Нераскрытая разведывательная сводка валялась на зелёном полевом столе, на обложке было небрежно нацарапано: «И что всё это значит?» Можно было не сомневаться, кто это сделал: начальник разведки был известный юморист. Их было много таких — совсем молодых капитанов и майоров, шутками заглушавших отчаянье, отгонявших злую обиду. Но раньше или позже их всё равно настигала неспособность примирить любовь к военной службе с презрением к этой войне, и многие в конце концов подавали рапорта и уходили из профессии.
Мы сидели в палатке и ждали, когда кончится дождь — майор, пять бойцов и я. Дожди шли постоянно, знаменуя конец сухого муссонного сезона, и через клапан палатки можно было выглядывать наружу, думая о том, каково сейчас морпехам в патрулях на высотах. Пришли с донесением: один из патрулей обнаружил небольшой схрон с оружием.
«Схрон с оружием! — сказал майор. — Вот как всё было: боец попёрся куда-то, угодил ногою в яму и провалился. Эту хрень мы только так и находим».
Ему было двадцать девять лет, новое звание он получил недавно, и во Вьетнам приехал во второй раз. До этого, капитаном, он командовал обычной ротой морской пехоты. О бойцах, патрулях, схронах и ценности большей части разведывательной информации он знал всё.
Было холодно, даже в палатке, и рядовым морпехам было как-то неуютно лежать в ней рядом с чужаком, корреспондентом. Майор был человеком здравого ума, это они знали, и, пока не кончится дождь, напрягать их он бы не стал. Они тихонько переговаривались у дальней стены палатки, подальше от света лампы. Донесения продолжали поступать: от вьетнамцев, от разведки, из штаба дивизии, оперативные сводки, донесения о потерях — три донесения о потерях за двадцать минут. Майор просматривал все.
«Вы знаете, что мёртвый морпех стоит восемнадцать тысяч долларов?» — спросил он. Бойцы разом обернулись и посмотрели на нас. Они знали, как следует понимать слова майора, потому что знали, что он за человек. Они просто хотели посмотрели, как я на них отреагирую.
Дождь кончился, и бойцы ушли. На улице было ещё холодно, но душно, как будто надвигалась страшная жара. Мы с майором стояли у палатки и наблюдали за F-4, который зашёл в пике, отстрелялся по подножию высоты, перешёл в горизонтальный полёт и снова пошёл вверх.
«Мне вот что снится, — сказал майор. — Уже два раза снилось. Как будто я в Куонтико, в большом экзаменационном зале. Нам раздают листы с вопросами для определения умственных способностей. Я беру свой и читаю первый вопрос: «Сколько разновидностей животных вы можете убить руками?»
Где-то в километре от нас сплошной пеленой шёл дождь. Прикинув силу ветра, майор сказал, что через три минуты он будет здесь.
«После первой командировки меня терзали чёрт знает какие кошмары. Полный набор: кровь, мясо, страшные бои, ребята умирают, сам я умираю… Я думал, что хуже уже не будет, — сказал он. — А сейчас я, можно сказать, по ним скучаю».