18 июля.
Эрна жалуется. Она говорит:
-- Когда же это все кончится, Жорж? . . Когда?..
-- Что кончится, Эрна?
-- Я не могу жить убийством. Я не могу ... Надо кончить. Да, поскорее кончить ...
Мы сидим вчетвером в кабинете, в грязном трактире. Мутные зеркала изрезаны именами, у окна расстроенное пианино. За тонкой перегородкой кто-то играет "матчиш".
Жарко, но Эрна кутается в платок. Федор пьет пиво. Ваня положил бледные руки на стол и на руки голову. Все молчат. Наконец Федор сплевывает на пол и говорит:
-- Поспешишь -- людей насмешишь ... Вишь, дьявол-Генрих: из-за него теперь остановка. Ваня подымает глаза:
-- Федор, не стыдно тебе? Зачем? .. Не виноват Генрих ни в чем. Мы все виноваты.
-- Ну уж и все ... А по мне, -- назвался груздем, полезай в кузов .. .
Пауза. Эрна шепотом говорит:
-- Ах, Господи ... Да не все ли равно, кто прав и кто виноват ... Главное кончить скорее ... Я не могу. Не могу.
Ваня нежно целует ей руку.
-- Эрна, милая, вам тяжело... А Генриху? А ему?. .
За стеной не умолкает "матчиш". Пьяный голос поет куплеты.
Ах, Ваня, что Генрих? Я жить не могу ...
И Эрна плачет навзрыд.
Федор нахмурился. Ваня умолк. А мне странно: к чему отчаяние и зачем утешение?