Мне повезло: Тыцких любит говорить, я – слушать.
Поэзия – тема особая. Говорено о ней так много – хоть книгу пиши, что-нибудь вроде: «Введение в поэзию». Оказывается, поэты бывают с развитием и без. А ведь, действительно, многие «выдают на гора» неплохую пер¬вую книжку. Потом издают вторую, третью... Читатель ждёт. Но поэт, пытаясь превзойти первичную простоту, идёт на следующий круг, обставляя про¬стые старые чувства и мысли новыми словесными канделябрами, не дотяги¬ваясь до самого себя, теряя порой правдивость.
Есть поэты, набирающие высоту. С разной скоростью «оттачивающие» сло¬во.
Есть такие, как Павел Васильев, – они «взлетают» и держат свою высоту в течение всей творческой жизни.
Владимир Тыцких долго не верил в свою поэзию. Считал её слишком простой, понимая простоту как слабость. Не удивительно. Поэтическая земля его родного Казах-стана взрасти¬ла гения метафоры Павла Васильева, мощноголо¬сого Олжаса Сулеймено¬ва, самобытно яркого Евгения Курдакова. А тем более, когда в семье уже есть два состоявшихся поэта – отец и младший брат Алексей, с первых курсов факультета журналистики КазГУ работавший на ответствен¬ных должностях в газетах и на телевидении Казахстана, став своим среди известных поэтов. Тре¬тий Тыцких, идущий в поэзию долгими путями, как-то не очень прини¬мался всерьёз первыми двумя. В самом деле, на что могут вдохновить бинты, шприцы, наконец, работа в психушке?.. А военно-морское политическое учили¬ще? Стратегия и тактика морского боя, живучесть корабля, экипажа – этому сле¬довало учиться, постигать сложные технические дисциплины. Но он иногда появлялся в литературном объединении училища. Сказали «надо», и курсант Тыцких принёс стихотворение для газеты ЦК ЛКСМУ «Молодёжь Украины». «Родниковый обветренный край...» – строки о малой родине, алтайской земле, наделившей его даром неравнодушия ко всему на свете. Пять советских рублей за публикацию – первый неожиданный гонорар, без раздумий потраченный на покупку белых шёлковых трусов, внёсших разнообразие в военно-морской гардероб.
Нужно отдать должное времени. Советскому. Множественные тогдашние ЛИТО, газеты и газетёнки позволяли проявиться таланту. Если, конечно, он был. Графоманы ещё знали своё место. Руководители литературных семинаров, редакторы и журналисты изданий были настоящими, обладали литературным вкусом и чутьём, замечали достойные строки. Широкоохватная литературная жизнь в Советском Союзе предполагала на пути начинающего пи¬сать своевременные судьбоносные встречи хотя бы с одним-двумя профессионалами.
У Владимира Тыцких такие встречи тоже были. С журналистом «Красной звезды» Леонидом Климченко. Это он при неблагоприятно сложившихся для друга обстоятельствах военной службы устремил его с Балтики на Тихоокеанский флот, посоветовал сойти с корабля в журналистику, направил для публикации в «Боевую вахту» пару-тройку стихотворений, присланных прицепом к письмам. Учитель и друг, оказавшийся рядом в трудные минуты жизни, Леонид Климченко успел привести начинающего поэта в литературу незадолго до собственной гибели.
Я был и под волной и на волне
и в царстве тёмных смут и истин ложных,
когда, казалось, счастье невозможно,
я счастлив был. Не плачьте обо мне.
Эти строки Владимир Тыцких посвятил Леониду Климченко. Они впослед¬ствии стали очень красивой песней, исполняемой Виктором Костиным. Единственная песня в репертуаре барда, написанная им на чужие слова. У неё особая история, рассказанная Виктором в одной из глав девятой автопробежной книги «Долг человеческий». Мы многократно просили повторить её на встречах или взволнованными вечерами между встречами. Песня огромной эмоциональной силы требовала сил от исполнителя, поэтому всякий раз звучала слегка по-разному, в зависимости от обстоятельств. Я счастлива, что являюсь свидетелем её первого исполнения, когда все мы ещё не знали судьбы героя и песни. Факт её появления стал сюрпризом и для автора слов. Помню и удивляюсь до сих пор, как смог просидеть он неподвижно всю песню, словно скальная глыба, опершись подбородком на сжатые кулаки.
Была и другая встреча. Начальник отдела культуры в «Боевой вахте», поэт Николай Трофимович Гурский в 1980 году привёл Владимира Тыцких в литературное объединение «Творчество», так называемый ЛОТ имени Александра Фадеева, которое существовало при газете «Тихоокеанский ком¬сомолец». Руководил объединением Борис Васильевич Лапузин. В 1981 году на Дальневосточный зональный семинар молодых писателей в Паратунке отправились от ЛОТа Владимир Тыцких, Виктор Заводинский, Валерий Королюк, Вячеслав Протасов. Стихи В. Тыцких напечатали газеты «Комсомольская прав¬да» и «Красная звезда», журналы «Наш современник» и «Знамя». Чуть раньше с его творчеством познакомил читателей газеты дважды Краснознамённого Балтийского флота «Страж Балтики» поэт Игорь Пантюхов. Не имея книги, по этим публикациям в периодике Владимир Тыцких стал в 1982 году лауреатом премии Приморского комсомола! Такие были времена.
Каким же поэтом и человеком сошёл на берег в 1980 году капитан второго ранга Вла-димир Михайлович Тыцких? Думаю, первые опубликованные строки говорят нам об этом:
Не повторить весну мою
Годам, спрессованным до взрыва,
Но я по-прежнему в строю
Матросом майского призыва.
Не расставался он с морем. Никогда. Море научило любить земное. Носить и хранить в сердце мелодию и запах океана, его неспокойное предштормовое дыхание, чутко слышать «последнюю ми¬нуту тишины», чувствовать последний «глухой удар волны», за которым за¬хлопнется небо, и начнётся новый отсчёт времени. Ведь там на «предельной глуби¬не» человек познаёт «истинную цену/ вещам, которым нет цены» и, наверно, от этого становится поэтом. Ведь, что такое поэзия, если не высшее воплоще¬ние Любви к тому, что сотворено без нашего участия, к земле, на которой «про¬ливаются вёсны» и «поспевают снега», не великая Благодар¬ность за возмож¬ность вернуться из бездны к родным берегам, к «той земле, что тебя провожала», не ощущение Всеединства?
Попробуйте возразить что-нибудь этим строчкам:
Пусть шаг тяжёл, а ветер сушит губы –
Мы не оставим песни строевой,
Пока навеки боевые трубы
На всей земле не протрубят отбой.
Уже первые опубликованные строки Владимира Тыцких не оставляли со¬мнений – море отпустило на берег готового поэта, правда, тогда его стихи некоторые литератур¬ные критики называли «флотскими». Сегодня это – повод гордиться автору, а для нас – повод сказать доброе слово поэту, запечатлевшему черты и дух советского флота в своих первых сборниках «Тревога» (1983 г.), «Честь флага» (1984 г.), «Пишу тебе, любимая» (1986 г). Примечательно, что в московском сборнике стихов даль¬невосточных поэтов «Бухта Лазурная» (1983 г.) «флотским стихам» Владимира Тыцких, открывающим сборник, предоставлено тридцать страниц против двух-пяти страниц для большинства авторов.
Он, действительно, ещё не задавался всерьёз вопросом «Да и живём ли мы...» Это будет потом. А пока он полон веры в персональную ответственность за всё на земле, в «мужскую нестарею-щую дружбу», влюблён в скрипучие ступени трапов и хлебный запах на кора¬бле, ровный матросский строй и реющий над палубой флаг. Ему свойственна ирония. Вообще в жизни и в стихах тоже:
...Вдруг с бушлатом – остановка.
Я кричу в проём ворот:
– Погляди, браток, в ростовку, –
У меня размер не тот!
Мне в ответ:
– Морская сырость!
Что, в плечах широковат?
Ты вперёд гляди – на вырост
В самый раз тебе бушлат!
В этом стихотворении слышится твардовская нота. Звучащая прекрасно на флотский лад, она, возможно, навеяна восторгом мировосприятия, совпадением чувства, а может, тем, что Твардовский – один из любимых поэтов Владимира Тыцких.
Но Владимир Тыцких в поэзии очень разный. От белого стиха до сонета ему подвластно многое. «Поющее море» – сра¬зу же воспринимается (и становится впоследствии) песней.
То разбойно шумит,
то как будто негромко вздыхает
и тяжёлой волной
к молчаливому берегу льнёт;
и никак не поймёшь,
то ли песня у моря такая,
то ли море кого-то
в бескрайние дали зовёт...
И совсем по-другому звучит заглавное стихотворение первой книги, в ко¬тором по формальным признакам упрощённая своеобразная конструкция с по¬вторяющимся словом, как повторяющийся удар, делает стихотворение громо¬гласным:
В старом пруду с загустевшей осокой –
тревога.
В сердце, что с прошлой войны одиноко, –
тревога.
В доме, где малый ребёнок заплакал, –
тревога.
В трепетном шёлке гвардейского флага –
тревога.
В травах, покошенных танковым траком, –
тревога.
В сверхкрутизне корабельного трапа –
тревога.
Неповторимо прекрасна по жизни дорога.
Но – повсеместно, всечасно –
тревога, тревога!
Если о ней позабудешь хотя б на мгновенье,
Всё остальное уже потеряет значенье.
Этим строчкам Владимир Тыцких верен всю жизнь. Их смысл повторяется на протяжении всего дальнейшего творчества, в новых словах и рифмах, являя нравственный закон его жизни – не быть равнодушным. Он следует ему жёстко, не принимая равнодушия в окружающих.
На фоне такой вот решительной мужской поэзии появляется первая (но какая!) лирика, перемежающая чисто флотские мотивы. Впоследствии многочисленный читатель будет ви¬деть в нём именно лирического поэта. Вот одни из первых опубликованных ли¬рических строчек:
Обнимешь молча и уронишь руки
и с одинокой женской маетой
останешься за краешком разлуки –
за серою причальною чертой.
…А потом снова разлука. Навсегда. Жена Татьяна ушла из жизни молодой, осталась в памяти очень близким по духу человеком.
Но возвращаюсь я сквозь годы
Туда, где некого винить,
И всё смотрю, как ты уходишь,
И не могу остановить.
С большим, почти десятилетним, перерывом, включающим годы «пере¬стройки», словно нужно было собраться, чтобы снова встать в строй, в 1996 году к трёхсотлетию Российского флота выходит поэтический сборник «Центральный отсек». Берёшь в руки книгу и думаешь – ну, слава Богу, поэт оттаял, начал писать – да не тут-то было. Стихи датированы десятилетием назад, вынуты из сердца, из чудом сохранившихся пожелтевших записных. И снова почти шедевр из 1983 года, посвящён Вячесла¬ву Протасову:
...В гулком объёме квартала
Копится зябкая мгла.
Осень вконец промотала
Поздний остаток тепла.
...Тягостно сердцу молчанье,
Но бесполезны слова,
Если во всём мирозданье
Пооблетела листва...
И становится абсолютно очевидно – простота Владимира Тыцких вовсе не про¬стая. С самых первых стихов он поднимается на очень большую поэтическую высоту, оставаясь при этом близким и понятным самому широкому читателю.
А в 1999 году, на пороге третьего тысячелетия, к своему пятидесятилетнему юбилею он словно «рванул» в новую уверен¬ную поэзию, как будто чувствуя торопливость времени, и подарил читателям книгу удивительно нежной русской лирики «Предпоследние сроки» с оригинальным оформлением художника Джона Кудрявцева. На встречах нашего славянского автопробега я была свидетелем: участники встреч просили почи¬тать именно те стихи, которые впервые появились в этой книге. Многие строки стали любимыми у читателей, зазвучали из народных уст: «О как легко мне, не зная заранее...», «Я знаю, что меня вы не читали...», «Всего и дел на белом свете...», «Ты рядом. Можно руку протянуть...», «Константа», «До¬рожный романс», «Ночь на Рождество»… Последнее стихотворение в народе получило название «Про карамельку». У этой «карамельки» несколько своих историй. И нагоняй от жены командира пришлось выслушать, и осуждение батюшки получить за «развращение» аудитории, но в остальных случаях, свидетелем которых я являюсь, зал взрывался аплодисментами и наполнялся улыбками. Да и как не улыбнуться такому самопризнанию:
Мы с командиром, заскучав маленько,
Вернувшись с моря в ночь на Рождество,
Употребляли спирт под карамельку
В холодном кабинетике его.
………………………………………..
Бутылку мы прибрали между прочим.
И солнце заглянуло к нам в окно.
И было той рождественскою ночью
Спокойствие страны защищено.
Своё послесловие к книге давний почитатель поэзии Владимира Тыцких, доктор филологических наук, профессор института русского языка и литературы ДВГУ Нина Великая неслучайно назвала «Окрепший голос». Она же в 2005 году по просьбе Приморского фонда культуры, выдвигавшего Владимира Тыцких на премию губернатора Приморья в области литературы, написала рекоменда¬цию:
«В культурном пространстве Приморья творчество Владимира Михайловича Тыцких – явление не только заметное, но и значительное. С виду простая, бесхитростная поэзия В. Тыцких на самом деле имеет свою скрытую глубину, свой философский и нравственный подтекст, который непосредственно прорывается и на поверхность текста, заставляя читателя ощутить искренность раздумья писателя над перипетиями не только собственной жизни, но и над бытием человека.
Этот философско-этический акцент слышен во всех его последних публикациях: в сборнике "Кают-компания", в цикле сонетов и особенно в сборнике "День восьмой", эпиграфом к которому можно считать первое стихотворение "Семь первых дней ушли на Божье Дело". Главное для В. Тыцких – для всей его поэзии – раздумье над тем, что являет собой День Восьмой, собственно земная человеческая жизнь, за которой Бог следит, "то хмурясь, то смеясь". И сразу возникает мотив личной человеческой ответственности за все свершающееся в жизни. Вот идиллия любви сменяется разлукой, как будто бы предопределенной грозным роком. Но тут же тема рока сменяется иным мотивом – неодолимости любви, и рок становится "глупою судьбой". ("А в сердце-то любовь неодолима / ни временем, ни глупою судьбой").
Восьмой День – обычная, земная, грешная и прекрасная жизнь, в которой особенно значительна спасительная сила любви к родному очагу, родине, к женщине, природе, всему живому на земле, олицетворенному в белобокой сороке.
Поэзия В. Тыцких разнообразна по тональности. Ее диапазон широк и простирается от идилличности до драматизма, от шутки, юмора до иронии, гнева, от смеха до грусти. При этом грусть у В. Тыцких поэтически светла, и связана она главным образом с невозвратимостью прошлого, с мотивом ушедшей молодости, неизбежностью вечного расставания.
Для поэзии всегда существенно, во имя чего слагаются стихи. У В. Тыцких есть ясное представление этого "во имя". Он пишет во имя того, чтобы душа была "свободна и чиста", чтоб "с другом оставался верный друг", пишет во имя любви, во имя того, чтоб "свет высокий не погас в живой душе".
Поэзия В. Тыцких не замкнута на личных медитациях, она распахнута в мир. В ней почетное место занимает "мужчина океанской пробы», русский моряк, познавший «соль морей на всех широтах". У таких людей "все честно – жизнь и смерть", они "равны пред гибелью и славой".
Есть в поэзии В. Тыцких и горькое раздумье о родине, в которой "умники" свершили "неотмолимый грех переворота". Ответственность за это поэт адресует и себе, и всему народу. Боль за судьбу отчизны перекрывается доминирующим чувством любви к ней ("Русь моя или Расея – / Мать родная всё одно". "Мы будем в аду ли, в раю ли / Молить о России своей").
Поэзия Владимира Тыцких эстетически действенна, она вызывает эмоциональный отклик, очищает душу, духовно просветляет читателя. К ней нельзя быть равнодушным».
Премии поэт не получил – именно в этом году она перестала существо¬вать и больше уже не вручалась.
Но премии на него не влияют. Дальше – почти каждый год по книге. А то и не одной.
Недавние стихи являют всё то же отточенное мастерство, только уже в объёме большой состоявшейся жизни. Осенняя тема не исключение.
* * *
Так полетела осень журавлями,
Так по садам повеяли дымы,
Что сердце дорожить устало днями,
Которые остались до зимы.
И думал я: опять уносит дымом
Всё то, что сердцем хочется обнять,
И странно – всё вокруг невозвратимо,
А осень возвращается опять.
………………………………………
И видел я: уже весь мир кружится
И верить он откажется сейчас,
Что скоро осень снова повторится
И, может быть, ещё застанет нас.
Как не откликнуться живому сердцу на эти строки, не отозваться на круговерть зимнее-осеннюю, не поспешить доделывать земное. Мы не раз спохватывались, держа в руках хорошую книжку, и благодарили книжку, и жить начинали…