И обретают внятный голос
и дали все, и времена,
И прорастает добрый колос
из молчаливого зерна.
Владимир Тыцких
С Владимиром Михайловичем Тыцких я знаком всего пару лет, и то заочно: по нескольким его книгам и публикациям, по отзывам о нём да по переписке с ним. Но вполне определённый образ этого человека и писателя сложился во мне довольно быстро.
С тех пор как – в конце 1980-х – начал «марать бумагу» и печататься, я многих литераторов перевидал. Большинство из них произвело и производит на меня впечатление удручающее. В массе своей, они равнодушны или недоброжелательны (чтобы не сказать: злобны, завистливы, подлы) друг к другу; образованны плохо, одарены скудно, интеллектом не блещут; эгоцентричны, нахальны, мелочны и – одновременно – крайне уязвимы, осторожны, даже трусоваты… «Физиономия» среднестатистического современного писателя, на мой субъективный взгляд, – неприятное, стыдное, жалкое во всех смыслах зрелище.
А Тыцких кажется мне совершенно иным. И в книгах, и в письмах, и в делах Владимира Михайловича всегда видна его крепкая закалка и военная выправка, стать. Настоящий мужчина. Но ни в коем случае не мужлан. И не солдафон. Это сильно повредило бы его сочинениям. А что поражает, например, в поздних стихотворениях цикла «На Родине»? Поэт сумел сохранить всю обширность, тонкость, гибкость и твёрдость своей души. Так нежно, чувственно и – в то же время – мудро писать в возрасте за 60 мало кто способен, ей-богу!..
В.М. Тыцких – литератор старшего поколения, но посмотрите хоть на его критические и публицистические статьи: точность восприятия, острота (или умно-ироничная деликатность) суждений, прекрасная писательская форма! Многим молодым, да не в меру и по-пустому резвым, есть чему у него поучиться и позавидовать.
Ещё: чрезвычайно деятелен и духом бодр. Энергичные пожилые люди (правда, слово «пожилой» как-то плохо вяжется с Тыцких!) нередки, однако эта энергия порой бывает у них какой-то болезненной, направленной лишь на самих себя. Владимир Тыцких, к счастью, энергичен по-другому – и, в основном, как я понимаю, для других. Преподавать, писать, редактировать замечательный по нынешним временам «толстый» журнал «Сихотэ-Алинь» и выпускать книги собратьев по перу, организовывать культурные мероприятия и принимать в них активнейшее участие, руководить студией «Паруса», ходить на яхтах, поддерживать переписку, дружбу и творческие связи с десятками литераторов изо всех уголков России, и не только России… – не знаю, откуда Владимир Михайлович берёт на всё это время, а вот силы, полагаю, придают ему школа советского офицера, любовь к родине, поэзия, люди.
В.М. Тыцких – в духовном плане – человек и писатель здоровый, здравый. Теперь это в нашем обществе – едва ли не чудо. Нет, по-моему, в Тыцких кривды, двоедушия, каких-либо – модных сегодня – вывертов и потаённостей, а есть искренность, умная простота – и терпимость к тем, кто, может быть, не во всём близок ему и понятен.
Что Тыцких, при его-то богатейшем и разнообразном житейском опыте, помноженном на талант и трудолюбие, объёмно, вдохновенно и колоритно пишет о людях и событиях, что он отличный литератор-документалист (вспомните книгу «Канайка»!) и умелый очеркист я воспринимаю как нечто само собой разумеющееся. Для меня интересней вопрос: чего Владимир Тыцких – медик, военный моряк, журналист, человек, прочно укоренённый в земном, практическом, повседневном, дольном, – достиг на высоком поприще поэзии?
Читая стихотворения Владимира Михайловича, отчётливо видишь: что для него в мире лекарство, и опора, и светлое страдание, и благодать. А потом чувствуешь: сами эти стихи могут стать и быть лекарством и опорой. И не зря, значит, повадились нынче твердить о «терапевтическом эффекте поэзии». На примере творчества Тыцких совершенно ясно: да, она врачует – и духовно, и физически.
Многие сочинения В.М. Тыцких в большой степени относятся к тому, что я – условно и несколько упрощённо, конечно, – называю поэзией описательно-повествовательной. Ничего уничижительного в сей аттестации нет: существенную часть богатств мировой, равно – и русской, поэзии можно подвести под это определение. Я лишь хочу сказать, что такого рода тексты не очень близки мне, а потому я и не смею уверенно о них судить. Однако некоторые их достоинства – в случае Тыцких, – думаю, способен оценить и я. А именно: звуки, идущие в родной словесности от лиры Кольцова – и далее, через разных поэтов первого, второго, третьего рядов, вплоть до, скажу безо всякой натяжки в рифму, Рубцова. За редкими исключениями, стихотворения Владимира Тыцких до того напевны, музыкальны и задушевны, что это прямо-таки – читая про себя! – слышишь. А ведь мне «медведь на ухо наступил», а ведь перечисленные особенности не относятся по моей шкале ценностей к самым важным в поэзии!.. И всё-таки я их приметил, почувствовал в первых же строфах Тыцких. И они пришлись мне по сердцу. Значит, и объективно – являются сильной стороною его письма. Мне кажется: прекрасные русские песни можно создать почти на все эти стихи.
Здесь необходимо особо подчеркнуть следующее: «описательность» стихотворений В.М. Тыцких – не что-то скучное, номинативное, расхожее. Наоборот, говорит о них Юрий Кабанков, чья поэтика чрезвычайно богата, выразительна и своеобразна во всех её – лексической, семантической и прочих – составляющих, «[…] мир вокруг должен двигаться, щёлкать, свиристеть, гудеть […]». Добавлю: мир у Тыцких ещё и переливается, источает запахи, расточает краски и прикосновения, одинаково чарует как своими просторами, высотами, крупными формами, так и подробностями-травинками, мир буквально пронизывает собой всё существо поэта (яркий пример – стихотворение «В последнюю ночь весны»). Кроме врождённой и неистребимой чуткой обращённости Владимира Михайловича к окружающему, столь пышное бытие творенья в его поэзии обязано, думаю, и отличному знанию писателем классиков отечественной изящной словесности, имена которых будут упомянуты ниже в несколько иной с трудами Тыцких связи.
Где-то читал я статью о «многообразии поэтического творчества Владимира Тыцких». Тема отнюдь не высосана из пальца: Тыцких вообще многогранен, но в частности – и в поэзии. И тут уместно обратиться к сборнику «Ночной перегон» (Владивосток, 2009), подаренному мне автором. В этой книге тоже преобладают стихотворения «повествовательные», но есть и другие: в них больше горнего, больше философского, больше обобщений, больше афористичности, если хотите. Для меня они – главные у Тыцких. Перечислю лишь некоторые из них: «Кто там пленник скорбей и печалей…», «Мотивы осени печальной…», «Простимся. Гарью пахнет ветер…», «Забудутся за чередою дней…», «Вся немочь смут и окаянных лет…», «Волнуем воздух умными словами…», «Надпись на сгоревшей берёсте», «Пусть странен он, запутан и разбит…», «Родное», «Когда на рубежи державы…», «Не для души ничьей и не для тела…»
Сродни Тютчеву, Павлу Васильеву, а из «новых традиционалистов» русских – Алексею Прасолову, строфы этих стихов – отменных, чеканных, высоких – заслуживают, на мой взгляд, того, чтобы пережить их сочинителя, и, даст Бог, останутся в литературе, если, конечно, сама она для кого-то и для чего-то сохранится. Считаю, что до полудюжины стихотворений Владимира Тыцких вполне достойны даже и весьма взыскательной (но и объективной!) антологии русской поэзии ХХ века. Спросят: где анализ и доказательства, где цитаты, не пустые ли это юбилейные славословия?.. Что ж? Я мог бы легко «распотрошить» стихи Тыцких прозаическими комментариями читателя, литератора, критика. Но не хочу. Ведь, во-первых, любовь в обоснованиях не нуждается, а во-вторых, близкий к совершенству текст воспринимается как таковой интуитивно, «животом», а не аналитически и не методом сравнения с прочими. Прочитайте или перечитайте самостоятельно – может, тоже что-то полюбите и/или оцените…
Нельзя не сказать об эпистолярной части моих отношений с Тыцких. Приходящие по электронной почте послания Владимира Михайловича – это классические «письма писателя», к сожалению, ставшие в нашей жизни анахронизмом: объёмом порой в несколько печатных страниц, иногда сработанные в отдельных файлах, наполненные интереснейшими – как минимум, толковыми и выстраданными – размышлениями о литературе, людях, судьбе России и русской культуры и многом другом. Возможно, кого-то столь пространные и приподнятые над сиюминутным обращения и смутят: ведь их же, по-хорошему, нужно прочитать, продумать, да и ответить же на них надо хоть что-то! А литераторам, подобно мещанам, сделавшимся чуть ли не поголовно восторженными винтиками прогресса и демократии, теперь совсем не до того: «труба» зовёт «ковать деньгу», расчищать себе «место под солнцем» и пр.!.. Я же письмам Тыцких рад и стараюсь по мере сил и ума отвечать на них. Считаю, что человек оказал мне честь, потратив немало времени, знаний, души и доброй воли на каждое такое письмо. С другой стороны, Владимир Михайлович на мой к нему «стук в дверь» может и не откликнуться, или сделать это спустя некоторое время, или отозваться короткой «телеграммой». Никогда не обижаюсь на это, зная, как он загружен и сколько людей – десятки? сотни? – пишет ему со всех концов света… И ещё крайне важно вот что: в письмах В.М. Тыцких практически нет опечаток, ошибок, разного рода корявостей и нелепостей, а уж привычных ныне неучтивости, небрежной развязности и даже лёгкого хамства по отношению к адресату – нет вообще.
Опять-таки, в отличие от легиона сочинителей, Тыцких, без фальши, очень скромно – я бы сказал: чересчур скромно – оценивает собственные произведения и своё место в литературе. Он никогда не выпячивает свои творческие и, по-современному говоря, карьерные достижения. Рядовой труженик, слуга, подсобный рабочий отечественной словесности – таковым, если не передёргиваю, он себя видит.
Характерная черта (редчайшая среди литераторов) Владимира Михайловича – отзывчивость. Однажды я ненавязчиво обратился к нему с просьбой о содействии. Тыцких откликнулся через несколько месяцев – именно тогда, когда у него и появилась возможность помочь. Повторюсь: прошли месяцы! А ведь большинство забыло бы о моём письме на следующий же день!..
Вообще, Владимир Михайлович неоднократно – быть может, и не отдавая себе в этом отчёта, – оказывал мне сердечную поддержку в трудных для меня ситуациях. Он даже аргументированно объяснил мне, в чём заключаются некоторые мои достоинства, о которых прежде и сам я не ведал, и от других не слышал.
Отрадно, что я познакомился с Владимиром Тыцких: с его судьбой, с его делами и мыслями, с его книгами. Тыцких мобилизует, Тыцких заставляет подтянуться, Тыцких не даёт мне окончательно разочароваться в жизни, в людях и в писательском братстве. Хорошо и то, что есть между нами дистанции – географические, возрастные, житейские, литературные. Ибо когда их нет, больше вероятность тех или иных разочарований.
Однако главное уже нельзя отменить: Владимир Тыцких давно обрёл в русской литературе – и в текущем культурном процессе – внятный голос. Мало того – Тыцких помогает обрести внятные голоса и другим: не только людям, но и временам, событиям, местам, природе. Так из молчаливых зёрен растут добрые колосья.
Омск