественное обещание членов Государственной Думы. Оно гласило: “Мы, нижепоименованные, обещаем перед Всемогущим Богом исполнять возложенные на нас обязанности членов Государственной Думы по крайнему нашему разумению и силам, храня верность Его Императорскому Величеству Государю Императору и Самодержцу Всероссийскому и, памятуя лишь о благе и пользе России, в удостоверение чего своеручно подписуемся”.136
Скрепив документ своей подписью, депутаты перешли к избранию Председателя Государственной Думы. 426 из 436 попросили внести в список для голосования кадета С. А. Муромцева, трое — С. Т. Варун-Секрета, умеренного, председателя Елизаветградской уездной земской управы. По одному высказались за А. Ф. Аладьина, Ш. Х. Левина, М. М. Ковалевского, И. О. Шилихина, В. Д. Кузьмин-Караваева, И. И. Петрункевича. Получившие меньшинство сняли свои кандидатуры. Без особых проволочек и излишних формальностей Председателем Государственной Думы единогласно избрали 56-летнего Сергея Андреевича Муромцева. На первых порах он устраивал всех: спокойный, рассудительный, обходительный, по утверждению современников, рожденный председательствовать: для этого были и знания и опыт. Товарищами (заместителями) Председателя Государственной Думы стали: кадеты и масоны — П. Д. Долгоруков и Н. А. Гредескул, секретарем — Д. И. Шаховской. Ему в помощь было избрано пять товарищей — Г. Н. Шапошников, Ф. Ф. Кокошкин, С. М. Рыжков, Г. Ф. Шершеневич и Щ. А. Понятовский. Позже у думцев появились претензии к Муромцеву.
Сегодня трудно сказать, экспромт ли это, или была договоренность единомышленников, но не успел новоиспеченный председатель занять своего места, не успел рта раскрыть, дабы поблагодарить коллег за высокое доверие, как на думскую кафедру, выскочил Иван Ильич Петрункевич. Какая пружина толкнула?
“Долг чести, долг нашей совести повелевает, чтобы первая наша мысль, первое наше свободное слово было посвящено тем, кто пожертвовал своей свободой за освобождение дорогой нам всем Родины”, — заявил он под гром аплодисментов. “Все тюрьмы в стране переполнены”... — И снова гром аплодисментов. Переждав их, оратор продолжал: — “Тысячи рук протягиваются к нам с надеждой и мольбой, и я полагаю, что долг нашей совести заставляет нас употребить все усилия, которые дает нам положение, чтобы свобода, которую покупает себе Россия, не стоила больше никаких жертв...” Его слова утопают в аплодисментах... “Мы просим мира и согласия. Я думаю, господа, что если в настоящую минуту мы и не приступим к обсуждению этого вопроса, а коснемся его тогда, когда будем отвечать на тронную речь Государя Императора, то сейчас мы не можем удержаться, чтобы не выразить всех накопленных чувств, крика сердца и не сказать, что свободная Россия требует освобождения всех пострадавших...”
Оратора прервал новый гром аплодисментов и председатель, который выразил свою благодарность за оказанную ему честь руководить таким высоким собранием, а во-вторых, напомнил, что “ввиду порядка, установленного законом, наши занятия должны прерваться в настоящий момент. По закону, избранный вами Председатель, должен доложить Государю Императору о последовавшем избрании...”
Думается, Муромцев все-таки не знал о том, что будет говорить Петрункевич, иначе он вряд ли выпустил бы джина из бутылки. Впрочем, и сам Муромцев счел своим долгом поправить Царя, заявив, что Дума будет работать не из факта ее “дарования”, а “на почве совершенного осуществления прав Государственной Думы, истекающих из самой природы народного представительства”.137
Как видим, обоими ораторами, положено начало конфронтации ветвей власти. И, прежде чем председатель I Государственной Думы представился Государю, тот, как и все его окружение, уже знали о выступлении Петрункевича, и поправке самого Муромцева.
Бывший премьер С. Ю. Витте сокрушался, его Дума — оказалась более левая, чем ожидали. Великий князь Александр Михайлович назвал открытие Первой Думы “похоронами самодержавия”, а первый состав Думы — “бандой заговорщиков, политических убийц и тайных агентов департамента полиции”.138 Его точку зрения разделял и царь. “Сей очаг призыва к бунту”, — скажет он вскоре о I Государственной Думе.
Но кто же такой Петрункевич, взбудораживший всю Россию, положивший водораздел между царем и народом? Почему он, словно черт из табакерки, вылетел на кафедру Государственной Думы и заговорил об освобождении политических?
Послушаем очевидца.Князь Владимир Оболенский, депутат I Думы, кадет:
“Имя Петрункевича мало что говорит современному поколению, но тогда он был известен всей культурной России как вождь земского либерального движения. В правых кругах — бюрократических и придворных — его имя произносилось с ненавистью и с некоторым страхом, в левых — с любовью и уважением. Более тридцати лет, когда печать была скована цензурой, свободное слово только изредка раздавалось в земских собраниях, и выступления Петрункевича сначала в Черниговском, а затем в Тверском земских собраниях были крупными местными, а иногда и всероссийскими событиями. За эти выступления он подвергался разным административным карам. В 1906 году ему все еще был воспрещен въезд в Петербург, и это запрещение было еще в силе, когда его принимал Николай II в составе депутации от земского съезда.
В Первой Думе он был уже на седьмом десятке своей жизни, но сохранял почти юношескую бодрость и энергию. Бодростью и энергией одухотворялось его некрасивое лицо с выдающейся нижней челюстью, покрытой небольшой жесткой бородкой, и с тонкими губами, сложенными в не покидавшую их саркастическую улыбку. Они светились и в его умных глазах, пронзительно глядевших через очки. Человек блестящего ума, широкого образования и исключительного благородства чувств, Петрункевич был одним из лучших представителей старого либерального дворянства с традициями, ведшими свое начало от декабристов, через кружки Грановского и Герцена к деятелям эпохи Великих реформ. Для нашего времени он казался несколько старомодным. Его речи были классическим образцом красноречия: очень содержательные, построенные из безукоризненно правильных фраз, без лишнего крикливого пафоса, но с подъемом настроения в определенных местах, с легким переходом от бичующего сарказма к неподдельному негодованию, но всегда корректные по отношению к противнику, без резких и грубых слов.
Хотя Петрункевич был официальным лидером кадетской партии и выступал с кафедры Государственной Думы с самыми ответственными речами, но, в Первой Думе у нас было два руководителя — Петрункевич и Милюков (Милюков не был депутатом I Думы, но присутствовал на ее заседаниях как заместитель Петрункевича. — Авт.), которых связывали долгое знакомство и совместная работа в «Союзе Освобождения». В сущности, сложная тактика строго парламентской борьбы во время еще не утихшей революции инспирировалась главным образом Милюковым. Петрункевич для этого был слишком горяч и прямолинеен. Хотя он вполне разделял взгляды Милюкова и намеченную им тактическую линию, но больше умом, чем сердцем”.139
К сказанному Оболенским добавим: после окончания университета Петрункевич работал мировым судьей в Черниговской губернии. Однажды к нему явился исправник и несмотря на неприкосновенность судьи, арестовал. 7 лет и четыре месяца, без суда и обвинения провел бывший судья в ссылке. Конечно, догадывался, где собака зарыта. Конституционное устройство страны — было делом всей его жизни. Еще в 1867 году вместе с приятелем выработал проект преобразования государственной власти России на конституционных началах, отнюдь не путем насильственного переворота, и изложил их в брошюре “Ближайшие задачи земства”, в которой отмечал: “неспособность самодержавия честно выполнять принятые им перед народом обязательства и привели меня к убеждению, что только Учредительное собрание может оберечь страну от таких обещаний, который гораздо легче берутся назад, чем даются”. Вот за эти идеи он и поплатился свободой. Но ссылка не остановила Петрункевича, через 12 лет, участвуя в съезде земцев в Москве, он развил эти идеи, а для их осуществления призвал создать политическую партию конституционных демократов. Одни историки утверждают, что он был масоном, другие—опровергают это. Но факт неоспоримый—он водил дружбу с масонами и был в курсе их дел.
После ссылки ему не разрешили вернуться в Чернигов, а потому остановился вначале в Смоленске, где подрабатывал в местной газете, женился на графине Паниной, дочери владельца машиностроительных заводов, переехал в Тверь, прикупил 225 десятин земли и стал изучать крестьянскую жизнь, как говорится, не по книжкам. Его избрали гласным Новоторжокского земства. В друзьях Ивана Ильича — семья Бакуниных, Лев Толстой, В. А. Гольцев, редактор “Русской мысли”, В. И. Вернадский, Д. И. Шаховской, И. И. Новгородцев, П. Н. Милюков и другие. Они часто собирались, говорили о житье-бытье, строили планы на завтра. И не только говорили, не только возводили воздушные замки — на одном из таких собраний Лев Толстой предложил открывать столовые, где добровольцы каждый день бесплатно кормили бы голодающих людей. Толстой организовал такую столовку в селе Бегичевка Тульской губернии. Объявили о создании комитета, в которой стали поступать пожертвования. Даже великий князь Николай Николаевич проникся идеей и передал, не афишируя, 40 тысяч рублей.
Однако убедились вскоре, что пожертвованиями и столовками всю Россию не накормить. В 1893 году на земском съезде прозвучала мысль, что самодержавный режим не способен управлять страной. Через год не стало Александра III, на престол вступил Николай II. В приветствии царю Тверское земство, где ведущую роль играли братья Петрункевичи, выразило надежду о более полном взаимодействии выборных народных представителей и власти. Ответ Государь дал на приеме представителей земств, городов и дворянств, заявив, что в некоторых земствах звучат голоса людей, увлекающихся бессмысленными мечтаниями об участии представителей земств в делах внутреннего управления, так пусть же все знают: что царь так же твердо и неуклонно будет охранять начало самодержавия, как его предки. И охранял. Не считаясь ни с чем. Хотя трудно вытравить из сознания людей, и, даже пытаясь залить кровью, идею, которую разделяют сотни, и, брошенную в массы, подхватывают миллионы. Тут уж ссылки, казематы ничего не переделают!
Единомышленники Петрункевича упорно превращали земства из вспомогательных учреждений в органы самоуправления. Вырастал новый слой культуры — земских врачей, учителей, агрономов. Земства принесли в Россию выборы, демократически избранные комиссии для решения спорных вопросов, поиска компромиссов. Земства издавали дешевые книги для народа, организовывали школы, больницы, строили дороги, пропагандировали агрономические и зоотехнические знания и т. д.
В 1902 году Петрункевич встретился в Твери с П. Б. Струве, которого выслали туда за участие в демонстрации на Казанской площади. Они общаются почти ежедневно. Петрункевича гложет мысль об издании вольного, демократического журнала. Написал даже программу его ведения. Струве разделяет идею, но вскоре уезжает за границу. Петрункевич соблазняет Милюкова издавать журнал. Появилось название — “Освобождение”, Петрункевич написал передовую. Первый номер вышел в Германии, в 1902 году. Главная мысль — мирная эволюция самодержавного режима путем введения Конституции. Эту мысль развил он на съезде земцев 4 ноября 1904 года. Выступление получило широкий резонанс, даже премьер--министр С. Витте изъявил желание побеседовать с ним. Петрункевича избрали председателем “Союза освобождения”, собственно, подтвердили полномочия, он был избран на этот пост несколько раньше, масонами в Париже. В 1905 году, как помнит читатель, Иван Ильич, вместе с П. Н. Милюковым, другими основывают партию Народной свободы, кадетскую и он становится председателем ее Центрального Комитета, лидером фракции партии, задававшей тон в I Государственной Думе.
...Взял в руки эту бесценную книгу — “Государственная Дума. Стенографические отчеты, 1906 г., сессия первая” и дрожь прошла по телу: ведь в руках не просто увесистый том — голоса, мысли тех, кто более чем 100 лет назад творил российскую историю, боролся за свободу, положил начало русскому парламентаризму. На толстенных 2 томах, изрядно потрепанных, штампы: “Редкая книга”, “Из библиотеки не выносить”. Более 100 печатных листов. Слава Богу, что этих “гросбухов” не коснулся огонь Февральской и Октябрьской революций, Гражданской и Великой отечественной войн, и они дошли до нас. Есть возможность узнать все из первоисточников, а не из учебников, вначале чуть-чуть подправленных большевиками, со своей колокольни трактующих отечественную историю, а потом и вовсе переписанную демократами.
Что более всего волновало членов I Государственной Думы? О чем они говорили? Что за наказы им дали избиратели? Чего ждали люди от царя-батюшки? Какие им нужны были законы? Наконец, разжигали ли они революцию, как утверждает А. Солженицын?
История отпустила I Государственной Думе всего... 72 дня. Проведено 38 заседаний. Но депутаты успели немало. Прозвучало несколько сот выступлений. Представители народа озвучили то, чего ждала страна. А она ждала новой жизни — справедливого устройства ее. Крестьяне требовали земли, снижения налогов! Рабочие — хлеба, 8-часового рабочего дня, национальные меньшинства, евреи - равных прав. Все вместе — свободы слова, собраний, вероисповеданий, неприкосновенности личности...
Как сказал с высокой кафедры Думы бывший батрак, ставший слесарем Вознесенского рудника Митрофан Иванович Михайличенко, представлявший Екатеринославскую губернию, “нас послал сюда народ, который смотрит на нас, как на народное учреждение, которое найдет правду и успокоит страну созданием правильных законов”, “чтобы всем жилось как надо, а не так, чтобы одни благоденствовали и убивали других. Страна добивается в своей борьбе права на другую жизнь. Она не хочет жить рабской жизнью”.140
Покончив с процедурными вопросами, первым делом думцы, уподобившись запорожским казакам, которые сообща сочиняли письмо турецкому султану, сосредоточились на адресе, (так они назвали ответ Николаю II) на его тронную речь, образовав специальную думскую комиссию из 33 человек. И это было не только обращение к царю, это было и обращение к народу, это была и революционная программа работы I Государственной Думы по переустройству страны. Целую неделю, с раннего утра и до поздней ночи корпели они над этим документом, первоначальный текст которого написали Кокошкин, Винавер и Милюков. Рассмотрены десятки радикальных идей и формулировок, осуждалась, шлифовалась каждая фраза. В двух чтениях адрес одобрен 5 мая на пятом заседании, в 2 часа 50 минут пополуночи председатель комиссии Владимир Дмитриевич Набоков вышел на кафедру Думы для его третьего чтения.
Документ.
“Ваше Императорское Величество! Вашему Величеству благоугодно было в речи, обращенной к представителям народа, заявить о решимости Вашей охранять непоколебимыми установления, коими народ призван осуществлять законодательную власть в единении со своим Монархом. Государственная Дума видит в этом торжественном обещании Монарха, данном народу, прочный залог укрепления и дальнейшего развития порядка законодательства, соответствующего строго конституционным началам. Государственная Дума с своей стороны приложит усилия к усовершенствованию начал народного представительства и внесет на утверждение Вашего Величества закон о народном представительстве, основанный, согласно единодушно проявляющейся воле народа, на началах всеобщего избирательного права.
Призыв Вашего Императорского Величества к сплочению в работе на пользу родины находит живой отклик в сердцах всех членов Государственной Думы. Государственная Дума, имея в своем составе представителей всех классов и всех народностей, населяющих Россию, объединена общим горячим стремлением обновить Россию и создать в ней государственный порядок, основанный на мирном сожитии всех классов и народностей и на прочных устоях гражданской свободы.
Но Государственная Дума приемлет долг указать, что условия, в которых живет страна, делают невозможной истинно плодотворную работу, направленную к возрождению лучших сил страны.
Страна сознала, что главною язвою всей нашей государственной жизни является самовластие чиновников, отделяющих Царя от народа. И, охваченная единодушным порывом, страна громко заявила, что обновление жизни возможно лишь на основе свободы, самодеятельности и участия самого народа в осуществлении власти законодательной и в контроле над властью исполнительной. Вашему Императорскому Величеству благоугодно было в Манифесте 17 Октября 1905 года возвестить с высоты Престола твердую решимость положить эти именно начала в основу дальнейшего устроения судеб земли русской. И весь народ единодушным кликом восторга встретил эту весть.
Однако уже первые дни свободы омрачились тяжелыми испытаниями, в которые ввергли страну те, кто, все еще преграждая народу путь к Царю и попирая все основы Высочайшего Манифеста 17 Октября, покрыли страну позором бессудных казней, погромов, расстрелов, заточений.
И след от этих действий администрации за последние месяцы так глубоко осел в душе народа, что никакое умиротворение страны невозможно дотоле, доколе не станет ясно народу, что отныне не дано властям творить насилия, прикрываясь Именем Вашего Императорского Величества, доколе все министры не будут ответственны перед народным представительством и сообразно с этим не будет обновлена администрация на всех ступенях государственной службы.
Государь, только перенесение ответственности перед народом на министерство может укоренить в умах мысль о полной безответственности Монарха; только министерство, пользующееся доверием большинства Думы, может укрепить доверие к правительству, и лишь при таком доверии возможна спокойная и правильная работа Государственной Думы. Но, прежде всего, необходимо освободить Россию от действия тех чрезвычайных законов — усиленной и чрезвычайной охраны и военного положения, — под прикрытием которых особенно развилось и продолжает проявляться самовластие безответственных чиновников
Рядом с укоренением начала ответственности администрации перед избранниками народа для плодотворной деятельности Государственной Думы необходимо определенное проведение основного начала истинного народного представительства, состоящего в том, что только единение Монарха с народом является источником законодательной власти. Поэтому все средостения между верховною Властью и народом должны быть устранены. Не может также быть той области законодательства, которая была бы навсегда закрыта свободному пересмотру народного представительства в единении с Монархом. Государственная Дума считает долгом совести заявить Вашему Императорскому Величеству от имени народа, что весь народ только тогда с истинною силою и воодушевлением, с истинною верою в близкое преуспеяние родины будет выполнять творческое дело обновления жизни, когда между ним и Престолом не будет стоять Государственный Совет, составленный из назначенных сановников и выборных от высших классов населения, когда установление и взимание налогов и податей будет подчинено воле народного представительства и когда никакими особыми узаконениями не будет положен предел законодательной компетенции народного представительства. Государственная Дума считает также несовместимым с жизненными интересами народа, чтобы какой-либо законопроект, налагающий денежные тягости на население, раз он принят Думою, подлежал изменению со стороны учреждения, не представляющего собою масс плательщиков налогов.
В области предстоящей законодательной деятельности Государственная Дума, исполняя долг, определенно возложенный на нее народом, почитает неотложно необходимым обеспечить страну точным законом о неприкосновенности личности, свободе совести, свободе слова и печати, свободе союзов, собраний и стачек, убежденная в том, что без точного установления и строгого проведения этих начал, заложенных уже в Манифесте I7 Октября, никакая реформа общественных отношений не осуществима.
Дума считает также необходимым обеспечить за гражданами право обращаться с петициями к народному правительству. Государственная Дума исходит далее из непреклонного убеждения, что ни свобода, ни порядок, основанный на праве, не могут быть прочно укреплены без установления общего начала равенства всех без исключения граждан перед законом. И потом Государственная Дума выработает закон о полном уравнении в правах всех граждан с отменою всех ограничений и привилегий, обусловленных сословием, национальностью, религией или полом. Стремясь к освобождению страны от связывающих ее пут административной опеки, предоставляя ограничение свободы граждан единственно лишь независимой судебной власти, Государственная Дума считает, однако, недопустимым применение даже и по судебному приговору наказания смертью. Смертная казнь никогда и ни при каких условиях не может быть назначаема. Государственная Дума считает себя вправе заявить, что она явится выразительницею единодушного стремления всего населения в тот день, когда постановит закон об отмене смертной казни навсегда. В предвидении этого закона страна ждет приостановления ныне ж Вашею, Государь, властью исполнения всех смертных приговоров.
Выяснение нужд сельского населения и принятие соответствующих законодательных мер составит ближайшую задачу Государственной Думы. Наиболее многочисленная часть населения страны — трудовое крестьянство с нетерпение ждет удовлетворения своей острой земельной нужды, и первая русская Государственная Дума не исполнила бы своего долга, если бы она не выработала закона для удовлетворения этой насущной потребности путем обращения на это предмет земель казенных, удельных, кабинетских, монастырских, церковных и принудительного отчуждения земель частновладельческих. Государственная Дума считает также необходимым выработать законы, утверждающие равноправие крестьян и снимающие с них гнет произвола и опеки.
Государственная Дума признает столь же неотложным удовлетворение нужд рабочего класса путем законодательных мер, направленных к охране наемного труда. Первым шагом на этом пути должно явиться обеспечение наемным рабочим во всех отраслях труда свободы организации и самодеятельности для поднятия своего материального и духовного благосостояния.
Государственная Дума сочтет также долгом употребить все усилия для поднятия народного просвещения, и, прежде всего, озаботиться выработкой закона о всеобщем бесплатном обучении.
Рядом с этими мерами Дума обратит особое внимание на справедливое распределение налоговой тяготы, неправильно возложенной ныне на более бедные классы населения, и на целесообразное употребление государственных средств. Не менее существенным законодательным трудом явится коренное преобразование местного управления и самоуправления с привлечением к равному участию в последнем всего населения на началах всеобщего избирательного права.
Памятуя о тяжком бремени, которое народ несет в армии и флоте Вашего Величества, Государственная Дума озаботится укреплением в армии и флоте начал справедливости и права.
Государственная Дума считает, наконец, необходимым указать в числе неотложных задач своих и разрешение вопроса об удовлетворении давно назревших требований отдельных национальностей. Россия представляет государство, населенное многоразличными племенами и народностями. Духовное объединение всех этих племен и народностей возможно только при удовлетворении потребности каждого из них сохранять и развивать своеобразие в отдельных сторонах быта. Государственная Дума озаботится широким удовлетворением этих справедливых нужд.
Ваше Императорское Величество! В преддверии всякой нашей работы стоит один вопрос, волнующий душу всего народа, волнующий нас, избранников народа, лишающий нас возможности спокойно приступить к первым шагам нашей законодательной деятельности. Первое слово, прозвучавшее в стенах Государственной Думы, встреченное кликами сочувствия всей Думы, было слово — амнистия. Страна жаждет амнистии, распространенной на все предусмотренные уголовным законом деяния, вытекавшие из побуждений религиозных или политических, а также на все аграрные правонарушения, Есть требования народной совести, в которых нельзя отказывать, с исполнением которых нельзя медлить. Государь, Дума ждет от Вас полной политической амнистии как первого залога взаимного понимания и взаимного согласия между Царем и народом”. 141
Набоков закончил. Была поздняя ночь. Петербург спал. Председатель Думы Муромцев обращается к депутатам. Читаем стенограмму: “Я ставлю на баллотировку вопрос: угодно ли Думе принять ответный адрес на тронную речь Его Величества? Предлагаю всем желающим принять этот ответный адрес оставаться совершенно спокойными, остальных прошу встать” (так голосовали в I Думе: “за” — депутаты сидят, “против” — встают. И никаких электронных карточек не надо. И махинации исключались — ибо депутат не мог сидеть или вставать сразу за двоих и более.--Авт.)
В зале воцарилась на минуту тишина. Но вот слово берет профессор Лев Иосифович Петражицкий, призывает всех проголосовать единодушно. Встает граф Петр Александрович Гейден. Он вроде и согласен с большинством положений адреса, но с некоторыми, как и его несколько товарищей, не согласны, а потому, “не желая нарушать единодушия, мы удаляемся из зала заседаний”. Стенографист скрупулезно помечает в скобках (граф Гейден, Стахович и другие, всего 7 членов, выходят).
Проголосовав, председатель констатирует: “Принято единогласно”. Стенограф помечает: “Гром аплодисментов”.
Тут же ставится вопрос, как донести до Царя адрес. Принимается решение отправить делегацию в составе Председателя Думы, его заместителей, статс-секретаря и его заместителя. В 3 часа 30 минут по полуночи заседание окончено.142
Как видим, в своем “адресе” депутаты предложили альтернативную программу революции, программу мирной революции - неотложных преобразований в России. В концентрированном виде эта программа, родившаяся в новом официальном государственном органе, включала в себя самые животрепещущие вопросы, решение которых в корне изменило бы жизнь России. Речь шла:
— о всеобщем избирательном праве как непременном условии истинного представительства народа во власти;
— о полном уравнении в правах граждан России с отменой всех привилегий, обусловленных сословием, национальностью или религией, и ограничении свободы граждан единственно лишь независимой судебной властью;
— об ответственности правительства перед народом посредством составления его народным представительством — Думой, а не “верховной властью”, каковой считался царь, и отчётности министров перед народным представительством;
— об упразднении Государственного Совета, как органа противоречащего своими основаниями демократическим нормам;
— об искоренении самовластия чиновников, переходящего в произвол, и обновлении состава администрации на всех ступенях государственной службы;
— о недопустимости даже и по суду приговоров о наказании смертью, немедленной отмене всех чрезвычайных законов;
— о неотложной необходимости “обращения на нужды крестьян земель казённых, удельных, кабинетских, монастырских и принудительного отчуждения земель частнособственнических”: “землю — тем, кто её обрабатывает”;
— о предоставлении наёмным рабочим “свободы организации и самодеятельности для повышения их материального и духовного благосостояния” ;
— о всеобщем бесплатном образовании (некоторые депутаты требовали добавить: обязательном);
— о справедливом распределений налоговой тяготы, “неправильно возложенной ныне на более бедные классы населения”;
— об удовлетворении “давно назревших требований отдельных национальностей”, “потребности племён и народностей” сохранять и развивать “своеобразие в отдельных сторонах быта”;
— о полной политической амнистии “как первом залоге взаимного понимания и взаимного согласия между царём и народом”...
Дума предложила мирный путь реформирования России — так комментировало большинство газет адрес Николаю II народных избранников. Царь отверг эти предложения, как говорится, не срослось. Более того, началась конфронтация.
Царь депутацию во главе с Муромцевым не принял. Председатель Совета Министров И. Л. Горемыкин прислал уведомление, в котором предлагалось послать адрес при докладной записке, то есть через канцелярию. Понятно, содержание адреса стало известно царю и он указал народным избранникам их место в стране. Одни депутаты негодовали, другие были обескуражены, третьи хихикали — так вам и надо “лучшие люди”, ишь чего захотели: с суконным рылом, да в калашный ряд”. На следующий же день, 5 мая, в “Правительственном вестнике” начали печататься телеграммы на имя Государя с резкими выпадами против Думы.
Штрихи к портретам
Тут впору сказать несколько слов о новом действующем лице на страницах нашего повествования — И. Л. Горемыкине. Иван Логгинович по мнению современников — неглупый чиновник. Впрочем, отзывы и о нем самые разные.
Николаю II — импонировало то, что Горемыкин точно выполнял его инструкции, практически не дополняя от себя ничего. Выбор нового премьера Государь объяснял тем, что по его мнению, Горемыкин не пойдет за его спиной ни на какие уступки во вред царской власти. Совершенно безосновательно многие авторы считают его дряхлым стариком (ему было в это время 67 лет), а изображают дряхлым видимо потому, что на заседаниях он часто дремал под гул речей.
Приехав 13 мая в Думу, Горемыкин заявил, что в большинстве своем предложения и замечания, высказанные в ответе думцев на тронную речь Царя, выходят за рамки компетенции Думы и не разделяются правительством. Иные историки утверждают, что Горемыкин сказал “нет” думцам по всем вопросам, поднятым в адресе. Но это не совсем так. Правительство, в частности, согласилось с необходимостью равноправия крестьян, удовлетворения некоторых нужд рабочих, введения всеобщего начального образования, необходимости реорганизации местного самоуправления, с принятием в соображение особенностей окраин, закреплении политических свобод при условии предоставления правительству возможности предотвращать злоупотребления дарованными свободами. Горемыкин согласился также со свободным распоряжением надельной землей, расширением продажи крестьянам казенных и, при содействии крестьянского банка, частных земель, высказался за развитие переселения.
Остальные вопросы, которые ставили депутаты перед царем: отчуждение частновладельческих земель, проведение амнистии, расширение прав Думы, подчинения власти исполнительной, Горемыкин посчитал “безусловно, недопустимы”.143 И это было не просто отрицание требований депутатов, это был уже водораздел между Царем и народом, объявленный официально, что депутаты сразу же уловили. “Я нынче услышал с этой кафедры, — заявил депутат-крестьянин из Тамбовской области И. Т. Лосев, — тот ужасный голос, который принес сюда премьер: он ясно и четко сказал, что все то, чего требует страна, безусловно недопустимо ставить на разрешение Государственной Думы... Я не ручаюсь, что крестьянство выдержит гнет и не восстанет”... “Бесспорно, совершился крупный исторический момент: представители двух течений, двух миров сошлись лицом к лицу, и каждое внесло сюда то, с чем сжилось, с чем расстаться не может, говорил его коллега из Минской губернии А. П. Ледницкий: В эту минуту прежде всего я вспоминаю те чувства, с которыми нас провожали, когда мы ехали сюда за правом народным: я вспоминаю те слова, с которыми нас провожали на этот трудный, как оказалось, чрезвычайно трудный, путь служения народу. Мы пришли сюда с сознанием лежащей на нас исторической ответственности за все то, что здесь произойдет; мы знаем, что здесь, как в фокусе народной жизни, отражаются все страдания и все надежды измученной Родины.
Мы, обращаясь к Престолу с нашими лучшими мыслями и пожеланиями, искренно высказали только то, что от нас требовала и ждала страна. В ответ на это мы получили сегодня... урок: “всяк сверчок знай свой шесток”. Первым порывом было желание ответить тем же. Государственная Дума — власть законодательная, а Совет Министров — власть исполнительная. Нам сказали: “Вы помните, что вы можете действовать исключительно только в пределах тех рамок, которые для вас установлены”,а мы думали, что мы здесь затем, чтобы потушить пожар, который готов разгореться в стране, что мы призваны спасти страну от того страшного водоворота, в который легкомысленными руками власти вот уже два года народ толкается... мы думали, что в первом обращении правительства к народу мы найдем прямой ответ, по крайней мере, на наиболее важные и насущные наши вопросы. Мы жестоко ошиблись...
Наша задача, чтобы в единении с исполнительной властью, подчиненною народному представительству, содействовать наступлению желанного момента успокоения и устроения земли нашей. Но до тех пор, пока министерство не будет опираться на доверие палаты и не будет ей подчинено, до тех пор наши усилия, направленные к водворению порядка в стране, будут тщетны. Я положительно смущен всем тем, что происходит здесь сегодня, и искренно хочу в последний раз высказать: помните, что те, которые противодействовали народной воле, раскаляют угли и разбрасывают их по всему государству, наполненному горючим материалом, несут ответственность за тот пожар, который от их рук загорится в стране. Мы пришли сюда, чтобы умиротворить страну, растущую стихию направить в определенное русло, дать ей выход. Не наша вина будет, если наши стремления не осуществятся; стихия, быть может, сметет и нас, но вместе с тем она сметет многое, что можно было бы сохранить, и ввергнет страну в бездну страшных потрясений”, — заключил он под бурные аплодисменты.144
“...Теперь выступает на сцену не группа, а весь русский народ, выступает мирно, не думая пока выступать другим образом, горя желанием спасти страну от необходимости пройти по страшному пути испытаний революции, — говорил трудовик А. Ф. Аладьин, — когда мы определенно выразили “наши нужды, наши требования, в этот самый момент мы слышим, что наша депутация не принята”...145 “Так дальше жить нельзя, — заявил посланец рабочих Н. И . Михайличенко, ведь там казачьи нагайки свистят, там казаки убивают наших братьев и отцов. Все это происходит благодаря нашему правительству... Нам, народу, в силу необходимости нужно взять всю судьбу в свои руки и самим ее решать”.146 “В тех элементарных поучениях, которые мы выслушали, мы совсем не нуждались и ничего нового из них не узнали, — сокрушался петербургский юрист Л. И. Петражицкий, — ответ на запрос объясняет и доказывает лишь то, что министры плохие советники. О том же свидетельствуют и другие факты. Прежде всего, тот факт, что они остаются у власти, когда всем ясно, что каждый день продолжения такого ненормального положения ухудшает и осложняет положение здесь и в стране, углубляет анархию, ведет страну к разорению, к разрушению нравственного и правового сознания и к кровавым и ужасным событиям. Тем не менее, министры остаются. Дается такое объяснение, что в России министры не уходят в отставку, а увольняются, что отставка не от них зависит.147
Однако, самое главное, самое сокровенное сказал В.Д. Набоков: “...председатель Совета Министров приглашает Думу к созидательной работе, но вместе с тем начинает с того, что одно из главных оснований работы признает недопустимым. Он категорически отказывает в поддержке наиболее законных требований народа... Мы должны заявить, что не допустим такого правительства, которое намеревается быть не исполнителем воли народного представительства, а критиком и отрицателем этой воли. Выход может быть только один: власть исполнительная да покорится власти законодательной!”148
Уже в самом начале своей деятельности Дума поставила вопрос о верховенстве закона, о подчинении исполнительной власти законодательной. За это будут биться все последующие Государственные Думы. Кстати, особенно активно выступавший в Думе А. Ф. Аладьин сказал об этом просто: “Единственная сила, которая сдерживает в стране весь горючий материал, способный завтра же покрыть страну потоками крови, бросить ее в революцию — это, мы, наша Дума...”. Чтобы этого не случилось, нужно удалить из государственного управления безответственных министров и сформировать подотчетное Думе министерство, которое пойдет вместе с народом, и будет подчиняться воле народа.149
Это принципиальное, по-существу, революционное предложение — сформировать народный кабинет министров звучало во всех четырех Думах. Царско-горемыкинское “нет”, конечно же, было ушатом холодной воды на горячие депутатские головы, но они не сложили руки. Горемыкину ответили бурным и категорическим: “Правительство в отставку!” Правда, проголосовать то они проголосовали (только 11 против), но права отправлять правительство в отставку Дума не имела. Холостой выстрел? Нет, этот депутатский шаг в России замети — симпатии народа были на стороне депутатов.
Николай II вызвал к себе Горемыкина и Столыпина, последний незадолго до этого назначен министром внутренних дел, чтобы выяснить, как дальше быть с Думой. Горемыкин высказался за продолжение диалога, Столыпин за роспуск ее.
Царь решил повременить с закрытием. Думцы тоже извлекли уроки для себя, они поняли, что наскоком, с шашками наголо государство не переделать, верховенство закона не внедрить, перешли к позиционной войне — сосредоточились на обсуждении самых актуальных проблем — земельной реформе и проблеме смертной казни (ставшей на очередь, когда выяснилось, что амнистии не будет).
Окунемся в атмосферу той эпохи, проследим накал страстей и борений, — определим: разжигали ли они революцию? Обратим внимание на языковой и речевой колорит думских ораторов: от министра — профессора — земца — рабочего — до сермяжного мужичка, дабы читатель сам смог сравнить тогдашних и нынешних витий, определить, в чью пользу это сравнение.
С. К. Кондращук (Гродненская губерния):“Господа народные представители! Нет тяжелее и нет горче жизни, как жизнь непросвещенного крестьянина: он всеми угнетен, всеми тесним и все на нем хотят выезжать. Он не имеет ни земли, ни прав. А без земли крестьянин жить не может.
Да, правда, он не лишен всех прав. Право дано ему одно: платить непосильные, взваленные на него повинности и подати, и содержать то ненавистное министерство и чиновничество, которое давит и режет его со всех сторон...
Спрашивается же, где крестьяне могут добыть средства для своего существования, для уплаты податей и повинностей? Я хорошо знаю, что безземельный крестьянин добыть этих средств, кроме земли, нигде не может, потому что земля единственное средство к существованию крестьянина...
Но беда в том, что у большинства из них земли имеется ничтожное количество, так, что на уплату повинностей некоторые совсем ничего не имеют, а потому остаются без хлеба и без средств к жизни, и живут всегда впроголодь. Крестьяне, посылая меня в Думу, сказали: “Иди и скажи Царю и почтенным избранникам народа, чтобы они дали нам землю и права, чтобы мы с голоду не умирали”. Но когда представители народа потребовали земли у правительства и у помещиков, то господа министры сказали, что их и помещичья земля священна, какая-то неприкосновенная собственность”. 150 Л. Г. Остроносов (Черниговская губерния): “Я получил вчера телеграмму”“Мы, крестьяне села Творышина Черниговской губернии, собравшись 150 человек и обсудив свое тяжелое положение, созданное нашим правительством, решили, не считаясь с личным делом о захвате помещиком 336 десятин нашей земли, за которую мы внесли выкуп, и с тем, что мы, ища правды и суда у чиновников, израсходовали 4000 рублей, не считаясь с разбоем, который принес нам генерал Рудов, разгромом, сожжением и беспощадным избиением наших стариков, женщин и детей, требовать вместе с вами конфискации всех крупных имений, земли и передачи трудящимся на ней. Мы требуем равного, прямого и тайного, без различия пола и национальности избрания, отмены исключительных положений, отмены смертной казни за политические и религиозные убеждения и суда тем, кто самовольно проливал кровь и грабил русских граждан. Мы протестуем против займа денег за границей министрами, утерявшими доверие народа, и клянемся поддерживать вас до последней капли крови в этих требованиях”...151
В. Н. Чуриков (Московская губерния):“Господа, я хочу сказать несколько слов по поводу Государственного Совета. Правительству нужна была Дума, а еще нужнее, чтобы она была бесправна, но и это бесправие ограждено всякими законами во главе с Государственным Советом. Вам, господа, всем известно, что такое Государственный Совет, из кого он составлен. Конечно, из старых чиновников, отнявших от нас все свободы и права, и из крупных эксплуататоров трудящихся масс. Все наше старание и готовность послужить народу должны контролироваться Государственным Советом. Господа, не поддадимся на хитрости Правительства, но скажем громко на всю страну: “Государь и Государственная Дума — и больше никого чтобы не было”. А если Правительство нарушит нашу неприкосновенность, встанет нам на дороге, мы тогда выйдем и скажем: Правительство не хочет счастья народу! Мы тогда сами пойдем и его сами добудем...”152
М. Н. Винавер (С.-Петербург):«Независимость суда свята для нас всех, особенно для тех, кто посвятил всю жизнь судебной деятельности, и для нас особенно болезненна мысль о том, что этим высоким словом прикрываются злодеяния нынешнего правительства».153
М. М. Жуковский (Гродненская губерния):“...Господа представители народа всей России! Можете ли вы себе представить положение быта рядовых солдат? Поступают в рядовые, в особенности крестьяне, потому что высшие интеллигентные классы поступают большей частью вольноопределяющимися и производятся затем в офицеры и чиновники. Низшие классы несут службу исключительно рядовыми солдатами, которые не только получают ничтожное жалованье 1 1/2 коп. в сутки, но кроме того, оставляют семейства без работников и сосут из дому деньги на прожитие. Бывают такие случаи, что начальство приказывает рядовому солдату завести постель или другие предметы первой необходимости. Рядовой отвечает: “У меня нет денег”. — “Пошли, голубчик, домой письмо, тебе из дому денежки пришлют”. Рядовой вынужден послать домой письмо, он врет, что он в нужде находится, не говорит, что военное начальство заставляет обновить хозяйство. Мы видим, что наши крупные военные чиновники получают по 144 тыс. рублей, тогда как за границей те же чиновники получают по 6 тыс. Не может ли Дума постановить, чтобы у этих крупных чиновников была взята известная часть этого жалованья и чтобы эти деньги были обращены на поддержку рядовых солдат? От этого не пострадает страна, не пострадает финансовое хозяйство, не пострадает даже крестьянская Среда...”154
Т. В. Локоть (Черниговская губерния):“Народ ждет и требует не того, чтобы были отменены или видоизменены разные ограничения и привиллегии, он ждет и требует, чтобы у нас были уничтожены сословия, как таковые. Народное сознание говорит, что все граждане должны быть только гражданами, а не князьями, графами, дворянами, мещанами и т. д.; народное сознание допускает, что при имени и фамилии человека может быть поставлено название его занятий, скажем — купец, духовный и т. д., но ни в коем случае не название тех каст, которые были искусственно созданы и поддерживались государством в период господства крепостного строя...»
А. Э. Христовский (Ломжская губерния):“...Мы, поляки, страдаем от двойного гнета, от гнета — направленного против наших гражданских и против наших национальных прав. У нас считается преступлением: любовь и стремление к свободе..., к родной речи, к родному прошлому, отстаивание национальных достоинств. Наши тюрьмы переполнены...”.155
М. И. Михайличенко (Екатеринославская губерния):“...Полилась кровь реками, за что? За то, что люди добивались лучшей жизни... Их били плетями, чуть ли не до полусмерти и еще приговаривали: вот вам крестьянский союз, вот вам земля, вот вам и воля!... Наше разбойническое правительство не имеет права называться нашим правительством... Только Учредительное собрание устроит жизнь нашей России”.156
А. Ф. Аладьин.( Симбирская губерния): « Государственная Думы на- полнена людьми, желающими и способными защищать дело народа... Военное ведомство начало среди солдат распространять, что Дума наполнена жидами и поляками, что русских в этой Думе нет, что Дума занимается делами, которые ее не касаются...
... Нужна декларация прав. Все сословия уничтожаются, остаются только граждане земли русской и эти граждане будут перед законом все равны”...157
К. П. Каключин(обл. Войска Донского): « Голодом поражено громадное количество населения: по сведениям, полученным мною, 549 177 человек... В настоящее время, господа, мы можем встретить на Дону небывалое до сих пор явление. — голодающего казака...”.158
…Конечно же, “самым самым” для крестьянской России был земельный вопрос. Практически каждый депутат имел наказ — принять Закон о земле.
В России в 1906 году было 153 млн. десятин земли, из которых 19 млн. куплено крестьянами, 43 млн. находились у крупных землевладельцев (в том числе 7 млн. лично у царя. — Авт.), 4 млн. арендовались крестьянами, 2,0 млн. прикуплено монастырями и церквями, 1,8 млн. составляли удельные земли.
Обделенными, как видим, были крестьяне. Вот почему, еще толком не закончив выработку регламента Думы, уже на шестом заседании, 8 мая в Думе была оглашена записка — 38 депутатов, принадлежащих к партии Народной свободы (кадетов). Позднее к 38 присоединились еще четверо, и в историю документ вошел как аграрный проект 42-х. Суть его сводилась к принудительному отчуждению с последующим выкупом земель, сдаваемых в аренду, а, в меру земельной нужды, также и остальных частновладельческих земель, у превышающих трудовую норму”, образованию государственного земельного запаса (записка 42-х).
Еще толком не разобравшись в том, что предлагают кадеты, 19 мая депутаты получили законопроект 104-х трудовиков.
Трудовики ратовали за безвозмездное отчуждение всех частновладельческих земель для обеспечения безземельного и малоземельного крестьянства путем отвода ему не в собственность, а лишь для пользования участниками в пределах определенной “трудовой” или “потребительской нормы”. Оба проекта включали дележ казенных, удельных и монастырских земель. Трудовики посягнули и на земли помещиков — предлагая оставить им лишь “трудовую норму”. Кадеты предусматривали возможность сохранения нетронутых тех крупных поместий, которые велись “образцово”, то есть, где урожайность была выше, чем в крестьянских хозяйствах. Конфискация земли у помещиков должна была, по мнению авторов обоих проектов, компенсироваться вознаграждением за изъятие земли.
Два законопроекта для решения аграрного вопроса внесло в Думу и правительство. 6 июня оно предложило крестьянам право свободного выхода из общины без согласия сельского схода и закрепления за собой надела. 10 июня в Думу было направлено “положение об улучшении и расширении крестьянского землевладения”. Но эти законопроекты не устраивали депутатов и они даже не были поставлены на рассмотрение. Само же народное представительство начало прения по аграрному вопросу 5 июня.
Депутаты полемизируют, готовы чуть ли не за грудки хвататься...
А. Н. Сонгайло (Гродненская губерния):“Разрешение аграрного вопроса есть предмет для нас важный и существенный, это вопрос нашей жизни и нашего дальнейшего существования...”159
А. В. Зеленин (Пермская губерния): « Трудовая группа, убеждена, что на полумерах останавливаться нельзя... Дело можно поправить так, как требует 100 млн. крестьянство: — всю землю и волю!”160
А. В. Поярков (Воронежская губ.):“...Заявление 42-х членов ... проектирует при наделении крестьян землей оставить землю у крупных землевладельцев, но в каком размере, сейчас это остается неизвестным. Мне кажется, что... нужно отдать крестьянам все земли, какие имеются у частных владельцев...”161
А. А. Савельев (Нижний Новгород):“...Дело продовольствия — живое народное дело, и должно быть передано в руки представителей самого народа”.162
Д. В. Васильев (Новгородская губерния):
...Земельное дело, то есть земельная реформа, есть фундамент и основа государственного строя, и от правильного разрешения этого вопроса зависит мир, благосостояние и процветание государства, а от неправильной постановки разрешения его можно обречь страну на разорение. При разрешении земельного вопроса мы, господа народные представители, не будем так близоруки и слепы, как наши министры, которым страна не доверяет...”163
Депутат изучил программы всех партий. “Читая программы крайних левых, — говорил он, я находил, что эти программы неправильны и не могут принести в жизнь народную и государственную желаемого мира. Эти социалистические программы не приняты и не привились к народной жизни в других цивилизованных, конституционных государствах. Читая программы крайних правых, я не могу с ними согласиться: прочное утверждение частной собственности, приобретение земли только капиталистами или посредством Крестьянского банка. Я полагаю, что эти программы слишком близоруки и обрекают родину через 10—15 лет бедствиям, худшим, чем мы переживаем теперь. Именно, если поступить по этим программам, то собственниками земли будут только богатые люди и капиталисты, а бедное рабочее население потеряет всякое право на землю и будет кабальное рабство. Но свободный народ не захочет быть рабами, и тогда кровавой резни не избежать, и Россия должна будет пережить ужасы и небывалые бедствия.
Читая программу партии Народной свободы, я нашел ее самой лучшей и решил быть членом этой партии. Я думаю, что если ее программа будет проведена в жизнь народную, то русскому народу и русскому государству будут завидовать соседи иностранцы. Земельная реформа по программе партии Народной свободы и всеобщее народное просвещение приведут нашу родину к миру и процветанию...164
Н. С. Онацкий (Полтавская губерния):“...Я крайне удивляюсь: чья же у помещиков земля? А вот чья. Со времени присоединения Малороссии к русскому государству императоры, а больше всех Екатерина II, раздарили нашу Украинскую землю русским дворянам и казацким старшинам, с теми людьми, которые на ней сидели и обрабатывали. Спрашивается, почему она их? Если предки наши залили кровью эту землю, не останавливаясь ни прежде чем, шли в огонь и в воду отстаивать интересы Украины, то почему же в настоящее время за те же земли опять давать выкуп?”165
М. Е. Семенов (Могилевская губерния):“...Многие стоят за наделение крестьян землей, и есть таковые, которые против этого... Я скажу, одно, что для крестьянина наделение землей нужно так, как нужен воздух для дыхания человека и всякий, кто старается не допустить этого, то я считаю, что это только лишь для своего удобства, а отнюдь не для удобства страны и государства”.166
Видя, какие страсти разгорелись, 19 мая в Думу приезжают представители Правительства — главноуправляющий земледелием А. А. Стишинский и товарищ министра внутренних дел В. И. Гурко. Они излагают точку зрения верховной власти на аграрную реформу. Гурко говорит, что отчуждение помещичьих земель ничего не даст — прирезки получаются крестьянам около десятины, тогда как для крестьян исчезают сторонние заработки, к тому же “подравнение” может коснуться не только помещиков, но и более зажиточных крестьян. Правительство за выкуп земли. учреждение крестьянского банка, переселение крестьян на незанятые земли. 6 июня появляется самый радикальный, эсеровский проект 33-х, предусматривающий немедленное и полное уничтожение собственности на землю и объявление ее со всеми недрами и водами общей собственностью всего населения России.
М. М. Круткин (Самарская губерния):«Меня удивляет немало то, что целых три недели и более в Думе идут только прения ораторов. Когда будет положен конец этому, не знаю. Господи, ведь не успокоятся страна и все население крестьянское до тех пор, пока не будет отчуждена вся земля и отдана тем крестьянам, которые будут обрабатывать ее своими руками. Пора умиротворить страну, пора успокоить ее. Здесь много в Думе членов, которые крепко отстаивают землю и не хотят дать ее крестьянам. Если мы будем продолжать такое ораторствование, то мы никогда ни к чему не придем...”167
Спешит успокоить не в меру разбушевавшуюся Думу Виленский епископ, барон Рапп Эдуард Юльевич, заявивший, что от дележа земли может произойти только междоусобная война не только в государстве, но и в каждой деревне. С ним совершенно не согласен Круткин, утверждающий, что только тогда, когда крестьяне будут наделены “землями казенными, удельными, кабинетскими, монастырскими и частновладельческими, тогда Россия процветет”.168
Чтобы поставить точку в аграрном вопросе, 20 июня в газетах появилось правительственное сообщение, разъяснявшее, какие меры могут быть приняты для улучшения положения крестьян, и отвергавшее принцип принудительного отчуждения. Дума сочла это вызовом: “Прочитав это сообщение, я впал в состояние бешенства!” — воскликнул депутат В. Д. Кузьмин-Караваев, считавшийся умеренным. И не только он оказался в таком положении. Дума поручила Земельной комиссии выработать ответ.
Борьба шла не только в Думе. Из Таврического она выплескивалась на улицы, в города и села. Тут впервые широкие круги познакомились с В. И. Лениным, — громившим предательство к.-д. и трусость думского большинства. В то же время в “Правительственном вестнике” продолжали печататься письма и телеграммы, требовавшие от Государя разгона революционной Думы. “Главная позиция, захваченная революцией, — писал 1 июля в “Новом времени” тогдашний министр внутренних дел П. А. Столыпин, — это Государственная Дума. С ее неприкосновенных стен, как с высокой крепости, раздаются воистину бесстыжие призывы к разгрому собственности, к разгрому государства и день ото дня наглее, день ото дня разнузданнее, чаще и чаще поднимаются голоса, угрожающие самой Верховной власти...”
Известно, не хлебом единым жив человек. И в поле зрения депутатов I Думы был, естественно, не только земельный вопрос.
ЧИТАЕМ СТЕНОГРАММУ:
Ф. C. Трасун (Витебская губерния):“Я из того края, где постоянно производится смертная казнь, где народ расстреливается без всякого исследования вины, где карательные отряды ежедневно действуют и избивают народ... И когда начальнику карательного отряда заметили: “Как же можно так играть человеческой жизнью, то он прямо сказал: “не велика беда, одним евреем было бы меньше! Вот Вам, господа, пример, при каких обстоятельствах, при каких доказательствах виновности производится решение о смертной казни…”169
Ш. Х. Левин (Вильна). “Козлом отпущения является бесправное еврейство... У нас имеются граждане разных сортов: первой, второй и третьей категории, к последней категории относится шестимиллионное русское еврейство... Евреи не находят защиты, когда они в ней нуждаются... Правительство ограничивало шестимиллионный народ в самых элементарных правах, до прав передвижения включительно.170
Ф. С. Трасун (Витебская губерния):» ...Мы желаем наложить налог на сытых, а не голодных, чтобы они были еще голоднее...»171
Ш. Ш. Сырлатонов (Уфимская губерния): « Мусульмане не пользуются теми правами, какими пользуется коренное русское население... Когда мусульмане желают построить себе храмы, мечети, то, хотя этого в законе, кажется, нет, каждый раз вмешивается в это дело православный епископ... Существует много запрещений в отношении мусульман в школах... Не позволяют быть учителями тем лицам, которые получили образование в Бухаре или Константинополе... Мусульманам запрещено покупать недвижимое имущество в Туркестанском крае...»172
Я. Я. Теннисон (Лифляндская губерния): «Остзейский край находится сейчас под действием военного положения и под страшным террором. По официальным сведениям ... повешено 18 лиц, убито выстрелами 621 человек, убито при столкновениях 320 и из них большей частью убиты в Эстляндии и северной части Лифляндии, где не происходило, собственно говоря, никаких беспорядков”... 173
В. Н. Чуриков (Московская губерния): «Социализм дает право жить всем, но не так, как живут сейчас. При социализме таких графов Гейденов не должно быть. Социализм приводит к тому, чтобы не было людей, которые живут за чужой счет и эксплуатируют, как сейчас, трудовое крестьянство, рабочий класс...»174
31 член Думы предложил 15 мая законопроект об обеспечении неприкосновенности личности гражданина. Аргументируя инициативу, депутат из Тамбова, трудовик Василий Тимофеевич Окунев говорил: “До сих пор у нас в России личность гражданина неприкосновенности не знала, не знала ее в особенности крестьянская масса, но был и есть, очевидно, негласный закон, по которому неприкосновенностью личности все-таки пользовались. Пользовались ею лица крупного бюрократического чиновничества и все ими поддерживаемые. Их целая вереница — негласный закон был к ним особенно милостив... Такая неприкосновенность личности имела последствием: реки крови, абсолютный произвол, бесконечные жестокости власти и расхищение государственного достояния... Важность внесенного законопроекта не может быть оспариваема...”175
На том же заседании обнародованы основные положения законов о гражданском равенстве, подготовленном 111-ю депутатами. Не приступая к его обсуждению, секретарь Государственной Думы спешно предложил заслушать заявление, только что поступившее в Думу. Речь в нем шла о голоде в стране. “К маю 1906 года он охватил 24 губернии, голодало до 20 миллионов человек. Голод довершали такие болезни как цынга, тиф. Несмотря на значительные, в общем, ассигнования,на помощь голодающим со стороны правительства, почти везде она была недостаточна... Часть населения, замешанная в аграрных беспорядках, обречена на вымирание от голода, благодаря распоряжению министерства внутренних дел, запретившему выдачу ему пособия”.176
Депутат из Витебской губернии ксендз Франц Станиславович Трасун заявил: “голодовка крестьян у нас происходит не только в этом году, она происходит в течение целого ряда лет, сделалась хронической и надо что-то делать кардинальное, а не отделываться подачками крестьянам. Правительство же ничего не предпринимает, более того, спаивает крестьян, выколачивает из них налоги, обрекает их на смерть”.177
“Власть, которая развязывает руки всем безответственным деятелям, ту власть, которая, наконец ведет к тому, что в рядах ее представителей число честных людей убавляется за то, что на них можно указать пальцами, эту власть мы хотим уничтожить! — говорил близкий друг Петрункевича Федор Иванович Родичев, депутат из Твери. — Но мы хотим создать другую власть, которая опирается на авторитет справедливости».178
Кадета Родичева на думской кафедре меняет депутат из Саратовской губернии, трудовик Степан Васильевич Аникин. Оценив блестящую речь предыдущего оратора, заключает: “...Нужно освободить невинных, там десятки тысяч невинных, взятых на улицах, взятых ночью, взятых воровским образом в квартирах, разлученных с семьями, с детьми, там голодают, там умирают, там расшибают себе головы о стенки. Я взываю к справедливости, я говорю, что голос народа требует этой справедливости и не должно быть неправды, не должно быть насилия... Тысячи, может быть десятки тысяч крестьян — нашего брата сидят в тюрьмах. У меня есть документы, которые свидетельствуют о том, что они сидят хуже всех уголовных преступников, они содержатся хуже каторжных, их кормят хуже всех воров и разбойников, их оскорбляют, их уничтожают... Голодный и забитый (крестьянин — Авт.) темный, ничего не понимающий, лишенный возможности сказать и услышать разумное слово — он пошел жечь. Да, это нехорошо, да, это плохо. Но нельзя так наказывать, нельзя так судить, нельзя, наконец, судить крестьянство за то, что оно волной движения было захвачено и брошено в волны революции и за это теперь десятки тысяч крестьянства страдает”. 179
18 мая депутаты вносят законопроект об отмене смертной казни. В пояснительной записке к документу говорилось, что смертная казнь по идее своей является самой крайней формой наказания, применяемой в редких случаях, с соблюдением всех гарантий судебного производства, она фактически весьма легко выливается в массовые убийства, не имеющее никаких оправданий ни с нравственной, ни с общественной точки зрения, поражающее огромное количество жертв, виновность которых часто не установлена с надлежащей точностью, возмущающее все общество и плодящее новые преступления. Вера в устрашающее значение смертной казни окончательно утрачена. Россия должна без замедления и навсегда покончить с этим наследием жестоких и кровавых времен.
Прения по этому законопроекту сравнимы по своей страстности с аграрными проектами. Дума криками и шумом не дала говорить главному военному прокурору Павлову, который должен был давать объяснение по законопроекту об отмене смертной казни. Депутаты не могли простить Павлову обвинительных речей в целом ряде процессов. В Думе его прозвали “убийцем”.
Поставив вопрос перед царем об отмене смертной казни, депутаты были возмущены поведением правительства, которое вопреки мнению “лучших представителей народа” и не думало идти им навстречу. В ответ на предложение отменить смертные приговоры 8 лицам в Прибалтийском крае, депутаты узнали, что приговор приведен в исполнение, — возмущался Набоков. Его поддержал Ледницкий: “Кроме жестокой мести, не свойственной государственной власти, кроме ужасающего произвола в этих казнях, ничего другого видеть нельзя... Уже прошлый раз я высказывался, что смертные казни, до крайности ожесточающие население, бессильны задержать революционное движение”.180
Свою речь Ледницкий закончил под продолжительные аплодисменты. Депутаты помнили еще его предыдущее выступление, когда Александр Робертович процитировал то, что в свое время сказал Талейран, а позже повторил Бисмарк: “Штыками можно завоевать все, что угодно, но штыками нельзя управлять, на штыках сидеть невозможно”. И добавил, что народные представители будут шаг за шагом укреплять “в стране закон и порядок, и что все наши силы будут направлены к ослаблению энергии настоящего правительства, задавшегося, по-видимому, целью бросить страну в бездну кровавых столкновений, влекущих не только море крови и слез, но и банкротство страны, падение государства”.181
Не думайте, что Дума была просто говорильней. Нет, она использовала свои, хотя и ограниченные, но все же имеющиеся полномочия по полной программе. Дума заслушивала отчеты министров, других государственных чиновников. Очень действенной стала форма запроса правительству, министрам. В I Думу был внесен 391 такой запрос, 261 поддержан ею. Вот один из них.
Документ
Из запроса Думы Министерству внутренних дел 16 мая 1906 года “Часть населения, замешанная в аграрных беспорядках, обречена на вымирание от голода благодаря распоряжению министерства внутренних дел, запрещавшему выдачу ему пособия... Бедствие голодающего населения имеет тем более грозное значение, что из многих местностей получаются известия о плохом, почти безнадежном состоянии озимых посевов, благодаря засухе.
При таких ужасающих условиях стремлениям со стороны частных лиц и различных обществ прийти на помощь голодающим путем организации продовольствия и врачебной помощи администрация на местах ставит непреодолимые препятствия. Начавший широко развивать помощь голодающим в наиболее пострадавшей местности Казанский Комитет помощи голодающим был закрыт; учрежденные им в различных местностях столовые внезапно и грубо закрывались низшими полицейскими агентами, не позволявшими даже выдать уже приготовленную пищу. Свое распоряжение о таком закрытии губернатор основывал на том, что Комитет не имеет устава, хотя, по донесению г-жи председательницы Комитета, она сообщала губернатору каждый раз об открытии той или другой столовой и получала от него устное согласие на такое открытие. Закрывались столовые в то время, когда в Тетюшском и Спасском уездах люди пухли от голода, лежали в цинге и тифе... Курганская железнодорожная станция не принимала от Курганского отделения Общества Сельского Хозяйства пожертвованную пшеницу для отправки в голодающие местности, несмотря на то, что имелись свободные вагоны и отделом представлено свидетельство о льготной и внеочередной перевозке зерна... Предложение со стороны Пироговского Общества врачей послать врачебно-продовольственный отряд в Елисаветградский уезд Херсонской губернии для борьбы с сильно развившимся сыпным тифом, было отвергнуто по распоряжению генерал-губернатора. Постоянные препятствия со стороны администрации в борьбе с голодом значительно парализовали почин в этом деле частных лиц и обществ. Бедствия голода настолько велики, что неотступно требуют значительного напряжения со стороны страны и средств, и сил...”
23 мая Дума потребовала от министра внутренних дел разъяснить, чем вызваны беспорядки в Вологде, Казани, Царицыне. Столыпин 6 июня прибыл в Думу и высказал свое видение ситуации, естественно, всячески выгораживал подчиненных, говорил о необходимости поддерживать порядок строгими мерами. Народные избранники с ним не согласились.
Депутат Максим Моисеевич Виннавер поднял очень больную проблему, — о еврейских погромах и в целом о положении евреев в России, провокациях, организованных полицией, якобы для подавления революционных выступлений. Оратор привел факт, когда полицейский Будаговский распространял среди населения листовки, в которых был призыв: “Прочь жиды и их братья ученики, социал-демократы и революционеры! Долой жидов, их братьев социал-демократов и революционеров!”, призывал население “образовывать дружины, вооружаться вилами и косами с тем, чтобы подняться против евреев. “Власть может и должна быть сильна и тверда... Но для этого она прежде всего не должна колебать свои собственные нравственные устои.” — заключил он.182
Точку зрения Виннавера развил его соплеменник Михаил Исакович Шефель, избранный в Думу от Екатеринославской губернии: “Заря русской свободы оказалась кровавой зарей, и в особенности она оказалась кровавой зарей для еврейского населения страны... Ураганом по всей стране прошли жестокие, беспощадные и бессмысленные погромы. Одесса, Киев, Екатеринослав, Елизаветград, Бахмут, Ростов-на-Дону, Аккерман, Ромни, Золотоноша и многие другие города и местечки были залиты кровью и наполовину опустошены открытым дневным грабежом, разбоем и поджогами... На этих днях еще Государственная Дума была потрясена известием о свежей крови, которая пролита в Белостоке. Во всех этих погромах замечательно то, что они совершались по одному плану..., при полном безучастии тут же присутствующей полиции, бездействии войск..., и мы вправе сказать, что слова гг. министров о сохранении правопорядка остаются только словами”.183
Кстати, что касается еврейского погрома в Белостоке 1—3 июня 1906 года, то Дума не стала делать запрос министерству, а провела свое расследование, создав комиссию 33-ех. Депутаты побывали на месте, обстоятельно изучили суть дела и доложили свои выводы 22 июня на заседании Думы. После бурного обсуждения Дума осудила действия чиновников Белостока, гродненского губернатора и в целом правительства.
День за днем противостояние Думы и Правительства нарастало. Чтобы унизить Думу, многие министры перестали ходить в Таврический, посылая в лучшем случае своих представителей, министр народного просвещения предложил рассмотреть в качестве издевки, законопроект о выделении из бюджета 40 с чем-то тысяч рублей и 49 копеек на постройку пальмовой оранжереи и сооружения прачечной при Юрьевском университете.
Но депутаты таким поведением сановников хотя и были возмущены до глубины души, тем не менее, не отчаивались — делали свое дело. Обсудили проблему казачества, которое пожаловалось на вмененную им обязанность быть карательной силой, обсудили законопроекты о свободе собраний, о всеобщем бесплатном образовании, о справедливом распределении налоговой тяготы...
Надо сказать несколько слов и о царском фильтре законов — Государственном Совете. Первое заседание его нового состава состоялось на следующий день после начала работы Государственной Думы — 28 апреля 1906 года. Что собой представлял Госсовет, рассказывает историк А. Лукоянов: “Тихо и чинно подвозили к подъезду... дворянского собрания ... старых сановников. Далеко не все из них выходили из карет самостоятельно; некоторым помогали при этой операции лакеи, а кой-кого они прямо вынимали из карет... В общем из числа назначенных членов Государственного Совета я насчитал 19 человек, опиравшихся на палки и с большим или меньшим трудом подползавших к своим местам. Эти назначенные члены, в значительной степени потерявшие уже всякий вкус и интерес к жизни, эти 19 “палочников” создавали настолько своеобразную атмосферу, что даже выборные члены, хотя и правые в большинстве, но все же как никак люди общественные, заражались общим настроением и усаживались на свои места робко и крадучись. Не было ни оживленного обмена мнений, ни дебатов: тишина и бесшумие”.184 Участник заседания Совета А. Н. Куломзин язвительно писал: “Наш Государственный Совет был открытый плачевным образом — муха дохла. Сольского (Председатель — Авт.) чуть ли не принесли в Совет, он пробурчал себе под нос свою речь и избранные представители громко говорили, что с такими старыми мухами (Сольский и Фриш) далеко не уедешь”. В условиях предстоящего противостояния с Думой это было недопустимо, поэтому 9 мая Сольский был уволен, на место председателя Совета назначен... Э. Фриш, ровесник Сольского, он не производил впечатления человека, способного руководить новой палатой...”185
...За первую сессию Государственный Совет рассмотрел лишь два законопроекта, полученные из Думы. Как видим, фильтр сработал, российский парламент не преуспел в законотворчестве. Но не будем оценивать работу Государственной Думы в цифрах. Несмотря на условия, в которых оказались народные избранники не по своей воле, а в силу обстоятельств, вытекающих из действий Николая II и его правительства, они успели сделать немало за отведенные историей 72 дня. В концентрированном виде это выглядит так.
Первая группа проблем, решаемых Думой, — интуитивное определение своего статуса, избрание руководящих органов, выработка регламента, структуры Думы, поиск взаимодействия с другими государственными органами — этому посвящены первые 6 заседаний.
Коренной проблемой был аграрный вопрос. Прозвучав уже на втором заседании, эта тема в той или иной плоскости прошла через все последующие заседания.
Третья группа проблем связана с политическим режимом, существовавшим в России, которую “мы потеряли”. Бюрократически-чиновничий произвол, глумление даже над уже давно утвержденными царем, но не исполняющимися законами, привели к тому, что Дума дала как бы отпор царской тронной речи, размежевалась с Правительством, говорила о правах личности, свободе слова, собраний, печати, гражданском равенстве, необходимости амнистии всем политзаключенным, в конечном итоге — о переустройстве государственности. Подавляющее большинство из депутатских запросов правительству относится именно к этому.
И, наконец, еще одна немаловажная проблема, тесно связанная с предыдущими, — национальный и, особенно, еврейский вопрос. Он возникал неоднократно, но встал в повестку при создании и обсуждении работы специально созданной Думой комиссии о погроме в Белостоке 1—3 июня 1906 года, о положении еврейского населения. Здесь, как в фокусе, отразились многие безобразия и уродства полусредневекового политического строя царской России.
Всего же I Государственная Дума подготовила 29 законопроектов. Правительство же представило лишь 16 и только 6, по заключению специалистов, стоящих. Правда, Дума обсудила, проголосовала у себя и представила на рассмотрение Государственного Совета только два — законопроект о выделении 15 миллионов рублей в помощь голодающим, да и то через несколько недель после роспуска Думы правительство решило этот вопрос по-своему и ассигнования на продовольствие страждущим были урезаны. Второй законопроект, принятый Думой и переданный на одобрение в Государственный Совет — об отмене смертной казни.186 Кстати, Россия первой в мире еще в 1753 году отменила смертную казнь, которая, впрочем, скоро была введена вновь. Принятый первой Думой закон об отмене смертной казни прошел в Госсовете до роспуска Первой Думы. По регламенту, если законопроект не был рассмотрен до окончания полномочий Думы, то следующий состав его не рассматривал, были подготовлены и переданы в министерства юстиции и внутренних дел для согласования законопроекты о неприкосновенности личности, о гражданском равноправии, неприкосновенности жилища, тайны переписки, а также законопроекты в свободе собраний, свободе печати.
I Дума была разношерстной, раздиралась массой противоречий, спорами, возникающими между партиями, фракциями, депутатами. П. Н. Милюков вспоминает, что кадетам — Виннаверу, Кокошкину и ему — противостояли трое “лидеров” трудовиков: Аладьин, Жилкин и Аникин”.187
Трудовики стали требовать принятия революционных резолюций и игнорировали права министров на участие в работе Думы, кадеты же продолжали надеяться на соглашение с монархом на своих условиях и возражали против нарушения законов.
Обособленно держались автономисты, которые опирались на идеи своего съезда, состоявшегося в ноябре 1905 года в Санкт-Петербурге. Автономисты (120 человек) организовали свое объединение во главе с А. Р. Ледницким. Стремление к децентрализации и автономному управлению окраинами империи, к равноправию народов, ее населяющих, объединяло в группе автономистов как нерусских, так и русских депутатов.
Группа автономистов не имела строгой фракционной дисциплины, что давало возможность поиска различных форм объединения и сотрудничества. Наиболее организованной, и, в тоже время, обособленной частью группы автономистов являлось Польское коло (27 человек), которое было официально зарегистрировано как думская фракция и не считало себя связанным политически и организационно обязательствами с объединением автономистов. Польское коло выступало за широкую автономию Польши, требовало создания в своей стране учебных заведений на основе польской культуры, добивалось использования польского языка в официальных учреждениях на территории Польского Царства, в первую очередь в органах местного самоуправления, боролось против распространения на Польшу передела земель, высказывалось за расширение прав поляков в Литве, Белоруссии, на Украине, выступило за демократизацию России, за политические свободы и неприкосновенность частной собственности, отрицательно относилось, как и правительству, так и к революционному движению. Лидер фракции — Я. С. Гарусевич.
Для социалистов-- революционеров главным был вопрос революции: через Думу или мимо Думы?
Октябристы ратовали за конституционную монархию и национальные программы. Но они тоже были не однородны. Часть из них образовала группу “мирных обновлений”, позже переросшую в партию. По своим воззрениям эта группа была близка к кадетам.
Трудовики, социалисты-революционеры при поддержке многих беспартийных проводили тактику “левого блока”, не давая правым и кадетам объединиться. Последовательно поднимали острейшие социальные вопросы — о голоде, о помощи безработным, об амнистии...
Именно по предложению левых Дума вынесла резолюцию о полном недоверии правительству Горемыкина, вызвала в Думу для объяснений министра внутренних дел Столыпина, министра юстиции Щегловитого и других.
Но влияние левых сил в Думе подрывали внутренние распри. Большевики бойкотировали Думу и никак не могли помириться с меньшевиками. Провал революционной политики в конце 1905 года заставил большевиков устроить в апреле 1906 года примирительный съезд в Стокгольме, но вместо “объединения” произошло дальнейшее расхождение, в том числе и между самими меньшевиками. Такие авторитеты, как Аксельрод, Плеханов, доказывали невозможность захвата власти пролетариатом при помощи победоносной революции. Они настаивали на том, что возможно только “буржуазно-демократическая революция” и что с либералами и капиталистами нет нужды бороться, надо их поддерживать. Меньшевики постепенно скатывались на позиции кадетов, предлагая, как и кадеты, замену правительства, образования министерства доверия из думского большинства. Большевики же стояли на своем: народу придется свергнуть эту власть и создать свою и дело идет к решительной борьбе вне Думы.
У царя, как и у правительства, было двоякое отношение к народному представительству. С одной стороны, царь и окружение видели в ней врага, смутьянов, с другой — было очевидно, что с помощью Думы выпускается пар из горячего котла. Дума обретала популярность в народе. С мест шли сообщения, что люди проявляют интерес к тому, что происходит в Думе. Царь не мог ее просто разогнать, как советовали придворные. Нужен был не разгон Думы, а роспуск на законном основании. Он не сбрасывал со счета и идею создания ответственного перед Думой министерства, понимая, что это снимет часть ответственности с него и переложит на министров. Уже после вынесения народными представителями вотума недоверия правительству Горемыкина царская администрация начала негласные переговоры о формировании нового кабинета исполнительной власти. На секретные беседы к Трепову, министру двора, премьеру Горемыкину, Столыпину и даже царю приглашались Муромцев, Милюков, Шипов и другие известные кадеты. Но они требовали не просто замены одного премьера другим, а создания сформированного ими ответственного кабинета, подчиненного Думе. Даже черновой список уже был готов.
Вот этот документ, составленный Д. Ф. Треповым. Его приводит в воспоминаниях П.Н. Милюков:
Председатель Совета министров — Муромцев,
Министр внутренних дел — Милюков или Петрункевич,
Министр юстиции — Набоков или Кузьмин-Караваев,
Министр иностранных дел — Милюков или А. П. Извольский,
Министр финансов — Герценштейн,
Министр земледелия — Н. Н. Львов,
Государственный контролер — Д. Н. Шипов,
Министры военный, морской, двора — “по усмотрению Его Величества”.188
Царь колебался.Горемыкин,его окружение начало давить на Николая 11, министры называли Думу “новым советом рабочих депутатов”, требуя роспуска ее. Под давлением царь подписал соответствующий Указ, вручил Горемыкину и повелел напечатать в утренних газетах. Однако после беседы со Столыпиным, он изменил свое мнение, решил повременить с разгоном народного представительства и отправил на квартиру премьера посыльного с повелением не печатать Указ. Но в доме Горемыкина были свои порядки: дворецкому запрещалось будить хозяина ночью. Когда же утром Горемыкин прочел документ, то его чуть было кандрашка не хватила. Но было поздно—птичка улетела. Николай II сменил премьера — 6 июля 1906 года вялого и безынициативного председателя Совета Министров Горемыкина заменил молодым, энергичным и волевым Столыпиным. Отправляя Горемыкина в отставку, заметил, что Столыпин не стал бы откладывать вскрытие государева пакета до утра.
Депутаты посчитали замену Горемыкина своей победой. Муромцев позвонил новоиспеченному премьеру, поздравил его с высоким назначением и пригласил выступить в Думе. Тот пообещал, уже зная о решении закрыть Думу. Не успели депутаты порадоваться, как получили оплеуху: 9 июля 1906 года они пришли в Таврический дворец на очередное заседание и уперлись в запертые двери. Рядом на столбе висел царский манифест, гласивший о роспуске Думы, так как она, “призванная вносить спокойствие” в общество, лишь разжигала смуту”. Здание Таврического было оцеплено войсками, чтобы депутаты не смогли пройти в него.