Люди и судьбы
ПРЕРВАННЫЙ ВЗЛЕТ
К 80-летию Владимира Ковалева
В ноябре нынешнего года Владимиру Андреевичу Ковалеву, одному из самых ярких руководителей Ярославской области, исполняется 80 лет. Самое время неспешно поговорить об этой мощной, многогранной личности, сформировавшейся в годы Советской власти и прошедшей вместе с нею огромный путь. Сама судьба Владимира Ковалева, как мне представляется, является замечательной иллюстрацией ко многим известным страницам истории нашего Отечества: в ней отразились и беды, и победы страны, отразилась история всего нашего народа.
Я пишу эти строки не по заказу редакции, а по велению сердца. С Владимиром Андреевичем меня связывают долгие годы совместной работы: с 1972 года я трудился юрисконсультом, а потом начальником юридического отдела на Ярославском судостроительном заводе, которым он руководил. Не прерываем мы добрых отношений и ныне. Я видел героя своего рассказа в самых разных ситуациях и всегда поражался его неиссякаемому жизнелюбию, его знаниям и умениям, его способности трудиться – и не за деньги, а просто потому, что «так надо». На таких людях всегда держалась Россия, они – становой хребет нашего Отечества. И очень жаль, что опыт и знания таких людей после 1991 года оказались, по сути, невостребованными новой российской властью.
Так уж всегда на Руси бывает: что имеем – не храним, потерявши – плачем. Однако, одним плачем не хочется ограничиваться. Хочется пристальней вглядеться в альтернативу – в ту фигуру, которая к началу 90-х годов была полностью готова встать к штурвалу «ярославского корабля», чтобы вести его сквозь шторма 90-х годов…
КОРНИ
На современной карте Кемеровской области вы, скорее всего, не найдете деревни Анпо-Алтынаково – малой родины Владимира Ковалева. Но Крапивинский район, в составе которого она некогда пребывала, живет и здравствует – ныне это Крапивинский муниципальный район, обладающий собственным интернет-сайтом. Расположен район в центральной части Кемеровской области, по обеим берегам реки Томи, и на сайте говорится о нем так: «На фоне всех районов Кемеровской области, Крапивинский район в природном отношении один из самых благополучных и наименее тронутый хозяйственной деятельностью человека». Понимай так, что это и сегодня – самая, что ни на есть, сибирская глушь. Здесь-то, 23 ноября 1934 года, в семье председателя Веденского сельсовета Андрея Ильича Ковалева, и родился Володя. Он был третьим ребенком в доме: брат Сергей был старше на 9 лет, брат Петр – на 6 лет. Через три года в семье Ковалевых родился еще один мальчик, Валентин.
- Так что, в семье мы росли четыре брата, четыре парня, – вспоминает Владимир Андреевич. – Детство было тяжелым, семья бедная. В основном, жили домашним хозяйством...
В Алтынакове герою моего рассказа довелось прожить всего 9 месяцев – в августе 1935 года Андрей Ильич, порядком уставший от исполнения нелегких обязанностей председателя сельсовета, наконец-то, получил разрешение перебраться в родное для него село Панфилово того же Крапивинского района, к своим родителям – Илье Семеновичу и Екатерине Сидоровне (дедушке и бабушке маленького Володи).
Об этих людях надо сказать особо. Поверивший в обещания власти поддерживать живущего своим трудом крестьянина-середняка, Илья Семенович еще в 1925 году взял кредит на три года и приобрел сенокосилку, что значительно облегчило заготовку сена для двух ковалевских коров и двух лошадей. Жить стало полегче, особенно по сравнению с 1921 годом, когда у семейства не было даже своего дома. Начав буквально с нуля, Илья Семенович и Екатерина Сидоровна своим горбом, что называется, вытянули хозяйство из нищеты: к 1927 году у них было уже три рабочих лошади, жеребенок, три коровы, не считая бычков и телок и полутора десятков овец и свиней. На 16 гектарах земли семья уже не могла обходиться без сезонных наемных работников.
Казалось, жизнь налаживается. Но в нашем любезном Отечестве ни в чем никогда нельзя быть уверенным. Спасшая страну от голода «новая экономическая политика» (НЭП) вскоре была отброшена Сталиным – и в начале 30-х годов Советский Союз вступил в один из самых трагических этапов своей истории. Началась коллективизация крестьянства.
Для Ильи Семеновича новые директивы Советской власти прозвучали как гром среди ясного неба, он был в полном недоумении. Его крепкое хозяйство, начатое с вырытой землянки и собранное по крупицам, должно было пойти прахом. Но альтернатива вступлению в колхоз была одна – отправиться по этапу в «места, не столь отдаленные». И на семейном совете Ковалевы приняли судьбоносное решение: вступить в колхоз, сдать в общее достояние лошадей, коров, другую живность, сельхозинвентарь.
В отличие от своих детей, смотревших на все эти новшества более легко и даже веривших газетам и агитаторам, Илья Семенович не мог проходить спокойно мимо двора, куда были согнаны его лошади, призывно ржавшие при виде хозяина. Мужчина еще в расцвете лет, он вдруг занемог, по ночам на него наваливались самые безотрадные мысли. Чтобы как-то избавиться от тяжести на душе, он все чаще употреблял спиртное, а потом и вовсе запил горькую.
Многие годы они с женой ладили, прошли через все испытания, мотаясь от нужды по свету. Но тут мир между ними кончился, начались скандалы, а потом отца семейства опять утешало вино. Супруга, прежде понимавшая мужа с полуслова, теперь никак не могла его унять, ничто в жизни для него уже не было отрадой. А тут еще последовал донос в «органы» на Илью Семеновича, как на «эксплуататора и мироеда». Его стали вызывать на допросы – и много повидавший, многое вынесший в своей жизни человек сломался. После очередной пьянки он пришел домой, зашел в сарай и повесился.
Надо сказать, что Екатерина Сидоровна (1876-1952 гг.) была человеком более сильным в психологическом смысле. Привожу слова о ней, сказанные двоюродной сестрой Владимира Андреевича, Александрой Васильевной Ковалевой (в замужестве Часовских):
«Наша бабушка обладала незаурядным умом и, в противовес своему мужу, сильным характером. Писать и читать не умела, но знала много народных песен, хорошо пела, умела интересно рассказывать, понимала и могла говорить на русском, мордовском, татарском, чувашском и казахском языках. Ведение домашнего хозяйства, воспитание детей – всё это лежало на ее плечах. Она умела делать всё: ткать, прясть, вязать, шить верхнюю одежду (пальто, шубы). Также она стяжала одеяла, шила мужские рубашки и женскую одежду, пекла хлеб, ухаживала за пчелами, стригла овец, варила медовуху. Она любила чистоту и порядок в доме, в огороде и дворе. О таких, как она, Н.А.Некрасов говорил: «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет». Детей не баловала, рано приучала к труду и то, что ее сыновья, особенно старшие, были уважаемыми людьми – это ее заслуга.
Жизнь она прожила тяжелую. Постоянные перемены места жительства, скитания с малыми детьми без своего угла, своей земли – не сломили ее. Она никогда не теряла бодрости духа, была оптимистом, терпеливо относилась к тому, что дед выпивал, и жалела его. Я никогда не слышала, чтобы мама Катя (так мы звали свою бабушку) плохо отзывалась о своем муже, нашем дедушке, даже никогда не говорила, что он пил. В ее глазах он был всегда красивым, особенно когда пришел победителем с фронта».
Фото:
Семья Ильи Семеновича Ковалева (фото 1929 г). Первый ряд, слева направо: Илья Семенович с женой Екатериной Сидоровной, рядом младшие сыновья Иван Ильич, Алексей Ильич, а также Василий Ильич с женой Еленой Кузьминичной. Второй ряд, справа налево: старший сын Андрей Ильич с сыном Петром и женой Александрой Дмитриевной, их сын Сергей и Федор Ильич с женой Анной.
Итак, в 1935 году отец Володи, Андрей Ильич Ковалев, вернулся в родную деревню Панфилово. За его спиной остались шесть лет работы в должности председателя сельсовета и участие в проведении коллективизации, которая как раз в тех местах, на территории Веденского сельского совета, шла крайне трудно (тут были даже вооруженные выступления крестьян, недовольных политикой коммунистов). Оставив нелюбимую должность, Андрей Ильич вздохнул с облегчением – и уже через год увез семью подальше от деревенского мира, на глазах закрепощаемого Советской властью.
- Когда мне было два года, мои родители переехали на железнодорожную станцию недалеко от Кемерова, жили на железнодорожном разъезде, – вспоминает Владимир Андреевич. – Отец стал работать путевым рабочим, бригадиром, мать занималась домашним хозяйством. Наше детство проходило, в основном, в заботах: мы и коров пасли, и в огороде работали, и в поле… Одним словом, для нашей семьи это были тяжелые предвоенные годы.
А война была уже на пороге. Детская память Володи запечатлела многое из той поры: и начало великого горя, и проводы на фронт братьев отца, и приход похоронок… Андрея Ильича на фронт не взяли по состоянию здоровья (к тому же, на железной дороге у него была бронь), а вот старший брат Володи, Сергей, ушел на войну добровольцем, из 10-го класса. Он стал военным летчиком, чем родители очень гордились. В 1944 году ушел служить в действующую армию и второй брат, Петр. На плечи Володи и Валентина легли все заботы по хозяйству.
После окончания войны Андрей Ильич, ставший к этому времени секретарем партийной организации в системе железнодорожного транспорта, был переведен на партийную работу в пригород Новосибирска, на узловую станцию Инская. Вся семья переехала в Новосибирск. Здесь Володя учился в средней школе, здесь прошли его отроческие годы.
НАЧАЛО БОЛЬШОГО ПУТИ
Андрей Ильич мечтал, чтобы его третий отпрыск, как и старшие сыновья, стал военным. Очень хотел этого и сам Владимир. Окончив в 1952 году 10-й класс, юноша получил направление от военкомата в Высшее военно-морское инженерное училище имени Дзержинского, которое располагалось в Ленинграде. Казалось, никаких препятствий для поступления не могло быть (в школе Володя учился хорошо, ему легко давались физика и математика) – но парню не повезло: приемная комиссия обнаружила у него повышенное давление.
И вот – 5 августа 1952 года, Ленинград. Пятеро молодых людей, не прошедших по состоянию здоровья в ВВМИУ (основанное еще Павлом I как «училище корабельной архитектуры»), растерянно идут по Невскому проспекту, не имея ни малейшего представления о том, куда же им еще попробовать поступить. В руках – справочник вузов Ленинграда. В телефонной будке юноши набирают, один за другим, номера разных институтов: «Политехнический», «Технологический», «Горный»… везде отказ – прием закончен! И лишь в Ленинградском кораблестроительном институте, узнав, что парней только что отчислили из училища имени Дзержинского по состоянию здоровья, члены приемной комиссии соглашаются их выслушать. И принимают такое решение: поскольку вступительные экзамены уже начались, ребята могут сдавать их с любой группой, в удобное для себя время – но закончить сдачу экзаменов они должны одновременно со всеми поступающими. И, естественно, пройти конкурс (а он составлял 9 человек на одно место).
- Началась горячая пора, – вспоминает Владимир Андреевич. – Времени, по сравнению с другими абитуриентами, у нас было в два раза меньше. Предстояло сдать экзамены по шести предметам. Чтобы догнать группы, иногда экзамены приходилось сдавать каждый день. Напряжение было огромное. Из нас пятерых, отчисленных из военного училища, конкурс преодолели только двое.
Так молодой сибиряк Владимир Ковалев стал студентом ленинградской «Корабелки», знаменитой на весь Советский Союз.
Студенческие годы, наверное, самая золотая пора любого человека. Учеба, совместная работа, ты постоянно находишься в коллективе, каждым летом начинается трудовой семестр на селе, на стройках... А студенческий досуг для многих остается вообще самым ярким воспоминанием в жизни.
«В институте Володя Ковалев быстро стал среди студентов человеком заметным, – вспоминает его однокашник Эдуард Иванович Романенко. – Он хорошо играл на аккордеоне, неплохо пел, а мы ему подпевали. И, естественно, он был желанным гостем на любой молодежной вечеринке. Студенческое общежитие по улице Стачек стало нашим общим домом на целых шесть лет».
Другой однокурсник и земляк Ковалева, Виктор Иванович Меньшов, пять с половиной лет живший с Володей в одной комнате общежития, вспоминает о другой стороне студенческой жизни:
«Денег хронически не хватало. Мы с Володей первыми освоили разгрузку вагонов с цементом. Работа тяжелая и грязная. Цемент возили на тачках. Вагон разгружали за ночь, хотя норма – двое суток. За вагон платили 350 рублей, а стипендия в институте была 150 – 160 рублей. Отмываться от цементной пыли, – вот суета была. Потом освоили более чистую шабашку, – на холодильнике. Грузили мясо из вагонов или в вагоны. Впервые поели досыта курятины, телятины, рыбы…У нас еще одна статья дохода была: донорский пункт. За это нам давали один талон на обед и один день можно было не учиться. Кровь полагалось сдавать один раз в месяц, но мы упрашивали медперсонал и сдавали кровь чаще. Вместе с Володей ездили в Сибирь на каникулы, поездом от Москвы до Новосибирска. Другой раз едем без копейки денег. По дороге затевали песни и не оставались голодными…»
Свою дипломную работу Владимир выполнял в одном из центральных конструкторских бюро. Тема была закрытая: «Проект 206». Это был большой торпедный катер новейшего поколения, по тактико-техническим данным – один из лучших современных кораблей того времени. Забегая вперед, можно сказать, что судьба в очередной раз готовила Владимиру Ковалеву сюрприз: в скором будущем ему на судостроительном заводе придется строить военные корабли как раз по «Проекту 206».
В 1958 году выпускник факультета «Судостроение» успешно защитил дипломный проект и получил распределение на Ярославский судостроительный завод. Но прежде чем выпускники «Корабелки» разъехались по огромной стране, состоялся традиционный торжественный выпускной вечер. О нем вспоминает однокурсник Владимира – Константин Константинович Молчанов:
«В огромном общежитии Ленинградского кораблестроительного института, бывшем особняке С.Ю.Витте, 10 мая 1958 года гремел выпускной бал. Преподаватели института не вдруг узнавали своих бывших питомцев. Выпускники на это необыкновенное торжество нарядились в костюмы при галстуках и сразу повзрослели… В напутствиях наших преподавателей сквозили грустные нотки перед необходимостью расставания, звучали прощальные слова перед трудовой и пока еще неизвестной жизнью. На выпускном вечере у нас играл на аккордеоне Володя Ковалев, доброжелательный крепыш, улыбчивый и кудрявый – сибирский Есенин».
ЯРОСЛАВЛЬ – ТАЛЛИН – ЯРОСЛАВЛЬ
На Ярославский судостроительный завод, кроме Владимира, получили направление еще трое выпускников ленинградской «Корабелки» – Виктор Меньшов, Сергей Кудашкин и Борис Чумаков. Выйдя из городского автобуса, молодые специалисты сразу прошли в заводской отдел кадров, где их радушно приняла начальник отдела Ольга Дмитриевна Антипова. Она сразу же связалась с начальником ЖКО Крупиным:
- Виктор Васильевич! Прибыли молодые специалисты из Ленинграда, надо их устроить в молодежное общежитие.
- Комната для них готова, кровати заправлены, – последовал ответ.
Через полчаса четверка уже распаковывала чемоданы в доме № 3 по 5-ой Железнодорожной улице. Стояла середина мая, нежная зелень газонов ласкала глаз, белым пламенем цвела черемуха. В зоне отдыха поселка Дятьково, возле завода, красовались стройные молодые березки, ни дать ни взять – местные красавицы-ярославны.
На другой день заместитель директора завода Борис Алексеевич Рыжков познакомил молодых специалистов с историей предприятия, которому в том году исполнялось 38 лет. Судоверфь, основанная в 1919 году и в 1920 году спустившая на воду первые катера (для Северодвинской и Аму-Дарьинской флотилий), к 1934 году выпускала уже двести катеров в год. В 1939 году она была переименована в судостроительный завод. Перед войной предприятие выпускало речные и морские водолазные, рейдовые, почтовые, пожарные катера, глиссеры; в годы Великой Отечественной поставляло фронту катера, оснащенные реактивными установками «катюша», водолазные боты, бензозаправщики, минные плоты.
А с середины 50-х годов работало уже не только по отечественным заказам, но и поставляло катера на экспорт – в Индию, в Африку, в азиатские страны. В этот период завод производил около 12-14 судов ежегодно – от морских судов до малых катеров.
В 1953 году началась масштабная реконструкция предприятия: шло строительство главного корпуса, нового спускового устройства, других сооружений. Как сказал новоприбывшим Рыжков, самой неотложной задачей директор завода Дмитрий Трофимович Дудченко считает сдачу главного корпуса, возводимого на той же площадке, где шел монтаж катеров. Через 20 месяцев строительство должно быть завершено.
Борис Алексеевич рассказал молодым специалистам и о том, какое внимание уделяется на предприятии жилищно-бытовым вопросам. Заводские строители уже построили два детских садика и ясли, ввели в строй школу на 440 учебных мест, пионерский лагерь и четырехэтажное общежитие. К концу пятидесятых годов, согласно планам, коллектив предприятия должен будет располагать жилым фондом, почти вдвое превышающим фонд 1950 года.
Итак, на заводе к моменту появления «новичков из Ленинграда» заканчивалось полное обновление производства по основным направлениям деятельности. Когда в отделе кадров молодых специалистов спросили, где бы они хотели трудиться, Владимир Ковалев пожелал, чтобы его направили в цех, поближе к производству. Увы, вакантных мест для инженерно-технического персонала в цехах не оказалось. В итоге вся «великолепная четверка» начала работать в конструкторском бюро завода, на должностях конструкторов первой категории.
Впрочем, «шуршать бумажками в КБ», как иронически выражался Владимир, ему пришлось недолго. В один из июльских дней начальник конструкторского отдела спросил подчиненных, кто из них желает поехать в командировку в Новосибирск и в Новокузнецк.
- Никто желания не изъявил, – вспоминает Владимир Андреевич. – А поскольку там, в Сибири, моя малая родина, я и сказал: «Давайте, я поеду».
Оказалось, что было нужно съездить на металлургический комбинат и проследить технологию проката специальной стали. Заводу предстояло выполнить спецзаказ – построить катер, для корпуса которого требуется экспериментальная двухслойная сталь: один слой из обычного металла, а другой, для наружной стороны корпуса – из нержавеющего. Владимиру предстояло вникнуть в процесс производства такой стали на комбинате, чтобы при выполнении «Проекта 206» учесть ее особенности.
Молодой специалист пошел оформлять командировку. «Вот это конкретная работа! А заодно и дома побываю», – думал он.
Задание было выполнено. По возвращении Владимира пригласили в отдел кадров.
- В первом цехе появилась вакантная должность помощника мастера. Если вы согласны, с первого августа мы оформим перевод.
Ковалев без раздумий согласился.
Цех № 1, куда его направили, относился к заготовительным цехам, где металл готовили и раскраивали для корпусов будущих кораблей. Владимир с головой ушел в новую работу. По вечерам в общежитие он приходил усталый, но довольный, увлеченно говорил товарищам:
- Теперь я занимаюсь настоящим делом! Технологию сборки судна буду знать с нуля, всё потрогаю своими руками!
Через три с половиной месяца он был назначен мастером участка. Отмечая в общежитии повышение, Ковалев признался друзьям, что ему повезло: его дипломный проект в институте плавно перешел в практическую плоскость на заводе. Проще говоря, Владимиру пришлось своими руками претворять в жизнь «Проект 206», делать тот самый торпедный катер «Шторм» (по классификации НАТО – «Шершень»). И делать с самого начала, начиная с контроля процесса проката той самой двухслойной стали.
- Сборку корпуса я освоил, – говорил друзьям Владимир, – теперь освоить бы насыщение судна механизмами и электроникой. Как хорошо, что я попал в цех!
«Проект 206» был блистательно воплощен в жизнь: два головных катера строились на Ярославском судостроительном заводе и были сданы в I960 году. Забегая вперед, можно сказать, что всего в I960-1974 гг. на Ярославском и Сосновском судостроительных заводах было построено 100 торпедных катеров «Проекта 206» для отечественного Военно-Морского флота и 81 такой катер — на экспорт. Дальнейшим развитием «Проекта 206» стали катера с носовым подводным крылом – именно этими кораблями завершился более чем полувековой процесс развития и совершенствования класса отечественных торпедных катеров.
Вскоре Ковалева назначили старшим мастером, а в начале 1960 года руководство предприятия решило поручить ему еще более ответственное дело – заняться испытаниями заводской продукции (включая «Проект 206»), в целях последующей сдачи и передачи этих кораблей Военно-Морскому флоту страны. Нужно было отправиться в длительную командировку в Таллин, где для испытаний катеров была собрана команда специалистов всех классов: мотористов, электриков, метристов, торпедистов, минеров, химиков…
В Эстонию Владимир поехал не один, а с молодой женой Риммой. Он уже давно познакомился с этой привлекательной девушкой, работавшей в соседнем, ремонтно-механическом цехе и иногда проходившей к месту своей работы по территории сборочно-заготовительного.
- Я стоял на палубе будущего корабля и специально стучал по какой-нибудь конструкции, чтобы она подняла голову и обратила на меня внимание, – с улыбкой вспоминает Владимир Андреевич. – Потом мы с ней встречались на танцах, у нас завязалась хорошая дружба. В результате она стала моей женой.
Итак, судьба занесла Ковалева в Эстонию, на сдаточную базу завода, где шли испытания торпедных катеров «Проекта 206». Что такое испытания? Это выходы в море, отработка взаимодействия торпедных катеров с надводными кораблями, с самолетами и подводными лодками. Приходилось выполнять задания по отработке различных задач, связанных с применением боевого оружия, работать бок о бок с военными моряками, в число которых паренек из Сибири когда-то так страстно желал попасть.
- В то время мне еще и 30 лет не было, ответственность же была огромная, – замечает Владимир Андреевич. – Ведь сдача в намеченные сроки корабля – это выполнение государственного плана для завода. Если корабль вовремя не сдать, это было бы ЧП не только для завода, но и для всего Министерства судостроительной промышленности, сулило огромные неприятности для заводского коллектива. Мне, как «главному сдатчику», приходилось решать многие вопросы напрямую и с министерством, и с командованием Военно-Морского флота, и с председателями государственных комиссий. Для меня это была и очень серьезная воспитательная школа, и наука взаимоотношений с людьми всех рангов.
Такой работой я занимался почти пять лет. На заводе появлялся только для того, чтобы отметить командировку: «Прибыл-убыл». И снова уезжал. Приходилось работать на двух сдаточных базах – и в Таллине, где корабли сдавались для Северного и Балтийского военных флотов, и в Керчи, где наши корабли проходили испытания и либо сдавались для Черноморского военного флота, либо шли на экспорт, в другие страны».
О сдаче кораблей в Керчи вспоминает главный технолог Ярославского судостроительного завода Юрий Михайлович Кабанов:
«В 1965 году мы – Ковалев, Зверев, Любавин, Выдренков и я – поехали в Керчь сдавать корабли. На территории Керченского завода «Залив» нам выделили кусок пирса и несколько помещений. Выделенной территории не хватало ни кораблям, ни людям, ведь кроме нас, руководителей «сдаточной команды», тут работали десятки специалистов разного профиля. Из Ярославля в Керчь потянулся караван в семь кораблей – все суда военные, «206-го проекта», и все должны были пойти на экспорт: пять кораблей для продажи в Индию и два – в Корею.
Выполнить некоторые срочные работы, обеспечивающие сдачу заказов, было тяжело. Например, выточить на токарном станке деталь в цехах завода «Залив» можно было только в третью смену, т.е. ночью, при наличии денег или спирта. Обычно договаривались с начальником цеха заранее. Спали по пять часов и меньше, остальное время суток шла беспрерывная работа, вся на нервах. На нашем заводе, да и в главке понимали сверхнапряженность программы, для помощи в решении внешних вопросов приезжали в Керчь и наш директор Дмитрий Трофимович Дудченко, и заместитель начальника главка по производству Анатолий Архипович Квасоля. Корабли мы тогда все-таки сдали, все до единого, но и досталось нашей сдаточной команде крепко – каждый похудел на 4-5 килограммов.
Да и в обыкновенных командировках приходилось несладко. Помню, поехали мы с Владимиром Андреевичем в Москву и две недели жили на одних бутербродах. С гостиницами нигде невпротык: жили то в занюханной гостинице «Заря Алтая», то в «Доме колхозника». На пол бросят матрас, а утром выгонят: видишь ли, у них забронировано для сельских передовиков...»
В июне 1966 года Ковалеву позвонили из Ярославля. На том конце провода был человек, которого Ковалев называл своим учителем, – Дмитрий Дудченко.
- Ты должен вернуться на завод.
- А почему я должен вернуться?
- Приедешь, будешь работать главным инженером.
- Так я же пять лет не был на заводе, даже забыл, где какой цех находится…
- Ничего, приедешь – всё вспомнишь, – в своей обычной безапелляционной манере заявил Дмитрий Трофимович.
ГЛАВНЫЙ ИНЖЕНЕР И ДИРЕКТОР
Почему при выборе кандидатуры главного инженера директор остановился именно на Ковалеве? Ольга Федоровна Кухорева, работавшая тогда заместителем начальника отдела кадров, вспоминает об этом так:
«Однажды вызывает меня Дудченко (я тогда замещала Антипову, она часто болела) и говорит:
- Нам нужен главный инженер.
Я принесла ему личные дела вероятных кандидатов на должность главного инженера. Вначале Дудченко склонялся к кандидатуре В.А.Зайцева. Стали разговаривать по каждой кандидатуре.
- Вениамин Зайцев без высшего образования, Мастеров – тоже, – рассудительно произнес директор.
Дошла очередь до Ковалева и Каркачева (начальника цеха). Каркачев закончил техникум в Архангельске, потом, без отрыва от завода, Ярославский политехнический институт. Но у него тоже нашли какой-то изъян.
- Ковалев же совсем зеленый, – говорю я.
С другой стороны, я понимала, что молодость не помеха, и об этом тоже сказала директору. В тот момент я еще была совсем девчушкой, даже замужем не была, но директор относился ко мне доверительно. После нашей беседы Дмитрий Трофимович окончательно остановился на кандидатуре Ковалева».
Сам Владимир Андреевич о том, воистину переломном, моменте своей жизни вспоминает так:
«Мне пришлось оставить работу в Таллине, которую я освоил и полюбил, в которой находил наслаждение. Покинув Эстонию, вместе с семьей (сыну было уже полтора годика) вернулся в Ярославль. Работать главным инженером, осваивать то новое, что появилось на заводе, мне было тяжело. Нелегко было и вновь вливаться в коллектив, в котором я уже пять лет не работал. Завод в то время переходил на строительство морских кораблей среднего водоизмещения: мы строили рыболовные траулеры, буксиры-спасатели, танкеры для военно-морского флота. То есть, продукция была уже более солидная, более объемная, требовала много хороших специалистов. На мне лежала ответственность за технологический процесс, за государственный план, за освоение новой техники, за технику безопасности. Приходилось очень много работать. Но, с другой стороны, здесь был дружный коллектив, были прекрасные люди – и я, после своего долгого отсутствия, как-то очень быстро вошел в производственный ритм предприятия. В то время завод, одновременно с выполнением плана, строил производственные корпуса, создавалась социальная база, строилось жилье. И конечно, везде нужно было участвовать службам главного инженера, и мне лично…»
Поставив недавнего «главного сдатчика» на пост главного инженера предприятия и понаблюдав за своим питомцем какое-то время, Дудченко вздохнул с облегчением: на Ковалева можно было всецело положиться. Но именно в этот период Дмитрий Трофимович стал всё чаще хворать. И Владимиру Ковалеву, хочешь не хочешь, приходилось подолгу исполнять, параллельно со своей собственной нагрузкой, еще и обязанности директора. Для молодого человека это было нелегко еще и потому, что пятидесятилетние начальники цехов и отделов были «зубрами» в своем деле, а теперь им приходилось подчиняться мальчишке (как они считали). Командовать этими зрелыми руководителями для Ковалева было непросто, но постепенно они притирались друг к другу. Хотя, в интересах дела, некоторых начальников цехов все-таки пришлось заменить на более молодых руководителей.
Дмитрий Трофимович так и не оправился от своих хворей. В мае 1971 года он умер прямо у себя в кабинете. Вот как об этом вспоминает главный диспетчер завода Михаил Аркадьевич Пинхасик:
«Директор Дудченко умер (вернее, впал в кому), можно сказать, на моих глазах. Утром, часов в девять, я зашел к секретарю директора и спрашиваю:
- Вера Дмитриевна, директор у себя?
- Да, на месте, заходи, – отвечает она.
Захожу в кабинет, он сидит, наклонив голову. Я говорю:
- Дмитрий Трофимович, подпишите мне протокол совещания.
Он молчит. Я стою, жду. Смотрю, он никак не реагирует и не шевелится. Заподозрив неладное, выбегаю в приемную:
- Директору плохо – быстро врача!
Вызвали «скорую помощь», попытались привести его в чувство, но не смогли. Вызвали каких-то светил от медицины, они тоже не смогли ничего сделать. В бессознательном состоянии отвезли домой. Через три дня он, не приходя в сознание, умер.
Дмитрий Трофимович скончался на работе, как и его предшественник Виталий Мефодьевич Пащенко. Тот, возвращаясь из Москвы, в пути почувствовал себя плохо, но проехал прямо на работу. В кабинете с ним случился инсульт со смертельным исходом. А было ему всего 44 года. То есть, оба директора судостроительного завода фактически «сгорели на работе». Такая же учесть нередко постигала и других руководителей цехов и служб предприятия. Например, начальник цеха Александр Иванович Филатов умер в кабинете на моих глазах, то же самое случилось и с начальником ПРБ Алексеем Петровичем Сигаевым. В те времена чувство долга было превыше всего, даже собственного здоровья».
Народ погоревал, начальство погоревало и задумалось. Кому-то нужно было срочно вставать за штурвал предприятия. Естественно, лучшей кандидатуры, чем главный инженер Владимир Ковалев, просто не было.
Так вот и вышло, что, проработав неполных шесть лет (1965-1971) в должности главного инженера, в июне 1971 года решением коллегии Министерства судостроительной промышленности Владимир Ковалев был назначен на должность директора Ярославского судостроительного завода. Из руководителей 240 предприятий, находящихся в ведении министерства, он оказался одним из самых молодых – ему тогда было всего 36 лет.
Вот что рассказывает уже упоминавшаяся выше Ольга Федоровна Кухорева:
«В 1970-71 годах Дмитрий Трофимович Дудченко всё чаще отсутствовал на заводе по причине болезни, и Ковалеву все больше приходилось работать и за себя, и за директора. Когда директора не стало и во главе завода встал Ковалев, психологический климат на заводе стал кардинально меняться. Во время директорства Дудченко все его очень уважали и боялись: он был справедливый, но жесткий человек. Ко мне он очень хорошо относился, и все-таки когда я шла к нему, у меня ноги подгибались. Некоторых людей чуть ли не инфаркт хватал, когда он кого-то вызывал к себе в кабинет. А Владимир Андреевич относился уже к другому поколению, он, если так можно выразиться, стал развивать на предприятии веселость. Он считал, что хорошо отдыхать – так же важно, как и хорошо работать.
Коллектив завода стал сплоченнее. При Ковалеве появились разные кружки и секции, общества по интересам (наподобие «Домика охотника» или «Дома рыбака»). Стали у нас систематически проводиться цеховые вечера художественной самодеятельности, очень содержательные, на высоком уровне. Общественная жизнь на заводе прямо-таки закипела, что положительно отражалось и на рабочем настроении заводчан. Возможно, Ковалев был и менее квалифицированным технически, по сравнению с некоторыми специалистами, подчас он шел вперед интуитивно – зато шел не оглядываясь, всё делал напористо и эффективно.
Конечно, все основы будущего развития завода (и поселка Дятьково) закладывались при Дудченко. Но Ковалев, как главный инженер завода, принимал в закладке этих основ самое активное участие. Дмитрий Трофимович был очень сильным руководителем, и у Владимира Андреевича была возможность многому у него поучиться. Помню, зачем-то я пришла к Дудченко (это было году в 1969-м), у того на столе были развернуты карты, он мне и говорит:
- Хочешь посмотреть, какое будет в будущем наше Дятьково? Вот здесь будет проходить проспект от Московского вокзала и до Липовой горы. Я еще не знаю, как его назовут (потом этому проспекту, как известно, дали имя Фрунзе). Возле поселка Липовая гора будет построен больничный комплекс. Вдоль него будут построены многоэтажные дома. С этой целью мы сейчас заключили с Москвой договор на поставку панельных домов…
Кстати, об этих домах. Вначале москвичи нам поставляли пятиэтажные дома, потом стали делать современные, 12-этажные, облицованные голубой и светло-зеленой керамикой. При Дудченко была построена и школа № 23. Да многое было построено! Я ведь пришла на предприятие в 1950 году и помню, каким был завод тогда. При Дудченко строились корпус цеха № 1, здание кузницы. Главный корпус сформировался тоже при нем: он, по сути, был главным прорабом его строительства.
Помню, что до «перестройки» все учащиеся близлежащих школ систематически приходили на наш завод на экскурсии, им показывали оборудование цехов, знакомили с процессом формирования будущего корабля. Ученики выпускных классов проходили практику у нас на производстве, работали на станках, приобретали рабочие специальности. У ребят формировалось чувство гордости за свой завод, за микрорайон, где они живут. Потом многие из них, повзрослев, вливались в трудовой коллектив нашего предприятия…».
Естественно, главным направлением деятельности нового директора оставалось производство, иначе и быть не могло. Как уже говорилось, в этот период на предприятии началось строительство буксиров-спасателей для Военно-морского флота и морской пограничной охраны – аналогов таким буксирам не было в отечественном флоте. С 1972 года завод перешел на производство этой продукции поточным методом.
Освоили на заводе и изготовление буксиров-спасателей в гражданском варианте. Они были предназначены для оказания помощи судам и были способны не только на буксировку терпящих бедствие судов, но и на снятие их с мели, откачку воды, тушение пожаров, подводную сварку и резку, обеспечивали подводное телевидение… Вскоре эти изделия приобрели широкую известность, всего было построено около сорока таких кораблей.
Широкую популярность получили и ярославские рыболовецкие траулеры, работавшие повсюду: на Черном и Каспийском морях, на Балтике, в портах северных морей, на Дальнем Востоке, на Камчатке и Сахалине. А в конце 1970-х годов предприятие, которым руководил Ковалев, начало строить для Военно-морского флота малые противолодочные корабли «Молния». По своим скоростным и маневренным свойствам, по качеству вооружения они стали принципиально новым средством защиты морских рубежей. Кстати, ЯСЗ выпускал их вплоть до 1988 года, «Молнии» поставляли в Индию, Румынию, на Кубу.
Само собой понятно, что процесс изготовления каждого судна, выпускавшегося заводом, находился под строгим контролем директора. Но, как уже говорилось выше, изготовить корабль мало, надо его еще и испытать, а потом сдать заказчику. И здесь новому руководителю предприятия приходилось порой брать на себя очень большую ответственность. Приведу такой пример. В 1976 году уже в конце октября ударили сильные морозы, а в середине ноября термометр показывал «минус 20». Суда, отправленные с завода на сдаточную базу в Таллин, оказались в ледовом плену. Особенно трудные условия создались в районе Белого и Онежского озер: здесь караван ярославских кораблей был остановлен на неопределенный период («до улучшения ледовой обстановки»). Из министерства поступил приказ – повернуть караван на юг, идти в Керчь. Но этот вариант поведения сулил потерю дорогого времени, огромные расходы по созданию новой сдаточной базы, а в итоге – фактический провал годовой производственной программы завода.
И Ковалев пошел на огромный риск. Он решил отказаться от «керченского варианта» и все-таки пройти в Таллин прежним путем. Дважды, арендуя вертолет, он лично вылетал на трассу, чтобы на месте решить, как обеспечить ход заводских судов на Север. Зафрахтовав ледоколы «Нева» и «Двина», бросив в прорыв заводской буксир «Конструктор Крылов», буксиры «Русанов» и «ОТА-933», директор в итоге победил. Правда, вместо положенных двух недель «ледовый поход» ярославских судов продолжался двадцать восемь суток, но испытание на прочность выдержали не только суда, но и люди. Корабли «программы-76» были успешно сданы заказчику.
Вспоминая о 70-х годах, начальник заводской лаборатории НОТ Эдуард Александрович Ткаченко рассказывает, начиная издалека:
«Ковалев был главным координатором строительства торпедных катеров «Проекта 206». Еще в тот период, когда ему было всего 26 лет, он сумел состыковать интересы Ленинградского ЦКБ «Алмаз», киевского ЦКБ «Ленинская кузница», института «Гипроверфь» – и их поставщиков (я имею в виду, прежде всего, наш завод). Торпедные катера этого проекта шли не только на внутренний рынок, но и на экспорт – в ГДР, Югославию, Египет, Индию, КНДР, Ирак, Сирию.
Я хорошо помню «Проект 206». Корпус у этого катера был довольно тонким для двух мощных пушек АК-230, и при изготовлении головного корабля нам пришлось изрядно помучиться с установкой этих детищ тульских оружейников. По горизонтали их приходилось доводить по кругу с точностью до десятых долей миллиметра. И Ковалев в этой доводке принимал самое непосредственное участие.
Так как Виталий Митрофанович Максимович, главный инженер нашего завода, был направлен министерством в Феодосию, на должность главного инженера тамошнего судостроительного завода, более крупного, нежели наш, нашему предприятию требовался новый главный инженер. У тогдашнего директора Дудченко был исключительный нюх на людей и их способности: в молоденьком Ковалеве он разгадал задатки руководителя, и в тридцатилетнем возрасте назначил его на место Максимовича. И не ошибся. Как-то Владимир Андреевич уехал на несколько дней в командировку (это было вскоре после его назначения на должность главного инженера). И Дудченко при мне пожаловался: «Я без Ковалева как без рук».
Когда Ковалеву дали квартиру (в доме, где аптека), одна работница из отдела главного технолога обиделась, заявила Дудченко:
- Я стою пять лет в очереди, мне не дали, а какому-то мальчишке дали, работающему на заводе меньше меня.
Дудченко ей ответил:
- Он проработал меньше, но сделал больше.
Трудно приходилось отвыкать от «Володи» и переходить к «Владимиру Андреевичу». Приедут, помню, к нам по работе девушки из Ленинградского ЦКБ «Алмаз» – все молодые, и Ковалев не старше их. Они, по старой памяти: «Володя, Володя…», и нам приходилось одергивать их, должна же быть субординация. Где-нибудь на пикнике зовите его по-прежнему Володей, а здесь территория завода и рабочее время.
Став директором, Владимир Андреевич быстро наладил отношения с чиновниками и руководством главков в нашем министерстве. Он был очень легкий на подъем и умел оперативно решать вопросы. Однажды я был свидетелем, как он за один день съездил в командировку в Киев, решил там все проблемные вопросы и вечером вернулся в Ярославль.
Подчас нового директора в некоторых его поступках не все понимали – например, когда он решил проложить трубу под водоемом в зоне отдыха (вырыть водоем в русле реки Дунайки – тоже была его идея), чтоб не попали сточные воды в бассейн, где купаются люди, в том числе дети. Некоторые считали это блажью с его стороны. А теперь все убедились в его дальновидности. То же самое и с подземным переходом через Фрунзенский проспект: именно он настоял, еще при строительстве шоссе, на сооружении перехода. В результате переход обошелся в несколько раз дешевле.
И строительство конференц-зала в заводоуправлении некоторые тоже считали роскошью, особенно осуждали привлечение художников-оформителей. Но как уютно себя чувствуют теперь наши работники в этом помещении! За этим конференц-залом прочно закрепилось его шуточное, неофициальное название «Греческий зал», в этом помещении всегда царит особое, приподнятое настроение. И из типового проекта заводской столовой директор Ковалев тоже сделал «картинку». Не поскупился привести туф из Армении – и эта столовая уже столько лет радует глаз, согревает душу».
Раз уж зашла речь о создании для работников завода и жителей Дятькова условий для нормального отдыха и занятий спортом, нельзя не рассказать и о строительстве спортивного комплекса на берегу вышеупомянутого водоема. Вот как вспоминает об этом один из главных участников этого строительства, начальник цеха № 5 Евгений Михайлович Выдренков:
«На месте теперешнего парка «Березки» в 1959 году был кустарник с заболоченной местностью и ручеек реки Дунайки, через которую были переброшены две трубы и дощечка. Решено было в бассейне реки сделать выемку грунта, перекрыть его дамбой и наполнить водохранилище из Волги. С этой целью по реке Дунайке провели от Волги до водохранилища трубу. Первую дамбу размыло недели через две, пришлось сооружать более капитальную запруду, бетонную, которая стоит и до настоящего времени.
В 1978 году взялись за строительство спорткомплекса. Строили его силами завода, устраивали субботники в неурочное время. Возглавлял строительство Николай Иванович Гладких. Его перевели из отдела капитального строительства, дали типовой проект и, без всякого разрешения и согласования в нужных инстанциях, начали строить комплекс. Сделали это специально, чтобы не показывать источник финансирования. Проект курировал Виктор Кириллович Громышев.
Два раза в неделю собирал Владимир Андреевич Ковалев начальников цехов прямо на стройке комплекса. В 6 часов утра мы приходили к водоему на физическую зарядку, а в 7 часов начиналось совещание.
В 1978 году, как раз в День Военно-морского флота, комплекс при большом стечении народа был торжественно открыт. Он был полностью готов к приему спортсменов: прекрасный высокий зал с огромными окнами для спортивных игр, зал для балетных и бальных танцев, широкая красивая лестница на второй этаж, множество комнат для различных кружков и секций. Но это великолепное здание нигде не числилось: его построили «партизанским методом», за счет завода, «на полуобщественных началах».
Для администрации Ярославля спортивное сооружение, вдруг возникшее в микрорайоне Ярославского судостроительного завода, оказалось полной неожиданностью. Из города явилась комиссия: где вы взяли на это строительство деньги? Ковалева вызвали на бюро горкома партии, заслушали и влепили выговор с занесением в личное дело – «за нецелевое использование государственных средств». Деньги-то на строительство комплекса, как посчитали члены бюро, добывались за счет судостроения, капитального строительства и общезаводских расходов. А многочисленные субботники, которые работники завода и жители поселка проводили в неурочное время на стройке, вообще во внимание не принимались.
После того памятного заседания горкома партии Владимир Андреевич собрал на заводе совещание, поделился с соратниками информацией о заседании бюро, вздохнул и... заговорил о подобных же планах на будущее. В частности, сказал: «У нас другого пути нет, заводской Дворец культуры будем строить подобным же образом. Ведь целевых денег на это нет и не предвидится. Мы не воруем, у нас благие намерения, и будем надеяться, что меня за это не посадят».
Итак, выговор на Ковалева не подействовал. По окончании строительства спорткомплекса заводские строители оборудовали тут же детскую площадку, спортивную площадку для взрослых, привели в порядок прилегающие территории: заасфальтировали дорожки, разбили клумбы, разместили изготовленные на заводе декоративные фонари для освещения территории зоны отдыха. Закупили и разместили в разных местах карусели, качели для детишек. Потом построили прекрасную летнюю танцевальную площадку, с навесом и лавками по кругу. Вечером местная молодежь валила валом в «зону отдыха», днем семьи с малыми детьми тут развлекались и загорали. Словом, этот зеленый массив стал любимым местом отдыха окрестных жителей и остается таковым до настоящего времени. Его облюбовали не только люди, но и птицы: трели соловьев слышны в домах аж по ту сторону Фрунзенского проспекта.
В начале лета 1978 года заводские строители, взяв на вооружение всё тот же «партизанский метод», начали готовить площадку под будущий Дворец культуры ЯСЗ. Снесли двухэтажный деревянный дом, жителей расселили. Обзавелись техпроектом здания будущего Дворца (опять-таки, ни с кем не согласованного). Ковалев договорился с военной базой № 81, оттуда пригнали авто-сваебой и начали забивать сваи под фундамент. Работы расписали по каждому цеху. Большая ответственность возлагалась на отдел капитального строительства, лично на заместителя директора по капитальному строительству Н.Н. Маева, на того же Н.И. Гладких. Совещания и планерки были самые напряженные.
Впоследствии Ковалевым овладела еще одна идея: построить хоккейный корт. Макет корта был выставлен на общее обозрение, потом началась и победно окончилась и эта стройка. Воспитанные на корте судостроителей юные хоккеисты одерживали одну победу за другой, одолели сильнейшие команды Москвы и Ленинграда. На завод несколько раз приезжал знаменитый тренер хоккейной команды СССР А.В. Тарасов, присматривался к ребятам, интересовался методами тренировок, давал советы. Юные хоккеисты микрорайона много раз подряд представляли Ярославскую область в состязаниях на первенство Советского Союза, завоевывали на «Золотой шайбе» серебряные и бронзовые медали.
Закипела работа и в новом заводском Дворце культуры. На вечерах художественной самодеятельности цехов и отделов предприятия зрительный зал, как правило, был переполнен, люди толпились в проходах. Но судостроители не только плясали и пели: в заводском микрорайоне работало 16 видов кружков и секций по 22 направлениям – от тяжелой атлетики и до школы балетного танца. Под руководством опытных тренеров более 1800 жителей микрорайона (главным образом, молодежь) посещали занятия в этих секциях (заметим, что весь заводской коллектив состоял из 4600 человек).
У ШТУРВАЛА ГОРОДА И ОБЛАСТИ
В конце 70-х годов Ярославский судостроительный завод по производственным и социальным показателям стал одним из лидирующих среди 240 предприятий Министерства судостроительной промышленности. Завод с каждым годом наращивал темпы и с государственным плановым заданием справлялся всё увереннее. Расширялись заводские производственные площади, темпы строительства жилья на ЯСЗ были самыми высокими среди предприятий Ярославля и всей отрасли.
Именно тогда первый секретарь Ярославского обкома КПСС Федор Лощенков стал всё чаще заглядывать на ЯСЗ. Бывая в микрорайоне судостроителей, он непременно заходил в заводской клуб и однажды пошутил:
- Как ни приеду к судостроителям, они поют, да пляшут, а завод работает всё лучше и лучше!
Конечно, никакого противоречия тут не было, активный отдых естественно побуждал работников завода к более производительному труду. Но в шутке руководителя области, как в капле воды, отразилось вся тогдашняя жизнь предприятия: заводчанам хотелось петь и плясать, хотелось в свободное время заниматься спортом, они жили полной жизнью. И в этом настроении была огромная заслуга директора. Общительной, доброжелательной, демократичной натуре Владимира Ковалева были чужды чопорность и чванство, он был открыт для людей – и они тянулись к нему, отвечали ему тем же.
Глубокое уважение к человеку, независимо от его социального положения, составляло суть характера этого неординарного руководителя. Он старался найти у любой личности положительные качества – и помочь человеку проявить эти черты. Владимир Андреевич считал: нет бесталанных или безнадежных людей, а есть те, что по какой-то причине не состоялись или занимаются не своим делом. Значит, надо помочь человеку состояться, перейти на то место, где присущие ему от природы качества дадут отличный результат.
Мне не раз приходилось замечать, как при появлении Ковалева в цеху или в микрорайоне у людей, глядящих на него, разговаривающих с ним, теплели лица. Его в коллективе не просто уважали, его – обожали, с него брали пример. В нем счастливо сочетались формальный и неформальный лидеры, официальное лицо и душа общества. Будучи руководителем крупного предприятия, он мог запросто принять приглашение на свадьбу к любому заводчанину, которого хорошо знал и ценил как работника. И не просто присутствовать на такой свадьбе, а быть там заводилой и запевалой, часами играть на аккордеоне.
Я, работавший под началом Владимира Андреевича, возглавлявший, в его бытность директором, юридический отдел завода, не увидел в его дальнейшем карьерном взлете никакой случайности: именно такие люди, по моему разумению, и должны были идти «наверх». Но для него самого, похоже, предложение сменить место работы было неожиданным. Вот как это случилось.
С начала октября до середины декабря 1979 года Владимир Андреевич на заводе отсутствовал: вместе с другими сдатчиками он был в Таллине, где руководил процессом испытаний головного корабля новой серии (поскольку этот новейший противолодочный корабль был сложным не только в производстве, но и в плане сдачи его флоту, директор получил от министра указание лично руководить испытаниями). Поставив судно на окончательную ревизию и окраску, Ковалев вернулся в Ярославль. В Таллине остались сдатчики и специалисты, которые должны были довести судно «до ума», то есть, до подписания приемного акта.
Владимир Андреевич вспоминает:
«По возвращении в Ярославль я приступил к своим непосредственным обязанностям. В первый же день после этой командировки (она длилась на испытаниях два с половиной месяца) мне звонит второй секретарь обкома партии Владимир Федорович Горулев и спрашивает, чем я занимаюсь. Отвечаю ему:
- Вот, вернулся из командировки. Конец года, проблем много по сдаче судов, жилищных объектов...
- Не смог бы ты ко мне приехать?
- Ну, если секретарь обкома приглашает...
Короче, бросаю все дела, еду в обком. Вхожу в кабинет к Горулеву, а тот и говорит:
- Состоялось закрытое заседание бюро областного комитета партии. Члены бюро единогласно высказались за твою кандидатуру, будем рекомендовать тебя сессии Ярославского городского Совета для избрания председателем горисполкома.
Для меня это было как снег на голову среди яркого летнего дня. Я совершенно не ожидал такого поворота дела и ответил, что города не знаю, поскольку живу в Дятькове. Знаю только площадь Подбельского, с которой ходит к нам автобус, да еще площадь Волкова, потому что здесь знаменитый театр. Городским хозяйством никогда не занимался и не знаю его.
А Владимир Федорович в ответ говорит, что это не его решение – это решение бюро областного комитета партии.
У меня никакого желания не было заниматься этой работой, потому что 22 года я посвятил кораблестроению. Это была моя профессия и моя специальность. Поэтому я, сколько мог, старался убедить его, что меня нельзя рекомендовать на эту должность. Еще сказал, что, возможно, и министр не отпустит меня с этой работы. Остановились на том, чтобы я как следует подумал.
Через несколько дней – опять звонок от Горулева. Приезжаю к нему, Владимир Федорович говорит: у Федора Ивановича Лощенкова есть желание с тобой переговорить. Вместе с Горулевым идем к первому секретарю обкома партии. У того в кабинете сидят первый секретарь Ярославского горкома партии Игорь Аркадьевич Толстоухов и Владимир Михайлович Дорофеев (он тогда возглавлял орготдел обкома). В общих чертах разговор был тем же, что и в кабинете Горулева. Я повторил все свои доводы, которые мне казались убедительными. Выслушав меня, Лощенков ответил так: если народ тебя выберет, то займешься городскими проблемами и разберешься во всем. Что же касается министра судостроительной промышленности, то этот вопрос с ним уже утрясен».
Через неделю после этого разговора состоялась сессия городского Совета депутатов, на которой Владимир Андреевич был единогласно избран председателем горисполкома. Однако на любом заводе «года конец – всему делу венец». Ковалев не мог покинуть предприятие в это время, крайне напряженное и ответственное. Он попросил Федора Ивановича Лощенкова, чтобы до 1 января его не тревожили, поскольку он, всё еще директор завода, должен был завершить годовую заводскую программу. И первый секретарь обкома пошел навстречу.
Владимир Андреевич с улыбкой вспоминает:
«В конце года я был уже в должности председателя горисполкома, и в то же самое время сидел в кресле директора завода. Наш министр, Игорь Сергеевич Белоусов, сообщил членам коллегии во время заседания, что в истории нашего министерства еще такого не было – чтоб мэр города руководил судостроительным заводом, но вот в Ярославле такое случилось. Случилось потому, что я попросил время, чтобы завершить все свои заводские дела.
31 декабря 1979 года я собрал всех своих заместителей, попрощался с ними, выпили по рюмке, поблагодарил я их за работу. В 10 часов вечера, накануне нового, 1980-го года, прошел через проходную, через которую я ходил 22 года, и сдал свой заводской пропуск…»
Уже в январе нового года всё вокруг Ковалева стало другим: его окружали другие люди, перед ним стояли другие задачи. Вот что говорит об этом периоде своей жизни сам Владимир Андреевич:
«Первое время мне было очень тяжело. Каждое утро я видел, как коллектив завода идет на работу (я видел это из окна своей квартиры), а мне нужно было уезжать совсем в другую сторону, идти на другую работу, в другой коллектив. Было такое ощущение, как будто меня выгнали из родительского дома, будто я расстался с дорогим, с самым родным. Года полтора жил с таким чувством, не мог оторваться от заводских воспоминаний и проблем, хотя уже захлестывали проблемы города.
Единственное, что меня утешало: что это все равно хозяйственная работа, что город –
это огромный, многоплановый хозяйственный механизм. Была уверенность, что новую работу я освою, было желание влиться в коллектив городских руководителей, добиться того, чтобы работа моя была построена на добрых взаимоотношениях и на взаимопонимании. Полтора года отвыкал от завода – и примерно столько же времени привыкал к новой работе.
Очень благодарен за первые уроки моим коллегам – заместителям председателя горисполкома Александру Ивановичу Рябкову, Михаилу Ивановичу Короткову, Николаю Ивановичу Седову, секретарю исполкома Борису Сергеевичу Козлову. Уже нет в живых некоторых из них, но светлая память о дружной работе с ними осталась в моем сердце навсегда. Руководство у нас было коллегиальным: я приглашал своих коллег для совета, принимались общие решения, намечались планы наших действий и дружно решались.
Мне было интересно работать с главным архитектором города Эдуардом Ивановичем Хидировым. В то время в городе строилось много жилья (около 340 тысяч квадратных метров сдавали мы ежегодно). Активно строились Северный жилой район (Брагино), район Суздалки, застраивались микрорайоны судостроительного завода и радиозавода. Везде нужно было готовить и вести большую работу по организации строительства. Достойным продолжателем Хидирова стал Аркадий Романович Бобович. В тот период времени в Ярославле строился ТЮЗ, завершалось строительство уникального здания на Советской площади, где сейчас размещается правительство области. Шло к концу строительство комплекса Речного вокзала, благоустраивались набережные Волги и Которосли. Шла реконструкция стадиона «Шинник», хоккейного Дворца спорта, возводились новые городские фонтаны. Чтобы на современном уровне обслуживался город, шла реконструкция коммунальных служб и спецавтохозяйства…»
К этим словам хочется добавить, что на новом посту Владимир Андреевич очень многое сделал для социально-экологического благополучия Ярославля. Выше уже говорилось о его трудах по благоустройству Фрунзенского района города. Став мэром (пусть эта должность тогда и называлась иначе) областного центра, он приложил немало усилий, чтобы облагородить набережные Волги и Которосли – и теперь эти места являются любимейшим местом для прогулок и отдыха горожан; уделял большое внимание строительству очистных сооружений для города. Строительство речного вокзала, здания Театра юного зрителя, больничного городка областной клинической больницы и многих других важных для Ярославля объектов – это тоже его заслуга.
Памятно многим и то, что Ковалев, став главой города, активно содействовал налаживанию связей Ярославля со странами Европы. Именно при Владимире Андреевиче областной центр породнился с добрым десятком европейских городов, расположенных во Франции, Португалии, Испании, Германии, Финляндии…
Герой моего рассказа обычно вспоминает о людях, работавших с ним, тепло, говорит о них только хорошее. Но, справедливости ради, надо сказать и о том, что некоторым чиновникам горисполкома деловой стиль работы нового руководителя не очень-то понравился. В частности, их не устраивал подход бывшего директора завода к планированию работы коллектива: Ковалев требовал в плане работы указывать точный срок выполнения задания и обязательно – фамилию ответственного исполнителя. При наступлении срока он требовал с исполнителя отчет о проделанном. Не привыкшие к четкости в работе, чиновники вначале зароптали, устроили чуть ли обструкцию новому начальнику. И лишь позднее оценили по достоинству такой вот «заводской» стиль, зауважав начальника уже не за должность, а за принципиальность и деловой подход.
Впрочем, никакой особенной «жесткости» в новом кресле Ковалев не приобрел, остался всё тем же душевным, открытым человеком. Известен случай из 80-х годов, когда Ковалев вместе с Толстоуховым поехали в Португалию – завязывать связи с будущим побратимом, городом Коимбра. «Холодная война» была еще в разгаре, поэтому обстановка на официальном приеме в мэрии европейского города была напряженной. Власти Коимбры впервые встречались с посланцами Советского Союза – страны, доселе бывшей закрытой для них и во многом непонятной. И тогда, чтобы разрядить ситуацию, ярославский мэр попросил принести какой-нибудь клавишный музыкальный инструмент. Принесли аккордеон. Гость заиграл и запел русские песни, произведя на импульсивных южан неизгладимое впечатление. Это был настоящий фурор: каждую новую песню португальцы встречали восторженно. В тот же день договор между городами был подписан, и обе стороны расставались, испытывая самые теплые чувства.
Пять с лишним лет Владимир Андреевич простоял у штурвала областного центра. И только-только успел вникнуть в тонкости управления многоплановым городским хозяйством, как пришлось переходить на другую работу – и вновь на такую, с которой он прежде был совершенно незнаком. В 1985 году Ковалев был избран первым секретарем Ярославского горкома КПСС.
«Когда меня избирали на пленуме на должность первого секретаря горкома партии, – вспоминает он, – я взмолился, что совершенно не знаком с этой работой. Даже в пионерской и комсомольской организациях никаких руководящих должностей никогда не занимал. Но мне ответили, как и прежде: «ничего – разберешься». Пришлось разбираться…
Сразу оговорюсь, что здесь я проработал недолго. Но это была по своему интересная работа – в гуще событий и забот трудовых коллективов. Пришлось побывать в парторганизациях многих заводов, учреждений, посмотрел их изнутри. В городе в те годы было 58 тысяч коммунистов. Приходилось много трудиться, способствовать тому, чтобы коллективы выполняли государственный план, чтобы развивалось городское хозяйство. То есть, заботы партийные все равно сливались с заботами хозяйственными…»
И все-таки, когда в 1987 году Ковалеву предложили перейти на должность заместителя председателя облисполкома, он согласился с облегчением. Это была уже не идеологическая, а живая хозяйственная работа, которая охватывала всю Ярославскую область.
«На этой должности я проработал до 1990 года. Мы, в соответствии с решениями ЦК партии и Совета министров, стремились уделить главное внимание развитию сельского хозяйства, создать на селе такую материальную базу, которая соответствовала бы потребностям населения. Большое внимание уделялось строительству дорог. Начали с создания ряда мощных подрядных организаций, дополнительно к тем, которые уже имелись. Предприятия, которые занимались мелиорацией (где нужно и где не нужно), тоже пришлось переключить на строительство дорог. Словом, создали мы хорошую базу для дорожного строительства.
Эта работа меня вполне устраивала – я чувствовал полезность своих усилий. Но, в связи с уходом председателя облисполкома на заслуженный отдых, в 1990-м году мне было предложено занять новую должность. На этот раз перестраиваться особо не пришлось, задачи были ясны. Продолжали дорожное строительство, к 1990 году могли построить уже около 800 километров дорог с асфальтовым покрытием, а в 1991-1992 годах планировали выйти на 1000 километров таких дорог в год. Но нашим мечтам не суждено было осуществиться…»
ИЗ ПРЕДСЕДАТЕЛЕЙ ОБЛИСПОЛКОМА – В БЕЗРАБОТНЫЕ
Те читатели, кто постарше, помнят, что это было за время – самый конец 80-х. Горбачевскую «перестройку» известный писатель Юрий Бондарев сравнил с самолетом, который подняли в воздух, не зная, есть ли в пунктах назначения посадочная площадка. Время всеобщей эйфории, время «гласности», огульной критики всего и вся, время митингов. К августу 1991 года в огромной державе что-то сдвинулось с места, готовое рухнуть. Созрел и оформился «Государственный комитет по чрезвычайному положению» – пресловутый ГКЧП.
Что же происходило в это время в Ярославской области? Как происходящие события повлияли на судьбу героя моего рассказа?
Вот что говорит об этом периоде жизни Владимира Ковалева его однокашник по «Корабелке» Эдуард Иванович Романенко:
«Владимир Ковалев и Игорь Шамшев были двумя кандидатами на одно место в Верховном Совете CССР. Наша же заводская шпана из АСУП (автоматизированной системы управления производством), в том числе Станислав Гайдис, отстояли Шамшева. Неужели не видно было, что Шамшев авантюрист? Его выгнали из института в Москве, где он был преподавателем.
За год до путча ГКЧП была создана Чрезвычайная комиссия Ярославского облисполкома. В момент действий ГКЧП многие должностные лица в нашем облисполкоме были в отпуске. Ковалев собрал чрезвычайную комиссию, чтоб посоветоваться в ответственный момент истории страны. В той ситуации это был квалифицированный поступок со стороны Владимира Андреевича. А потом представитель президента в Ярославской области Владимир Варухин формально поставил это совещание Ковалеву в вину. Варухин был вхож в канцелярию президента, поехал к Ельцину и, настучав, оклеветал Ковалева. По сути, представитель президента сделал подлость всей области.
В результате указом президента исполняющим обязанности губернатора области стал Лисицын, человек без опыта. У него не только такого опыта не было, как у Ковалева, но и деловых качеств таких и, естественно, никакого авторитета и деловых связей. Любопытно, что через несколько лет Варухин извинился перед Ковалевым за эти свои тогдашние действия, но поправить уже было ничего нельзя».
Вспоминает сам Владимир Андреевич:
«Мы, руководители области, получали тогда разноречивые указания. Одни указания приходили от российского руководства, другие – от ГКЧП. Ночью мне однажды принесли по секретной почте (принес посыльный из областного управления Министерства Государственной Безопасности) сообщение о том, что нужно в нашей области создать структуру ГКЧП – подобную союзной, но областного масштаба. Возглавить новую структуру предлагалось мне.
Утром я должен был уезжать на сессию Верховного Совета России. Своему заместителю сообщил: никаких решений по поводу ГКЧП не принимать, поддерживать и выполнять только указания правительства России. Мы понимали, что в область идут провокационные сообщения, связанные с государственным переворотом в стране.
После августовских событий жизнь пошла по совершенно другому руслу. «Демократические» структуры стремились убрать с руководящих постов бывших партийных работников. Уже не было областного комитета партии, не было и городского комитета. Остались лишь исполнительные органы – облисполком и Совет народных депутатов Ярославской области, который возглавлял Александр Николаевич Веселов. С августа по декабрь шла работа, направленная на то, чтобы вообще не было облисполкома и его руководства.
В это время в области уже работал представитель президента Владимир Геннадьевич Варухин, который почему-то меня сразу невзлюбил. Я для него был каким-то «внутренним врагом», которого он все время хотел убрать с должности. Постоянно с его стороны были попытки оклеветать меня, что-то приписать, дать обо мне ложную информацию. Он привлек на свою сторону так называемых «депутатов демократической направленности» (Бещева, Бакаев, Борисов и другие), которые собирали лживую информацию, расклеивали по столбам, зданиям, заборам листовки, разные сообщения, содержащие сущую клевету. В конце концов, Варухин написал на меня в прокуратуру донос – о необходимости возбуждении в отношении меня уголовного дела и проведения расследования. Что якобы Ковалев поддержал ГКЧП и ввел в области чрезвычайное положение. Хотя никакого чрезвычайного положения в нашей области никто не помнит, никто даже не почувствовал его. Наоборот, в области и в Ярославле была тогда нормальная мирная жизнь, работали все предприятия. Проходило много интересных общественных мероприятий, мы торжественно отметили 1000-летие Ярославской епархии, где было много гостей из других регионов, включая Москву и Ленинград.
Что касается так называемого «суженного заседания», то оно, действительно, в дни ГКЧП работало. Но оно заседало и раньше, будучи созданным на случай чрезвычайных ситуаций, и разрешалось постановлением Правительства СССР. На основании этого постановления председатель облисполкома имел право собирать такое совещание, в котором участвовали руководство военного гарнизона, управления государственной безопасности и управления внутренних дел. Присутствовали также руководители, отвечающие за гражданскую оборону, и ряд других. В дни действий ГКЧП мы действительно собирались каждое утро, обменивались информацией и ставили одну-единственную задачу: чтобы в областном центре не было никаких провокаций и хулиганских действий, чтобы нормально работали объекты народного хозяйства, чтобы сохранялся общественный порядок в городе и области.
Прокуратура обязана была дать ход доносу Варухина – и меня допрашивал следователь Крашенков. Потом на сессии областного Совета народных депутатов этот следователь доложил, что никаких действий, связанных с введением чрезвычайного положения или действий уголовного характера я не совершал. Но все равно, когда наступил решительный момент, когда решалось, кому возглавить администрацию Ярославской области, Варухин в письме Контрольному управлению Президента, поклявшись в личной верности Ельцину, заявил, что в области должен остаться кто-то один – либо Варухин, либо Ковалев. И, несмотря на то, что за меня на сессии областного Совета проголосовало 97 депутатов, а за Лисицина всего лишь13 депутатов-рыбинцев, в Ярославль пришел очень хитрый Указ Президента. Этим указом в структуру управления областью вводился новый элемент: Ельцин, по сути, ликвидировал облисполком, введя вместо него Администрацию области. А Лисицина поставил исполняющим обязанности главы Администрации области».
Так завершилась государственная карьера замечательного человека, опытного управленца, хорошо знавшего жизнь и людей, но не сумевшего ничего противопоставить подлости и низости, всегда выползающей на Божий свет в пограничные моменты человеческой истории. 57-летний Ковалев в одночасье стал фактически безработным.
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
В январе 1992 года Владимир Андреевич отдал ключи от сейфа в своем служебном кабинете новому руководителю области, Анатолию Лисицыну.
- Больше у меня никаких дел, чтобы тебе передавать, нет – сказал он. – Вот есть стул, стол, садись и работай.
Был ли он обижен на Лисицына? Думаю, что нет. А на Ельцина? Думаю, что в глубине души – да. Ведь серьезный руководитель, даже если получает от своих прислужников порцию компромата на серьезного человека, обязан разобраться во всем сам – и лишь потом принимать ответственное кадровое решение. И, конечно, обязан прислушаться к мнению людей, хорошо знающих того, на кого вылит компромат. Во всяком случае, сам Ковалев всегда поступал именно так. Десятилетия работы руководителем на крупном предприятии и на руководящих должностях областного уровня еще более укрепили в нем эту черту – доверять людям, никогда не рубить сплеча.
Но гораздо более, чем обижен, Владимир Андреевич был огорчен. Ведь он был полон сил, хорошо знал и мог реально решать многие проблемы области – и производственные, и социальные. И вот он, из-за вульгарного наушничества низкого человека, выброшен из властных структур буквально на улицу. Неужели его опыт, его знания, его блистательное умение решать самые замысловатые задачи никому в Ярославской области больше не нужны?
Эта горечь порой проскальзывала в его репликах и потом, спустя многие годы после вышеописанных событий:
«Меня иногда жена спрашивает: «Чем ты занимаешься?» А я и сам не знаю, чем я занимаюсь. Всем тем, что дает возможность сегодня жить, существовать, зарабатывать деньги, помогать детям… Предпринимательская работа – это поиск, где что можно сделать и как заработать деньги. Сегодня я не служу государству, не работаю на государственной работе. Я понял, что сколько бы ты на государство ни трудился, все равно настанет момент, когда ты никому не будешь нужен. То есть, государство на тебя никак не среагирует и никак не поможет. Вот получаешь пенсию, или что-то там – и больше ты никому не нужен. Хотя у тебя есть опыт, есть силы и знания. И возможности были для того, чтобы работать более плодотворно и более полезно для государства…»
Горькие слова. Может быть, сейчас, в преддверии своего 80-летнего юбилея, Владимир Андреевич и не повторил бы их – два с лишним десятилетия кое-как зарубцевали рану. Но я счел необходимым привести здесь эти слова, однажды произнесенные героем моего рассказа: пусть читатель еще лучше поймет, насколько глубока была она, эта рана.
Что еще рассказать о Владимире Ковалеве? И на Ярославщине, и в России этот человек по-прежнему весьма известен: он стал предпринимателем, возглавил крупный холдинг, является сегодня председателем совета директоров серьезного банка. Доктор технических наук, член президиума Российского отделения Международной академии «Контенант», кавалер более десятка государственных наград, Владимир Андреевич остался тем же душевно щедрым человеком – в одном только Ярославле насчитываются десятки организаций, которым оказала благотворительную помощь возглавляемая им «Ассоциация делового сотрудничества». Вот уже больше двух десятков лет герой моего рассказа, оттесненный от властного штурвала, остается, тем не менее, в центре деловой и общественной жизни Ярославля; влияние его личности на происходящие в регионе события трудно переоценить. Обладая редким качеством, – объединять людей, находить с каждым человеком общий язык, – Владимир Андреевич и сегодня остается для многих ярославцев примером в жизни: как организатор и созидатель.
Воспитавший двух сыновей, давно уже ставший дедом, Ковалев называет себя счастливым человеком. Почему?
«Потому, что прожил интересные годы. Потому, что работал на интересной работе, требовавшей очень большого физического, нервного, морального напряжения: всегда был с коллективом, с народом».
Что ж, жизнь, наверное, смиряет каждого из нас с данной Богом судьбой. А может быть, и уберегает от каких-то напастей, поджидавших нас на тех путях, которые мы считали главными для себя. И уж во всяком случае, умудряет.
Я пишу эти строки летом 2014 года, за несколько месяцев до празднования юбилея Владимира Андреевича. Знаю, что на этот праздник соберутся самые преданные его друзья и соратники – все те, кто шел с ним вместе по трудным путям, кто всегда был готов подставить ему в горькую минуту свое надежное плечо. Знаю, что они поднимут в честь юбиляра рюмку, да и не одну. И что обязательно попросят виновника торжества взять в руки его любимый аккордеон.
Пусть звуки чудесных песен вновь зазвучат и на устах, и в душах этих людей, прошедших вместе с Ковалевым огни и воды нашей нелегкой, но все-таки счастливой жизни.