Уточнение понятия «национализм».
Сторонники конструктивисткой теории нации считают национализм главным фактором формирования нации. Базой национализма становится средний класс, национальная интеллигенция, которая включает на полную силу информационные потоки националистического дискурса. Очевидно, что это преувеличение, так как речь идёт о каком-то отдельном срезе этноса. Но всё же роль национализма трудно переоценить. В связи с этим интересна диагностика русского национализма и его особенностей.
Национализм - прежде всего общественно-политическая позиция, направленная на утверждение в деятельности позиции определённого утверждения прав, привилегий, ресурсов. Позиция может быть как политической, так и общественной, культурной или профессиональной. Стало быть, бытовая ксенофобия, привычки, установки, предрассудки национализму напрямую не принадлежат, хотя, бесспорно, образуют его питательную среду.
Есть ещё большой круг этнических феноменов, которые сами по себе не являются национализмом, хотя и могут выступать в качестве его форм и проявлений:
• расизм (расовое превосходство не обязательно направлено на интересы какой-то определённой нации);
• государственный патриотизм (советскими патриотами были представители разных народов);
• гордость за свой этнос и этническая самоидентификация, мифология - это тоже ещё не национализм, а его предпосылки.
Нация для своего конституирования нуждается в национализме, а национализм нуждается в фобиях: этнофобиях, социофобиях. Национализм - это потенциально конфликтная политизированная позиция по национальному вопросу, сконцентрированная на собственном этносе или на представлении о нём («воображаемом сообществе» или проекте). Неконфликтность подобных позиций, действий и представлений исключена, как и вообще неконфликтная политика (политика конфликтна по определению, как сформулировал это К. Шмидт). Просто она может быть скрыта или снижена или направлена на снижение конфликта, что воспринимается как её миролюбивость и толерантность. Национализм - это отделение, сецессионизм, выделение из другого этноса. Противопоставление себя другому и размежевание с ним.
Если же речь идёт об интеграции нации из разных частей, как французской и немецкой, британский, то такой национализм - борьба с национализмом интегрируемых или этноконфессиональным сознанием частей (баварским, провансальским, корсиканским, шотландским, ирландским). Это борьба с внутренними меньшинствами, не обязательно с этническими, но и с социальными группами, которые, по мнению националистов, тормозят процесс этногенеза. Также национализм направлен на борьбу с конкурирующими окружающими этносами или государствами. Французы с Великой революции боролись со всей Европой, а с немцами - до 1945 года. Немцы боролись с Европой, но несколько позже французов. Национализм, таким образом, преследует образ врага, психические проекции на «других», врагов реальных или вымышленных, но, скорее, всё же реальных, но иных, нежели они представляются в националистическом воображении. Фобии, конечно же, не отменяют позитивного содержания национализма. Более того, по мере успехов национализма его позитивное содержание должно расти.
Термин «националист», в отличие от европейских языков, традиционно имел в русском языке сугубо отрицательный смысл, близкий к слову «экстремист», «шовинист» и даже «фашист». В этом сказалось влияние табу советского и даже досоветского времени. В русско-имперском и советском контекстах на развитие национализма был наложен запрет. Национализм подавался как патриотизм. И неспроста: фобии угрожали правящей верхушке и сложившемуся имперскому устройству. Национализм на этом этапе был бы препятствием созданию монолитной полиэтнической нации. Однако в последние годы наблюдается реабилитация национализма как носителя национального сознания.
Национализм подразделяют на гражданский (сторонники нации-государства, гражданской нации) и этнический (сторонники нации по общему происхождению). Оба национализма замешаны на социально-политических фобиях, но этнический национализм - на ксенофобии. Аналогом гражданского национализма в России традиционно являлся имперский патриотизм. Этнический же национализм выражался в бытовой ксенофобии и культурно-бытовом русофильстве. Понятно, что обе формы не являлись адекватными для выражения национализма. Имперский патриотизм был слишком официозным и внешним для того, чтобы выделять своего носителя из общей массы бюрократов или «трудящихся работяг». Бытовая же ксенофобия в целом не характерна для русских, во всяком случае, до начала 1990-х. Политически направленная форма бытовой ксенофобии делала такого человека «белой вороной».
Причины качественного роста национализма в новой России.
По общему мнению отечественного политического сообщества, в России с середины 90-х гг. наблюдается устойчивый и качественный рост национализма. Уже в 1992-1993 г. духовная атмосфера среди политизированной интеллигенции стала меняться в этом направлении: она начала осознавать антинациональную направленность реформ, затрагивающих в первую очередь её интересы. «Первой ласточкой» доминирования массового национализма была победа ЛДПР на выборах в первый состав Государственной думы РФ в 1993 году, так удачно воспользовавшейся последствиями расстрела парламента и общим недовольством режимом Б. Ельцина. С тех пор националисты доминируют в российском парламенте. Но умами большинства русских он овладевает к началу нового тысячелетия. «Согласно опросам ВЦИОМ (ныне продолжаемым Левада-центром), именно в 1999 году возникает и в 2000 году закрепляется резкий подъём ксенофобных настроений. Суммарный индекс поддержки лозунга «Россия для русских!» перевалил за 50 % и с тех пор уже не переходит этот порог обратно. Дело, конечно, не только в самом лозунге, который можно интерпретировать по-разному, но и в общем росте ксенофобных предрассудков и готовности к дискриминационным решениям (типа изгнания той или иной этнической группы из города)373. За десятилетие национализм эволюционировал от превращённых форм до убеждений большинства славянского населения в РФ. Национализм остался единственной реальной форс-идеей российского общества, не дискредитированной за годы реформ.
Политико-идеологическая стратификация общества и политического класса, партий в РФ проходит по принципу отношения к национализму и его оттенкам. Социально-классовый фактор серьёзной роли не играет.
Каковы причины превращения русского национализма в самостоятельный общественно-политический фактор с середины 1990-х годов? Как можно понять из анализа истории, до середины 1990-х русский национализм не был крупным самостоятельным фактором политики и русского этногенеза вообще.
Ситуация изменилась после распада СССР. Казалось бы, следуя логике островной концепции, русские должны быть благодарны другим народам Союза, которые отделились, и их теперь не надо содержать. Но нация получила удар, который переформатировал её сознание. Пространство совместного проживания в империи превратилось в чужие границы с чужим языком и чужими интересами. Внутри России этнические общины превратились в закрытые сегменты, агрессивно ведущие себя внутри русского социального пространства, в том числе и малого повседневного бытового пространства. Сильно сократились поле взаимодействия с представителями других этносов и возможность выплеска энергии в территориальную экспансию. Это две очевидные причины роста русского национализма.
Третьей причиной роста национализма стало абсолютное и относительное обнищание базового слоя, включая и интеллигенцию практически любых специальностей, но не само по себе, а именно определённым образом - идеологически закодированное через СМИ официальной пропагандой и рекламой. Смысл кода в том, чтобы успешность в новорусском обществе ассоциировалась с ориентацией индивида на западные образцы и стандарты поведения как позитивные. При этом должен произойти отказ от национальной модели культуры как вредной, мешающей успеху, прежде всего от её советской формы, но не только от этого, а и от инвариантных архаичных моделей русской ментальности, рассмотренных нами выше. Таким образом, социальное недовольство увязывалось с этнической идентичностью большинства населения, что, несомненно, было стратегической ошибкой и по сути повторяло социальную подоплёку Веймарского синдрома в Германии 1920-х.
В целом это содержание кода СМИ была навязано в 1990-е годы западными центрами влияния. Позже отечественная олигархия
и номенклатура осознали ущербность такой постановки вопроса, и в 2000-е годы началась пропаганда патриотизма. Попробуем восстановить её логику. Расчёт идеологов, внедрявших код «успешности - неуспешности» был примерно таким: резкое снижение самооценки населения, порождающее неспособность к социальному сопротивлению, и сильный временный эффект, позволяющий сломать советскую систему. Он был достигнут. Его проявлением была поддержка Б. Ельцина вплоть до октября 1993 года на фоне очевидно абсолютного обнищания. Одновременно предполагалось, что пока основная масса населения будет пребывать в шоке, вырастет поколение русских с полностью новой культурной идентичностью, подчиняющаяся стандартному набору сигналов.
Побочный эффект несовместимости национального характера с новым социальным кодом - сверхсмертность населения и резкое падение рождаемости. Психологические основы сверхсмертности русского населения и его суицидального поведения в 1990-е гг. (суицидального - не только в узком, но и в широком смысле слова) не в какой-то мистически фатальной конфликтной несовместимости русского и западного культурных кодов, пропаганде наживы, культа потребления, безнравственности, насилия, сексуальной распущенности и так далее (таково мнение автора монографии о сверхсмертности - Гундарова).
Причина сильных явлений в поведении как всегда проста: рекламой и пропагандой 90-х внедрялся не западный код поведения как таковой (на самом деле новорусский и голливудский суррогат), а код вины за абсолютное обнищание и беспомощность, возложенный на этнокультурную идентичность человека. Это вызвало сильнейший шок. Часть людей отказались от своей идентичности и перешли на компрадорскую модель «внутренней эмиграции» как успешную. Как только шок прошёл, западная пропаганда в чистом виде стала вызывать эффект продукта, несовместимого с жизнью. Западные стереотипы, которые население изначально хотело принять и до 1991 года, были приняты. Однако в целом население оказалось настроено националистически и антиамерикански, при сохранении частичного комплекса вины и неполноценности, озлобленные, но всё же восстановившие самоуважение разными способами. Одним из таких способов восстановить самоуважение стал национализм и своеобразный бытовой фундаментализм. Эту позицию усвоили и те «успешные» представители трудящихся, пополнившие средний класс в 2000-е годы по мере роста ВВП, которые испытали на себе культурный шок в 1990-е. Представители же русской молодёжи, кодированной с «чистого листа» без советского культурного багажа, усвоили в качестве средства от комплекса неполноценности такие специфические западные продукты, как субкультуры скинхедов, нацистов (свастика в этом возрасте уже никого не пугает), нью-эйдж, язычников, сатанистов и т. д. Эта субкультура докатилась вплоть до русско-еврейской общины Израиля!
Веймарский синдром и этнические общины внутри России постепенно меняют ситуацию - национализм пробуждается!
Однако пробуждение не является ни достаточно сильным, ни эффективным для того, чтобы решить проблемы политического объединения и реструктурирования нации: создание надгосударственной территориальной общности с включением всех частей русского пространства, наведения порядка в отношениях русских с другими этническими группами.
Причины слабости русского национализма.
Несмотря на очевидный беспрецедентный рост националистических настроений русских, в стане приверженцев русского национализма типично сетование на его политическую слабость. В постсоветский период (в рамках 1991-2008 гг.) националисты не смогли получить доступ к реальной власти и добиться принятия решений, кардинально меняющих ситуацию в стране. Реальная власть в России, как мы показали выше, по национальной традиции принадлежит узкой обособленной группе с эксклюзивным статусом, консолидированной вокруг первого лица.
В качестве главной причины слабости национализма называется его блокирование со стороны интернациональной имперской верхушки, а также забитость народного большинства, низкая самооценка и код поведения, исключающий активный национализм. Всё это, конечно, имело место в СССР. В конечном счёте, объяснение сводится к некоему заговору, который держит народ в детском состоянии. Посмотрим и на другие причины, по которым национализм слабее верхушки олигархического государства.
Отсутствие сецессионизма, изоляционизма и «образа врага». Наиболее «удачные» националистические проекты связаны с мифологией отделения или борьбы с какой-то мешающей силой. Это в чистом виде «отделяй и властвуй».
Русский национализм традиционно носит ярко выраженный интегра-листский характер. Не просто интегралистский, но ещё и имперский, и мессианский. В этом он может отдалённо и формально походить на современный национализм американцев, но, в общем-то, не свойственен большинству современных наций. Русский национализм в период созревания принимал форму пан-идей: славянофильства, панславизма, православного мессианского всеединства, евразийства, экспорта социалистических революций, советского патриотизма. Независимо от оценки и соотношения этих идей, всё это - формы русского национализма. Задача русского национализма - экспансия образа жизни, культуры и языка.
Поэтому русским изоляционизм и сецессионизм не свойственен. В начале 1990-х были, конечно, чудаки, ратовавшие за отделение России от СССР и затем России - от Кавказа. В качестве довода приводилось разумное нежелание всех «кормить». Эта идея была взята на вооружение ельцинистами как оправдание беловежских соглашений и расширения прав автономий внутри РФ. Но в силу очевидной абсурдности или лицемерности сецессионизм не получил поддержки населения. От кого отделяться - от самих себя? (Так оно и произошло кое-где.) На почве общенародного нежелания содержать за счёт русской сырьевой ренты другие этносы и группы возникли «островные» концепции (В. Цим-бурский). Метафора «острова Россия» и стоящая за ней концепция хоть и не лишена исторического смысла - автаркии, но изначально порочна, так как содержит в себе заведомое противоречие: в том-то и дело, что Россия - не остров, подобно островным империалистическим хищникам Британии, США, Японии, а часть континента - мировой суши. Только часть её, и природные границы хоть и есть, но не лишены условности. В целом современные националистические бытовые настроения и учёные построения «островного типа» являются эскапизмом - попыткой укрыться и отсидеться на острове, которого нет.
Проблема в том, что русские, хотя и имели множество врагов, никогда с XIV века не были завоёваны, а наоборот, завоёвывали сами. Интеграция завоёванных этносов была важнее, чем их уничтожение и превращение в рабов. Такова особенность русской экономики и геополитики, которая не требовала жёсткого размежевания. Русским было не от кого отделяться. Отделение произошло в том момент, когда предки русских ушли на восток. Национализм как механизм институ-циализации превосходства или не сложился, или сложился с большим опозданием и фрагментарно. Зачем, например, было русским отделяться от эстонцев или литовцев или мордвы: их можно ассимилировать, а если не ассимилировать, то жить по соседству. РФ же не вводит апартеид в отношении эстонцев или латышей в ответ на дискриминацию русских в Эстонии и Латвии. Это попросту не нужно, даже противоречит имплицитной этнической стратегии. Так же думали и в отношении поляков в XIX веке в контексте панславизма, пока польские восстания не вызвали у русского образованного общества полонофобию. Но по-лонофобия не стала для русских сколь-нибудь значимой национальной идеей просто в силу того, что не играла большой роли для оформления нации в XIX веке. Для поляков же отделение от России было главной национальной целью. До сих пор в политических выступлениях польских лидеров встречаются антирусские высказывания, но сегодня это следствие слабости собственной идеологии.
Фобии к другим этносам вплоть до 1990-х годов у русских были фрагментарными и недостаточно сильными. И хотя периодами это происходило, в целом энергетическая подпитка была недостаточной, чтобы формировать национальное сознание.
Так и ненависть к немцам во время Великой Отечественной войны сравнительно быстро исчезла после победы, как только изменились обстоятельства.
В России довольно широко распространены антизападные и в особенности антиамериканские настроения. В конце 1990-х произошло их резкое усиление. Однако и они имеют ограниченное значение и так и не стали форс-идеей для националистов в силу цивилизационной промежуточности России.
Пожалуй, единственным для русских националистов образом врага стали еврейские деловые круги. Антисемитизм - традиционная для европейских этнонационационалистов черта. Для русских антисемитизм в целом характерен в меньшей степени, чем в Европе, поскольку еврейское население на основной этнической великорусской территории было сравнительно малочисленным, за исключением западнорусских территорий, располагавшихся за чертой оседлости.
Для русских не характерна модель бытовой сегрегации по отношению к ассимилированным евреям, во всяком случае, в меньшей степени, чем по отношению к тюркским народам. Евреи воспринимались как евразийский народ, подобно многим другим народам империи, но,
скорее, как европейский, по аналогии с русскими немцами или прибалтами. Компактные еврейские общины со своим бытом и численным преобладанием в местах расселения были уничтожены гитлеровцами на оккупированной территории в 1941-1945 гг. Так что русские сталкивались с евреями только как с ассимилированными в той или иной степени группами. Исключение составляет короткий период 1921-1941 гг., когда евреи были довольно заметны в русском обществе как отдельная влиятельная группа. Сегодня в России консолидированное еврейское сообщество с развитым этносознанием представляет собой лишь специфическую узкую группу верхушечного типа, которая действительно серьёзно влияет на политику, но всё же не является этносом. Большинство же российских и украинских евреев ассимилированы, утратили связь с иудаизмом, не владеют еврейскими языками, живут в русской среде и принадлежат к русской нации, иногда к этническому и культурному буферу нации наряду с другими ассимилированными группами или внутренней иммиграцией из числа этнических русских.
Но для русских националистов еврейский вопрос резко обострился двумя историческими факторами: довольно большой удельный вес евреев в прозападных и олигархических сетевых структурах, вызвавших коллапс империи и ослабление российской государственности в 1990-е годы. Это настроение в целом сходно с одной из компонент классического Веймарского синдрома в Германии, где евреи стали символом нового режима, ассоциировавшегося с поражением. Кроме того, революционные евреи в руководстве большевистской партии составляли наиболее последовательную группу могильщиков поверженной в 19171920 гг. году русской элиты и культуры, включая и Православие. Этот факт послужил важным историческим подкреплением современного Веймарского синдрома у русских. К тому же он очень удачно наслоился на развенчание репрессивных сторон советской цивилизации в процессе демократической пропаганды и внедрение комплекса неполноценности для советских русских. К началу 2000-х антисемитизм среди русских достиг максимальной отметки и. остановился. Дальнейшего взрывного роста иудофобии в России не происходит, хотя, очевидно, не будет и отступления к ситуации 80-х годов. Общество сформировало свою позицию. Крупной попыткой использования антисемитизма как средства консолидации русского националистического сообщества и «очистки» его от попутчиков стало «Письмо пятисот» 374 общественных деятелей (14 января 2005 года), которое очертило круг радикальных националистов. Но по нашим наблюдениям, это письмо не возымело сколь-нибудь значительного общественного эффекта, подтвердив некий статус-кво, хотя число подписантов и выросло до нескольких десятков тысяч. Совершенно очевидно, что не работает такой механизм консолидации русских националистов, как образ врага. К тому же в среде русских националистов, как и в других активных средах, довольно много лиц, имеющих предков разных национальностей. Нередко их влияние на рост национализма весьма велико. Таков, например, наполовину еврей В. Ф. Жириновский, который значительно повлиял на сдвиг в сознании массового избирателя в сторону радиального национализма, хотя и помог власти его контролировать в интересах олигархии.
Русский национализм - явление относительно недавнее, молодое. Временем его рождения считают 1830-е годы. Первоначально русский национализм возник как явление околопридворных литературных кругов и носил характер несамостоятельный, а подсобный, призванный укрепить поддержку монархии народом, а также мобилизовать общественное мнение образованного слоя против польских сепаратистов или каких-то других внешних и внутриимперских врагов. Национализм имел форму патриотизма или имперских пан-идей и проектов (панславизм, овладение проливами, помощь христианским и православным народам, борьба с революциями - легитимизм).
Так в дальнейшем он и рассматривался правящими слоем, включая и «царя-националиста» Александра III. Такой национализм-патриотизм приобретал форму «охранительства» или самодержавного империализма. Участвовать в этом было неинтересно. Кстати, охранительную модель национализма пытаются активно использовать политические деятели российской политической верхушки с начала 2000-х годов, не понимая, что её эффективность весьма ограничена (что и показывает исторический опыт самодержавия). Национализм эффективен в тех случаях, когда он наступательный и учитывает интересы прежде всего большей части этнического ядра русских - «почвы», а не охраняет интересы верхушки.
Неказённые формы национализма не одобрялись и рассматривались как подозрительные, которые могут привести к гражданскому революционно-демократическому национализму. Узкая верхушка правящего слоя, которую мы определяем как дворянско-бюрократическую
олигархию, вообще была чужда народной культуре, разговаривала на другом языке. Её можно рассматривать как субэтнос наряду с казаками, поморами, малороссийским дворянством и другими подобными этнокультурными группами. Только появляющейся русской дворянской и разночинной интеллигенции национализм не был присущ (хотя и имело место обострённое национальное сознание). Интеллектуалы-националисты, предвидевшие национализм как альтернативу революции и олигархии, вынуждены были лавировать между охранителями и оппозиционерами.
В силу слабой востребованности с момента своего возникновения русский национализм был «стиснут» между имперской бюрократической верхушкой, сохранявшей космополитический дух и стремившейся его использовать в подсобных целях, как в Царской России, так и в позднее Советское время, и либеральной русской интеллигенцией, считавшей национализм дурным тоном и вредным, несмотря на тягу части интеллигенции к духу и формам национальной культуры. Русский националист в итоге не имел поддержки ни наверху, ни среди социально близкой ему активной части населения. Он же был далёк от реальной «почвы» простолюдинов, которая потенциально была заинтересована в националистических идеях, но в форме, которая выражала бы их интересы.
Вряд ли можно считать общественно-политическими националистами деятелей русской культуры XIX века, придавших ей неповторимое своеобразие, просвечивающее через заимствованные западные формы: писателей, художников, композиторов.
Партийно-политическое движение в русской среде империи в начале XX века структурировалось безотносительно к национальному вопросу. Национальный вопрос занимал далеко не первое место в программах партий, хотя и считался важным, но как средство борьбы за свободу.
Более или менее самостоятельно как общественное течение русский национализм проявился лишь в последнее десятилетие существования Старого режима (Царской России) в 1907-1917 гг., а также в последующие годы гражданской войны и в эмиграции. Черносотенные движения, несмотря на определённый успех, большим влиянием в стране не пользовались. Ключевой позицией их была ксенофобия и охранительство. Некоторую широкую поддержку они имели в западных губерниях, где славянское население (украинцы и белорусы) сталкивалось с интересами польских и еврейских общин. В центральной великорусской части черносотенцев поддерживала часть дворянства, духовенства и мещанства, запуганных революцией 1905 года.
Русский национализм второй половины XIX - начала XX века был продуктом развития нации, а не причиной её формирования. Причём продуктом побочным, наряду со многими другими. Сложившаяся нация породила националистов, но это были особые люди, которые по каким-то личным причинам не «вписывались» или в силу своей оригинальности не хотели «вписываться» в расклад сил, неминуемо ведущий к национальной катастрофе 1917 года. Отсутствие сильного национализма - одна из причин необычайно катастрофического развития событий в революции 1917 года. Понимание этого факта подтолкнуло к осознанной конструктивной националистической позиции многих деятелей белого движения и эмиграции, формулированию её доктрин (Ильин, евразийцы, Устрялов, Савинков).
Несмотря на запрет русского национализма в СССР и на насаждение альтернативных национальных проектов (украинизация Малороссии, автономизация России), в первые годы советской власти шло ускоренное формирование русской нации. С ликвидацией старых господствующих сословий нация стала более однородной, что усилилось после индустриализации и урбанизации, введения всеобщего начального образования. Нация стала говорить на одном языке. Ликвидация классовых страт социально перемешала национальности. Правда, из-за трагедии господствующих классов и борьбы с Православием значительно пострадала национальная культура, самосознание, снизился их качественный уровень. Тем не менее в 20-е годы наблюдался резкий всплеск производительных и жизненных сил нации, который привёл к перекрытию довоенного уровня 1913 года по экономическим и демографическим показателям. По своему социальному и политическому характеру период НЭПа чем-то напоминает рост современного Китая - с помощью вовлечения сил избыточного крестьянского населения в развитие экономики.
Рост нации подготовил военный и послевоенный всплеск национального самосознания в 1941-1950 гг., чутко распознанный Сталиным и удачно им использованный в своих целях. Это был ответ на смертельный внешний вызов, хорошо вписывающийся в традиционную русскую мифологию «врага - избавления от него».
Не случайно именно в послевоенную эпоху начинается массированная интеграция украинцев, белорусов и великороссов в единую нацию. Идёт совместное освоение новых земель, присоединённых к национальной территории в качестве трофейных, отобранных у проигравших народов: Восточной Пруссии, Бессарабии, частей Крыма и Кавказа, Сахалина. Большой русский проект в те годы обладал максимальной привлекательностью как проект социалистический, имперский и мессианский. Произошло территориальное перемешивание нации.
Военное поколение - это поколение «позитивных националистов», «победителей», не салонных, а окопных патриотов. Дух его беспримерен. (Что можно было наблюдать в поведении его последних представителей ещё в первое десятилетие XXI века.) Именно при его поддержке и на базе его внутри номенклатуры и культурной элиты сформировалось следующее поколение русских националистов - после «белого движения» и эмигрантской среды так называемая «русская партия» внутри КПСС. Период существования этого течения сравнительно невелик: 70-80-е годы.
В 1990-е годы русский национализм перестаёт быть советским охранительным патриотизмом. Он становится самостоятельной политической силой правого толка, правда, с фатальным опозданием, он постепенно подбирает под себя почти весь политико-идеологический спектр. Однако и здесь он вызван предшествующим периодом созревания нации в рамках империи и Веймарским синдромом после её разгрома. Опять национализм - лишь следствие условий жизни нации, а не её формирующий фактор. Изменится ли что-то сейчас? Нынешнее состояние националистов заставляет серьёзно сомневаться в этом.
Разрозненность националистов. Современные формы русского национализма.
Подавляющее большинство книг по русскому вопросу сегодня -националистическая литература идеологического и мифологического свойства. Работ, дающих объективную научную картину, очень мало. Большинство из книг на эту тему отличаются агрессивным настроем и подозрительностью по отношению ко всем лицам, не принимающим доктринальные особенности автора, хотя бы они и сами принадлежали к числу националистов.
Интересен в этом плане спор между националистами-имперцами и националистами-народниками, или изоляционистами, разгоревшийся в середине первого десятилетия нового века. Одним из таких проявлений выступает антиимперская книга Б. Соловья «Русская история. Новое прочтение».
Националисты-народники выступают как защитники народа от государства и прежде всего от многонациональной империи, возглавляемой многонациональной же элитой, угнетающей и отчуждающей русский народ. Поскольку империя была разрушена покойным Б. Н. Ельциным в полном соответствии с установками этого направления, главным объектом атаки стала Российская Федерация, как продолжатель ненавистной им имперской традиции. Этот спор вскрыл ряд важных проблем нации и государства, которые надо реформировать, но, тем не менее, в целом он является деструктивным для русского национализма.
Также стал мишенью народников и симулякр российской гражданской нации, придуманный, согласно теории и практики конструктивизма, «творческим коллективом» под руководством мэтра российской этнологии г-на Тишкова, а затем закреплённый в Конституции РФ («российский народ») и официальной идеологии («россияне»). Поскольку за идеологической фикцией «российской гражданской нации» скрывается определённая реальность, смысл которой эта фикция призвана по-своему организовать, то его нельзя полностью отбросить, а нужно организовывать как-то по-другому, ближе к науке. Русские сохраняют в орбите своего государства и культуры другие народы, которые им отталкивать нет смысла. Кроме того, русские вынуждены будут проводить имперскую политику для защиты своих же материальных интересов и их территорий, а не уходить на вымышленный «остров» в изоляцию. Поэтому борьба «националистов-народников» против империи не выдерживает критики и является попыткой сыграть на обывательский «примитив», зацикленный на инстинкте потребления.
С другой стороны, имперские националисты (поклонники идеи евразийства, коммунисты, современный олигархический истэблишмент РФ), сознательно или нет, снижают роль и влияние русского фактора, а также того факта, что русские должны стремиться к собственным интересам и максимальной ассимиляции и интеграции других этносов в состав нации, а не к их национальному развитию за счёт русских, не угождать им, а диктовать правила игры на постсоветском пространстве, не создавая другие нации. Правильнее было бы сказать, что нужно выработать вариант империи, при котором выигрывают русские, а не наоборот.
Перечислим основные обособленные формы национализма.
Казённый национал-патриотизм. По духу он приблизительно соответствует современной версии доктрины «официальной народности», так как включает в себя авторитаризм президентской власти как основу национального суверенитета аналог «самодержавия»; союз с РПЦ («православие») и защиту интересов русской нации («народность»). Эта формула соответствовала самой начальной и непоследовательной фазе русского национализма. Использование национализма обусловлено потребностью иметь хоть какую-то внятную идеологию, позволяющую легитимизировать власть олигархии. С другой стороны, казённому национализму важно объяснить народу, что он не является единственным и даже главным источником легитимности власти, а всего лишь находится под её покровительством в своих же интересах; полная же компетентность народа в вопросах власти якобы приведёт к хаосу и потере суверенитета. Ключевой позицией казённого национализма до сих пор остаётся проект создания российской нации-государства с участием всех народов РФ, но опять за счёт и на базе русского народа и русской культуры.
Государственный национализм, по сути, плетётся в хвосте националистического движения и обусловлен действиями власти, направленными на то, чтобы не выпустить ситуацию в стране из-под контроля. С этим связан сдвиг в государственной идеологии, PR и законодательстве в сторону национализма основного большинства русских. Большинство ключевых деятелей как ельцинского, так и путинского призывов либо не являлись русскими националистами, либо симулировали его в тактических целях.
Очевидно, что под воздействием настроений масс и собственных экономических интересов, с начала 2000-х годов российский истэблишмент вступил в длительный поэтапный дрейф от имперского интернационализма и космополитизма в сторону русского этнонационализма. Имперский проект не имеет сегодня поддержки ни у русских, ни у других народов РФ и бывшего СНГ. В олигархии усилилось влияние лиц русского или смешанного происхождения, идентифицирующих себя прежде всего как русских. Снизилось влияние русских евреев – лидеров еврейской диаспоры, лиц кавказского происхождения. В конечном счёте это приведёт к отказу от модели многонационального государства и открытого общества в пользу умеренной этнократии.
Идеологами этого направления официального национализма можно назвать Н. Михалкова, И. Глазунова, В. Суркова. Концепции носят разный характер, но главный смысл их в сохранении и упрочении авторитарной власти государственной верхушки, понимаемой как государственный национальный суверенитет по отношению к другим государствам. В этой среде популярны неомонархические идеи, впрочем, без реального содержания.
Государственно-патриотический национализм. Особую подгруппу государственных патриотов составляют националистические партии и общественные организации, активно участвующие в работе государственных органов и борьбе за власть. В отличие от официоза, они в своей риторике занимают более радикальную позицию, но идеологически не очень сильно от них отличаются.
Наиболее крупные из них имели фракции в Государственной думе и некоторых региональных законодательных органах. Это КПРФ, ЛДПР, «Родина». Есть также небольшие, но активные и находящиеся в центре внимания структуры, возглавляемые идеологами: НБП Э. Лимонова, Евразийское движение А. Дугина.
Большинство лидеров этих партий являются умеренными национал-патриотами бюрократического типа. Большинство из них - люди старой закалки, сформировавшиеся в номенклатурный и постноменлатурный период под влиянием советской имперской идеологии. Партии испытывают постоянный дрейф в направлении идейной радикализации и смены империализма на этнонационализм.
Правящий слой активно использует и привлекает к сотрудничеству эти партии для стабилизации режима и маневрирования на партийно-политическом поле.
Даже вместе взятые националистические партии не обладают достаточным общественным и политическим влиянием для самостоятельной политики. Они ориентируются на контакты с властью и её критику. В большинстве они управляемы и служат для связи государственно-бюрократического слоя гражданского общества с «почвой». Вместе с тем они довольно далеки от неё, а по образу жизни родственны олигархическому слою и его обслуге. Их стилем жизни является бюрократическая деятельность и заработок на политтехнологиях, мало чем отличающаяся от работы в партии власти. В целом этот слой является предшествующим поколением националистов, преступившим 35-40-летний рубеж и далёким от современной молодёжи.
В отличие от крупных игроков, связанных с истэблишментом и имевших фракции в Государственной думе, пользовавшихся поддержкой СМИ и деловыми контактами с Администрацией президента, есть довольно большая группа организаций радикальных националистов, приближающихся по взглядам к нацистам: Национал-державная партия России (НДПР - председатель экс-министр ельцинского правительства печати Б. Миронов), Российский общенациональный союз (РОНС), Союз русского народа (Л. Ивашов). Многие маргинальные партии и организации являются прибежищем отставных чиновников с радикализировавшимися взглядами, которые они не могли открыто высказывать, работая в правительстве. Новым явлением стало создание ДПНИ - движения против нелегальной миграции, призванного участвовать в различного рода стихийных националистических бунтах, установить смычку карликовых интеллигентских лайфстайловых партий с народными бунтами на почве национальных конфликтов.
Православно-черносотенный национализм. Более радикальной, хотя и по возрасту такой же зрелой группой, чем «госнационалисты», являются православно-черносотенные организации и соответствующая среда культурных деятелей: писателей, художников, обществоведов. Они образуют культурный фон для националистических партий и государства и связаны с ними. Во многом это постсоветский феномен, носители его сформированы под воздействием традиционных реалий русско-советского быта. Союз русского народа (проведён восстановительный съезд), Союз православных братств, общество «Радонеж» и другие организации даже в сумме далеко не используют потенциал этого направления.
В сегодняшней России с 2-4 % воцерковлённых православных от всего населения375 православно-черносотенный национализм является реликтовой субкультурой, несмотря на растущую влиятельность, всё же замкнутой в специфической среде. Помимо националистических общественных организаций в эту среду входят: православная общественность, группирующаяся вокруг церковных фундаменталистов (наиболее значительная группа), а также культурно-художественные, литературные, журналистские круги, сложившиеся ещё в 1970-1980-е годы. Для данной группы характерен «дух прошлого», ностальгический консерватизм, а также представление о себе как об определённом истэблишменте нации. Вместе с тем они оказывают определённое влияние на сознание русских, в частности способствуя утверждению православной ментальности, например, поддерживая усилия РПЦ по введению всеобщего преподавания в школах Основ православной культуры. Церковные фундаменталисты, идейно и численно доминирующие в РПЦ, составляют важный отряд националистов, связывающий их с православной традицией: «К середине 1990-х гг. фундаменталисты получили мощную поддержку со стороны русских националистов, которые были вытеснены из реальной политики... Националисты приветствовали любые антизападные, в том числе антикатолические и антиэкуменистические идеи. Придя в Церковь, они придали богословским спорам между священниками политическое значение, превратив их в лозунги борьбы за интересы мирян»376.
Православно-черносотенный национализм, в отличие от государственных казённых и оппозиционных форм, представляет собой определённый альтернативный стиль жизни, который он может предложить своим адептам. Этот стиль жизни в современных условиях поддерживать довольно-таки трудно, в особенности молодёжи. В силу архаизма и межпоколенческого разрыва православно-черносотенным кругам не удалось взять под контроль ситуацию в националистическом поле. Многие его черты непонятны.
К православно-черносотенной разновидности национализма примыкают и русские казачьи объединения, которые распространены практически по всей России, а также на юге Украины (особенно в Крыму), в Приднестровье, Казахстане. Казаки представляют основную силу национализма на Юге, где они политически влиятельны (степень влияния разная, но она есть): это такие регионы, как Ростовская, Астраханская, Волгоградская, Воронежская, Оренбургская области, Краснодарский и Ставропольский края, республики Адыгея, Карачаево-Черкесия, Калмыкия. На юге казаки тесно связаны с местными бытовыми националистами и участвуют в конфликтах с кавказскими диаспорами по вопросам контроля над местной экономикой. По сути, казачество представляет собой объединения самообороны славянского населения, поэтому национализм является реальным стимулом к созданию казачьих объединений. Объединения казаков имеют этнокультурный и фольклорный оттенок, однако он носит, скорее, военно-исторический характер, так как современные потомки казаков в большинстве мало отличаются от остальных русских.
Нацистский и скинхедский, а также неоязыческий национализм. В 1990-2000-е гг. атмосфера российского общества, в том числе и культура межнациональных отношений, резко изменились: прервались традиции советского патриотизма, а также официального интернационализма. Эти годы сформировали новое подрастающее поколение, лишённое советских и даже традиционных просвещенческих культурных кодов, табуировавших социальное насилие, шовинизм и резкий этнонационализм. В особенности так сформировалось поколение, рождённое после 1985 года и не заставшее советские институты социализации: школу с её пионерией, комсомолом, интернационалистическую и имперскую пропаганду, изучение русской классической литературы с культом интеллигентности. Традиционная русская культура как база национального самосознания для предшествующих поколений отправилась на свалку истории вместе с советской цивилизацией. Они лишены также многих идейных и моральных табу прежнего времени. В этом они сильно отличаются от националистов среднего возраста (на момент написания этой книги) сформировавшихся в 80-е и начале 90-х XX века. Они ещё могут спорить о русской и советской культуре: современная же националистическая молодёжь выносит это за скобки. Для неё они ничего не значат. Им не подходит и евразийская идеология, поскольку все представители «небелой расы» и «нерусских» вызывают у них ненависть.
Фактор нации для националистов, делающих упор на расу и ксенофобию и глобалистскую неоязыческую мифологию, является вторичным, так как в целом нация слишком сложна и слишком «нечиста» для них (вторичной была немецкая нация и для верхушки германских нацистов, осуществлявших какой-то свой «сверхчеловеческий проект»). Как это всех подряд включать в нацию?
Плохо коррелирует принцип первенства нации и с язычеством, так как нации формировались на христианской и просветительской основе. Зато он хорошо соответствует ментальности оболваненного современного безграмотного молодого обывателя.
Наиболее близкими к современным молодёжным нацистским кругам являются: ПЗРК «Русь», Славянский союз (СС), Национал-социалистическое общество Д. Румянцева.
Характеристиками национализма новой волны являются: крайний абсурдизм и антиинтеллектуализм (прикрытый иногда специфической философией), ставка на насилие в форме групп боевиков и агрессивных эмоциональных групп, расизм и культ личной силы, сетевой характер сообществ в опоре на Интернет, делающий данные субкультуры практически неистребимыми. Если черносотенные фундаменталисты и оппозиционеры максимум, что могут устроить, это «мягкий» культурный погром, то нацисты недвусмысленно делают ставку на физическое насилие.
Важной особенностью молодёжного неонацизма в современной России является максимальная психологическая и идейная близость к настроениям низов русской провинциальной и в какой-то степени столичной молодёжи, к субкриминальной среде, принадлежащей к прослойке трудящихся, не имеющей доступа к прибавочному продукту. Собственное социальное бессилие порождает здесь ощущение ненависти вне какого-либо чёткого рационального оформления, а также спрос на концепцию господствующей расы и практику регулярного физического насилия как доказательство личной состоятельности.
Регулярные убийства на почве национальной ненависти стали визитной карточкой неонацистских молодёжных сообществ. Жертвы неонацистов характеризуются следующими примечательными чертами:
1) Как правило, это люди не способные оказать серьёзное сопротивление, заведомо более слабые, а также не включённые в кланы или мафии, гарантирующие акты кровной и этнической мести. Ни одной значимой или даже физически опасной фигуры из кавказских диаспор скинхедами убито не было. В крайнем случае, это были уличные торговцы, занимающие низшие позиции в иерархии этнических сообществ, или студенты из культурной или даже ассимилированной части диаспор. Часто это просто люди, случайно оказавшиеся на улице или в общественном транспорте в «неудачный момент». В самом деле, нетрудно предсказать реакцию чеченской или цыганской групп в случае убийства 2-3 членов их мафиозных кланов по модели этнической чистки или «для тренировки». Скорее всего, виновные скинхеды были бы найдены и уничтожены, причём в показательном порядке; вести же войну на уничтожение с этническими мафиями такого типа они не способны.
2) Лица с ярко выраженными расовыми и этническими отличиями, «инаковостью»: негры, монголоиды, таджики, узбеки, а также кавказцы, внешне менее похожие на русских, например, армяне и азербайджанцы. Реакция убивающих направлена на антропологические признаки данных лиц, а не на их социальные и этнические свойства, которые остаются «за кадром».
Нетрудно догадаться, что ближайшим социально-психологическим аналогом этих убийств в современной российской действительности являются серийные убийства, совершаемые маньяками-одиночками. При этом к ним ближе тип маньяков-«чистильщиков», действующих по моральным и идейным основаниям. Рост количества серийных маньяков в России совпал с ростом убийств молодёжными националистическими группировками. Мотивация обеих практик сходна: острая социальная ненависть униженного человека и философия личного антропологического превосходства и лёгкости убийства как свидетельства личной состоятельности (имею ли я право обладать жизнью и смертью других?). Механизм тиражирования этих моделей сходен: через резонанс в СМИ, резко поднимающий самооценку убийц. СМИ не могут отказаться от тиражирования информации об убийствах единичных жертв: это слишком хороший материал для дискредитации этнонационалистов, равно как и для повышения интереса зрителей к передачам.
Различие же именно в коллективном характере национальных убийств с элементами механизма толпы, придающем им общественно-политическую значимость. Кроме того, убийства отдельных жертв психологически сближаются с практикой этнических чисток гражданского населения, а также уничтожения пленных в межэтнических конфликтах: примерами таких действий служат прежде всего чеченские боевики по отношению к русским, которые также в некоторых случаях не оставались в долгу. Примеры такого рода конфликтов на постсоветском пространстве исчисляются десятками. Подобные убийства отличает также несколько ритуализированный характер, имеющий скрытую или явную языческую подоплёку.
Для русских подобные мотивы убийств не характерны, если они выходят за рамки обычной боевой жестокости; но только не для нацистских прозападных субкультур, которые очень сильно отличаются от традиционного русского менталитета и являются результатом массированной деструкции русской цивилизации в 1990-е гг.!
Во что выльются эти убийства в дальнейшем? При желании легко увидеть их родство с тактикой индивидуального террора, применявшейся революционерами-народниками XIX века. Тактике масштабного террора против царских чиновников предшествовали убийства своих же товарищей внутри самих революционных групп, «нечаевщина». Подобные «лёгкие» убийства как бы развязывают руки будущим террористам. Нечто подобное может произойти и в современном русском националистическом сообществе при стечении определённых предпосылок.
Часть националистической интеллигенции переориентировалась на субкультуры ксенофобии, неонацизма и неоязычества, увидев в них своё политическое будущее. Это очередная «смена вех» пока ещё происходит подспудно, нередко прикрываясь народными культурными формами и традициями. По сути, перед нами явления нью-эйдж в глобальном масштабе, экспорт модного идейного товара западного происхождения. Универсальной мифологией является неоязычество и псевдоницшеанство, а универсальной идеологией - консервативный революционаризм и доктрины новых правых. В них мы видим попытку «пристроиться сверху» к агрессивным молодёжным субкультурам. Насколько она будет успешной, трудно сказать, поскольку социальная культурная дистанция между ними довольно велика. Некоторые из неоязыческих сообществ сформировались задолго до распространения субкультуры скинхедов, ещё в конце 80-х - начале 90-х. Русское языческое сообщество составляют: Союз славянских общин славянской родной веры (с 19.07.97), родноверческие общины (16 по РФ). Однако, в отличие от скинхедов, они не стали массовым явлением на русской почве.
В целом же штатные политические национал-патриоты и оппозиционеры, не говоря уже об официозе, не знают, что делать с этим новым течением, как возглавить и переформатировать его. Попыткой такого решения, позволяющего интегрировать всех радиальных националистов, стало проведение ежегодных Русских маршей 4 ноября. Проведение этих маршей помимо слабости и малочисленности политических националистов показало и глубину различий между поколениями и течениями националистов всех мастей. И прежде всего неоформленность фигуры культурного русского националиста, который, собственно, и создаёт информационное поле нации.
Бытовой национализм и стихийные бунты русских на национальной почве. К середине 2000-х гг. бытовой национализм и ксенофобия народной «почвы» становятся самостоятельным политическим фактором. Это показали силовые конфликты русского населения в провинциальных городах со сплочёнными кавказскими диаспорами, поводом для которых служили ситуации бытового насилия, проигравшими в которых оказывались, как правило, русские. Однако в конечном счёте благодаря этому ситуация складывалась не в пользу диаспор, которые властям приходилось брать под защиту закона.
Бытовой национализм русских, как мозаика из разрозненных фактов, производит слабое впечатление. Именно так они представляются в зеркале СМИ, умышленно разделяющих их по времени, пространству, сюжетам. Однако же картина в целом показывает значительный подъём сопротивляемости и способности к коллективной мобилизации. Общая картина составляется разве что ответственными отделами спецслужб, да правозащитными организациями, ведущими мониторинг на зарубежные гранты. Её подробная реконструкция выходит за рамки настоящей работы, но всё же постараемся показать её в общих чертах. Ежегодно, уже в течение 10 лет (1997-2007), количество локальных бунтов и погромов составляет несколько десятков и только самые масштабные становятся достоянием всего информационного поля.
Социально-психологический облик русского националиста (инвариантные черты).
Попытаемся создать некий обобщённый образ современного русского националиста, абстрагировавшись от отдельных типов, в принципе хорошо известных по различным описаниям. Нам кажется это продуктивным, так как обладает опредёленным прогностическим потенциалом и позволяет ответить на вопрос, каким будет националист в дальнейшем.
Русский националист - человек, который не доверяет: а) государству; б) глобальной западной цивилизации; в) большинству этнических меньшинств. Причины могут быть разными. Большую роль играет «травматический эффект» 1990-х, а также опыт личного взаимодействия с государством, неудачно повлиявший на его карьеру. Это человек, так или иначе не добившийся своих жизненных целей, потерпевший поражения, но который может иметь вполне высокий уровень доходов и статус, не неудачник, но «проблемный тип». Культурный уровень националиста соответствует либо среднему хорошему уровню (но не рафинированному интеллектуалу, как правило, «западнику»), либо это явный полуобразованный человек, полуинтеллигент.
Националист чувствует дефицит защищённости как своей этнокультурной идентичности, так и физической безопасности перед лицом представителей национальных диаспор, криминала и корпораций. Он нередко считает государство заложником этих структур, действующим против интересов русского населения.
Русских националистов нельзя рассматривать по стандартным шаблонам, как делают это критики из либеральных кругов и прозападные обществоведы. В отличие от патриотизма и гражданского национализма, действующего в нациях-государствах, русский национализм - это преимущественно несистемный феномен. Несмотря на то что русский национализм иногда использовался бюрократией для повышения управляемости системы и давления на либералов-западников и этническую периферию, как это имело место во времена Александра III и в брежневское время, националист находился в рискованной ситуации и воспринимался как игрок ва-банк, вышедший за пределы дозволенного.
Радикальный националист - это человек, который по каким-то причинам оказался «вне системы», которая олицетворяется госбюрократией, «гражданским обществом». Причина несистемности националиста в том, что он встал на позиции «почвы», то есть простого народа, а не государственной бюрократии, то есть пытается воздействовать на государство, прибегая к незаконному средству, а именно, втягивая в самостоятельную политику слабоуправляемую массу. Тем более не приветствовалось, если таковым политиком становился человек из народа. Мотив не столько в космополитизме и инонациональном составе российской элиты, нередко преувеличиваемом, сколько в её структурном отчуждении, которое проистекает из трёхуровневой структуры русской нации (периферия-бюрократия-почва). В отличие от человека этнической периферии, личности, как правило, с выраженными космополитическими и антироссийскими взглядами и настроениями, националист - это личность с устойчивой, не маргинальной идентичностью. Он стремится в чём-то походить на всех, на народ, но одновременно чувствовать себя «избранным», элитой нации. Но ему это не удаётся стандартными путями.
Авторитарный синдром, можно сказать, не характерен для современных русских националистов. Возможно, он присущ националистам больше, чем либералам и «внутренней эмиграции». Возможно, даже националист - это носитель авторитарных черт личности, разочаровавшийся в патернализме, отвергнутый и отверженный номенклатурным и олигархическим государством, которое, по его мнению, несправедливо к нему и к простому народу. Русский националист - это «декабрист», который выходит на площадь и выводит других людей под град вероятных пуль и ядер со стороны правительства. Националист - носитель не подданнической разновидности политической культуры, а активистской. Это подданный, который держит до поры до времени в кармане не «фигу», а кулак. Консервативный синдром в жизненном поведении является препятствием для превращения обычного русского из подданного в националиста. Поэтому националистами часто становятся динамичные деятели, просто поменявшие свои бывшие либеральные взгляды на более правые. Таковы представители демократической волны конца 1980-х - начала 1990-х, боровшиеся против КПСС под руководством демократов, которых они теперь ненавидят. Как показывают наблюдения, превращение в националиста - практически неизбежный путь для выпавшего из обоймы политического деятеля.
Расширение демократических свобод и механизмов в современной РФ неизбежно ведёт к победе национал-патриотов, возможно, радикального толка. Политика администрации Президента по свёртыванию политических свобод в 2000-2007 гг. направлена прежде всего против угрозы олигархии со стороны патриотического лагеря, а отнюдь не прозападных либеральных и «оранжевых» сил, которые потеряли своё влияние в стране.
Русский националист приобретает всё более и более «нормальный» для своего слоя, цивилизованный характер среднего русского. Маргинальные черты постепенно становятся достоянием меньшинства. В будущем возможна даже мода на этнонационализм среди части молодёжи. В условиях роста этнической напряжённости важно, чтобы русский национализм приобрёл конструктивную политическую форму с минимумом фобий и максимумом собственного позитивного содержания. Имеется в виду не превращение только в гражданский патриотизм, который является до известной степени пройденным этапом, а в понимании приоритета и основных перспектив и требований русской нации.
Пример русской нации - история формирования нации с относительно слабым фактором национализма, действовавшим, как правило, через превращённые формы в основном имперского патриотизма. Тем не менее со второй половины 1990-х гг. русский этнонационализм оформился в самостоятельный политический фактор, получающий поддержку избирателей и части интеллигенции.
Причиной беспрецедентного роста национализма стала ломка условий жизни нации, резко ограничившая возможности бесконфликтного развития национального сознания. Появились и получили распространение альтернативные практики и формы национализма, построенные на отрицании русского исторического опыта.
Русский национализм пока слаб, течения и структуры разрознены и не представляют собой большой социальной и политической силы, самостоятельной по отношению к государствам. Сегодня национализм является в силу своей слабости контролируемым фактором. Его носители либо включены в клиентельно-патрональные связи с правящим слоем через цепочку посредников, либо отчуждены от власти и изолированы. Но в силу его социально-исторической природы контролируемость национализма ограничена. По своей природе русский национализм - это не системный и не государственный фактор. Несистемность этнонаци-онализма проявляется в том, что он растёт вопреки информационной политике и административной воле властей и меняет своё качество.
Реальная цель национального движения сегодня - объединение и выход из правящей группы государства, превращение в независимую политическую силу. Сегодня на повестке дня создание интегрального русского национализма на основе признания общей русской идеологии, учитывающей реальные факты истории и современности нации.