Николай ДЕГТЕРЕВ
Николай ДЕГТЕРЕВ родился в 1986 году в пос. Шексна Вологодской области. Выпускник Литературного института им. А. М. Горького и Вологодского духовного училища. Ныне - учитель воскресной школы при храме Казанской иконы Божией Матери в пос. Шексна. Стихи переведены на болгарский и вьетнамский языки. Н. Дегтерев - лауреат Всероссийской литературной премии имени Евгения Курдакова (2015) и литературной премии имени Н. В. Груздевой «Твое имя» (2016).
Что говорить, встречались, разошлись. А может быть, осталось что-то? Может. Хотя. «Она вас больше не тревожит». Мечты, как говорится, не сбылись.
Что говорить, зеленая вода, Нева, мосты, ампир и все такое. И двое — над ноябрьскою рекою. Что говорить, исчезло навсегда.
Но вспомнишь все — и кажется тотчас: А может, мы и не были такими: Влюбленными, счастливыми, иными? И что вода не отражала нас?
И что, как век назад, она текла, И жизнь текла, похожая на кому: Вне нас, без нас, над нами, по-другому — Без божества, без чувства, без тепла.
Что губ твоих не пил и не кусал, От запаха не млел, не полоумел, Не знал тебя, не видел, не искал, Не потерял, не тронулся, не умер.
Приду в себя. и вымою посуду, Побреюсь, причешусь, включу кино. Что говорить? Не важно. Все равно. Но говорю. И говорю. И буду.
Наваливалась тишина, и воздух становился гулким.
Тревогой вся окружена ходила мать по переулкам,
стучалась в двери. Только стук молчаньем отзывался сиро,
как резонирующий звук богооставленного мира.
А я сидел в своем дому и материнский голос слышал.
Никто не отвечал ему, никто на стук и зов не вышел.
Тогда я женщину позвал: «Вернуть ты сына захотела? Я так же точно мать искал, но мать моя давно истлела.
Увы, предел любви таков, предел любви, закон разлуки». Я смолк. Мне не хватало слов для этой нашей общей муки.
И тут внезапно я постиг, что с нею мы теперь стояли, как сын и мать, что в этот миг сквозь боль друг друга узнавали.
«Соли нет!» — сказали в магазине.
Неужели вправду соли нет? В деревенском старом магазине Я купил для сына пистолет.
Если соли в мире не осталось, Если друг на друга наплевать, Если соли в мире не осталось, Надо научиться убивать.
* * *
* * *
Пусть мой сын играет с пистолетом, Это в современности нужней... Но когда подумал я об этом, Стало гадко на душе, верней, Сердце вдруг пронзило острой болью:
Что бы я мальчишке объяснил? Нет, уж лучше сам я стану солью, Чтобы сын патроны не купил.
* * *
Ни льдинок, ни снежинок.
Снегурочка пьяна, Все спят, пустует рынок,
И нет нигде вина.
Закончится похмелье, А там глядишь: опять — Рабочая неделя, Рабочая тетрадь.
И все ж с утра недолго Мерещится слегка Украшенная елка И мамина рука.
Я без спроса, я без стука, без звонка, Пожалей меня, подруга, дурака.
Сядь. Не надо суетиться. Нынче мне Ни в любви, знать, не забыться, ни в вине.
Захмелею я вином или виной — Все покойники встают передо мной.
Лучше так со мной, подруга, посиди, Да в окно со мной, подруга, погляди.
Посмотри, какая вьюга — вьет и вьет. Человек в такую вьюгу пропадет.
Да останется в снегу лежать ничком У красавицы-зимы под каблучком...
Успокоюсь я, родимая, с тобой, А потом уйду, веселый и чужой
В эту вьюгу, в эту стужу, в этот мрак. Больше нам с тобой не свидеться никак,
Потому что эта вьюга — отопри — Изнутри меня исходит, изнутри.
* * *
Осень поздняя. Сад молчит. И веранда стоит в воде. Там хозяйка одна сидит, И хозяина нет нигде.
Тихо. Дети не закричат. Припадает к земле трава. На веранде вдвоем молчат Осень черная и вдова.
Выйдешь, станешь чинить крыльцо, Глянешь в тихий соседский сад: Неподвижно ее лицо Сколько дней, сколько лет подряд?
* * *
Мой друг, мне снится иногда
Мой двор и детские качели.
Они качаются тогда,
Поскрипывая еле-еле.
Дорога снится в шуме дня.
И каждый раз так происходит —
Дорогой той, забыв меня,
Мои родители уходят
И пропадают без следа.
Качель застонет и споткнется.
И никогда, и никогда
Мне их догнать не удается.
Когда-нибудь, в тяжелый жизни час,
Меня, как саваном, накроет сном.
Так иногда Господь спасает нас,
Когда не знаем мы, как мы живем.
И будет поле, поле в этом сне,
И будет обязательно весна,
И вся природа, верная весне,
Вся будет к небесам вознесена.
И детство, детство будет там мое,
И будут там родители мои,
Но все мы будем — только часть ее,
Большой Земли, одной большой семьи.
Тогда и мы преобразимся вдруг,
И будем к Славе Божьей причтены!
И я проснусь. Но я пойму, мой друг,
Что дни мои еще не сочтены.
* * *
Нету сил. Опускаются руки.
Но держись, моя радость, держись,
Эти слезы, обиды и муки —
Это все называется жизнь.
Мы учились не этому зренью,
А достоинству, воле, борьбе,
И совсем не учились терпенью —
Слишком сложно — и мне, и тебе.
Ничего, что мы это не знаем,
Наверстаем, изучим, поймем,
Книгу жизни еще полистаем
И параграф искомый найдем.
Посидим над учебником этим,
Мудрость каждого зная листа,
Как послушные малые дети
На уроке Иисуса Христа.
О, не рви здесь цветов, ибо тоже созданья живые!
Лучше в поле уйди и навек потеряйся в траве,
Где никто не окликнет, и лишь небеса голубые
Будут грозно молчать, наклоняясь к твоей голове.
И увидишь ты, как на тебя это небо обрушит
Безымянную тяжесть сиротской своей пустоты,
И смешает с землёй твою трудную, смертную
душу,
И на этой земле белоснежные будут цветы.
И сорвёт их другой или, может, другая, другие,
Но поймёт он едва ли, гадая судьбу в лепестках,
Что не землю одну, не одни небеса голубые,
Что не просто цветы — человека он держит в руках.
Девочка качалась на качели,
Волосы по ветру распуская.
Синие глаза её блестели,
Солнечными бликами играя.
Девочка жила в таком богатом
Мире собственном, среди цветов и песен,
И была душа её крылата,
А обычный мир неинтересен.
А невдалеке, за огородом,
Зеленели старые берёзы,
Плавилась железная дорога
И стучали мерные колёса.
И смотрели люди из вагона,
Мрачные, с сутулыми плечами:
Девочка смеялась беззаботно
На руках у ангела печали.