Уже двое суток, с самого начала наступления в праздник Тет, они сотнями поступали в главный госпиталь провинции в Кантхо. Были это в основном или совсем ещё дети, или старики, или женщины, многие с ужасными ранениями. Легкораненых быстро обрабатывали в госпитальном дворе, а людей с тяжёлыми ранениями просто укладывали в коридоре, где они и умирали. Их было просто слишком много, врачи работали без перекуров, а сейчас, на второй день, вьетконговцы начали обстреливать и госпиталь.
Одна из медсестёр-вьетнамок дала мне банку пива из холодильника и попросила отнести её в конец приёмного покоя, где работал один из армейских хирургов. Дверь в операционную была распахнута, и я без раздумий туда вошёл. А надо было, наверное, сначала заглянуть. На операционном столе лежала маленькая девочка, глядя широко раскрытыми сухими глазами на стену. Левой ноги у неё не было, из свежего обрубка торчал острый конец кости сантиметров пять длиной. Сама нога валялась на полу, небрежно обёрнутая бумагой. Врач, майор, оперировал без ассистентов. Пролежи он всю ночь в корыте с кровью, и то выглядел бы не хуже. Руки его были такими скользкими, что мне пришлось поднести банку ко рту, и наклонять её, пока он пил, запрокинув голову. Я не мог заставить себя ещё раз посмотреть на девочку.
— Вам плохо? — тихо спросил он.
— Пока что ничего. Потом, наверно, вывернет к чертям.
Он положил ладонь на лоб девочки и сказал: «Привет, малышка». Поблагодарил меня за пиво. Ему, наверное, казалось, что при этом он улыбнулся, но лицо его ничуть не изменилось. Он проработал уже без малого двадцать часов.
* * *