Вечером 5 сентября 1969 года министр обороны Мелвин А. Лэйрд и другие высокие чины Пентагона с тревогой следили за телетайпами Ассошиэйтед Пресс и Юнайтед Пресс Интернэшнл. Днем ранее отдел публичной информации военной базы в Форт-Беннинге, штат Джорджия, выпустил первый пресс-релиз о предъявлении проходящему там службу юному лейтенанту Уильяму Колли обвинений в совершении массовых убийств. Но официальным лицам не было нужды переживать: выпущенный военными пресс-релиз — подобные сообщения о серьезных преступлениях были в порядке вещей — ни словом не обмолвился о масштабах бойни в Милай-4. Колли обвинялся в убийстве. Как гласил пресс-релиз, «...в преступлениях, предположительно совершенных против гражданского населения во время несения службы во Вьетнаме в марте 1968 года». Пресса шума не поднимала, военные власти продолжали вести расследование в тайне. Рональд Райденауэр, к тому времени осаждавший Пентагон все более и более нетерпеливыми телефонными звонками, требуя принятия мер, был информирован управлением генерал-инспектора о предъявлении Колли обвинений, но был призван «избегать любых публичных обсуждений, способных повлиять на продолжающееся следствие либо на осуществление лейтенантом Колли своих прав». Председатели комитетов палаты представителей и сената по делам вооруженных сил конгрессмен Л. Мендел Риверс от Южной Каролины и сенатор Дж. С. Стеннис от Миссисипи были информированы о назревающем скандале, и их такте призвали хранить молчание.
К началу осени армейскому руководству стал ясен истинный масштаб трагедии, происшедшей в Милай-4, и следствие по делу военнослужащих роты «Чарли» было передано из ведения генерал-инспектора в ведение вновь созданного Управления по расследованию уголовных преступлений, возглавляемого опытным полковником Генри X. Тафтсом. В то же время армия расширила размах следствия, выделив в распоряжение Тафтса значительное количество сотрудников. Были допрошены десятки солдат и офицеров роты «Чарли». Но в тот период ни один из старших офицеров 11-й бригады и дивизии «Америкал» не подозревался в попытках сокрытия правды. «Никто не допускал и мысли, что старшие офицеры могли знать о таком, и молчать,— сказал мне источник из числа военных в середине 1971 года.— Сначала все внимание сконцентрировалось на Медине, Колли и Митчелле. Но когда вышла ваша статья (имелось в виду мое выступление в газете 13 ноября 1969 года, предавшее гласности обвинение Колли в убийстве 109 вьетнамцев из числа мирного населения 1), мы поняли, что этому аспекту дела (возможному сокрытию правды) не было уделено должного внимания».
История Колли вызвала фурор, и несколько дней спустя Пентагон охватила атмосфера кризиса. Высшие чины провели ряд совещаний в поисках путей сдержать волну критики со стороны печати и общественности по поводу очевидных попыток скрыть правду. Невероятно, но в Пентагоне до этих пор даже не обсуждалась официально подобная возможность. Рабочая группа, созданная в составе министра армии Стэнли Р. Ризора, начальника юридической службы армии Роберта Джордана-третьего, заместителя начальника штаба армии Брюса Палмера и заместителя министра обороны по связям с общественностью Дэниела 3. Хенкина, приняла решение, говоря словами одного из близких к работе группы официальных лиц, «о необходимости проведения какого-то расследования. Эту мысль (о проведении армией расследования) подали Ризор и Палмер. Но надо было решить, на какой основе строить работу группы, кого привлечь к работе в ней, в каких пределах установить ее самостоятельность. Все эти вопросы обсуждались».
Прежде чем к середине ноября были приняты какие-то решения, ряд офицеров, приданных дивизии «Америкал» и группе советников провинции Куанг-Нгай, были вызваны в Пентагон для закрытых консультаций. Среди опрошенных офицеров были майор Фредерик Уотке из авиачасти 123, подполковник Уильям Гуинн из группы советников провинции Куанг-Нгай и подполковник Джесмонд Балмер, ранее служивший у Костера начальником штаба. «Лично у нас сложилось мнение (после опроса офицеров), что в королевстве Датском действительно что-то неладно»,— сказал мне мой источник из военных кругов.
Было решено не поручать ведение следствия вновь организованному управлению полковника Тафтса, поскольку подследственные превосходили чинами следователей. В силу высокого звания Костера следственной комиссией должен был руководить двух- или трехзвездный генерал. «Мы хотели найти военного, имеющего опыт службы во Вьетнаме и превосходящего званием Костера. Генерал-лейтенант Пирс удовлетворял этим требованиям»,— пояснил мой источник. К тому же генерал Пирс имел дополнительное преимущество: «Он не был выпускником Уэст-Пойнта, а мы опасались ОВВУ (Общества взаимовыручки выпускников Уэст-Пойнта)». ОВВУ существует не как организация, но как широко бытующее убеждение в том, что выпускники Уэст-Пойнта везде и со всем покрывают друг друга. Многие военные, особенно те, кто не учился в Уэст-Пойнте, убеждены, что молодые генералы — выпускники Уэст-Пойнта получают самые лучшие должности. «ОВВУ — это палка о двух концах,— пояснил мой источник.— Если уэстпойнтовец засыпался, то ему достанется сильнее, чем другим, но и доказывать его вину приходится тщательнее, чем в иных случаях».
Еще одним фактором в пользу назначения Пирса послужило его положение в Пентагоне. Он занимал должность командующего резервом армии, для которой требуется трехзвездный генерал, но которая обычно не считается ступенью для дальнейшего продвижения на более ответственные армейские должности. «Пирс занимал должность, на которой могли обойтись и без него, сказал источник.— Надо смотреть правде в глаза: невозможно выдвигать обвинения против члена клуба и ворошить муравейник, как это сделал Пирс, а потом рассчитывать на дальнейшее продвижение по службе» 2. Суровый, курящий сигары генерал получил свободу рук в подборе персонала и постепенно подобрал в качестве следователей группу блестящих молодых офицеров, имевших опыт командной службы во Вьетнаме. (К концу следствия в распоряжение его комиссии было откомандировано 34 офицера, 48 рядовых и 11 штатских сотрудников.) 24 ноября Пентагон официально объявил, что генерал Пирс руководит военным расследованием «характера и масштаба» предыдущих следствий о событиях в Милай-4.
К тому времени большинство военных самостоятельно и во многом спонтанно уже пришли к той же оценке убийств в Милай-4 и попыток сокрытия правды, что была публично высказана министром армии Ризором 26 ноября. «Я обсудил все данные, которыми мы располагаем об инциденте в Милай, с рядом офицеров, служивших во Вьетнаме,— заявил Ризор комиссии сената по делам вооруженных сил.— Они полагают — и лично я разделяю и поддерживаю их мнение,— что происшедшее в Милай никоим образом не является характерным для образа ведения нами военных действий во Вьетнаме».
В тот же день впервые среагировал на растущий шум вокруг событий в Милай Белый дом, не только изображая их как нетипичный случай, но возлагая ответственность на администрацию Джонсона, находившуюся тогда у власти. 8 декабря президент Никсон заявил на пресс-конференции: «Я убежден, что это отдельный нетипичный случай. Разумеется, наша администрация принимает все возможные меры, чтобы выяснить, был ли он отдельным...» Но в тот же день 8 декабря, когда проводилась пресс-конференция, Генри Киссинджер, советник Никсона по вопросам национальной безопасности, направил закрытый меморандум касательно Милай-4 министру обороны Лэйрду. В меморандуме отмечалось опубликованное в печати свидетельство о совершенных зверствах Терри Рейда, бывшего солдата роты «Браво» тактической группы Баркера. «Рейд,— писал Киссинджер,— утверждает, что явился свидетелем ряда зверств, совершенных в области Чулай в Южном Вьетнаме, включая расстрел шестидесяти детей, женщин и стариков, а также убийства изнасилованных женщин». Затем Киссинджер задает вопрос: «Президент спрашивает, существуют ли факты, подтверждающие рассказ Рейда, и ожидаете ли вы появления аналогичных историй, имеющих под собой достоверную почву?» Складывается впечатление, что на данном этапе Белый дом больше обеспокоен тем, как будет выглядеть в глазах общественности, чем масштабами случившейся человеческой трагедии или возможностью обнаружения глубоких органических проблем в самой армии.
К началу декабря Пирс начал понимать, что сильно недооценил возможные масштабы предстоящего ему следствия. В меморандуме, направленном им Ризору и начальнику штаба армии генералу Уэстморленду 30 ноября — до того, как он приступил к слушаниям,— генерал предполагал завершить следствие в течение шести недель, включая поездку во Вьетнам и опрос от тридцати до сорока свидетелей в Пентагоне. К рождеству, однако, Пирс и его сотрудники уже опросили более пятидесяти свидетелей, некоторых из них дважды. В начале того же месяца в работу комиссии включились два известных нью-йоркских юриста — Роберт Маккрейт, выпускник Гарвардской школы права, когда-то бывший специальным помощником губернатора штата Нью-Йорк Нельсона Рокфеллера, и Джером К. Уолш-мл. Как пояснил мой источник, гражданские юристы были привлечены к работе комиссии, потому что «на определенном этапе игры Боб Джордан (руководитель юридической службы армии) и Ризор стали ощущать кризис доверия».
Предприняв эти шаги, военные ослабили нажим, которому в равной степени подвергались как со стороны либералов, так и со стороны консерваторов, требующих создания независимой комиссии по расследованию сокрытия правды. Подобные требования поступали от людей столь различных, как бывший вице-президент Губерт Хэмфри, консервативно настроенный председатель комиссии сената по делам вооруженных сил, сенатор от Миссисипи Джои С. Стеннис и Артур Дж. Голдберг, бывший член Верховного суда. Тем не менее объявленное армией 24 ноября создание следственной комиссии Пирса вызвало определенную критику со стороны сената и палаты представителей. Двое сенаторов, Стивен М. Янг от Огайо и Чарльз X. Перси от Иллинойса, немедленно потребовали провести расследование событий в Милай-4 силами сената. Янг, вероятно предвидя долгие проволочки военных с опубликованием полного текста доклада комиссии Пирса, заявил сенату, что «американцы должны узнать — и чем раньше, тем лучше — долго скрываемые факты о том, что, безусловно, было одним из позорнейших моментов в истории нашей страны». Председатель комиссии по делам вооруженных сил палаты представителей Риверс заявил, что приказал своей следственной подкомиссии, возглавляемой конгрессменом от Луизианы Ф. Эдвардом Хербертом, провести на закрытых заседаниях расследование бойни. Восемь месяцев спустя доклад комиссии был опубликован, как и доклад армейских органов, в значительно отредактированном виде. Наиболее неприятным для Пентагона было, надо полагать, предложение группы либералов-конгрессменов создать комиссию из пятнадцати человек без участия военных для изучения поведения американских солдат в Милай-4. Конгрессмены намеревались включить в комиссию пятерых членов палаты, пятерых сенаторов и пятерых частных граждан, обязав их доложить результаты расследования через шесть месяцев.
Политический фурор, вызванный сокрытием правды, стих по мере исчезновения Милай-4 с первых страниц. Ни один серьезный критик не ставил под сомнение честность генерала Пирса, недвусмысленно давшего понять, что не намерен замазывать результаты, которые вскроются в ходе следствия. На закрытом заседании в декабре Пирс заверил подкомиссию Херберта: «Я намерен расследовать все аспекты происшедшего и последовавшие расследования достаточно глубоко, чтобы прийти к обоснованным выводам и рекомендациям. Я считаю, что должны быть вскрыты все факты, как они есть, независимо от уровня и положения вовлеченных в события лиц».
Расследование, проведенное комиссией Пирса, явило пример честности и прилежания. На определенном этапе под руководством генерала одновременно работали четыре следственные группы, составляющие объемистые тома свидетельских показаний. Проблемы, вставшие перед комиссией, усугублялись фактором времени: согласно военным законам, ряду уголовных преступлений — но не убийству — определяется срок давности в два года. Таким образом, все обвинения должны были быть подготовлены к 16 марта 1971 года.
И все же в конечном счете генерал Пирс и его сотрудники не сумели вскрыть полностью не индивидуальные действия нескольких генералов, полковников и офицеров более низких рангов, но характер института, почти неизбежно обусловившего попытки сокрытия правды о Милай-4. Члены комиссии, может быть, неосознанно были убеждены, что и Милай-4, и тактическая группа Баркера являются отклонениями от нормы. Свидетели — особенно полевые офицеры тактической группы и 11-й бригады — рассматривались как индивидуумы, абсолютно нетипичные для остальных офицеров армии.
Майор Уотке, например, воспринимался как честолюбивый офицер, больше озабоченный собственной карьерой, чем разоблачением зверств, совершенных в Милай-4. На одном этапе следствия полковник Франклин обвинил его в том, что он производит впечатление, «не знаю, умышленно или нет, офицера, более всего озабоченного собственной карьерой, который позволил себе затуманить, отфильтровать или даже замять информацию о возможном совершении ужасающего военного преступления... только потому, что она могла отрицательно сказаться на карьере». Ответ Уотке полковнику раскрывал важную истину о военных: «Если бы речь шла о моей карьере, я бы вообще не предпринял ничего. По-моему, тот факт, что я довел информацию до сведения моего командира и полковника Баркера... Будь я обеспокоен собственной карьерой... эта информация дальше меня бы просто не пошла». Пирс никоим образом не мог принять это его высказывание. «Майор Уотке,— сказал он,— будьте благоразумны. Вы никак не могли бы сделать этого. Если бы вы даже думали только о карьере, наихудшее, что могло случиться с вами — и посмотрите на это реально,— это если бы [жалобы Томпсона] пошли наверх по инстанции, минуя вас. Тогда вам вообще не пришлось бы больше думать о карьере». Однако в целом показания, собранные комиссией Пирса, наводят на мысль, что, если бы Уотке промолчал, немедленного расследования не проводилось бы вообще.
Есть данные, позволяющие сделать вывод, что генерал Пирс считал себя морально и профессионально выше офицеров, вовлеченных в сокрытие правды о Милай-4. Часто, когда ключевой свидетель прибегал к своему конституционному праву отказаться от дачи показаний, Пирс устраивал ему разнос за попытку уклониться от обязательств перед армией. Так, когда Уильям Гуинн по совету защитника решил прекратить отвечать на вопросы после того, как был предупрежден, что подозревается в совершении ряда преступлений, Пирс сказал ему: «Я хотел бы немного поговорить с вами... поскольку не уверен, что вы достаточно полно осознаете серьезность ситуации, масштабы происшедшего и ответственности, возложенной на настоящую следственную комиссию... Цели настоящего расследования не ограничиваются ни мной, ни вами, ни вашим защитником... В глазах американского народа судят не солдат тактической группы Баркера, а армию в целом. Вас, меня, всех и вся, кого мы знаем, о чем думаем. И даже более того, поскольку процесс распространяется на все министерство обороны в целом... Видите ли, с моей точки зрения и с точки зрения американского народа, здесь перед нами сидит старший офицер армии США (Гуинн), имеющий определенные обязательства. Ведь, вступая в ряды армии, вы присягали, что берете на себя определенные обязательства по обороне и защите своей страны. Ваше производство в офицеры санкционировал конгресс, утверждая вас в качестве офицера и джентльмена. Поэтому не считаю, что было бы справедливым рассматривать вас в том же свете, что и обыкновенного штатского гражданина...» С аналогичными словами обращались к некоторым из основных свидетелей, которые решали прекратить дачу показаний.
Настроения Пирса отражались и в позициях других следователей, в частности Маккрейта и Уолша. Когда майор Роберт Макнайт, офицер оперативного отдела штаба 11-й бригады, отказался давать показания, будучи предупрежденным о подозрениях комиссии Пирса на его счет, Пирс и Уолш насели на него и его военного защитника капитана Гриффитса, продолжая настоятельно задавать вопросы и даже требуя опознания Макнайтом предъявляемых ему письменных показаний. Гриффите заявил протест: «Не понимаю, зачем было нам поручать защиту, если члены следственной комиссии не намерены считаться с советами, которые мы даем подзащитным... По-моему, Макнайт имеет конституционное право не слушать вопросы и тем более не отвечать на них». Настойчивость Уолша заставила его сделать смехотворное, хотя и опирающееся на факты заявление: «Капитан, в конституции ничего не сказано о том, чтобы не отвечать на вопросы, и я не помню, чтобы Общий свод положений военной юриспруденции включал положения о том, чтобы их не слушать». В конце концов Макнайту было разрешено отказаться от дачи показаний.
Это, разумеется, примеры крайностей, но они дают представление о настроениях комиссии. По мере того как накапливались свидетельские показания, генералу Пирсу и его сотрудникам должно было стать ясно, что за показаниями опрашиваемых ими офицеров таятся намного более глубокие проблемы. И тем не менее события в Милай-4 продолжали обсуждаться лишь с точки зрения анализа системы, не позволившей буквально сотням военнослужащих — солдат л офицеров — сообщить командованию о Милай-4.
Рональд Райденауэр в ответ на вопрос генерала Пирса, почему он обратился с письмом вместо того, чтобы доложить о бойне своему непосредственному военному командованию во Вьетнаме, сказал: «Я мало доверял армейскому начальству, особенно после того, что случилось. К тому же мне не раз откровенно говорили: не беспокойся, если что произойдет, мы тебя прикроем... Я не мог отделаться от ощущения, что такое отношение было в дивизии («Америкал») общепринятым и что все прикрывали друг другу хвост. Это — первое правило, которому теперь учат в армии новобранцев. Раньше было: „Не высовывайся". Теперь: „Прикрывай хвост"».
Реакция Пирса на откровенную оценку Райденауэром увиденного во Вьетнаме не была неожиданной: «Исключительно для вашего сведения, м-р Райденауэр, просто чтобы вы поняли, как я отношусь к этому делу, и не только я, но я знаю, что так же к нему отнесся генерал Уэстморленд, я хотел бы ознакомить вас хотя бы с двумя документами, которые мы уже приобщили к делу». Затем генерал зачитал скептически настроенному бывшему солдату выдержки из действующих уставных положений о наказании за совершение военных преступлений. Пирс отметил в разговоре с Райденауэром, что до того, как начал опрос солдат роты «Чарли», не знал значения слова «динк»*. «Я нахожу этот термин крайне неприемлемым,— к изумлению Райденауэра, заявил генерал. — Буду с вами абсолютно откровенен. До того как я приступил к следствию... я и не знал, что используется подобный термин, потому что в Первом полевом соединении (которым командовал во Вьетнаме Пирс) мы такой термин не применяли».
Райденауэр сказал мне позже, что считает заявление генерала абсолютно неправдоподобным.
Комиссия Пирса проявляла нежелание брать свидетельские показания у известных противников войны во Вьетнаме. Например, не был приглашен давать показания ни один из гражданских сотрудников организаций по оказанию помощи и добровольных организаций, работающих в провинции Куангнгай, хотя они более свободно рассказали бы о деятельности группы советников в этой провинции. В одном случае армейские власти умышленно обошли потенциально важного свидетеля из-за его антивоенной репутации. Доктор Элджи Веннема, канадец, работал в начале 1968 года в квакерском госпитале в городе Куангнгай. После того как стало известно об избиении мирного вьетнамского населения, он заявил журналистам в Лондоне, что ему рассказали о событиях в Милай-4 несколько дней спустя после них, когда он находился в Куангнгай. Никто из военных или сотрудников госдепартамента, находившихся в те дни в Куангнгай, не показал на следствии и этого. Но Веннема не был приглашен для дачи показаний, поскольку проверка, проведенная армейской разведкой, установила, что доктор «проявлял сильные антиамериканские настроения» 3.
С другой стороны, складывается впечатление, что генерал Пирс легко ладил с людьми, с симпатией относившимися к армии. На протяжении пятнадцати недель следствия он хорошо сработался с Робертом Маккрейтом.
Одна из причин такого сотрудничества становится ясной из показаний преподобного Карла Кресуэла. На вопрос Маккрейта, почему он не довел обвинения Томпсона до сведения военного прокурора, священник епископальной церкви ответил: «Позвольте, сэр, я кое-что объясню вам теперь. Я не был абсолютным чужаком в военно-судебном управлении. Время от времени я наведывался туда. И время от времени видел, как против американских солдат выдвигаются обвинения в умышленном убийстве и как в девяти случаях из десяти они превращаются в обвинения в непредумышленном убийстве. И пришел к четкому убеждению, что в глазах армии Соединенных Штатов такого понятия, как умышленное убийство гражданских вьетнамцев, просто не существует».
Маккрейт поспешил прийти на помощь кодексу военной юстиции: «Вы говорите о технических деталях, но сам факт изменения обвинения с умышленного убийства на не предумышленное не означает, что их не рассматривают всерьез, дело ведь не прекращается... по-моему, существует значительная разница между тем, чтобы замять дело, и тем, чтобы квалифицировать конкретное преступление как более серьезное или менее серьезное». Но на самом деле проблема была куда более глубокой, чем готов был признать Маккрейт. Многие бывшие военнослужащие рассказывали и мне, и другим о случаях, когда за убийство или за нападение на гражданское вьетнамское население военнослужащих всего лишь понижали в званиях и отправляли обратно в их части 4.
Таким образом, представление Маккрейта о стоящих перед армией проблемах временами оказывалось столь же ограниченным и узким — хоть он и был уоллстритовским юристом с блестящей репутацией,— сколь восприятие полковника Дж. Росса Франклина, наибольшего моралиста из числа военного персонала комиссии. Франклин зачастую подвергал свидетелей резкой критике, высказывая предположения в лживости их показаний. Казалось, что в подобных случаях он фактически выступает от имени генерала Пирса, высказывая замечания, с которыми генерал явно соглашался, но которые избегал делать сам. Франклина особенно огорчили показания, данные комиссии сержантом Майклом Бернхард- том. Бсрнхардт, один из первых, кто рассказывал журналистам о Милай-4, хладнокровно засвидетельствовал многие случаи убийств и насилий, совершенных солдатами роты «Чарли», как виденные им самим, так и известные ему понаслышке.
В ответ на требование Франклина привести конкретный пример, Бернхардт рассказал о женщине, которая несла корзины и была застрелена, потому что не выполнила приказ остановиться. Франклин не нашел в этом ничего из ряда вон выходящего: «Вы можете предложить лучший способ останавливать бегущих людей? То есть вы сравниваете эту женщину, которая несла корзины и которой крикнули, чтобы она остановилась, с людьми и детьми, которых поставили к стенке и расстреляли в Милай-4?.. Я вам это к тому говорю, что, если вы будете выдвигать такие суровые обвинения, да еще в таких общих чертах, вы уж позаботьтесь найти факты, чтобы их подтвердить. Вы все еще носите военную форму, а изображаете людей в военной форме какими-то животными».
Затем Франклин дал молодому сержанту совет: «...запомните на будущее, если вас вызовут давать официальные показания, да и в разговорах тоже: что вы видели — то видели, а что слышали — то слышали. И не путайте то, что видели, с тем, что слышали, сержант Бернхардт».
Однако другим свидетелям настойчиво предлагалось давать показания на основании того, что они слышали, если следователи считали, что подобная информация может помочь им собрать материал для обвинительного заключения против кого-то еще из солдат и офицеров, участвовавших в бойне в Милай-4.
Генерал Пирс явно был очень высокого мнения о Франклине. В декабре 1969 года, информируя в закрытом порядке подкомиссию Херберта, Пирс отметил, что отобрал Франклина для работы в своей комиссии, «исходя из наличия у него оперативного опыта, полученного при несении службы в провинции Виндин в качестве заместителя командира 173-й воздушно-десантной бригады. Сложившаяся там обстановка и характер ведения боевых действий вполне аналогичны тем, что существовали в районе Милай провинции Куангнгай. Его знания будут необходимы при оценке данных опросов свидетелей с оперативной точки зрения».
Франклина часто приводили в пример во время слушаний как ответственного командира, правильно исполняющего свой долг. Однако год спустя полковник Франклин сам был обвинен коллегой-офицером в семи случаях нарушения служебного долга и невыполнении письменных указаний в связи с убийством в 1969 году — до начала работы комиссии Пирса — по меньшей мере пяти пленных вьетнамцев и в пытке шестого электрическим током. Эти обвинения официально выдвинул 15 марта 1971 года полковник Энтони Б. Херберт, кавалер четырех Серебряных звезд, служивший в начале 1969 года по ведомству генерал-инспектора, а затем командиром батальона 173-й бригады под началом Франклина и его командира генерал-майора Джона У. Барнеса 5. Барнес также был обвинен Хербертом в трех случаях нарушения служебного долга.
Вероятно, генерал Пирс был недостаточно хорошо осведомлен о полковнике Франклине, когда заявил Рональду Райденауэру во время дачи бывшим солдатом показаний: «Я глубоко огорчен тем, что вынужден делать сейчас, поскольку всегда гордился нашей армией, идеалами, которые она отстаивает и которые, находясь в рядах армии, отстаивал я сам. Я убежден, что именно это имел в виду полковник Франклин (ссылка на предыдущий разговор о суровости обучения солдат), потому что у нас действительно существует высокий уровень требований. И я не способен воспринять ничего, что этим требованиям не удовлетворяет».
Есть основания полагать, что Пирс сам, будучи продуктом армейской системы, оказался не в состоянии следовать взглядам, которые высказывал относительно ответственности за недонесение о совершении зверств. Он объяснял Джею Робертсу, военному корреспонденту при 11-й бригаде: «Уставом четко определено, что, если совершено зверство, независимо от того, чьей стороной, идет ли речь об одном человеке или о том, что можно классифицировать как «бойню», военнослужащие обязаны доложить об этом, будь то подтвержденный факт или предположение о совершении зверства» 6.
Однако Пирс, несший основную ответственность за расследование действий роты «Браво», очевидно, не сделал всего, что было в его силах, для вынесения должного наказания солдатам и офицерам, разгромившим Михе-4. Первым сигналом о действиях роты «Браво» послужили показания Нгуен Ди Бэй, жительницы Михе-4, которую изнасиловали и заставили служить живым миноискателем во время проведения ротой боевых операций 16—18 марта. Г-жа Бэй была опрошена сотрудником Управления по расследованию уголовных преступлений Андре Фехером в госпитале Куангнгай 17 декабря 1969 года. Несколько недель спустя в штаб дивизии «Америкал» прибыли Пирс, Маккрейт и ряд других сотрудников следственной комиссии, чтобы приступить к опросу свидетелей и рассмотреть дело о Милай-4. Почти сразу же после этого Пирс направил следующее секретное сообщение Ризору и Уэст-морленду: «Напоминаю вам о вашем распоряжении включить Колай в проводимое нами расследование. Двое задержанных женского пола, взятых при проведении операций 1-й кав. южнее Милай-1 13 дек. 69-го года, были недавно опрошены Си-Ай-Ди в гражданской больнице г. Куангнгай. Обе показали, что 16-го, возможно — 17 марта 68-го около 90—100 женщин и детей (в Михе-4) были выведены из убежищ и расстреляны в непосредственной близи от населенного пункта... Также сообщается о ряде изнасилований. Видимо, речь идет о действиях роты «Б»... в указанном районе.
Обе женщины были выписаны из больницы. Мы примем меры к их розыску и повторному опросу сотрудниками комиссии. Также будем продолжать усилия по сбору информации о любых необычных действиях в этом районе, имевших место 16—17 марта 68-го. Также довожу до вашего сведения, что м-р Уэст (Блэнд Уэст, юрист, сотрудник следственной группы) и другие сотрудники... в Вашингтоне составляют список военнослужащих роты «Б», подлежащих допросу на территории Соединенных Штатов по возвращении».
Эти вьетнамские женщины найдены не были, но к середине января комиссия Пирса выделила отдельную группу для ведения допросов бывших солдат роты «Браво». Пирс официально изменил диапазон проводимого им расследования 21 января, сообщив в меморандуме Ризору и Уэстморленду, что «существуют доказательства совершения других зверств и иных нарушений воинских уставов в трех населенных пунктах деревни Сонгми... В свете вышеуказанного представляется целесообразным расширить географические рамки итогового доклада, включая весь район деревни Сонгми». Меморандум был одобрен в обычном порядке. К 5 февраля было допрошено более тридцати служащих роты «Браво», вскоре после чего комиссия заподозрила в убийствах по меньшей мере четырех солдат и одного офицера — лейтенанта Томаса Уиллингхэма.
Усиленные допросы солдат роты «Браво» вызвали интерес печати к Пентагону, военные представители которого придерживались постоянного правила не обсуждать никаких подробностей хода следствия, однако предоставляли ежедневно список свидетелей и их частей. В начале февраля появился ряд публикаций, указывающих, что комиссия распространила ведение следствия о Милай-4 на действия роты «Браво», но никто из журналистов не был в состоянии выяснить, что произошло в Михе-4. Представители Пентагона просто объяснили журналистам, что комиссия расследует события во всем районе Сонгми, не ограничиваясь населенным пунктом Милай-4.
10 февраля армейские власти официально предъявили капитану Томасу Уиллингхэму, командиру взвода роты «Браво», обвинения в непредумышленном убийстве около двадцати вьетнамских граждан. В этот день, прослужив три года, Уиллингхэм должен был уйти в запас. Обвинения были предъявлены ему в последнюю минуту — так же как и лейтенанту Колли,— чтобы иметь возможность сохранить их в юрисдикции военного трибунала. Подробности дела Уиллингхэма почти не обнародовались, хотя официальные лица Пентагона увязали его с делом о Милай-4. Ранее, ненадолго представ перед комиссией, Уиллингхэм отказался от дачи показаний. 18 февраля корреспонденты Эн-би-си взяли интервью у двух человек, выживших после разгрома Михе-4, которые рассказали, как были убиты почти сто жителей деревни во время проведения операции тактической группы Баркера. Однако на этот раз американская пресса, все еще занятая событиями в Милай-4, почти не обратила внимания на их рассказ. Так, например, точное изложение агентством ЮПИ интервью Эн-би-си было опубликовано восемью абзацами на двадцать четвертой странице «Вашингтон пост». Помимо этого, представители Пентагона заявили газете, что не исключают возможности достоверности материала Эн-би-си, но добавили, что им неизвестны оценки количества жертв, из которых можно заключить, что количество убитых гражданских лиц достигало бы ста человек. Никто из корреспондентов ни во Вьетнаме, ни в США не стал заниматься этой историей.
21 февраля 1970 года Пирс направил Ризору и Уэстморленду очередной меморандум, сообщая им, что от двадцати до двадцати пяти человек подозреваются в совершении преступлений, «могущих быть предметом рассмотрения военного трибунала». Некоторые из подозреваемых были служащими роты «Браво». Согласно военному законодательству, комиссия Пирса не могла непосредственно предъявлять обвинения в сокрытии правды, но до истечения 16 марта срока давности за подобные преступления должна была представить свои рекомендации группе офицеров военного-судебного управления, которым надлежало определить весомость доказательств против каждого подозреваемого. «Основная часть этих обвинений,— отмечалось в меморандуме,— подпадает под истечение срока давности». На другие преступления двухгодичный срок давности не распространялся.
Впоследствии Пирс представил список девятнадцати подозреваемых, находившихся на действительной службе; только один из них оказался из роты «Браво». Обвинения были предъявлены четырнадцати офицерам, хотя многие юристы были убеждены, что в ряде случаев отсутствовали твердые доказательства. Один юрист демонстративно отказался предъявлять троим подозреваемым обвинения. Генерал-лейтенант вышел из положения, приказав одному из своих следователей предъявить обвинения вместо этого юриста 7.
Последние несколько дней прошли напряженно. Специальная группа юристов, представляющая юридическое управление армии, также решила ознакомиться с собранными доказательствами и оценила их как достаточно убедительные. Пирс имел ряд встреч с высокопоставленными сотрудниками, в том числе трехчасовое совещание с Дэниэлом Хенкином, главным представителем Пентагона, и другими в порядке подготовки к пресс-конференции, назначенной на 17 марта. Тем временем еще одна группа офицеров изучала однотомный заключительный итоговый доклад, чтобы определить, какие материалы можно обнародовать в печати. В конечном счете были опубликованы пятьдесят из двухсот шестидесяти страниц доклада. Главы, разрешенные к публикации, содержали информацию об истории провинции Куангнгай, о боевой подготовке и формировании 11-й бригады и тактической группы Баркера, а также относящиеся к делу пункты уставов и приказов, действующие на 16 марта 1968 года. Не были преданы гласности главы, содержащие информацию о действиях подразделений тактической группы Баркера 16 марта и о последующем сокрытии правды в ходе расследований. Также была снята глава, содержащая выводы и рекомендации следственной комиссии.
Итоговый доклад, известный как том I следствия Пирса, подробно анализировал налет роты «Браво» на Михе-4, сообщая, что количество убитых жителей «могло достигать девяноста человек». Заключительная глава доклада «Выводы и рекомендации» числилась как первая указывающая как факт, что «в период между 16 и 19 марта 1968 года подразделения ТГ (тактической группы) Баркера 11-й бригады дивизии «Америкал» армии США истребили большое количество мирных жителей двух населенных пунктов деревни Сонгми провинции Куангнгай Республики Вьетнам». Тридцать две книги личных показаний, составивших том II доклада Пирса, включали почти
три тысячи страниц показаний, снятых с солдат и офицеров роты «Браво». Более того, в самом разгаре было интенсивное расследование новых обвинений подразделений тактической группы Баркера в совершении второго массового убийства, которое велось Управлением по расследованию уголовных преступлений армии США. На пресс-конференции Пирса в Пентагоне на это не прозвучало и намека.
Итак, 17 марта 1970 года генерал объявил, что обвинения предъявлены следующим офицерам:
Генерал-майор Сэмюэл Костер обвиняется в несоблюдении уставов и нарушении служебного долга.
Бригадный генерал Джордж Янг также обвиняется в несоблюдении уставов и нарушении долга.
Полковник Оран Гендерсон обвиняется в нарушении долга, несоблюдении устава, лжесвидетельстве.
Полковник (тогда подполковник) Роберт Люпер обвиняется в невыполнении законного приказа.
Полковник Неле Парсон — несоблюдение уставов и нарушение долга.
Подполковник Уильям Гуинн — несоблюдение уставов, нарушение долга, лжесвидетельство.
Подполковник (тогда майор) Дэвид Гэвин — несоблюдение уставов, нарушение долга, лжесвидетельство.
Майор Чарльз Калхун — нарушение долга и недонесение о возможных нарушениях. (Предъявленное ранее обвинение в участии в разработке операции, целиком и полностью направленной против мирного населения, было снято.)
Майор Роберт Макнайт — лжесвидетельство.
Майор Фредерик Уотке — несоблюдение уставов и нарушение долга.
Капитан (тогда лейтенант) Кеннет Боатман, служивший артиллерийским наблюдателем при роте «Браво», был обвинен в недонесении о возможных нарушениях. В выпущенных армией пресс-релизах о его связи с ротой «Браво» не говорилось ничего.
Капитан (тогда лейтенант) Деннис Джонсон, офицер разведки роты «Чарли», был обвинен в несоблюдении уставов.
Капитан (тогда лейтенант) Томас Уиллингхэм, ранее обвиненный в непредумышленном убийстве, был обвинен в даче ложных показаний и недонесении о преступлении.
Капитан Эрнест Медина, также обвиненный в убийстве, был обвинен и в недонесении о преступлении.
Печать закономерно сосредоточила внимание на обвинениях, предъявленных Костеру, начальнику Уэст-Пойнта. Он и Янг были первыми армейскими генералами за восемнадцать лет, которым мог угрожать трибунал. На пресс-конференции журналистам было объявлено, что многие из материалов Пирса, включая записи опросов, «не могут в настоящее время быть преданы гласности во избежание создания в органах военной юстиции возможного предубеждения против четырнадцати офицеров, которым предъявлены обвинения».
Несмотря на это заявление, трудно было найти весомые юридические основания утаивать от общественности информацию о второй резне, имевшей место в Михе-4. Пирс, правда, заявил журналистам: «Проведенное нами расследование недвусмысленно установило, что в тот день в деревне Сонгми произошла крупная трагедия». В интервью юрист, сотрудничавший с комиссией Пирса в подготовке пресс-релиза, ответил на мой вопрос, почему ни слова не было сказано о Михе-4: «Хороший вопрос. Ничем не могу помочь вам, потому ITO ничего об этом не помню». По его словам, за последние несколько дней, когда редактировался том I доклада Пирса и окончательно формулировались обвинения, никто и не упоминал о трагедии, происшедшей всего в полутора милях от Милай-4. В середине 1971 года ответственный сотрудник Пентагона, также принимавший участие в работе над докладом, беседуя со мной, не придал значения действиям роты «Браво». «Одна из проблем с этим делом заключалась в том, что, хотя мы и располагали кое- какой информацией, оно явилось лишь побочным продуктом расследования Пирса»,— заявил он. Во время своей пресс-конференции Пирс был готов отвечать на вопросы о втором преступлении, пояснил мой источник, но было решено попытаться замолчать этот вопрос: «Мы очень боялись отпугнуть некоторых свидетелей из той роты». Аналогичная забота о правах потенциальных подсудимых выражалась и в итоговом томе I доклада Пирса, отмечавшем, что «подробный отчет должен быть отложен до завершения ныне ведущегося уголовного следствия и получения результатов судебного разбирательства». Может, забота о сохранении потенциальных свидетелей и имеет законное обоснование, но после роспуска комиссии Пирса Управление по расследованию уголовных преступлений так и не завершило расследование событий в Михе-4, хотя даже поверхностное ознакомление с показаниями служащих роты «Браво» свидетельствует о совершении тяжкого преступления. Никаких дальнейших обвинений по делу Михе-4 никому предъявлено не было.
На пресс-конференции Пирсу был задан вопрос: «...Есть ли данные о том, что поступки, подобные тем, на основании которых [офицерам] предъявлены обвинения, распространены гораздо более широко, чем имело место 16 марта в Милай? Иными словами, случалось ли подобное в другие дни в других местах?» Ответ генерала звучал недвусмысленно: «Если да, то мне об этом ничего не известно. Данных об этом я не получал и за приблизительно тридцать месяцев службы во Вьетнаме ни с чем подобным лично не сталкивался». Следующий вопрос касался роты «Браво»: «Что происходило вообще в тот день в районе Сонгми? Вы предъявили обвинения офицеру роты «Браво» (Уиллингхэму), а он в Милай не находился». Ответ Пирса может служить классическим примером наведения тени на ясный день: «Именно поэтому, как вы убедитесь, если внимательно прочтете настоящий материал (прошедший цензуру том I его доклада), описываемая зона была расширена включением названия деревни Сонгми в противоположность непосредственно Милай-4, поскольку, прибыв в Южный Вьетнам, мы обнаружили, что, когда мы говорим «Милай-4», они (вьетнамцы) не понимают, о чем мы говорим... Дело в том, что то, что вы называете «Милай-4», на самом деле включает в себя несколько населенных пунктов, одним из которых и является Милай-4... Но рота «Браво» не находилась в том районе, она действовала в другом районе, восточнее. Но все это входит в зону деревни Сонгми, и поэтому мы теперь обозначаем данную территорию как «деревня Сонгми» вместо того, чтобы ограничиваться упоминанием одного лишь населенного пункта Милай-4». Хотя Пирс на вопрос и не ответил, никто из журналистов добиваться подробностей не стал. По словам источника, Пирс зашел в кабинет коллеги и воскликнул: «Три часа ада (имея в виду предшествующую пресс-конференции подготовку), и ни одного трудного вопроса!»
В заключительном томе не делалось никаких попыток вскрыть насущные и наиболее значимые вопросы, поднятые событиями в Милай-4 и Михе-4: настроения военных, уровень офицеров, методы подготовки, система повышения в званиях и другие насущные для армии проблемы 8. Вместо этого итог доклада свелся к трем замечаниям о том, насколько отвечают предъявленным требованиям политика армии, издаваемые ею директивы и подготовка личного состава, в свете разбираемых случаев массовых убийств. Во-первых, говорилось в докладе, существующая политика «выражает четкое намерение» добиваться правильного обращения с пленными и мирными жителями. Во-вторых, что существующие уставы не смогли обеспечить должной процедуры для доведения до сведения командирования информации о совершении военных преступлений, если эти преступления санкционировались офицерами и офицеры принимали в них участие. В-третьих, отмечалось недостаточное ознакомление личного состава 11-й бригады с положениями Женевской конвенции, а также с их обязанностями по доведению до сведения командования фактов совершения военных преступлений. (В томе I указывалось: «Данные об отдельных инцидентах, включающих плохое обращение, изнасилования и возможные убийства вьетнамцев личным составом 11-й бригады, имевшие место до операции в Сонгми, свидетельствуют об атмосфере попустительства и не были раскрыты и пресечены в период командования бригадой генералом Липскомбом». Липскомб командовал бригадой до Гендерсона). Заключительный доклад комиссии Пирса вынес лишь одну-единственную рекомендацию из двухсот - пятидесятистраничного обзора зверств, совершенных в Милай-4 и Михе-4: «Следует рассмотреть возможности изменений проводимой политики, указаний и методов подготовки для исправления очевидных недостатков... перечисленных выше».
Несколько часов спустя после пресс-конференции Пирса последовала предсказуемая реакция со стороны военных: генерал-майор Уинант Сайдл, начальник армейского управления внешней информации, заявил журналистам, что министерство армии уже приступило к изучению мер, которые позволяют ускорить информирование командования о возможном совершении военных преступлений. Однако за последующие несколько месяцев не появилось никаких оснований полагать, что проводятся в жизнь какие-то рекомендации комиссии Пирса. Следствием, проведенным армией, таких требований и не выдвигалось. После 17 марта становилось все более ясным, что на деле Пирс и его следственная комиссия послужили лишь громоотводом для армии, перед которой встали серьезные проблемы.
Раны сознания. Американские писатели и журналисты об агрессии США во Вьетнаме. М., 1985, с. 308-331.
Примечания
* «Динк» - то же, что и «гук», презрительное прозвище вьетнамцев, применявшееся американскими солдатами во Вьетнаме.
1. Появление первых статей заставило также генерал-майора Костера позвонить полковнику Гендерсону, который учился в то время в военной академии в Норфолке. Гендерсон сообщил комиссии Пирса, что на протяжении последующих пяти месяцев имело место около пяти телефонных разговоров между ним и генералом, все, кроме одного, состоялись по инициативе генерала, находившегося тогда в Уэст-Пойнте. Однако Гендерсон заявил, что мало что помнит из этих разговоров, кроме того, что речь шла о сообщениях о расследованиях событий в Милай-4. Впоследствии Костер направил генералу Пирсу меморандум, в котором признавал, что трижды звонил полковнику. Первый звонок, по словам Костера, имел место примерно 20 ноября, как раз тогда, когда начали появляться публикации в печати. «Я имел довольно продолжительное обсуждение с полковником Гендерсоном,— пишет Костер,— того, что представлялось неточностями и преувеличениями в описании прессой боевых действий...»
2. В августе 1971 года, семнадцать месяцев спустя после завершения работы комиссии, генерал Пирс был назначен заместителем командующего 8-й армии в Южной Корее. Как сообщили мне армейские источники, Пирс прослужит на этой должности год и будет назначен заместителем командующего Тихоокеанских сухопутных сил США со штаб-квартирой на Гавайских островах. Проведя два года в должности, считаемой синекурой, Пирс, по всей вероятности, выйдет в отставку.
3. В меморандуме, направленном 20 февраля 1970 года следственной комиссии полковником Вернером И. Майклом, начальником отдела контрразведки Управления разведки армии США, сообщается, что, как стало известно атташе разведывательного управления министерства обороны в Оттаве, Веннема «выступил в Канаде с рядом речей, осуждающих присутствие США во Вьетнаме, зверства, якобы совершенные во Вьетнаме Соединенными Штатами, и американских военных в целом. Атташе отметил далее,— говорится в меморандуме,— что д-р Веннема даст предвзятые показания на любых слушаниях, касающихся военного персонала США». Лично к Веннема никто из сотрудников американской разведки не обращался.
4. Даже те, кто был осужден за умышленные убийства, редко отбывали срок наказания до конца. Наиболее ярким недавним примером служит лейтенант Колли, приговоренный 31 марта 1970 года к пожизненному тюремному заключению за убийство первой степени. Пять месяцев спустя приговор комитетом армии США по пересмотру приговоров был заменен двадцатью годами тюрьмы. Могут последовать и дальнейшие сокращения срока наказания. С 1964 года за умышленные убийства вьетнамцев были осуждены двадцать один солдат и офицер. Каждый обвиняемый был автоматически приговорен к пожизненному заключению. Все приговоры были незамедлительно смягчены военными комиссиями по пересмотру приговоров. В 1971 году юрист ВМФ США изучил шесть дел об умышленном убийстве вьетнамцев солдатами морской пехоты. Он выяснил, что после всех апелляций и пересмотров приговоров подсудимые получили в общей сложности тридцать пять лет каторги. Среди предъявленных им обвинений насчитывалось тридцать одно убийство, одно изнасилование, одна попытка изнасилования. Таким образом, за каждое преступление виновник был осужден немногим более чем на год.
В газетах и журналах было много публикаций о так называемом ЗПГ — «законе о просто гуках». Во Вьетнаме этим сокращением обозначались дела об убийствах, совершенных при ведении боевых действий, которые расследовались, но не доводились до трибунала либо заканчивались оправданием подсудимого. Таким образом, те, кто планировал штурм Милай-4, могли смело считать всех находящихся в деревне партизанами или их пособниками и — руководствуясь ЗПГ — произвольно бомбить и обстреливать деревню артиллерией.
5. Франклин занимал престижную должность командира бригады 1-й кавалерийской дивизии (авиадесантной), когда в ноябре 1970 года Херберт обратился в Управление по расследованию уголовных преступлений с обвинениями в его адрес. Херберт показал, что незамедлительно после вступления в должность командира батальона он начал информировать Франклина о случаях жестокого обращения и расправ с пленными. Полковник описал следователям типичный случай убийства, совершенного вьетнамской полицией на глазах американского офицера: «Вьетнамец держал молодую женщину за волосы, обхватив рукой горло и прижав к шее нож. Я рванулся мимо [американского] лейтенанта и закричал вьетнамцу, чтобы тот отпустил ее. За брюки женщины цеплялся плачущий ребенок. Еще один ребенок плакал навзрыд, уткнувшись лицом в песок, а вьетнамский солдат наступил на него ногой, втаптывая в песок. Полицейский посмотрел мне прямо в глаза, перерезал женщине горло и бросил ее на песок. Я обратился к лейтенанту. Тот объяснил, что эти вьетнамцы ему не подчинены, он у них только советник. Я ответил, что он — американский офицер, что он мог и должен был прекратить убийства задержанных. Я заявил ему... что не желаю ни его участия, ни участия этих вьетнамских солдат в дальнейших действиях моей части». Херберт показал, что он немедленно информировал о случившемся Франклина, но Франклин обвинил его либо в преувеличении, либо во лжи. «Франклин сказал мне, что сам займется этим, что меня это больше не касается»,— заявил Херберт. Тем не менее Херберт, награжденный наибольшим количеством наград из всех ветеранов войны в Корее, продолжал настоятельно требовать от своих солдат прекратить убийства и пытки подозреваемых вьетнамцев. По словам Херберта, на его очередную жалобу о том, что американские офицеры подвергли подозреваемых вьетнамцев пытке водой, Франклин ответил, «что методы допроса, применяемые личным составом бригады, меня не касаются». Херберт продолжал заявлять официальные протесты до тех пор, пока его внезапно не отстранили от командования и не отправили обратно в Соединенные Штаты. 21 июля 1971 года армейские власти официально опровергли обвинения, выдвинутые Хербертом против Франклина, а также отклонили 15 октября того же года аналогичные обвинения, выдвинутые им против генерала Барнеса. (Барнес в обычном порядке был произведен в генерал-майоры четыре месяца спустя после того, как Херберт выдвинул против него обвинения.) Но так совпали обстоятельства, что к июлю карьера Франклина пошатнулась, однако вне всякой связи с обвинениями Херберта. После инцидента с убийством вьетнамского гражданина он был освобожден от командной должности в 1-й кавалерийской дивизии и назначен советником части южновьетнамской армии в дельте Меконга, что омрачило перспективы его дальнейшего продвижения по службе.
6. Не удивительно, что личные взгляды Пирса об обязанности сообщать о фактах зверств близки к официальной позиции по этому вопросу, изложенной в бюллетене министерства армии 2 апреля 1971 года, во время вспышки негодования, вызванной осуждением лейтенанта Колли: «Министерство армии несет моральные и юридические обязательства за проведение политики подробного расследования всех обоснованных обвинений в нарушении правил ведения войны американскими военнослужащими. Каждое предположение о нарушении норм поведения в полевых условиях будет тщательно расследоваться, невзирая на звание и занимаемую должность предполагаемого виновника». Более того, комиссия Пирса получила непосредственные указания министра обороны Мелвина А. Лэйрда, переданные через министра армии, «в срочном порядке расследовать все предположительные обвинения в совершении зверств». В меморандуме от 11 декабря 1969 года, полученном комиссией Пирса 19 декабря, Лэйрд обосновывает это указание двумя причинами: «С целью установления фактов, а также предотвращения бесконечных повторов ложных предположений (в печати)».
7. Пятеро офицеров, которым не были предъявлены обвинения: лейтенант Колли и капитан Котук из тактической группы, обоим предстояло обвинение в убийстве; полковник Дин И. Хаттер, старший военный советник при 2-й южновьетнамской дивизии в г. Куангнгай, обвинялся в нарушении служебного долга и возможном лжесвидетельстве; подполковники Джон Холладэй и Фрэнсис Льюис, капеллан, обвинялись в нарушении служебного долга, поскольку не добились правильного проведения следствия. Но обвинения против Хаттера, Холладэя и Льюиса были сняты за недостатком доказательств. Заключительный доклад комиссии Пирса также называл в качестве подозреваемых еще семерых бывших офицеров, но они были за пределами юрисдикции министерства обороны.
8. Разговаривая в ноябре 1971 года с одним из ответственных сотрудников комиссии Пирса, я выразил недовольство узостью проведенного расследования. Не колеблясь мой собеседник отметил, что указания, полученные генералом Пирсом в ноябре 1969 года от генерала Уэстморленда и министра армии Ризора, четко предписывали ему не выходить за рамки и придерживаться характера предшествующих расследований событий в Милай-4, проводимых армией. Действуя в этих рамках, заметил собеседник, было невозможно подвергнуть анализу армию как институт. Фактически слова этого сотрудника означают, что и Пирс, и остальные члены комиссии всего лишь выполняли приказы. Аналогичную позицию заняли на суде лейтенант Колли и другие обвиняемые по делу Милай.