Черная кошка в темной комнате
“Существует две истории: история официальная, которую преподают в школе, и история секретная, в которой скрыты истинные причины событий”, - писал Оноре де Бальзак. При попытках понять причины и тайныe пружины Второй мировой войны, большинство историков приходит к выводу, что Сталин в момент нападения на СССР Германии не намеревался нанести упреждающий удар по Европе, находящейся во владении Гитлера и поддерживаемого мировой финансовой олигархией. Сталин не хотел попасть в ловушку, в которую попал император Николай Второй. Не желал таскать каштаны из огня для французов и англосаксов. Кому, как не ему, свидетелю истории, было не знать, что нечто подобное уже происходило во времена Первой мировой войны. Именно здесь нужно искать причины "Пакта о ненападении" и того, почему Сталин, несмотря на явные приготовления Гитлера к нападению, до последнего часа пытался избежать войны. На этом фоне стоит не вопрос, кто на кого хотел напасть первым, кто был готов к этой войне, а кто нет. Важнее спросить: удалось ли Антанте во второй раз разыграть один и тот же сценарий - заставить Россию и Германию сцепиться друг с другом в смертельной схватке? Как мы знаем - удалось. Только в первый раз развели русских, вынудив их воевать против Германии, второй раз развели немцев, вынудив их воевать против СССР.
После того, как рухнул СССР, появилось немало исторических исследований, которые так или иначе тщатся пролить свет на историю. Второй мировой войны. В результате этих исследований, многие историки в мире «назовем хотя книги Юрия Мухина и Марка Солонина (Россия), Эрнста Топича (Австрия), Иоахима Гофмана (Германия)»пришли к выводу, что в конце 30-х годов большевики готовили наступательную войну не только против Германии, но и против всей Европы с целью ее большевизации. Из этого тезиса вытекает, что война Гитлера против СССР была вынужденным превентивным ударом, который по времени лишь на пару недель опередил нападение Сталина на Европу. Новая трактовка вопроса о начальном периоде войны привлекла внимание, как русских, так и зарубежных ученых, а дискуссия на этот счет стала приобретать международный характер: «Джин выскочил из бутылки», - утверждает профессор Ричард К. Рак (Великобритания), и сей факт является обнадеживающим предвестником дальнейшего поиска исторической правды.
Ничего не опровергая и ничего не утверждая, оставим исследователей этой темы в творческом поиске и подождем результатов. Сами же попробуем взглянуть на этот вопрос с другой, несколько необычной стороны, а именно, зададимся вопросом, мог ли СССР после 40-го года вести успешные, как наступательную, так оборонительную войны? Начнем рассуждения с рассмотрения вопроса о возможности вести Сталиным войну отечественную, то есть, оборонительную? Из истории нам известна Отечественная война 1812 года, когда народы России проявили высочайший патриотизм в борьбе с силами Наполеона. Нашествие “двунадесяти языков” и героические действия русской армии всколыхнули широчайшие народные массы России, вызвали небывалую энергию народа, пробудили, как сказал В.Г. Белинский, “народное сознание и народную гордость”. Патриотический подъем 1812 года оказал огромное влияние на рост самосознания народов России. Этот патриотизм основывался на веками проверенном в оборонительных войнах лозунге: «Священная борьба за Веру, Царя и Отечество!». А теперь обратимся к преддверью Второй мировой войны и посмотрим, в каком нравственном состоянии находились русский народ и другие народы СССР и готовы ли они были морально и духовно к священной войне с внешним агрессором?
Начиная с октября 1917 года, на плечи народа России выпали чудовищные страдания, унесшие за двадцать лет десятки миллионов жизней населения. Власть большевиков уничтожила порушила храмы, надругалась над верой; император Николай II и вся династия Романовых были физически уничтожены, а в Кремле обустроилась кучка беглых каторжников, безродных уголовников-космополитов. Повсюду распространялся яд большевизма, повсюду насаждалось безликое коллективное - “мы” вместо союза миллионов свободных и гордых - “я”.
За годы красного террора, объявленного русскому народу большевиками, было замучено около 2 миллионов населения России, а развязанная большевиками гражданская война и сопутствующий ей голод унесли еще около 8 миллионов человек. Беспрецедентный характер носили антирелигиозные репрессии. В 1915 году русское православное духовенство насчитывало в своих рядах 140 епископов, 112 626 священников, диаконов, псаломщиков и 29 128 монахов и монахинь, что составляло в целом 141 757 служителей и служительниц Русской Православной церкви. Почти все они были физически уничтожены, а приходы и монастыри разрушены или закрыты. Вместе с уничтожением церкви было убито духовно-патриотическое самосознание нации. В итоге к 1941 году в СССР кое-как действовали около сотни церквей.
Но и это было еще не все. С 1929 г. по 1933 г. в СССР начался насильственный переход от частного труда в земледелие к коллективному. Чтобы сломить сопротивление крестьян, власти пришлось беспощадно расправиться с крепкими хозяевами, которые никак не хотели вести общее хозяйство с деревенским люмпеном. Около 3 миллионов лучших, зажиточных крестьян, так называемых кулаков, было репрессировано. Многие из них были приговорены за саботаж к расстрелам, часть отправили в лагеря, а оставшихся выселили в северные районы страны в зоны рискованного земледелия деревне. По разным оценкам исследователей этой темы голод унес от 10 до 12 . Насильственная коллективизация в 1932-1933 годах привела к массовому голоду миллионов хлебопашцев, кормильцев России. Особенно страшны были его последствия на Украине и в Казахстане.
Трагичнo революционные потрясения сказались на русском народe, и его элите: интеллигенции, дворянствe, купечествe, зажиточном крестьянствe и казачествe. В результате этих событий накануне войны крестьяне, лишенные элементарных гражданских прав, работали в колхозах за палочки-трудодни. В 1940 году почти та же крепостная участь постигла рабочих и служащих, когда в условиях объявленной в СССР предвоенной мобилизации был введен закон, запрещавший уходить с работы или менять работу без разрешения начальства.
Могло ли после таких массовых истязаний и убийств в душax тех, кто выжил, кто уцелел, но оказался в бесправном полурабском положениe, присутствoвать желание воевать? И за что воевать? За то, чтобы внешний враг не добрался до врага внутреннего, за тех, на которых была кровь миллионов сограждан?
Выбора нет
Готовясь к предстоящей войне, которая во второй половине тридцатых годов стала фактором неизбежным и очевидным, Сталин понимал, что оборонять большевисткую власть, воевать за сытую жизнь своих гонителей люди в подавляющем большинстве не будут. Значит, если война оборонительная обречена на провал, то остается только одно – готовиться к войне упреждающей, к войне наступательной, к войне на чужой территории, отдав богатую Европу на разграбление Красной Армии. Только меркантильный интерес, только выдача разрешения на открытый грабеж и обогащение могло двинуть на европейский континент миллионы советских солдат. Но для этого нужны были ресурсы, хорошо подготовленная агрессивная армия. А чтобы такую армию создатъ у Сталина не было самого главного ресурса – времени. Не имея убедительных, физических и моральных аргументов, как обороны, так и для наступления, Сталину оставалось одно - политическое маневрирование с целью оттянуть преждевременную для СССР войну и выиграть необходимое время для осуществления беспроигрышной наступательной или оборонительной войны.
В 1945 году Сталин со знанием дела заявил доверенному лицу Тито югославскому партизанскому лидеру Джиласу: «Кто оккупирует территорию, тот навязывает ей свою собственную социальную систему. Каждый навязывает свою собственную систему настолько далеко, насколько может продвинуться его армия. По-другому и быть не может». Это была официальная военно-политическая доктрина большевиков, которую они никогда и ни от кого не думали скрывать ни до войны, ни после нее. Но для осущестления подобной доктрины нужна была сила, которой у Сталина на тот момент не было в достаточной мере.
Перед Сталиным стояла сложная, почти невыполнимая задача, которую он, чтобы выстоять в грядущих испытаниях, должен был, так или иначе, разрешить. Опасения большевиков, что русский народ не станет самозабвенно и героически воевать с напавшим на страну противником, полностью подтвердились, когда более двух миллионов солдат Красной армии сдались в плен почти сразу, а, а к зиме 1941 года в плену у немцев находилось уже 3,8 миллионов красноармейцев. Кроме того, в годы войны на добровольной службе у Германии с оружием в руках и без него, постоянно находилось более 1 миллиона граждан СССР. Такого массового сотрудничества с врагом история не знала!
Был ли СССР в 1941 году готов к войне?
В последнее время только ленивый не принимает участия в дискуссии, кто на кого готовился нападать: Гитлер на Сталина или Сталин на Гитлера. Судить-рядить на этот счет можно до бесконечности, а результат будет всегда один – отсутствие такового. Но так ли это важно для выяснения истины? Ведь если исходить из формулы, что лучший способ защиты – это нападение, то позволим себе отметить, что оба вождя, будучи далеко не глупыми политиками, непременно готовились к превентивному удару, исходя из принципа: «Хочешь мира – готовься к войне!» И к войне наступательной, потому как только такая война ведет к успеху. Предположим, что для Гитлера главной целью войны было расширение жизненного пространства, а для Сталина – большевизация Европы.
Но мог ли оказаться в выигрыше Сталин, нанеси он „превентивный“ удар по Европе? О том, что для Гитлера его „превентивный“ удар по России оказался трагическим, известно каждому. А как быть со Сталиным? Сталин умел взвешивать все „за“ и „против“, умел мыслить аналитически и стратегически, и этот факт не может ни у кого вызывать сомнений. Более всего его увлекала идея быть в роли третейского судьи, уподобившись до поры до времени известной из китайской мудрости обезьяне, сидящей на высокой горе и наблюдающей за битвой в долине двух тигров. Суть такой позиции заключается в том, что позволяет обезьяне вступить в борьбу тогда, когда оба тигра обессилят, и она скажет свое последнее слово в качестве судьи и миротворца. Но история, а вернее ee кукловоды, не оставили Сталину такого шанса. Один из предполагаемых тигров – Великобритания – воздержалась от борьбы с другим тигром – Германией и сумела сама взобраться на гору для наблюдения за битвой стравленных ею уже во второй раз двух гигантов: России и Германии.
О чем следует думать
Мы должны думать не о том, кто хотел бы напасть на противника первым, но не успел, и кто все-таки напал первым, но не сумел, а о том, кому это было выгодно? Ведь получилось, что два по сути социалистических государства на определенном историческом отрезке времени оказались непримиримыми врагами. Почему Германия и Россия в первой половине 20-го века дважды сошлись в смертельной схватке, вместо того, чтобы согласно здравой логике и геополитическому интересу быть вместе?
В Британской империи в битвах за богатство и власть, происходивших на протяжении многих столетий, выковались железные правила, определившие ее мировую политику.
В основе ее лежало три принципа:
– непрекращающаяся борьба на Евразийском континенте с сильнейшими державами, а это были Германия и Россия.
– создание флота, являющегося сильнейшим в мире, чтобы быть хозяйкой морей.
– стремление любыми средствами убедить потенциальных соперников, что они не должны претендовать в мировой политике на роль, отведенную ей. В наше время это место заняли США. Более того, своих соперников надо всегда убеждать отказываться от стремления играть роль более важную, чем она им определена даже в региональном масштабе.
Немецкие ученые Лист и Сисмонди еще в прошлом веке сформулировали основные положения “зависимой экономики”, рассматриваемой как одно из измерений социально-географической реальности. По их мнению „…экономическое устройство общества должно естественно вытекать из его исторической, культурной, этнической, географической, религиозной и государственной специфики, корениться в конкретике его традиционных институтов, (…) объединенными общей экономической структурой. Только в таком случае можно добиться начальной степени экономической суверенности“.
По этому принципу протекали и строились в 18 -19 веках взаимоотношения Германии с Россией, пока Британская империя не увидела в них чрезвычайную опасность для своей роли гегемона в европейской и мировой политике и не начала действовать жестоко и агрессивно.