Иванов В. А. д-р ист. наук, профессор ассоциированный научный сотрудник Санкт-Петербургского института истории РАН (г. Санкт-Петербург)
Система исправительно-трудовых учреждений, выстроенная при Сталине сравнительно недолго пережила своего творца. Начавшийся в обществе после ХХ съезда партии процесс десталинизации коснулся как содержания её карательной политики, так и самой организации ИТУ. В статье рассматриваются некоторые проблемы, возникшие в процессе «либерализации» наказательной и исполнительной деятельности разнообразных карательных учреждений на территории РСФСР во второй половине 1950-х - 1960-х годов, влиявшие на ее содержание и направленность.
Ключевые слова: карательная политика, ХХ съезд КПСС, исправительно-трудовые учреждения, режим содержания осужденных, преступность, РСФСР в 1950-е - 1960-е гг.
System of correctional labor facilities, built under Stalin comparatively long survived its Creator. Began in the society after the twentieth party Congress of de-Stalinization process were made as the content of its punitive policy and in the organization of the CLF. The article discusses some problems arising in the process of «liberalization» of the criminal and executive activities of various punitive institutions in the RSFSR during the second half of the 1950s and 1960s, influencing its content and direction.
Keywords: punitive policy, twentieth Congress of the CPSU, correctional labor facilities, custodial control, criminality, USSR in 1950s - 1960s.
Советская система ИТУ никогда не соответствовала в полной мере заявленному и закрепленному в нормативных правовых актах формату, особенно в содержательном плане. Коммунистическая фраза и здесь, по выражению М. Пфэртнера, была обратна действительности [18, с. 93]. Тюрьмы, лагеря и лаготделения, колонии и места поселений всегда были переполнены, их деятельность не приносила дохода, процесс перевоспитания пребывал в метафизическом состоянии, взаимоотношения внутрилагерного социума строились на неписанных, но преимущественно чтимых его членами тюремных катехизисах: «воровских законах», «правилах» и «понятиях».
Мало что изменилось в системе ИТУ сразу после смерти «усатого гуталинщика» (так называли заключенные Сталина. - В.И.), хотя самые впечатляющие жесты властей по освобождению от сталинского тоталитаризма коснулись именно ее. Уже в конце марта 1953 г. по указу Президиума ВС СССР началась амнистия осужденных, когда из более чем 2,5 млн. заключенных на волю вышло более трети из них [1, с. 462]. «Выпорхнула» тогда и значительная часть особо опасных рецидивистов из 221,4 тыс. сидевших в ИТУ к этому времени, что буквально через короткое время повсеместно почувствовали на себе все советские граждане [19, с. 192].
Ситуация с преступностью в стране обострилась настолько, что впервые за несколько послевоенных лет вопрос о мерах по усилению борьбы с уголовной преступностью был вынесен 1 декабря 1955 г. на обсуждение Президиума ЦК КПСС [17, с. 66]. Н.С. Хрущев и его сторонники заявили тогда, что МВД СССР и лично министр С.Н. Круглов не выполнили требований указа ПВС СССР от 3 сентября 1955 г. и постановлений ЦК КПСС от 12 марта и 10 июля 1955 г. по этому вопросу [4, л. 34-35], а на прошедшей в конце января 1956 г. коллегии МВД СССР, подводящей итоги амнистии даже приводился пример, когда из ИТЛ был выпущен на свободу (по указу - В.И.) осужденный Мыйзавальд, имеющий судимости общей сложностью на 60 лет, и, который на третий день «воли» вновь совершил тяжкое преступление [4, л. 35].
О грубом искажении ключевых принципов советской карательной политики в период культа личности Сталина и массовом нарушении социалистической законности было упомянуто в известном закрытом докладе Н.С. Хрущева на ХХ съезде партии. Общий контекст обвинения сводился к тезису об использовании Сталиным системы ИТУ как одного из рычагов властвования и массового принуждения. Для неподготовленного слушателя советская система ИТУ воспринималась в этот период как вместилище чудовищных пороков и полнейшего бесправия заключенных. Из всех звеньев правоохранительной и управленческой системы государства именно на ИТУ, а не на судебные органы, прокуратуру, подразделения госбезопасности и уж тем более высшие партструктуры верхушкой руководства страны был переключен «общественный гнев» и осуждение.
Это настроение быстро уловили в «зонах» отпетые уголовники-рецидивисты и их подручные: едва ли не нормой стали массовые отказы от работы, неповиновение администрации, пьянство. Прокурор Ленин-градской области В. Андреевский, зная о подобной куражбе заключенных в ИТК, тюрьмах и поселениях, предлагал в 1959-1960 гг. отменить в ряде ИТК области «строгий режим», а ввести так называемый «специ-альный режим» (где преобладал бы «тяжелый физический труд и жестокое наказание». - Так в документе. - В.И.) [21, л. 41, 42]. В свою очередь работник Ленинградской городской прокуратуры В.А. Чертолин в январе 1957 г. призывал прокурорских коллег «урезонивать распоясовшихся адвокатов», окрыленных решениями XX съезда и якобы спекулирующих вопросами социалистической законности и подыгрывающих уголовникам [26, л. 1].
Специально созданная после ХХ съезда комиссия Президиума ВС СССР (позже и комиссия ПВС РСФСР. - В.И.) должна была изучить реальное положение дел в системе ИТУ страны и внести законодательные предложения по их коренной реорганизации и обновлению. Так, осуществив в марте-апреле 1956 г. свою первую комплексную проверку Унженского ИТЛ в Горьковской области, комиссия констатировала, что только в 1955 г. в лагере было допущено свыше 62 тыс. нарушений режима со стороны заключенных, в том числе 48,5 тыс. случаев отказа от работы, более 2 тыс. эпизодов пьянства и др. Выяснилось, что ежедневно на работу не выводилось до 1,6 тыс. чел. по различным причинам, около 8 тыс. чел. получили производственные травмы, при этом 8 чел. погибли. Обнаружилось также, что в 11-м женском лагоотделении этого лагеря за 6 мес. 1955 г. заключенным было недодано около 3 тонн мяса. Отвратительными были признаны и бытовые условия заключенных [4, л. 95, 95 об.].
В ряде мест комиссии ПВС СССР, РСФСР и других союзных республик в буквальном смысле урезонивали отдельных прокурорских работников, которые используя процедуру протестов стали повально освобождать осужденных (сидевших за малозначительные правонарушения. - В.И.), еще совсем недавно отправляя их в ИТК и ИТЛ за них на большие сроки. Так, в августе 1959 г. прокуратура Ленобласти была вынуждена приостановить подобного рода «расчистку» мест лишения свободы в регионе в связи с началом работы в нем комиссии ПВС РСФСР [20, л. 25, 26].
Работа подобных комиссий и различных специалистов из Минюста СССР, МВД СССР и других ведомств, позволили в короткий срок подготовить проект «Положения об ИТУ МВД СССР», который в конце ноября 1956 г. по распоряжению главы МВД СССР Н.П. Дудорова был разослан во все МВД-УВД республик, краев и областей. До 15 декабря 1956 г. планировалось обобщить все предоставленные с мест замечания и предложения по проекту и окончательно доработать его [4, л. 405 об. - 412 об.]. В сущности, подготовленное на скорую руку Положение вскоре дало о себе знать в процессе его реализации в системе ИТУ.
Особенно болезненно выстраивалась новая схема агентурного обеспечения осужденных. После принятия нового «Положения об ИТК и тюрьмах МВД РСФСР», которым предусматривались основательные содержательные перемены, существенный ущерб как раз и понесла агентурно-оперативная работа. Так, к осени 1961 г. выяснилось, что в ряде колоний резко сократился агентурный аппарат (в связи с размещением осужденных по ИТК в соответствии с назначенным видом режима - В.И.), а в других колониях напротив, сконцентрировались одни опасные рецидивисты без должного оперативного освещения. Во многих тюрьмах, ИТК и изоляторах произошли столкновения между враждующими однодельцами или объектами разработок с ранее расшифрованными агентами (которых до нового Положения, не размещали в одном ИТК, тюрьме или изоляторе. - В.И.) [9, л. 1]. Учитывая, что в это время в РСФСР насчитывалось 167 следственных изоляторов, 22 тюрьмы и 2 специальных психиатрических больницы (в Казани и Ленинграде - В.И.) работы по созданию и руководству спецаппаратом предстояло немало [12, л. 64-66]. Эта деятельность была крайне важна не только в плане упреждения готовящихся преступлений среди задержанных и осужденных, но нередко и по установлению истинных преступников, скрывающихся на свободе от следствия и суда. Так, только в Ленинграде в 1964 г. благодаря агентурно-осведомительному аппарату в системе ИТУ были установлены преступные лица, за деяния которых неправосудно уже отбывали наказание 10 чел. За первое полугодие 1965 г. были установлены ещё 7 чел. [27, л. 54].
Мало что изменилось и с разрешением проблем наполняемости осужденных, точнее перенаполняемостью ими ИТУ, как после работы комиссий ПВС СССР в лагерях, тюрьмах и колониях МВД, так и после введен-ного в действие Положения. Ещё 1 февраля 1956 г. Бюро Ленинградского обкома КПСС в своем постановлении «О нарушении социалистической законности в тюрьмах г. Ленинграда» указывало всем «правоохранителям» города (МВД, Минюст, суды, прокуратура и др.) на катастрофическую загруженность тюрем осужденными лицами, с вступившими в законную силу приговорами, содержащимися там уже длительное время [25, л. 29, 30]. Так, например, несмотря на то, что лимит тюрьмы №1 («Кресты») в Ленинграде приказом МВД СССР от 27 апреля 1960 г. для следственных, кассационных, транзитно-пересыльных и уже осужденных лиц был определен в 2,5 тыс. чел. [6, л. 12, 13], реально - на середину июня 1961 г. там содержалось свыше 3,8 тыс. чел., причем поступление в тюрьму вновь арестованных и осужденных намного превышало этапирование срочно-заключенных из тюрьмы в колонии [23, л. 28, 28 об.]. При такой людской плотности совсем не соблюдалась положенная в 1960-е гг. на одного «сидельца» камерная площадь не менее 3 кв.м. Подобная перезагруженность тюрем в начале 60-х гг. была связана в первую очередь с введением в действие нового УК РСФСР (1960 г.). Все в те же тюрьмы Ленинграда (№1, №2) и области (г. Выборг и Тихвин) в течении августа-октября 1961 г. ежемесячно поступало более 1600 арестованных. В итоге за три месяца туда прибыло 4873 чел. В то же время из тюрем было этапировано лишь 3116 чел. [22, л. 55, 56].
По своим «лагерным понятиям» и традициям восприняли и сполна насладились «оттепелью» конца 50-х - начала 60-х гг. и бывшие гулаговские бытовики-уголовники. Такой «расслабухи» во внутризоновской жизни не могли припомнить даже старожилы уголовного мира: среди осужденных участились случаи массового пьянства и наркомании, гомосексуализма и открытого неповиновения администрации, групповых побегов из мест лишения свободы. В апреле 1961 г. на проходящей в МВД РСФСР коллегии были впервые названы ИТУ Алтайского и Приморского краев, Архангельской, Магаданской, Омской и Свердловской областей, где широкое распространение получили случаи наркомании среди осужденных. Коллегия МВД ставила задачу руководству ИТУ по выявлению наркоманов, их учету и обязательному выяснению того, где они стали заниматься этим: в местах заключения или вне их [8, л. 28, 29].
Проделанная в ИТУ работа вскрыла угрожающий масштаб наркомании и пьянства в местах заключения. Не случайно 21 декабря 1961 г. в МВД РСФСР появился приказ «О мерах по усилению борьбы с нарко-манией и пьянством в ИТУ МВД РСФСР», в котором администрации ИТУ разрешалось «...заключенных, употребляющих наркотики переводить в бараки камерного типа с тюремными условиями содержания и содержать их изолированно» [9, л. 430, 431]. В мае 1962 г. министр внутренних дел РСФСР В.С. Тикунов поощрил сотрудников оперативных аппаратов ИТУ УВД Свердловского облисполкома И.Н. Быкова, Я.К. Бондарева, Д.Я. Семокова, Н.А. Ярдова и других за ликвидацию в системе колоний и лагерей региона двух преступных групп из числа за-ключенных и гражданских лиц, занимающихся снабжением уральских зон наркотиками, шприцами, деньгами и реализующих эти «товары» среди заключенных по высоким спекулятивным ценам [10, л. 375].
Крайне затруднительно и совсем неэффективно шла в ИТУ РСФСР борьба с гомосексуализмом осужденных, явлением, о котором даже в ведомстве предпочитали не говорить как о крупной проблеме, и о которой в начале ноября 1956 г. заместитель МВД СССР полковник М. Холодков высказался вполне определенно, назвав его причиной тяжких правонарушений среди заключенных (насилие, убийства и увечья на почве ревности, половое развращение молодых по возрасту заключенных, заражение венерическими болезнями и др.). В п. 3 совершенно секретного распоряжения МВД СССР № 306 по отношению к женщинам-заключенным, занимающимся половыми извращениями, предлагалось не только «.наказывать их в дисциплинарном порядке, вплоть до водворения в строго режимные подразделения, принимая при этом меры разобщения сожительниц, но и запретить заключенным женщинам носить мужскую одежду.» [4, л. 339]. В зонах запрещались также разного рода «свадьбы» гомосексуалистов, «калымы» с них, а также смена родовых фамилий и т.п. Кстати, восстановления у заключенных их родовых или измененных в установленном законом порядке фамилий требовала специальная инструкция, введенная секретным приказом МООП РСФСР от 14 декабря 1965 г. [14, л. 173].
Общемировая тенденция роста преступности «работала» в 50-е - 60-е годы и в системе ИТУ в советской России [3, с. 9]. Одним из очагов криминальной напряженности стала внутрилагерная преступность. Так, за 6 месяцев 1957 г. в лагерях и колониях МВД СССР был убит 51 заключенный, в этом принимало участие 182 преступника, а в 8 разоблаченных бандах действовало около 50 заключенных, 96 чел. прошли по групповым делам [5, л. 366]. Чаще всего за этими преступлениями стояли уголовники-рецидивисты, которые до осени 1956 г. содержались в ИТЛ и ИТК вместе с лицами, осужденными за менее опасные преступления.
25 октября 1956 г. постановлением № 1443-719 ЦК КПСС и Совмин СССР обязали органы МВД «развести» эти категории осужденных и не допускать впредь их совместного содержания. Однако, проведенная летом 1960 г. проверка выявила повсеместное нарушение этого предписания. Так, в подразделениях общего режима УВД Иркутской области содержалось 1156 уголовно-бандитствующих элементов, в УВД Кемеровской области - 1069 рецидивистов, в исправительных учреждениях Архангельской области - почти 900 чел., в Свердловской области - более 700 бандитствующих заключенных [7, л. 32, 32 об]. Уголовный террор рецидивистов в системе ИТУ РСФСР и других республиках Советского Союза достиг такого предела, что Президиум ВС СССР своим постановлением от 6 апреля 1963 г. «О применении ст. 14.1 Закона СССР «Об уголовной ответственности за государственные преступления», узаконил норму, по которой «.неподдающиеся перевоспитанию особо опасные рецидивисты» могли привлекаться к уголовной ответственности за действия, дезорганизующие работу ИТУ [13, л. 262, 262 об.].
По признанию многих практических работников, эта мера заметно повлияла на масштаб и дерзость уголовного «шабаша» рецидивистов в ИТУ страны. После первых уголовных дел с применением данной статьи резко поубавилось число уголово-бандитствующих элементов, провоцирующих остальных осужденных и лично участвующих в организации вооруженных неповиновений, бунтов и голодовок в ИТК и тюрьмах, которые имели место в РСФСР в начале 1960-х гг.: вооруженное неповиновение 8-ми особо опасных рецидивистов 5 апреля 1961 г. в ИТК № 2 (Сталинградская обл.); бунт в Брянской ДВК 21 сентября 1961 г. с поджогом колонии и массовым побегом; неоднократные одиночные и групповые голодовки, отказы от приема пищи в тюрьме № 1 «Кресты» в 1961 - начале 1962 гг. и др. [7, л. 243, 244; л. 229; 24, л. 70].
Именно уголовный лагерный беспредел чаще, чем злоупотребления администрации ИТУ, служил причиной одиночных и групповых побегов. Сбежавший осужденный фактически пребывал в положении «нелегала»: ему чаще всего были нужны новые документы, деньги, жилье, одежда, отдельные предметы быта и т.п. При этом риск оказаться разысканным и задержанным был крайне высок, однако причины и мотивация, побудившие совершить побег (а это противоправное деяние влекло за собой уголовную ответственность) были сильнее этих опасений сбежавшего. В свою очередь, общественная опасность побегов заключалась прежде всего в том, что вся «схема выживания» их участников была полностью выстроена на преступной практике (воровстве, разбое, грабеже, убийстве и др.). А это вело к дополнительной криминологической напряженности в обществе.
Учитывая все эти обстоятельства, Прокуратура СССР летом 1961 г. в порядке ст.42 Основ уголовного законодательства Союза ССР пояснила, что те из заключенных, кто бежал из мест лишения свободы 15 лет назад и более и был установлен - розыск не прекращать. Розыск мог быть остановлен, если имелось основание о прекращении уголовного дела на бежавшего [9, л. 30]. У такой практики «бессрочного сыска» было немало сложностей. Чаще всего им переставали заниматься как сами ИТУ, так и конвойные подразделения внутренних войск, а также территориальные органы милиции, каждые в отдельности полагаясь друг на друга.
Крайне медленно разрешался во второй половине 50-х - 60-х гг. вопрос и о трудовом перевоспитании осужденных, производственная занятость которых была «головной болью» всех региональных УМЗ (ОМЗ) МВД. Заключенные «простаивали» и в прежние времена, а на закрытых совещаниях в МВД СССР в последние годы правления Сталина, да и позже, руководители крупных ИТЛ и строек не раз заявляли о нерентабельности труда заключенных, дороговизне их содержания на средства государства [2. с. 424-425].
Вместе с этим руководство МВД и местные власти постоянно искали всевозможные варианты для того, чтобы занять этот контингент хоть какой-то работой. Изучив в 1962 г. вопрос о практике трудоустройства осужденных во всей системе ИТУ РСФСР, республиканский МООП распространил даже небольшой обзор, назвав ряд регионов (Башкирия, Удмуртия, Брянская, Ярославская, Владимирская области и др.), где в целом разрешались позитивно проблемы их трудовой занятости [13, л. 10-12].
В то же время избежать явных перекосов в реализации на практике ключевых принципов советской исправительно-трудовой политики в эти годы так и не удалось. Например, в швейном производстве в ИТУ МООП РСФСР весной 1963 г. использовалось около 10 тыс. заключенных мужчин, из которых 8 тыс. чел. - в колониях строгого и усиленного режимов, что (вид этого производства - В.И.) полностью не соответствовало тяжести совершенного этими осужденными преступления [13, л. 223-231]. В 18-ти ИТК, расположенных на территории Ленинграда и области, с наполнением 12 тыс. заключенных из-за отсутствия работы и охраны в 1962 г. около 2 тыс. из них не работали вообще [29, л. 1]. И в 1964 г. по той же причине в этих колониях в среднем ежедневно на простое находилось около 1 тыс. чел., а почти 40% к общему числу сдельщиков не выполняли нормы выработки и производственные задания [30, л. 70].
В 1965 г. свыше 25 тыс. осужденных, находящихся в ИТУ на территории РСФСР, ежедневно не трудились по причине отсутствия работы. Численность осужденных, используемых на оплачиваемых работах за первые три месяца 1966 г. составила только 73,9%. План доходов по ИТЛ и ИТК оказался невыполненным почти на 5 млн. руб. и соответственно платежей в бюджет [15, л. 139, 139 об.]. Росли задолженности заключенных и по исполнительным листам: возмещение ущерба, алиментные выплаты, судебные издержки и др.
Не ладились в эти годы дела и с перевоспитанием «оступившихся» советских граждан, или как трубадурили сталинские пенитенциарии еще в 20-е - 30-е гг. с «перековкой» заключенных. Одной из причин слабого воспитательного воздействия на сознание осужденных оставался непримиримый антагонизм между администрацией ИТУ и заключенными. Довольно часто фальшь и лицемерие руководителей ИТЛ и ИТК уживались с грубейшими нарушениями прав заключенных, физическим и психологическим насилием над ними. Добиться справедливого разрешения проблем заключенных было очень непросто. Часто только «вор в законе» своевременно «разруливал» наболевший вопрос среди сидельцев, не редко при этом усложняя взаимоотношения среди заключенных.
В отличие от 1920-х - 1930-х гг., в новых условиях, жалобам осужденных в различные инстанции на противоправные действия чиновников ИТУ стали уделять более пристальное внимание, а по итогам рассмотрения некоторых из них даже принимать серьезные кадровые решения. Так, например, за несанкционированный вывод в июле 1961 г. в песчаный карьер 12 заключенных Устьвымского ИТЛ за отказ от работы и содержание их там около суток без пищи, а в январе 1962 г. за аналогичные действия по удержанию 17 заключенных в глубоком снегу в течение 7 часов, министром внутренних дел РСФСР В.С. Тикуновым был снят с должности начальник ИТЛ подполковник А.Г. Калашников и наказаны другие лица [11, л. 6, 7]. Столь жесткая реакция МВД РСФСР стала возможной благодаря письмам заключенных в редакцию журнала «К новой жизни» и принципиальной позиции его редактора, не скрывшего этого обращения.
Как отмечали многие проверяющие на местах - в тюрьмах, СИЗО, ИТЛ и ИТК часть таких «кричащих» жалоб заключенных попросту изымалась администрацией из производства или вовсе не регистрировалась. В распространенном МООП РСФСР в марте 1963 г. обзоре «Состояние работы с письмами, жалобами и заявлениями в исправительно-трудовых учреждениях» упоминались конкретные руководители, укрывавшие жалобы заключенных от регистрации (Анисимов, Самозвон, Соловьев, Пучков и др.) [12, л. 97-97 об].
Порой действия сотрудников ИТУ и вовсе подпадали под уголовную статью, особенно когда дело касалось добросовестного исполнения своего профессионального долга. Так, в марте 1963 г. прокурор г. Ленинграда С.Е. Соловьев докладывал первому секретарю ОК КПСС В.С. Толстикову, что в ИТУ УМЗ УООП Ленобласти укоренилась противоправная практика вывода на УДО и «химию» заключенных, судимых по «тяжким» статьям (убийство разбой, ТТП, изнасилование и др.) [28, л. 76, 77]. Выяснилось, например, что практически около половины «химиков» и вышедших по УДО осужденных вновь возвратились в ИТУ региона после совершения ими преступлений или покушения на него. В начале 1967 г. во все УМЗ-ОМЗ МВД-УВД РСФСР было отправлено информационное письмо МООП РСФСР, в котором описывался вопиющий случай, когда из-за преступной халатности старшего инспектора ИТК №15 ОМЗ УООП Сахалинского облисполкома Косякиной, осужденная к 6 месяцам лишения свободы некто Богданова вместо них отсидела лишних 1,5 года [16, л. 99].
Завершая данное эссе, скажем о том, что процесс десталинизации проходил в советской России довольно болезненно, хотя внешние его проявления носили куда более пафосные оттенки и он даже порождал определенные надежды на перемены. В случае же с доставшейся в наследство «оттепели» 60-х гг. сталинской системой ИТУ было все гораздо запутаннее и неопределеннее. Лишь позже стало отчетливее видно, что уголовно-исполнительная политика советского государства и его практика не были готовы снять прежние противоречия. Между тем, секрет успеха был довольно прост - в начале нужна была реформа не самой системы ИТУ страны, а всего политического и общественно-экономического устройства советского государства, для того чтобы выйти на подлинную свободу с чистой совестью!
Список источников и литературы
1. Богданов Ю.Н. Сергей Круглов. Два десятилетия в руководстве органов госбезопасности и внутренних дел СССР. Документальная повесть. М.: ООО «ТД Алгоритм», 2015. 624 с.
2. Иванова Г.М. История ГУЛАГа. 1918-1958: социально-экономический и политико-правовой аспекты. М.: Наука, 2006. 438 с.
3. Кудрявцев В.Н. Стратегии борьбы с преступностью: монография. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Норма: ИНФРА-М, 2017. 368 с.
4. Отдел специальных фондов Информационного Центра Главного Управления МВД РФ по г. Санкт-Петербургу и Ленинградской области (далее - ОСФ
ИЦ ГУ МВД РФ по СПб и области). Ф. 2. Оп. 1. Д. 203.
5. ОСФ ИЦ ГУ МВД РФ по СПб и области. Ф. 2. Оп. 1. Д. 215.
6. ОСФ ИЦ ГУ МВД РФ по СПб и области. Ф. 2. Оп. 1. Д. 250.
7. ОСФ ИЦ ГУ МВД РФ по СПб и области. Ф. 2. Оп. 1. Д.262.
8. ОСФ ИЦ ГУ МВД РФ по СПб и области. Ф. 2. Оп. 1. Д. 263.
9. ОСФ ИЦ ГУ МВД РФ по СПб и области. Ф. 2. Оп. 1. Д. 269.
10. ОСФ ИЦ ГУ МВД РФ по СПб и области. Ф. 2. Оп. 1. Д. 271.
11. ОСФ ИЦ ГУ МВД РФ по СПб и области. Ф. 2. Оп. 1. Д. 272.
12. ОСФ ИЦ ГУ МВД РФ по СПб и области. Ф. 2. Оп. 1. Д. 280.
13. ОСФ ИЦ ГУ МВД РФ по СПб и области. Ф. 2. Оп. 1. Д. 281.
14. ОСФ ИЦ ГУ МВД РФ по СПб и области. Ф. 2. Оп. 1. Д. 306. Т. 2.
15. ОСФ ИЦ ГУ МВД РФ по СПб и области. Ф. 2. Оп. 1. Д. 318. Т. 2.
16. ОСФ ИЦ ГУ МВД РФ по СПб и области. Ф. 2. Оп. 1. Д. 330. Т. 1.
17. Президиум ЦК КПСС.1954-1964. Черновые протокольные записи заседаний. Стенограммы. Постановления / гл. ред. А.А. Фурсенко. М.: Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2003. Т. 1. Черновые протокольные записи заседаний. Стенограммы. 1344 с.
18. Пфэртнер М. Русское путешествие / пер. с нем. Г.А. Кочубей. Грефен-гайнихен: Изд-во Р.Геррозе, 1944. 272 с.
19. Смыкалин А.С. Колонии и тюрьмы Советской России. Екатеринбург: Изд-во УрГЮА, 1997. 368 с.
20. Центральный государственный архив историко-политических документов Санкт-Петербурга (ЦГАИПД СПб). Ф. 24. Оп. 113. Д. 78.
21. ЦГАИПД СПб. Ф. 24. Оп. 113. Д. 154.
22. ЦГАИПД СПб. Ф. 24. Оп. 124. Д. 62.
23. ЦГАИПД СПб. Ф. 24. Оп. 124. Д. 63.
24. ЦГАИПД СПб. Ф. 24. Оп. 124. Д. 122.
25. ЦГАИПД СПб. Ф. 744. Оп. 8. Д. 1.
26. ЦГАИПД СПб. Ф. 1711. Оп. 7. Д. 4.
27. ЦГАИПД СПб. Ф. 1711. Оп. 7. Д. 19.
28. ЦГАИПД СПб. Ф. 8437. Оп. 4. Д. 31.
29. ЦГАИПД СПб. Ф. 8437. Оп. 4. Д. 32.
30. ЦГАИПД СПб. Ф. 8437. Оп. 4. Д. 99.