Переход из Невельска походил на необременительную, во всех отношениях приятную прогулку. Недолго, и погода ласковая. Порт встретил уютным прямоугольным ковшом-гаванью, прикрытой архаичными мола-ми39. Они (говорят, их взрывали) не монолитны, местами выглядят то ли недоделанными, то ли полуразрушенными, потому диковато живописны.
39 Мол (итал. тоіо от лат. шоіез - масса, насыпь). Гидротехническое сооружение, примыкающее одним концом к берегу, защищающее акваторию порта от волн.
40 Лаг - прибор для измерения скорости судна и пройденного расстояния. Стоять лагом - стоять бортом к причалу или к корпусу другого судна.
В отличие от Невельска, где стояли лагом^ к пустому, кажущемуся бессмысленно просторным пирсу, в Холмске «Командор...» и «Отрада» осторожно втиснулись между корпусами ошвартованной в яхт-клубе местной парусной флотилии, нежно прижавшись кормой к горячему от солнца бетону причала.
«Командор.» пришёл первым. На пятачке чистой воды, стиснутом волноломом и берегом, виртуозно сманеврировал Владимир Фёдорович. Короткими реверсами" толкая яхту взад-вперёд, почти на месте развернул её, прицелился точно по месту, дал бурун под днище, и встречающие, приняв концы, подтянули парусник к стенке. Один швартов завели на «Иадшап» - красивую, большую яхту справа от нас. На фоне чёрного, обведённого горизонтальной жёлтой полосой, даже в покое стремительного по виду, немножко хищного «Флагмана» «Командор.» смотрелся снежно-белым.
Настроение у нас было соответствующее: празднично-приподнятое. Его пытались подпортить протокольные души от пограничников, что удалось им лишь на время, покуда оформлялись какие-то неожиданные казённые бумаги, а встречающие изнывали в нетерпении, когда гостям разрешат сойти на берег.
Широко известная, никем, кажется, не оспариваемая поговорка «У моряка в каждом порту - жена» личными моими наблюдениями не подтверждена нисколько. Зато могу сказать, что у Владимира Гаманова в каждом порту - друзья. Если где ещё нет, то появятся, как только туда придёт «Командор Беринг». А в Холмске уже есть.
У Володи, кроме горячего желания пообщаться, были к ним маленькие и не очень маленькие дела, которые благополучно и как-то без напряга решатся до нашего отхода.
Канва исторической судьбы Холмска - как у всех городов Южного Сахалина: айны -японцы - русские - опять японцы - снова русские. Периодами здесь обретался целый интернационал - к перечисленным присоединялись китайцы и корейцы.
41 Реверс (англ. геѵегзе - от лат. геѵегіог - поворачиваю назад, возвращаюсь): механизм для изменения направления движения судна и т.п. на противоположное. Здесь - движение в обратную сторону.
Айнское селение звалось «Маука», исследователи переводят его как «Холмы с шиповником». Название говорящее. Но оно не
единственное. Варианты: «Вершина залива», «Ветреное место» и др. Топонимики спорят о точном переводе.
Русский военный пост поставлен здесь десятью солдатами 4-го Восточно-Сибирского линейного батальона под командованием поручика В.Т. Фирсова, высадившимися на берег бухты Маука 21 мая 1870 г.
При японцах город назывался «Маока».
Чем дольше живу на Дальнем Востоке, тем больше не понимаю ущербного «географиз-ма» в отношении соотечественников к родной стране. Невидимым, неощутимым образом этот «географизм» тотально вживлялся в массовое сознание и во времена советские. Помню это по себе. Глядишь на школьную карту страны, и уже Хабаровск, не говоря о Сахалине, Камчатке, Чукотке, кажется не просто далёким, но ломтём отрезанным, недоступным и чужим, лично для тебя как бы заведомо на все времена несуществующим - экзотической точкой на карте. И жалко ту землицу, и жалко людей, живущих на ней словно по недомыслию или против воли. И сами эти люди представляются какими-то «не такими», вроде слегка даже не развитыми.
На Украине и в Прибалтике в полной мере ощутил подобное отношение к себе со стороны многих встречных поперечных, в том числе бывших моими друзьями и сослуживцами, рождёнными к западу от Урала. Это - в эпоху романтическую и созидательную, когда севера и Дальний Восток окружались ореолом мужественным и героическим, а страна пела песни о штурмовых ночах Спасска и во-лочаевских днях, родной земле дальневосточной, далёком проливе Лаперуза и всём таком прочем. Что уж говорить о нынешнем дне?
В Холмске «официальные и неофициальные лица» - сердечные, умные хозяева, обнявшие неформальной заботой экипажи «Командора.» и «Отрады», продолжили дело, начатое невельчанами. Нам всё шире открывалась история, которой мы не знали. И вдруг подумалось: именно незнание истории делает нас несправедливыми к своей земле.
Замысла книги по-прежнему не было, но в Холмске стало совершенно ясно, что рассказ о походе по путям адмирала Невельского не следует сводить к простой хронике путешествия. Прошлое научает будущее, и если мы сегодня хотим что-то сделать для грядущего, то лучший помощник нам - вчерашний опыт. Желанное новое начинается с изучения и осмысления старого.
Епископ Сергий, служивший в Русской православной церкви в Японии, вскоре после захвата Южного Сахалина (до 50 параллели) японцами не мог скрыть удивления: «Маука - совершенно новый, японский город», «. здесь есть школа, больница, кумирни. Пустующих домов не видно. Несомненно, Маука - город с будущим.»
Будущее Маоки-Мауки стало таким же, как у всего Южного Сахалина. 40 лет Япония рассматривала его в качестве военно-стратегического плацдарма для захвата советского Дальнего Востока и соответственно его развивала.
В Маоке - единственная на западном побережье Сахалина городская общественная библиотека (свыше 9 тыс. книг). В Маоке -первый на острове синтоистский храм Мао-ка дзиндзя. В 1926 г. - 3 газеты: «Карафуто дзидзи симбун», «Карафуто хокусин симбун», «Маока майнити симбун». В 1936 г. - уже 22 школы. Молодёжные, военно-спортивные организации: бойскауты, «Хокусин сёнэн гию-дан», «Карафуто Сэйнэндан» («Молодёжная организации Карафуто» - 24 «первички»). Задача - воспитание молодых колонистов Ка-рафуто в духе национализма, преданности императору, готовности завоевывать новые земли.
О развитии производственной, материаль-но-технической базы не пишу. Хотя этот аспект не менее ярок и поучителен, на первом месте в любом деле стоит человек. Значит -первоосновой всего, всегда, везде является его воспитание, в том числе и в первую голову, - воспитание идейное, мировоззренческое.
Снова и снова приходится горько сожалеть о забвении, какой-то самоубийственной заброшенности родной истории. Сахалин -удручающий тому пример.
Что мы знаем в целом о войне 1904-1905 гг. и в частности о борьбе островитян против японского нашествия? Что-то, немножко - о Цусиме, Порт-Артуре, боях на Ляодунском полуострове, в Манчжурии. В основном, благодаря литературе, а отнюдь не добротному курсу истории. Если учесть, как сегодня Россия, особенно молодая, читает книги, становится совсем грустно.
Холмск неподробно, пунктиром обозначил отдельные вехи военной истории Сахалина, подозреваю, мало известной и самим местным жителям. Оказывается, у Владимировки (Южно-Сахалинск) и села Дальнего в июле 1905 г. был бой с японцами. Удивительна история прорыва небольшого отряда дружинников под командованием военного прокурора Б.А. Стерлигова от Владимировки и Дальнего к Мауке. Не мене удивительно, что стерлиговцы сумели преодолеть Татарский пролив, пройти Сихотэ-Алинь и добраться до самого Хабаровска. Действия Стерлигова оценены как подвиг, он удостаивается ордена Святого Владимира 4-й степени.
По сути, отряд Стерлигова - партизанский. В историю партизанских войн, традиционных для нашей страны (вспомним нашествия поляков, французов, немцев) отряд вписал уникальную страницу, достойную глубочайшего уважения и памяти. Надо бы ещё не забывать, с какой жестокостью относились к партизанам захватчики всех времён. Японцы - особенно, что они показали потом и во время оккупации Дальнего Востока в 1918-1925 гг.42
Сейчас Холмск - «административный центр муниципального образования "Холмский городской округ"». (С чиновничьими новообразованиями «демократических» времён трудно свыкнуться. Ну почему не просто - город Холмск? Почему не город Южно-Сахалинск, а: «Муниципальное образование "Городской округ "Город «Южно-Сахалинск»"?.. От кавычек в глазах рябит.)
42 После освобождения Приморья от интервентов в1922 г. на Дальнем Востоке оставалась оккупирована единственная земля России - Северный Сахалин. Не только сопротивление, но любое недовольство властью безжалостно подавлялось иноземцами. Северный Сахалин был возвращён России по условиям Пекинского мирного договора лишь в 1925 году.
Если Южно-Сахалинск - столица острова, Невельск - рыбная столица Сахалина, то
Холмск - его морские ворота. Здесь два морских порта и островная точка паромной переправы Ванино - Холмск, соединяющей Сахалин с материком.
43 Г.Ф. Демби - выходец из Шотландии, принявший российское подданство, многократно упоминается в книге А.П. Чехова «Остров Сахалин».
44 «Серая лошадь» - твёрдо закрепившееся в народе название пятиэтажного «сталинского» жилого дома №19 по ул. Алеутской во Владивостоке со скульптурами по периметру крыши, традиционно окрашиваемого в серый цвет.
С Владивостоком город породнён купцом Я.Л. Семёновым. Первый гражданский житель приморской столицы вместе с компаньоном Г.Ф. Демби43 держал в Мауке факторию фирмы «Семёнов и К°», специализировавшейся на добыче морской капусты и знаменитой кеты, горбуши, сельди. Во Владивостоке на месте дома Семёнова недалеко от штаба Тихоокеанского флота на Светланской стоит памятный знак; памятник самому Семёнову (бюст на высоком колоннообразном постаменте) установлен в сквере возле «Серой лошади»44 на Алеутской. В этом здании, попутно сказать, обитает Приморская орга-низация Союза писателей России, где мне довелось шесть лет работать ответственным секретарём.Антон Павлович Чехов, в 1890 г. побывавший на Сахалине и видевший Мауку с палубы судна, проплывавшего вдоль юго-западного побережья, в книге «Остров Сахалин» оставил заметы о будущем Холмске: «.это было на вторые сутки нашего плаванья - командир обратил моё внимание на небольшую группу изб и сарайных построек и сказал: "Это Маука". Тут, в Мауке, издавна производится добыча морской капусты, которую очень охотно покупают китайцы. Теперь же капустным промыслом владеет русский купец Семёнов, сын которого постоянно живёт в Мауке; делом заведует шотландец Демби, уже не молодой и, по-видимому, знающий человек. Он имеет собственный дом в Нагасаки в Японии, и когда я, познакомившись с ним, сказал ему, что, вероятно, буду осенью в Японии, то он любезно предложил мне остановиться у него в доме. У Семёнова работают манзы, корейцы и русские. В настоящее время здесь живут на поселении 38 душ: 33 м и 5 ж. Все 33 ведут хозяйства. Из них трое уже имеют крестьянское звание. Женщины же все каторжные и живут в качестве сожительниц. Детей нет, церкви нет, и скука, должно быть, страшная, особенно зимою, когда уходят с промыслов рабочие. Здешнее гражданское начальство состоит из одного лишь надзирателя, а военное - из ефрейтора и трёх рядовых».
В 1903 г. в Мауке открылась школа. Первыми учениками стали восемь айнов и четверо русских. Зарождением школьного образования Холмск обязан Брониславу Пилсудскому. И не только Холмск. Кроме Мау-ки, Б.О. Пилсудский в 1903-1905 гг. открывал айнские школы в селениях Найбучи, Найеро, Сиянцы.
Когда в третьем тысячелетии я узнаю об очередной «оптимизации» сельской школы из-за «незначительного» количества учащихся, почему-то вспоминаю о Сахалине начала прошлого века.
Фигура поляка Бронислава Осиповича Пилсудского в захватывающе живописной, многослойной и многоструйной, бесконечно драматичной отечественной истории достаточно типична при всей своей исключительной неповторимости. Народоволец, участник подготовки покушения на царя Александра III (в Вильно изготовил взрывчатку для бомбы), он вместе с братом Ленина Александром Ульяновым и другими террористами был осуждён на смертную казнь. Помилован императором, которого намеревался убить, и приговорён к 15 годам каторги на Сахалине.
К заговору имел отношение и брат Бронислава Юзеф, получивший 5 лет ссылки в Восточную Сибирь (отбывал в Киренске, Тунке, в Прибайкалье, под Иркутском). Тот самый Юзеф Пилсудский, который, разбив под Варшавой будущего Маршала Советского Союза Михаила Тухачевского, станет первым Маршалом Польши, «начальником» Польского государства (1918-1922 гг.) и за месяц до смерти (1935 г.) исповедуется адъютанту: «Я проиграл свою жизнь. Мне не удалось создать свободную от русских Украину».
Мало кто знает, что харизматичный, хитроумный шляхтич тоже бывал на Дальнем Востоке. Только совсем на другом острове. С началом русско-японской войны 1904-1905 гг. Юзеф обратил взор на Японию, рассчитывая получить помощь для подготовки восстания в Польше. Поездка в Страну восходящего солнца не привела к созданию в императорской армии польского легиона для участия в сражениях против России, но подарила японцам ценного агента, а самому завербованному - 20 тысяч фунтов стерлингов. Среди многочисленных иностранных наград свободолюбивого борца за независимость поляков, которыми должны были стать жители Украины, Белоруссии, Литвы, а также части России, Латвии, Эстонии, Молдавии и Словакии, есть японский Орден Восходящего солнца I степени.
После 10 лет каторги - с 1897 г. - Бронислав Осипович Пилсудский переводится в разряд ссыльно-поселенцев. Подобно вольному купцу Семёнову, судьбой и делом своим он связан с Владивостоком, где с 1899 по 1901 гг., пока не вышел срок ссылки, с разрешения Приамурского генерал-губернатора генерала от инфантерии Николая Ивановича Гродекова работал в музее Общества изучения Амурского края.
На Сахалине занимался организацией ме-теостанций, этнографией - изучал, фотографировал айнов (Чехов в своей книге называет их айносами), нивхов (гиляков), уйльта (ороков), эвенов. Составил словарь нивхского (6 тысяч слов) и айнского (10 тысяч слов) языков. Речь и песни айнов записал на восковые валики.
Кто-то назвал его «королём айн». В 1903 г. Русское географическое общество «за труды на пользу науки» награждает Пилсудского малой серебряной медалью.
Пунктир дальнейшей судьбы: Япония -США - Польша (Краков, Закопане, Львов) -Швейцария - Франция (Париж). Последнее пристанище - польское кладбище в Монтморенси.
Бронислав Пилсудский утонул в Сене (1918 г.) Современники считали - по собственной воле.
Что осталось?
На Сахалине, в Долинском районе - гора имени Бронислава Пилсудского (до 1946 г. Рюгасэ или Тацугасэ-яма - «Гора Драконья стремнина»), Институт наследия Бронислава Пилсудского при Сахалинском областном краеведческом музее (с 1997 г.), выпускающий журнал «Известия Института наследия Бронислава Пилсудского». Памятник (1991 г.) у здания музея, установленный в честь 125-летия Б. Пилсудского. По сообщениям местной прессы, на открытии памятника в Южно-Сахалинске «присутствовали члены айнской семьи Пилсудского».
В Польше - марка (2002 г.) из серии «Поляки мира» номиналом в 2 злотых. Памятные монеты (2008 г.) достоинством в 2 и 10 злотых.
Научное наследие, немалой частью сгинувшее в двух мировых войнах, рассредоточено едва ли не по всему миру и, далеко не полностью включенное в научный оборот, ждёт своих исследователей.
Все потомки - в Стране восходящего солнца, граждане Японии.
Для меня история Бронислава Пилсудского - подлинное открытие, за которое я безмерно благодарен Холмску. По маршруту таких открытий будет великое множество. Жаль, невозможно рассказать и о малой доле имён, событий, фактов, подаренных нам жителями островов и большой земли, нашедшими время для общения с участниками эскадренного плавания.
В этом походе я понял то, что, наверное, чувствовал, но не осознавал раньше. Материковые города и города морские, прибрежные при первой встрече с ними воспринимаются по-разному. Любой, самый долгожданный и заочно известный сухопутный город всегда немножко чужой. Очень может быть, ты привяжешься к нему, породнишься с ним, но нужно время, чтобы вглядеться и привыкнуть к незнакомцу. А всякий и каждый портовый город для моряка - сразу свой. С первого шага по земле, и даже раньше - когда качается под ногами спущенный с палубы трап, когда трутся о бетонную стенку причала кранцы45, и ещё до этого - едва пройдёт мимо борта входной маяк или буй, и истосковавшемуся моряцкому взору на всю глубину откроется знакомая или впервые увиденная гавань.
Жизнь портового города, жизнь моряка на стыке двух стихий, на рубеже земной тверди и вечно взволнованного моря придают и городу, и моряку необходимый для такой жизни характер. В морском характере терпение и мужественность иногда, кажется, запредельные, сочетаются с нежностью и с доверчивой, по-детски чистой романтичностью.
* * *
Да, две любви во мне живёт. Я им в растерянности внемлю: Любовь к тебе
зовёт на землю, Любовь к морям -
в моря зовёт. И даже если я с тобою, Сквозь шторы твоего окна Меня влечёт к себе
волна
Громкокипящего прибоя. А в рейсе
сквозь иллюминатор Я вижу в дымке голубой Цветы и блеск иллюминаций В честь встречи праздничной С тобой.
И всё ж на счастье в этом споре Я две любви навек связал -В твоих глазах я вижу море Родное, как твои глаза.
Именем автора этого стихотворения названа в Холмске Центральная районная библиотека. Поэт Юрий Иванович Николаев - отец
эстрадного певца, композитора Игоря Николаева. Игорь родом из Холмска, земляки гордятся им. Так же, как его отцом.
В твоих глазах я вижу море Родное, как твои глаза.
Если читатель задержится на этих строчках, прочтёт их снова и снова, он может услышать из безбрежной дали голоса всех землян, кто надолго уходил и ещё уходит в моря. У поэта-моряка Юрия Николаева нет стихотворений, помогающих понять или хотя бы представить, что чувствует сегодня портовый город Холмск, какая атмосфера царит в дальневосточных русских гаванях, где тесные причалы вдруг стали необъяснимо просторными, рейды - пустыми, а фуражки с крабами исчезли даже с набе-режных улиц и бульваров с видом на океан.
46 Управление морского рыболовного и зверобойного флота.
47 Завод выпускал писчую и туалетную бумагу, обложки, тетради, школьные дневники, альбомы, салфетки, обои.
Один в один - справки из Интернета: «В конце 1980-х — начале 1990-х годов Холмск, как и сотни других городов, столкнулся с тяжелейшими трудностями, от которых он не оправился до сих пор». «Политический, экономический и социальный кризис в России 1990-х годов сильно отразился на жизни Холмска, нарушил уверенную динамику развития города. Дестабилизация финансового сек-тора, рост взаимных неплатежей, растущие задолженности по заработанной плате привели к снижению уровня жизни, росту преступности, банкротству и закрытию ведущих предприятий города. Были закрыты УМРЗФ46, целлюлозно-бумажный завод 47, завод стройдеталей. На грани закрытия оказались пригородные колхозы и совхозы. Трудные времена переживали Сахалинское морское пароходство, жестянобаночная фабрика, судоремонтный завод. Вместо 10 паромов серии «Сахалин» остались в составе переправы всего 4 последних судна. Железная дорога
Холмск — Южно-Сахалинск в 1994 году прекратила свою деятельность, участок Николайчук — Новодеревенская был демонтирован, было прервано железнодорожное пассажирское сообщение с Томари и Невельском. В 1992 году был снесён железнодорожный вокзал станции Холмск-Южный, построенный японцами в 1920-е годы. В городе с каждым годом увеличивалось количество изношенного и ветхого жилья; несколько строящих-ся домов, в том числе высотных, было заброшено. За 13 лет (1992-2005) население города сократилось с 52 до 33,5 тыс. жителей».
К приходу «Командора...» и «Отрады» народу в городе ещё поубавилось. В 2013 г. Холмск насчитал 29 563 жителя.
Среди друзей капитана Гаманова - и холмчан, и приехавших на встречу из других мест, не было ни одного, кого не потряс бы великий переворот российской земли. Но все они как-то сохранили остойчивость48 и не просто выжили в условиях, мало пригодных для жизни нормального человека, но сберегли в себе то человеческое, чего не хватает теперь многим и многим. Все -личности, все - с характером (без характера теперь вообще пиши пропало), однако ни одного меж них не оказалось такого, с кем надобно держать ухо востро, а лучше просто не иметь ничего общего.
В победивших временах и порядках размножились деловые «предприниматели», «бизнесмены» и «бизнесвумены» - «хозяева жизни» с надутыми щеками, которые в простоте слова не скажут, но высокочтимой гордостью своей почему-то не спасаемые от мелкой пакостности и надувательства вплоть до особо крупных размеров.
48 Остойчивость - способность плавучего средства противостоять внешним силам, вызывающим его крен или дифферент, и возвращаться в состояние равновесия по окончании возмущающего воздействия. Здесь - иносказательно (прим. ред).
Друзья Володи Гаманова все - без выпендрёжа, необременительны в протяжном разговоре, свои в братском застолье,
надёжны в деле - люди, то есть, настоящие, во всех необходимых смыслах обязательные, на которых жизнь стоит и земля держится.
Других друзей у Владимира Фёдоровича и быть не может.
Легко догадаться, что с пополнением запасов на дальнейший поход, с транспортом для поездок по городу, с организацией официальных встреч и неофициального оздоро-вительно-культурно-просветительного досуга в Холмске у нас вопросов не возникло.
Оставленные на вечную память о ночной стоянке у входа в порт Невельска с повышенной держащей силой якорь типа «Плуг» и предательская якорь-цепь типа «китайская» были замещены подарком Льва Геннадиевича Волкова. Капитан Гаманов ещё на месте происшествия при обсчёте цены потери категорически отказался от денег экипажа, которые мы начали было собирать на покупку нового якоря, и намеревался потрясти стратегический капитанский резерв, уже начавший ощутимо уменьшаться. Благодаря Льву Волкову ни то, ни другое не понадобилось.
Свой человек в приютившем нас яхт-клубе, руководитель отдела парусного спорта детско-юношеской спортивной школы Сахалина Михаил Владимирович Смоляков одарил экипажи банькой, превосходившей самые смелые мечты. Постирушки и помывка в современном водноспортивном комплексе с респектабельными душевыми и полноштатным бассейном из дела необходимо-работного превратились в эстетическое удовольствие и горячую радость души.
Сей бассейн, не в давние годы возведённый близ портовой гавани, не избежал типичной участи нынешнего российского новостроя. Просторный, красивый, во все стороны, как водится, наперёд разрекламированный, он оснащён корейскими автоматическими вакуумными котлами. Оборудование нежное. Котлы два-три раза «сдохли» ещё во время гарантийного срока. Изготовители-продавцы реанимировали. Кончилась гарантия, котлы «накрылись». Ремонт требовал денег. Больших. Им было не откуда взяться.
Михаил пришёл к отчаявшимся хозяевам. Не корысти ради - из любопытства к заморской технике и сочувствия к землякам. Ему дали ключ. Вечерами Смоляков колдовал над мёртвым железом. Впрочем, «колдовал» в данном случае, наверное, не очень точное слово. Какое колдовство с зубилом, кувалдой да молотком?! При крайней нужде могла подсобить только популярная среди трудолюбивых мастеровых чья-то мать.
Котлы запыхтели и теперь работают безотказно. А ключ хозяева назад не взяли. «Вечером, - сказали, - приходишь, когда никого нет, купаешься».
Вот, пришли вечером команды «Командора Беринга» и «Отрады». С Михаилом Владимировичем Смоляковым, понятное дело. Бассейном владели, сколько хотели.
Михаил Владимирович сюда и детишек водит. Их в парусной секции шесть десятков. Это по штату. А сколько без счёту, Смоляков и не знает. Зато знает, кто дома кушает хлеб с маслом, кто без масла, а кто и хлеб не всякий день видит. В Холмске, как везде по России, неблагополучных детишек, сирот при живых родителях и бом-жующих беспризорников - как в Гражданскую войну. Михаил Владимирович никого не отваживает.
Мы удивились:
- Что же, ушлый этот народец добросовестно посещает бассейн?
Смоляков едва приметно улыбнулся:
- Да мы тут немножко их подкармливаем. Обедами.
И уже без тени улыбки:
- У многих, особенно тех, у кого одна мать хлещется и концы с концами свести не может, дорог-то немного.
Опять удивляемся. Тут, ясное дело, средства немалые и ещё яснее - не бюджетные. Оказывается, детишек кормит водная станция.
Повезло Холмску, что у него есть такая вот водная станция. С такими, то есть, людьми. Слава Богу, что есть у Владимира
Фёдоровича Гаманова такой друг - Михаил Владимирович Смоляков.
А ещё в Холмске мы узнали одну из тайн Монерона.
Они, тайны-то, разные. Государственные, профессиональные, сердечные... Здесь -тайна предела. Предела глупости вкупе с жадностью. И - безнаказанностью.
Открылось нам, что «Ріадшап» несколько лет возил туристов на остров, и капитан яхты Михаил Алегетпинов имел с этого невеликий, но стабильный доход. Теперь он ищет другие источники пропитания для себя и «Флагмана». Сахалинское начальство облюбовало Монерон для персонального отдохновения, которому стали мешать люди. Не одному капитану Алегетпинову пришлось забыть о сказочном острове.
Сюжет не следует полагать неожиданным. На долгом пути человечества он повторялся миллионы раз, не меняя сути и оставаясь лейтмотивом сменяющих одна другую эпох, как-то не очень принципиально различных меж собою.
Всё новенькое лепится по старым образцам. Россия, в XX веке пытавшаяся изменить всеобщий роковой порядок, вызвала на себя вселенский огонь, не выдержала его и сдалась на милость победителю. Теперь она пытается жить по лекалам и предписаниям бывших (бывших?) вековых своих супостатов.
«Доктрина открытия», принятая в 1825 г. Верховным судом США, отдавала земли, «открытые» пришельцами, во владение тех, кто их «застолбил». Пять лет после появления «Доктрины» на свет индейцы, избавленные от права собственности на землю отцов-дедов, могли ещё жить на ней. В 1830 г. последнюю точку поставил «Закон о переселении индейцев».
На Россию эта «доктрина» и этот «закон» вроде бы не распространяются. Однако, даже очень того желая, на Монерон мы не попадём. И не только на Монерон. Кто сегодня распоряжается землёй и былым богатством дальневосточников? Недрами и биоресурсами: добытыми полезными ископаемыми, выловленной рыбой и ма-рикультурой? Кому принадлежат острова? порты? пароходы?..
Владелец не оставит своей земли, хозяин не бросит хозяйства. Дальневосточники оставляют и бросают. Бегут. С родины бегут. На родине им ничто не принадлежит. Даже собственная жизнь.
Так не только на Дальнем Востоке. Беда всей российской глубинки. Что стряслось? Ничего нового. Мы в очередной раз перепутали реальность и сказку. Сказка, как всегда, была про белого бычка. Конца не имеет, одно бесконечное продолжение. Неважно, кто сказывает, ловкий обманщик или наивный простак, сам в неё верящий. Важно, чтоб мы пошли на голос волшебной дудочки, подаренной неразумным Сельмой Лагерлёф49.
В этот раз нам и молочные реки в кисельных берегах обещали как-то невнятно. Свободу сулили, а - с чем её едят, не растолма-чили. Зато отчётливо прозвучал вдохновляющий лозунг: лишить киселя с молоком тех, кому они перепали. На это повелись, этим купились.
В 1990-м году во Франции во время теледебатов50 между будущим президентом России Борисом Ельциным и высланным из СССР философом Александром Зиновьевым будущий президент заявил: «. царская роскошь членов Политбюро ЦК просто поражает. одним из первых законов России будет ликвидация этих привилегий». Философ предупредил: «Общество, в котором нет привилегий, развалится. Это всё равно, что армия, в которой генералы питаются, как солдаты. Наличие иерархии и привилегий - это нормально. Отказ от них производит сильное впечатление на массы - и будут все кричать "ура". Но когда политический деятель совершает такой шаг, это свидетельствует о непонимании закономерностей».
19 августа 1991-го, в первый день ГКЧП 51, Зиновьев отправит из Мюнхена в Москву, в Кремль, телеграмму: «НЕМЕДЛЕННО ИЗОЛИРУЙТЕ ЕЛЬЦИНА». Но кто будет слушать какого-то там философа, когда поплатившийся за детские шкоды карлик Нильс играет на сказочной дудочке? Пройдёт четыре месяца, Борис Ельцин (от имени России) со Станиславом Шушкевичем (от имени Белоруссии) и уроженцем Польши (Волынское воеводство, с. Великий Житин) Леонидом Кравчуком (от имени Украины) подпишут в Беловежской пуще смертельный приговор державе, которая тыщу лет была не по зубам никакому врагу. Ребята (видно, для храбрости) крепко выпьют на троих, перегреются в бане и решат вопрос без участия всяких там «братских республик», имею-щих ровно те же права, коими Конституция СССР наградила Великую, Малую и Белую Русь. В Белоруссии и на Украине дела пойдут поучительные, но мы пока не про них. В ельцинской России поучительности - выше крыши. Успевай только глядеть по сторонам и думать своим умом.
Интересно, конечно, как насчёт привилегий. Притом, что уровень жизни народа в одночасье рухнет (сперва, если верить признаниям официальных лиц и статистики, сократится вдвое), привилегии никуда не денутся даже на день. Напротив, «Всё смешалось в доме Облонских»: олигархи и чиновники, зачастую в одном лице, жируют в таком богатстве, в такой роскоши купаются, какие членам Политбюро и не снились.
Беда не в том, что кто-то живёт лучше, кто-то хуже. Так было от века, так будет всегда. Несправедливо, нетерпимо, что честно живущий и работающий на общее благо человек лишён единственной достойной привилегии и высшей роскоши - иметь рядом с собой необходимое число людей нормальных, то есть не считающих деньги в чужих карманах, и, пока глаза глядят, без препон любоваться бесценным сокровищем - красотой природы, не принадлежащей никому, кроме Создателя.
Эх, остров-сказка Монерон, недосягаемый ты наш...
На берегу залива Невельского нам пока места хватило, и с Холмском совсем не хочется прощаться. Да уха давно съедена. Небывалая уха из филе окуня и трески. Я хотел соорудить её из голов и плавников, но не доглядел, как стремительный матрос с «Отрады», первокурсник судоводительского факультета МГУ им. Невельского Сергей Линов выпотрошил и избавил от костей улов у кормы «Командора.», отхватив пиратским тесаком отправленный на корм бычкам самый подходящий для навара продукт. Управился шустро, никто не успел даже пересчитать хвосты.
Рыбалка - ещё один, абсолютно шикарный, подарок Михаила Смолякова. По его просьбе сухонький, по-африкански загорелый кореец Витя вымахнул нас довольно далеко за брекватер на своём катере. Мы - два Андрея и я с «Командора Беринга» плюс матрос Линов из дружественного экипажа. Фантастический катер задирал нос, как истребитель на взлёте, и летел по гребням волн со скоростью глиссера. В отличие от молодых сотоварищей, смело озирающих морские просторы на полном ходу, я присаживался в корме под переборку рубки-салона, не желая быть снесённым ветром за борт.
Временами Витя стопорил ход, отрабатывал задним, гася инерцию, и мы закидывали «удочки». Беру слово в кавычки, поскольку такую снасть впервые держал в руках. По виду обыкновенные, короткие спиннинговые удилища уснащали широкие катушки, заставляющие вспомнить об автомобильных лебёдках. Лесу толщиной чуть не в спичку украшали грузила и какие-то светящиеся конические полуцилиндры, смахивающие на гирлянду ёлочных игрушек, но такие тяжёлые, что их хотелось положить на палубу и больше не поднимать. На некоторых катушках вместо лесы матово зеленела витая нить, невозможно прочная при своей настораживающе малой толщине. И леску, и нить венчали с полдюжины крючков, не умещавшихся в ладони, пожалуй, более подходящих для багра, чем для рыболовной снасти. На крючки гроздями нанизывались щупальца кальмара.
Витя, справляясь то ли с береговыми ориентирами, то ли с эхолотом, выбирал место для очередной краткой остановки и давал добро закинуть. Мы, пыхтя и задыхаясь, вытаскивали со стометровой глубины пару-дру-гую трески и окуней, по команде вирали52 лесу. Могучий катер мчался дальше.
Лучше всех устроился курсант Линов.
52 Вирать - поднимать груз.
На берегу, помогая хозяину занести с берега на катер неподъёмный аккумулятор, я подумал, что он или возвращается на штатное место после подзарядки, или идёт на замену севшему агрегату и предназначен для запуска двигателя. Спросить, зачем мы протащили эту бандуру в корму и поставили у левого борта, не решился. В море всё прояснилось. Витя вручил свой спиннинг Сережё Линову, соединив проводами катушку и клеммы аккумулятора. Катушка оказалась электрической. Я и оба Андрея изо всех сил крутили свои ручные, когда Серёжа только нажимал кнопочки.
От немногословного Вити сверх кратких команд и блиц-инструктажа по эксплуатации орудий лова мы услышали лишь твёрдую просьбу его не фотографировать. Меня просьба не касалась - не взял с собой фотоаппарата. Андрей II ослушался, за что все жестоко поплатились.
На «Командоре.» просмотрели потрясающий ролик, предвкушая, как будем его показывать всем подряд друзьям и знакомым, не говоря о любимых родственниках. Андрюша Лоскутов увековечил молчаливого, полного достоинства корейца Витю, наши глупые от счастья физиономии и нечеловеческие крики, сопровождавшие появление на борту сказоч-ного улова. Треска и окуни килограммов на пять-шесть - это вам не фунт изюма.
Невероятно крупную треску мне повезло добывать лишь раз в жизни. На Балтике, в глубоководном водолазном полигоне. Но балтийская уступала по размерам холмской. А таких окуней не довелось видеть нигде и никогда. И названия им не знаю. Возможно, это знаменитые каменные окуни. Они походили на экспонат в местном музее, хотя не достигали его размеров. В моём походном альбоме есть фото: капитан Гаманов вприсяд у прозрачного напольного саркофага с чучелом каменного окуня, в открытую пасть которого (опрометчиво назвать это ртом) поместится голова Владимира Фёдоровича вместе с бородой и капитанской фуражкой.
Между прочим: в музее обнаружился стенд, рассказывающий о недавнем «Походе памяти» - пребывании в Холмске большого десантного корабля с ветеранами Тихоокеанского флота на борту. На стенде среди других - фото капитана I ранга Игоря Максимовича Литвиненко. Такая получилась непредугаданная встреча в непредугаданном месте с моим любимым командиром подводной лодки. Сказать, что очень обрадовала - не сказать ничего. Мгновение неожиданного счастья.
Город не исполнил только одного желания. Хотелось купить домой сушёной сахалинской корюшки. Что это такое, знают лишь посвящённые. Но в Холмске 1 шт. стоила 100 р. И рыбка оказалась не такой вкусной, какую мы покупали в Невельске за 750 рублей килограмм. Разница не великая, но почему-то не понравилась. Сказал себе, что до Владивостока нежный продукт может не сохраниться. На самом деле, просто пожалел деньги. И правильно сделал. Они пригодятся в походе, не пройденном пока и наполовину.
Другая, настоящая, неприятность вышла непоправимой. Отснятый Андреем II сюжет, которым разочек полюбовался экипаж «Командора...», исчез из электронной памяти фото-видеокамеры. Таинственно, бесследно. Зря Андрюха не послушал корейца Витю. Зря я не взял на катер свою «мыльницу».
И уха была съедена.
И все протокольно-официальные дела сделаны, запасы пополнены, тельняшки постираны. Пришло время поднимать якоря и отдавать швартовы.