Влюбилась впервые в пятнадцать лет в одноклассника, с одного взгляда, как только он вошёл в класс - невысокий, светленький, с улыбающимися глазами. А иначе и не могло быть, ведь недавно мы изучали «Евгения Онегина», и я помнила, как Татьяна Ларина, увидев своего будущего избранника, тоже сказала: «Это он!»
По характеру мягкий, отзывчивый, Володя Юрков - мой герой - занимался спортивной гимнастикой, стрельбой, а с учёбой у него не ладилось. Классная руководительница поручила нам с подругой подтянуть его. Наши папы были офицерами, мы жили в квартирах большого многоэтажного дома напротив Военно-воздушной академии им. Н.Е. Жуковского и думали, что все одноклассники живут так же. А Вова обитал в бараке, в длинных коридорах которого по обе стороны располагались крохотные комнатушки с пятью-шестью жильцами в каждой, а кухня и все удобства - в конце коридора. Зашли мы к Юрковым и ужаснулись тесноте и бедности: взрослые дочь и сын с родителями ютились в полутёмной клетушке. Мы узнали: мать Володи работает уборщицей; отец, лётчик-фронтовик, сильно пьёт. Уж какие тут уроки!
Мальчишка чувствовал себя пристыженным и, прощаясь, словно клятву дал: «Я буду учиться в военном училище и стану лётчиком!» Мало кто из учителей поверил бы этому, а он действительно стал военным лётчиком: и училище закончил в Тамбове, и авиационную Академию в Монино, участвовал во многих войнах, получил тяжёлую рану в Афганистане, дослужился до полковника и вернулся в родную Москву, продолжая работать в авиации.
В далёкие 60-е не принято было встречаться мальчикам и девочкам, когда они нравились друг другу. Недаром бытовала среди детей дразнилка: «Тили-тили тесто, жених и невеста!» Мы любили тайно, в душе, видеться могли только в школе. Но от одноклассников ничего не скроешь: все знали о наших чувствах и в то же время понимали, что у нас нет никаких свиданий.
Я помогала ему с переводами на английский, писала сочинения, а он за меня делал ненавистное мне черчение - рисовал какие-то металлические детали в трёх проекциях. По субботам старшеклассники отправлялись в школу на вечера, на танцы: так, наверное, устраивали досуг учащихся не только в Москве. Я приходила с подругой и, конечно, ко мне был привязан мой вечный «хвостик» - семилетняя сестра, бесившаяся с ребятами среди танцующих пар. Во многих семьях было тогда принято младших детей оставлять на попечении старших.
Танцевали исключительно парами. И если мой любимый Вова весь вечер приглашал танцевать одну меня, а потом провожал на место, к подруге, и подходил через минуту, когда снова начинала играть музыка, всем окружающим становилось ясно - эти двое влюблены. Существовал и другой вид признания. Летом в качестве трудовой практики старшеклассники сами ремонтировали школу. Наш класс в спортзале красил полы, мы покрыли их первым слоем и заперли помещение на замок. А утром увидели нарисованный чёрной краской во всю длину зала очень узнаваемый портрет: неизменная косичка с бантиком, острый подбородок и очки. Я обомлела от смущения, но, странно, никто не произнёс ни слова, пол просто опять закрасили.
С моей же стороны любовь выражалась в стихах и записях в дневнике, которые храню до сих пор. Но - ничего у нас не сложилось. Как признался он через много лет, я казалась ему слишком серьёзной, недоступной, и ещё он побаивался дочери генерала. По соседству с Вовой, в бараке, жила девочка попроще, бойкая и раскованная. Он рано женился, в далёкие гарнизоны супруга с ним не ездила, оставаясь в Москве, пока он не застал её со своим другом в их квартире. И вот он поставил меня на пьедестал Прекрасной Дамы (хотя, думаю, стихов Александра Блока не читал) и поклонялся мне как идеалу на протяжении сорока пяти лет! Где бы я ни находилась, приезжал с подарками для всей семьи, на час-два, не больше, чтобы не скомпрометировать меня, поздравлял с праздниками и днём рождения, и, когда у меня уже было двое детей, позвонил, возвращаясь из Афганистана: «Света, выходи за меня замуж. Не волнуйся, я воспитаю твоих детей как своих». И хотя я была несчастлива в браке с Николаем Кириченко, не решилась. Моя взрослая дочь, сама давно мать, по сей день корит меня: «Ну почему ты не вышла за дядю Вову Юркова? Зачем сохраняла ненужный брак? Папа всё равно оставил нас».
Последний раз мой одноклассник позвонил 17 марта 2014 года, когда Крым присоединился к России: «Теперь я обязательно прилечу, нам надо увидеться». «Ну что ты, Вова, зачем, мы не виделись лет тридцать, у нас семьи, ты увидишь не девочку-одноклассницу, а старую бабушку.» Зря так застеснялась, теперь жалею. Нет его больше на земле. И я даже не знаю, когда его не стало. Сердцем почувствовала беду в день рождения - Володя впервые в жизни не поздравил меня. Замолчали все его телефонные номера. Навсегда.
Зачем я рассказываю эту историю вам, мои дорогие курсанты? О совсем постороннем для вас человеке. Я считаю вас близкими людьми, свидетелями моей молодости, друзьями, которым доверяю. Эти строки воспоминаний о моём друге детства - мой реквием по юности, по любви, по прошедшей жизни... Мне больше некому об этом рассказать.