Сначала - знакомство с Прибалтикой. Попутное, мимолётное. В августе 1973 года, по дороге в Калининград, куда мы отправились в штаб Балтийского флота за получением назначения. Конечно, за несколько часов в Вильнюсе нельзя было составить представление о литовцах. Да мы тогда и не делили советских людей на русских, латышей, грузин. Нам думалось, что повсюду в СССР все народы дружат и любят друг друга.
Вылезшие из вагона «Киев-Вильнюс», голодные и уставшие, с пятилетним ребёнком, в поисках туалета и столовой мы напрасно взывали ко всем встречным на улицах столицы Литвы, никто не удостоил нас ответом. Просто отворачивались и показывали всем видом нежелание разговаривать. Мы ходили, как потерянные в стране глухонемых, - советский лейтенант в новенькой военно-морской форме с женой и маленьким сыном. Старая уборщица в городском сквере, и та на вопрос «Где найти туалет?», презрительно оглядев нас, молча отвернулась и ушла. Выручило обоняние - по запаху вышли, куда нам требовалось, но оскорбились местонахождением общественного заведения. В центре города его расположили под памятником Черняховскому, нашему киевскому земляку, герою, освободителю Литвы от фашизма. Вильнюс, конечно, город чистейший, с зеркальными витринами, вымытыми улицами и тротуарами, вычесанными газонами, опрятными прохожими, но оказался очень неприветливым.
В Калининграде остановились в военной гостинице, я ещё заметила, рядом с библиотекой им. В. Маяковского; там полно собралось наших выпускников, прибывших на Балтийский флот. Жили, по-моему, около месяца, в спартанских условиях, с удобствами в конце коридора. Два раза в неделю ходили в ближайшую баню, в семейный номер с ванной, где, посадив сына на лавочку и надев соответственно купальник и плавки, за оплаченные два часа стирали бельё, а потом и мылись. Мы единственные ринулись к месту службы всей семьёй, жёны других ребят не отправлялись в неизвестность - выезжали, когда муж обустраивался и получал квартиру. Наверное, они правы, так и нужно поступать, но для меня всегда примером была жизнь моих родителей - мы переезжали все вместе, с книгами, игрушками, посудой, животными. Сначала жили в съёмных квартирах или военных гостиницах, храня ящики с вещами на складе, и с радостью воспринимали новые впечатления, не обращая внимания на неудобства. Зато не расставались, и отцу это нравилось.
В Калининграде в гостинице нам дали отдельный номер на троих, а одинокие лейтенанты селились в общих комнатах. Однажды ночью, когда муж и сын спали, к нам постучал Николай Вихарев, одноклассник Кириченко по училищу, и попросился на ночлег, прихватив с собой раскладушку. У него начинался приступ астмы, и Коля не хотел, чтобы кто-то узнал о его болезни. Я впервые увидела, насколько беспомощен человек в этом состоянии, всю ночь меняла ему горячие грелки и давала таблетки, удивляясь, почему мой супруг делает вид, что спит, не желая помочь товарищу. Рано утром Вихарев ушёл, больше я никогда его не видела. Уже от Володи Тыцких недавно узнала, что всё-таки его комиссовали по болезни.
В конце августа, получив назначение, мы, наконец, поехали в Германию, прикупив еды в дальнюю дорогу, так как немецких денег у нас не было. От Франкфурта предстояло проехать на электричках с пятью или семью пересадками до самого севера Германии, острова Рюген, где находился наш дивизион. В Германии на вокзалах, на перронах и в кафе, продавались очень ароматные сосиски с горчицей и маленькими белыми булочками-бротхенами, но мы, помня, как сурово нас принимала Литва, жевали советский батон с колбасой - до конечной станции, города Засница.