Вы здесь

07. Индоевропейская языковая семья

Русский язык.

Наиболее интересно для наших целей нахождение древнерусского субстрата или даже праславянского (если таковые есть). При этом необходимо тщательно проверять возможность происхождения топонимов из близких языков, а также их переосмысления из иных языков.

Например, название села Истобенск (совр. Оричевский р-н Кировской обл.) может происходить как из древнерусского истъба, так и из лтш. istaba«комната». Но русский суффикс –енск свидетельствует, скорее, в пользу русской версии. В подтверждение этого говорит также то, что само лтш. istabaсчитается поздним заимствованным из славянских языков, и, наконец, расположение двух сел под названием Истобное на древнем пути из Киева в Булгар (по Б.А. Рыбакову), где балтийский элемент не характерен.[1]

Другой пример: р. Нерсма (пр. пр. Суны, пр. пр. Вои, лев. пр. Вятки) или из русского нереститься, или из лтш. nērst«нереститься». С лингвистической точки зрения, учитывая наличие малопродуктивного в славянской топонимии суффикса –ма, я бы отдал предпочтение балтийской либо другой неславянской версии.

 

Балтийские языки.

Удивительно, но на наличие топонимов балтийского происхождения почти никто не обращал внимания, хотя они, как представляется уже на первый взгляд, довольно многочисленны и повсеместны. М. Фасмер ограничивал с востока территорию распространения балтийских гидронимов Московской областью. В последнее время стало общепризнанным доводить балтизмы до Нижегородского Поволжья.

Попытки продвинуть границу балтизмов дальше очень робки. Р.А. Агеева, этимологизируя оз. Липшо (Торопецкий уезд) из лит.lipti«липнуть, прилипать», привела пример литовского оз. Lipšysи р. Липша в Казанской губ. (ныне республика Марий Эл – С.У.) и снабдила его примечанием «несколько неожиданное соответствие».[2]Но еще вконце XIX в. известный этнограф И.Н.Смирнов заметил, что до марийцев и до удмуртов на территориях их расселения жили какие-то «неизвестные племена».[3] Он приводит целый список домарийских названий рек: Ветлуга, Кокшага и др. – и приходит к заключению, что они «не поддаются… объяснению из живых финских наречий и принадлежат, судя по сходству или даже тождеству, народу, занимавшему громадное пространство от меридиана Москвы до меридиана Перми».

Но для гидронима Ветлуга есть балтийская версия от лит., лтш. vieta‘место’ и lauk- ‘поле’.[4] Я бы предположил, скорее, сближение с лит. výti, лтш.t‘вить’ или даже рус. вить с учетом чередования гласных i/e(ср. рус. вить/ветвь).l- может иметь суффиксное происхождение, как, например, в лит. výtulas "связка", лтш. tols‘ива’ и рус. ветла. –уга может быть уже чисто гидронимическим балтийским суффиксом (В.Н. Топоров и О.Н.Трубачев называют его«балтийским формантом», приводя примеры как в верхнеднепровской, так и в современной балтийской гидронимии[5]) или с тем же успехом русским суффиксом.

         На территории Марий Эл предположительно балтийский субстрат повсеместен (кроме р. Ветлуга также рр. Липша, Перша[6], Ноля[7], две Нольки, Илеть[8] и др.).

         На территории Кировской области в бассейне Вятки гидронимы предположительно балтийского происхождения также встречаются, причем, есть гидронимы с типовыми маркерными основами типа ilga‘длинный’, характерными именно для этой языковой группы[9]. В ряде случаев можно проследить и диалектные особенности вятских и «марийских» балтизмов, хотя для полной картины необходимы дополнительные исследования лингвистов, специализирующихся на балтийских языках.

         К предположительно балтийскому можно отнести название реки Медяна (пр. пр. Вятки) – ср. прус. median от балт. *med‚лес’; другая гипотеза – от праиндоевропейского *medh@o– ‘средний’, от которого происходят рус. межа, между, лат. medianи т.д. Уточнить происхождение трудно, т.к. само балтийское *medвосходит, возможно, к праиндоевропейскому *medh@oс переходным значением «разделительная лесополоса». (Сюда же, видимо, следует отнести р. Медяну в бас. Суры, р. Медынь в бас. Оки, р. Мезень и мн. др.). Также со знаком вопроса можно рассмотреть принадлежность к балтийскому субстрату р. Велева (при др.-прус. Velowe[10]), р. Волма (при др.-прус. Wolmen, рр. Волма в бассейнах Немана и верховий Днепра[11]), р. Илеть (приток Быстрицы)[12], р. Пержа[13], р. Лобань (при лит. Labinis, оз., прус. Labune, р. Лобна в Верхнем Поднепровье[14]), рр. Ноля (еще две реки с таким названием: пр. пр. Вои и лев. пр. Уржумки), рр. Пиля и Пилья (как возможная оппозиция р. Ноля < no-leja~ Пиля < Пилья < pīe-leja), рр. Перша и Пержа[15] и др.

         Как пример балтизма с диалектными особенностями В.Н. Топоров и О.Н. Трубачев приводят название реки Залазна в Верхнем Поднепровье. Эту и другие реки с аналогичными названиями (Залазинка,  Жалижа, Жалож) они возводят к апеллятиву, означающему ‘железо’.[16] Причем замену žна z они отмечают в регионе, где обитала летописная голядь, то есть считают это признаком голядского диалекта.

            Голядь,балтийское племя, упоминаемое в русских летописях 11—12 вв.; жило в бассейне реки Протвы, притока реки Оки, между вятичами и кривичами. В 12 в. большинство Г. было ассимилировано славянами. (БСЭ)

Заметим, что река Залазна есть и в бассейне Вятки (пр. пр. Белой, пр. пр. Вятки). Самое интересное, что в районе вятской Залазны находится крупное месторождение железных руд, которое эксплуатировалось много веков. Но я бы не стал столь однозначно относить название этой реки к балтизмам. Дело в том, что слово, обозначающее железо, - балто-славянское с предполагаемой основой *ghel(йЪ)g’h[17], причем в славянских языках оба заднеязычных звука  палатализовались в свистящие или шипящие, а в большинстве балтийских диалектов– только второй (g'h): лит. geležis, жем. gelžis, прус. gelso, но лтш. dzelzs. Очевидно, что звучание Залазна ближе к современному украинскому залiзна ‘железная’, чем даже к латышскому dzelza: оно именно славянского типа. Впрочем, название реки могло изменяться по законам русского языка уже после смены или русификации населения. Но, во всяком случае, я не вижу доказательств изначально балтийского характера этого гидронима.

В границах современных Сунского и Нолинского р-нов есть компактная территория, где расположено несколько гипотетически балтийских гидронимов, о которых мы говорили выше. В этой же местности есть две деревни с удивительным названием Ерпули. Название, скорее всего, отыменное, оформленное множественным числом (распространенный тип ойконима в этом регионе, например, Кузнецы, Судаки и т.п.). Уникальность названия Ерпули в том, что имя, давшее название нескольким деревням, *Ерпуль является почти дословной балтийской калькой славянского имени Ярополк. Рус. звуку а в этой позиции закономерно соответствует балт. ē(ср. рус. ярка ‘молодая овца’ и лтш. jēre, jērs ‘то же’); второй компонент этого имени не русское заимствование лтш. pulks, лит. pulkas‘полк; толпа’, а, по всей видимости, исконное балтийское слово, сохранившееся в латышском, lis (ļis)‘толпа’. Это слово широко представлено в латышском фольклоре в композите karapūļi  ‘полчища (врагов)’, где kara– ‘военный, армейский’.

Всё это можно было бы считать забавным совпадением, если бы неподалеку не обнаружился топоним Карапулька.[18] Это название речки (фактически – ручья), можно предположить, судя по косвенным данным, произошло от названия населенного пункта *Карапули, которое восходит, в свою очередь, к имени *Карапуль, очень напоминающим имя *Ерпуль, рассмотренное в предыдущем абзаце.

Конечно, гипотетические *Ерпуль и *Карапуль могли быть и поздними переселенцами, но исследование в этом направлении не менее интересно для истории. Подводя итог сказанному в этой главке, отмечу, что поиск балтийских следов в вятской топонимике может оказаться не безнадежным.

        

         Балто-славянский праязык

Многие историки языка считают, что и балтийские, и славянские языки выделились из общего праязыка, либо предки балтов и славян составляли т.н. балто-славянский континуум, внутри которого не было четкой границы между диалектами славян и балтов. Хотя концепции общего праязыка и балто-славянского континуума и не являются общепризнанными, с большой степенью достоверности можно считать, что предки балтов и славян в первой половине Iтыс. до н.э. говорили на близких языках, с большими или меньшими диалектными отличиями.[19]   

Следовательно, топонимы, имеющие древнее происхождение, могут быть образованы нашими предками, которых трудно отнести однозначно к балтам или славянам, говорящими на общем или близких языках. Их можно назвать протобалто-славяне или, короче, балто-славяне.

К топонимам балто-славянского происхождения можно отнести топонимы, этимологизируемые как из русского, так и из балтийских языков. Такие топонимы нужно считать «кандидатами» на древнее происхождение. Но в каждом конкретном случае надо разбираться в хронологии словообразовательных приемов. Например, есть суффиксы, которые утратили свою продуктивность; для многих из них можно определить (конечно, приблизительно) время этой утраты. Таким образом можно установить временные границы образования топонимов с этими суффиксами и определить, образовался топоним во времена балто-славянского единства или континуума или после распада языковой общности.

Но даже если топоним этимологизируется при помощи языковых средств только одной группы (славянской или балтийской), это не является доказательством его «молодости». Возможно, что соответствующая основа и/или суффикс были присущи праязыку, но сохранились только в одной из этих языковых групп.

Я обозначаю здесь лишь направление для будущих исследований, безусловно, трудоемких, но именно они могут дать картину этнической истории как Вятской земли, так и всей лесной зоны Восточной Европы, для которой нельзя на 100% исключить раннее появление балто-славянских племен.

Претендентами на относительную «древность» можно считать гидронимы с суффиксом –н-. Как пишет Ю. Откупщиков, «этот суффикс, потерявший или почти потерявший свою продуктивность в большинстве индоевропейских языков исторической эпохи, был весьма широко распространен в древний индоевропейский период».[20] Еще больший возраст, видимо, у суффиксов –д- и -м-, также распространенных в вятской топонимии.

Конечно, надо понимать, что суффикс, «приклеившись» к корню в древнее время, мог попасть в топоним вместе с корнем уже в новое время, как, например, в гидрониме Волма: возможно, вол- - это основа, а –ма – суффикс, примененный в процессе номинации гидронима. Но нельзя в данном случае исключить и другой вариант: основа*vъlm‘вяз’, где -m– древний суффикс, примененный еще при создании апеллятива, а гидронимическим «суффиксом», т.е. примененным при создании названия реки, является окончание –а.

Также, поскольку эти суффиксы были присущи большинству индоевропейских языков, необходимо отделять от балто-славянских топонимов совсем уже древних образований общеиндоевропейской эпохи, если таковые есть (см. далее).

Индоиранские (арийские) языки

--------------------------------------------------------------------------------------------

Индоиранские языки, особая ветвь индоевропейской семьи языков, включающая индийские (индоарийские), иранские и дардские языки. Возможно, что первоначальное ядро этой общности сложилось ещё в южнорусских степях (следы контактов с финноуграми, имевшие место, скорее всего, к северу от Каспия) и продолжало развиваться в период расселения в Средней Азии или на смежных территориях. Наличие индоиранской языковой и культурной общности подтверждается данными сравнительно-исторической грамматики и лексики этих языков, включающей целый ряд одинаковых элементов, обозначающих ключевые понятия индоиранской культуры, религии, социальных установлений, именослова, в том числе самоназвание *arya — «арии», материальной культуры и т.д. Современные И. я. распространены в Индии, Пакистане, Непале, на Цейлоне (индо-арийские), в Иране, Афганистане, Пакистане (западная часть), Ираке (северные районы), Турции (восточная часть), СССР (Таджикистан, Кавказ). (БСЭ)

Гипотетически индоиранский субстрат (субстрат – топонимы, происходящие из языков, не сохранившихся на данной территории) можно ожидать из следующих эпох:

а) древнейшее время (неолит и ранняя бронза);

б) скифское время;

в) сарматское время;

г) постсарматское время.

Рассмотрим по порядку.

А). Многие исследователи помещают прародину ариев в район Урала, как к востоку, так и к западу от него. Но если некоторые историки видят ее на Южном Урале (чему есть, кажется, определенные доводы), то «ведисты» (исследователи древних вед) относят ее чуть ли не за Полярный круг.

Разумеется, природные условия прародины носителей языков, распространившихся на многие тысячи километров, должны были способствовать расширенному воспроизводству популяции, и это не северные леса. Но какие-то группы носителей этих языков могли в определенные периоды вытесняться из благоприятных для жизни лесостепных зон в более северные районы. Во всяком случае, культурное влияние степных и лесостепных общностей на обитателей лесов прослеживается однозначно. Но сопровождались ли культурные импульсы распространением языков, неясно.

Конечно, по топонимам столь древнего происхождения вряд ли можно различить конкретную языковую принадлежность топонима, можно лишь попытаться соотнести их с какими-то языковыми группами или ветвями языковых семей, в нашем случае – попытаться выделить индо-иранские основы, конкретизируя их как индо-арийские либо древнеиранские лишь в несомненных случаях.

Б). В Iтысячелетии до н.э. территорию северо-востока Европы, включая Вятку, заселяли племена ананьинской культурной общности. Принято считать эти племена финноугорскими.[21] По моим предположениям, эта культурная общность была или не повсеместна, или полиэтнична. Тем не менее, хотя бы часть территории бассейна Вятки она занимала. В раскопках могильников и поселений этой культуры обнаружено множество предметов скифского происхождения. В.Я. Петрухин и Д.С. Раевский предполагают, что это могут быть археологические следы «других скифов», которые, по Геродоту, отделились от своих сородичей и продвинулись далеко на северо-восток, за земли тиссагетов и иирков (предков мордвы и мери?).[22] Но оставили ли они языковые следы? Помочь ответить на этот вопрос может, в том числе, и топонимика.

В). В IIIв. до н.э. хозяевами Степи вместо скифов стали ираноязычные же сарматы. Учитывая обширность сарматской «империи», можно ожидать культурного влияния их и на лесную зону Восточной Европы. Но вряд ли сарматы непосредственно селились в лесу, в том числе и на берегах Вятки, в период их расцвета (IIIв. до н.э. – IIIв. н.э.); в степях им было много привольнее. Сарматы контролировали главные торговые пути Евразии, а язык торговли зачастую подавляет местные языки. И все-таки не столько появление ираноязычных топонимов того времени можно считать маловероятным, сколько возможность их хронологизации, поскольку они могут «тонуть» в топонимах того же языкового происхождения более позднего времени.

Г). Сарматский племенной союз был сначала разбит готами в IIIв., а затем и на сарматов, и на готов обрушились гунны. Сарматы частично вошли в состав гуннского союза, частично – отступили на окраины ареала: на Северный Кавказ, в Крым, вверх по Волге и Дону. Разбившись на отдельные племенные группы, они уже перестали представлять силу в Великой Степи. Но при этом весьма вероятно участие потомков сарматов в этногенезе камских булгар и других этносов Волги и Камы.

Какая-то часть потомков сарматов отступила еще севернее, возможно, небольшие группы достигали даже Вычегды. Это одно из объяснений появления сарматских артефактов в могильниках типа Веслянского I.[23] Поэтому нельзя исключать обнаружения восточноиранских по языку и постсарматских по происхождению топонимов на вятской земле.

 

Первым объявил об обнаружении топонимов иранского происхождения на Вятской земле Д.М. Захаров; правда, он объясняет их булгарским посредством, через проникновение сарматских корней в булгарский язык.[24] К сожалению, исследования Захарова не подвергались серьезной научной критике, и это еще предстоит.

Кроме того, как мы говорили выше, ираноязычные племена могли попадать на Вятку в различные исторические эпохи, поэтому задачей 2-го порядка является не только выявление иранских топонимов (если они вообще существуют), но и определение их возраста.

 

Праиндоевропейский  язык

Нельзя полностью отбрасывать версию сохранения древних реликтовых названий праиндоевропейского времени, во всяком случае, того времени, когда разделение индоевропейских языков еще не было выражено так явно, как сейчас, т.е. IIIтысячелетия до н.э. Нельзя также заведомо отрицать существование на определенных отрезках времени ныне вымерших индоевропейских языков, собрать данные о которых мы можем только с помощью топонимики (как это случилось с палеобалканскими языками). Эти проблемы выходят за пределы моей работы.

Замечу лишь, что этимологизировать топонимы второго типа (из вымерших языков) можно только в том случае, если в этих топонимах есть элементы (основа и суффикс), совпадающие или коррелирующиеся с элементами известных родственных языков либо воссозданными элементами праязыка. Но в этом случае вдвойне сложно отличить топонимы первого типа (из праязыка) от второго.

По моему предположению, к топонимам первого типа, наиболее древним, относятся гидронимы с суффиксом –ма. Ко многим из них можно соотнести общеиндоевропейские корни древнего происхождения, например, mol- (Молома), lek- (Лекма), Также за пределами Кировской обл.: корни - (Ошма, пр. Пижмы), sar-(Сарма, пр. Мокши), ser-(Сердемь, Сердема, пр. Пьяны) и т.д.

Также претенденты на древнеиндоевропейское происхождение – две реки Кобры (если предположить первоначальный корень kub-) и две реки Немды (пр. пр. Пижмы и лев. пр. Вятки). 

Но, вообще говоря, необходим системный анализ групп гидронимов с этими суффиксами (-ма, -ра, -да), не ограниченный, конечно, рамками локальных территорий.



[1]Рыбаков Б.А. Рождение Руси. М. 2004, с. 110.

[2]Агеева Р.А. Гидронимия Русского Северо-Запада как источник культурно-исторической     информации. М. Наука, 1989, с. 192.

[3]Смирнов И.Н. Вотяки. Историко-географический очерк. Казань. 1890; Смирнов И.Н.Черемисы. Историко-географический очерк. Казань. 1899.

[4]Гордеев Ф.И. О происхождении гидронима Волга // Ономастика Поволжья. Ульяновск. 1969, с. 123; Русинов Н.Д. Этническое прошлое Нижегородского Поволжья в свете лингвистики. Н. Новгород. 1994, с. 80.

[5]Топоров В.Н., Трубачев О.Н.Лингвистический анализ гидронимов Верхнего Поднепровья // Трубачев О.Н. Труды по этимологии: Слово. История. Культура. Т. 4. М., 2009, с. 220.

 [6] Ср. др.-прус. Persink, Perses, лтш. Pērserupe, Persanteк западу от Вислы, Першанка и Першайка на старой балтийской территории, Пересна, Пересонка, Перстна, Першница в Верх. Поднепровье [Топоров В.Н., Трубачев О.Н.Лингвистический анализ гидронимов Верхнего Поднепровья // Трубачев О.Н. Труды по этимологии: Слово. История. Культура. Т. 4. М., 2009, с. 283].

      [7] При лтш. noleja‘долина’.

[8]При лтш. īl-‘очень темный’ и балтийском словообразовательном форманте –йЪt[Агеева Р.А. Гидронимия Русского Северо-Запада как источник культурно-исторической информации. М. 1989, с. 198]; впрочем, ил- довольно распространенная основа в гидронимии Русского Севера предположительно финноугорского происхождения, так что гидроним Илеть должен быть рассмотрен и с этой точки зрения.

      [9] р. Илгань (пр. пр. Снигиревки, лев. пр. Быстрицы, лев. пр. Вятки) – при лит. ilga‘длинная, долгая’ и гидронимах в Литве: оз. Ильги, р. Ильга, р. Ильгянка.

       [10] Правда, корень вел/вил распространен, наряду с балтийской, также на старой славянской

территории к югу от Припяти в Верхнем Поднепровье [Топоров В.Н., Трубачев О.Н.лингвистический анализ гидронимов Верхнего Поднепровья // Трубачев О.Н. Труды по этимологии: Слово.  История. Культура. Т. 4. М., 2009,  с. 250].

[11]По Топорову и Трубачеву, днепровская Волма относится к балтийским названиям без признаков славянского влияния и находит полное соответствие в гидронимии балтийских территорий[Топоров В.Н., Трубачев О.Н.Лингвистический анализ гидронимов Верхнего Поднепровья // Трубачев О.Н. Труды по этимологии: Слово. История. Культура. Т. 4. М., 2009, сс. 241, 253, 333]. С другой стороны, В.Л. Васильев предлагает этимологию от праславянского *vъlm‘вяз’, ‘ива’, ‘густой кустарник’ [Васильев В.Л. Славянские топонимические древности Новгородской земли. М. 2012. – С. 363 – 364].

[12]См. прим. 28.

[13]См. прим. 26.

[14]Ср. балт. labas‘хороший’ – основа, широко распространенная в балтийской топонимии, также балт. loba‘долина, русло реки’, но возможна и славянская версия [Топоров В.Н., Трубачев О.Н.Лингвистический анализ гидронимов Верхнего Поднепровья // Трубачев О.Н. Труды по этимологии: Слово. История. Культура. Т. 4. М., 2009, с. 269 и сл.].

[15]При др.-прус. Persink, Perses, лтш. Pērserupe, Persante, рр. Першанка иПершайка на старой балтийской территории, р. Першница в Верхнем Поднепровье

[16]Топоров В.Н., Трубачев О.Н.Лингвистический анализ гидронимов Верхнего Поднепровья // Трубачев О.Н. Труды по этимологии: Слово. История. Культура. Т. 4. М., 2009, сс. 263, 264, 332, 339.

[17]Pokorny J. Indogermanisches etymologisches Wörterbuch. I. Bern. 1959. – С. 435.

[18]В [Список населенных мест по сведениям 1859 – 1873 гг.Т. 10. Вятская губерния. СПб. 1876. - (№№ 1377 и 1378], в 4 верстах от c. Вожгалы обозначены два починка Над речкой Карапулькой и Подле речки Карапульки.

[19]О различных аспектах генезиса балтийских и славянских языков см., например, Порциг В. Членение индоевропейской языковой области. Пер. с нем. М. 1964;Топоров В.Н. К реконструкции древнейшего состояния праславянского языка// XМеждународный съезд славистов: Славянское языкознание. М. 1988. – С. 264 – 292.

[20]Откупщиков Ю.В. БОРОНА и БОРОЗДА// Очерки по этимологии. СПб. 2001. - С. 92.

[21]См. например: Халиков А.Х. Этническая принадлежность племен ананьинской общности// Вопросы финно-угроведения. Вып. V. Йошкар-Ола. 1970. -. С. 287-296; Голдина Р.Д. Древняя и средневековая история удмуртского народа. 2-е изд. Ижевск. 2004.

[22]Петрухин В.Я., Раевский Д.С.Очерки истории народов России в древности и раннем средневековье. М. 2004. - С.112.

      [23] Савельева Э. А. Археология Коми АССР. Сыктывкар, 1984. - С. 43–47

[24]Захаров Д.М.Краткий топонимический словарь Кировской области. Киров. 1988;

Захаров Д.М.Серебряная Вятка. Киров. 1990