Упирайся, не упирайся – судьба неуклонно ведёт тебя к людям и событиям, которые тебе положены. Терпеть не могу что-то организовывать, кого-то звать, шевелить массы… «Близнец», переходящий в «Рака» (это – я), любит зарыться в норку. Но если рядом другой большущий «Рак», который всеми лапами и клешнями выталкивает тебя из-под серого камня – куда денешься.
Тыцких – человек максимально возможного радиуса действия. Делая конкретное дело в конкретном городе, он думает о всех городах России. Соединить усилия, думы, сердца – значит стать сильнее. Этим объясняется его активное участие в сетях и блогах, когда свободен от написания очередной книги, его скурпулёзные ответы множеству адресатов в попытках объяснить, поддержать, увлечь… Пока пишет книгу о яхтенном походе по следам Г.И. Невельского – от почты отрёкся. В эти месяцы в электронном ящике скопилось полтысячи писем! В какую переписку втянет его Интернет-сообщество по возвращении в строй – можно догадываться. Поводов сегодня – несметное количество.
Большой «Рак» Тыцких, веря в мои, неизвестные мне, организаторские способности, вручил мне разные дела. Я оказалась опутана всеми его и нашими горизонтальными связями, которые вышли далеко за пределы города и страны, почти привыкла тщательно вести список адресов и телефонов, оказалась в перекрестье мыслей и желаний людей, добрых и не очень, писателей и графоманов, друзей и недоброжелателей – великое разнообразие мира коснулось меня со всей щедростью. Я должна была стать сильной. Душа не успевала гибнуть от собственного несовершенства и трагического мировосприятия. И надо сказать, отвечая на множество звонков и электронных писем, я почти успокоилась: зла на земле не больше, чем добра.
А ещё поняла – талант в России всегда беден, неприкаян, талант ютится и выживает, ему нужно лететь, и он не может быть отягощён никакими думами о богатстве.
В результате переписки от имени «Народной книги» в моём почтовом ящике появилась папка «друзья». Папка, которая постоянно пополняется. Некоторых людей из её списка я никогда не встречала в жизни. Один из них написал о себе так: «…Я, скорее, человек злой, язвительный, иногда – грубый и беспощадный даже (опять же – в том только, что относится к творчеству, к литературе), дикий, антикорпоративный, писателей как таковых в принципе не жалующий и неоднократно над ними насмешничавший, человек высокомерный (то есть ВЫСОКОЙ меркой меряющий)…»
Это наш друг. Потому что с высокой меркой подходит не только к другим – прежде всего к себе. В Литературу шёл не торёными литературными дорогами. Подобно образованию Валентина Пикуля, Анатолия Буйлова его образование не вышло за пределы среднего. Прежде, чем стать хорошим писателем, он познал, чем дышит завод, побывал в сторожах, убирал помещения, в маленькой отдалённой деревне жил огородом, подворьем, рыбалкой, грибами-ягодами, изготовлял керамику, занимался ремонтом квартир...
Глядя на такую биографию, можно подумать – не находил себя человек. Но так ли? Душеведение, коим является настоящее писательство, идёт от жизни, требует этой самой жизни и обнажённой, очень ранимой души. В Советском Союзе этого было достаточно, чтобы писательский дар, с которым человек явился миру, непременно себя обнаружил. Так Виктор Богданов из города Омска стал поэтом, прозаиком, эссеистом, публицистом и, наконец, литературным критиком, чьи труды вошли во множество толстых журналов, появились на страницах «Литературной России», собраны в поэтических авторских книгах.
Ещё он внук военного лётчика Револьда Ивановича Горюнова, имя которого, отражая эпоху, происходит от «революционного движения». Неудивительно – Виктор Богданов несёт в себе всю трагичность и противоречивость российского бытования. В прямом смысле, ломаясь под тоннами падающего гипсокартона, он сохраняет сознание, не подверженное «перезагрузке», душу, не подвластную трансформации, слово, не лишённое самобытности. Вот уж где сокрыто таланта и скромности, потаённой горечи и молчаливой печали.
Я благодарна В. Тыцких. Если бы не наше усердие в переписке, которая порой кончается и огорчениями, мы не имели бы радости многих открытий, радости заочного узнавания далеко живущих, по-настоящему близких людей, чьё «высокомерное» слово особо дорого и хранимо.