Затаив дыхание, Катя слушала маменьку. Рассказ поглотил всё её внимание. Воображение девочки рисовало одну захватывающую картину за другой. То она представляла, как героиня рассказа – фрейлина императрицы, баронесса Юлия кружится в вихре танца на балах в Зимнем дворце, то вместе с ней, уже как сестрой милосердия, оказывается на заснеженных сопках Болгарии, под свистом турецких пуль вытаскивая с поля боя раненых русских солдат и болгарских ополченцев.
– Маменька, – не сдержала своего любопытства дочь, – а была ли баронесса замужем?
– Да, милая Катенька, – улыбнувшись, кивнула Екатерина Леонидовна. – Когда Юлия окончила институт благородных девиц в Одессе, её отец – герой Бородинского сражения генерал Пётр Евдокимович Варпаховский получил назначение командующим резервной дивизии в Севастополе. Здесь Юлия познакомилась с бароном Ипполитом Александровичем Вревским и стала его женой. За большое мужество барон трижды был награждён золотым оружием с алмазами и надписью: «За храбрость». Ты, дорогая, хорошо знаешь папиного товарища – генерала Михаила Дмитриевича Скобелева, который говорил о Вревском, что он один стоил четырёх конных дивизий. В Кавказской войне Ипполит Александрович был тяжело ранен. Через девять дней храбрый генерал умер на руках у своей юной жены.
Графиня помолчала и, вздохнув, сказала:
– Похоронив мужа в грузинском городе Телави, баронесса вместе с матерью и сестрой уезжает в Петербург. Его величество государь император проявил трогательное внимание к вдове прославленного генерала. Её назначают фрейлиной ко двору императрицы Марии Александровны.
Глаза девочки наполнились слезами. Графиня, поняв, какие чувства взволновали дочь, нежно взяла её головку руками и поцеловала. Этот материнский порыв ещё больше растрогал Катю. Екатерина Леонидовна не стала её утешать, так как знала, что дочь может разрыдаться и её трудно будет успокоить. Вытирая платком слёзы дочери и прижимая её к своей груди, она с горечью в голосе произнесла:
– Такова доля русских женщин, миленькая... Ничего не поделаешь. В наше суровое время жёны теряют своих мужей, матери – сыновей...
Справившись с нахлынувшими на неё чувствами, Катя спросила:
– А как баронесса оказалась на войне в Болгарии?
– Светская жизнь не очень нравилась Юлии. При малейшей возможности она стремилась покинуть Петербург. Путешествовала по Европе...
– А в Париже она тоже бывала? – загорелась любопытством Катя. На днях она учила на французском языке рассказ об этом городе.
– Да, родная, – улыбнулась графиня, вспомнив о своих впечатлениях во время недавней поездки с мужем во французскую столицу.
Пока Николай Павлович наносил визиты и проводил беседы с премьер-министром, министром иностранных дел и другими политиками, она знакомилась с достопримечательностями: посещала Монмартр, Нотр Дам де Пари, Лувр, Люксембургский сад. Она любила Париж. Ещё до замужества несколько раз посещала его. После секундной паузы Екатерина Леонидовна продолжила:
– Там баронесса познакомилась с Виктором Гюго. Оттуда поехала в Баден-Баден, где встречалась с Иваном Сергеевичем Тургеневым, который был её давним и хорошим приятелем... А когда наши войска направились на Балканы, Юлия Петровна окончила курсы сестёр милосердия, продала своё орловское имение и снарядила санитарный отряд из добровольцев, в который вошла рядовой сестрой...
В воображении Кати возник образ баронессы, в котором легко угадывались черты Екатерины Леонидовны, по зову сердца многократно бывавшей в киевском госпитале, оказывая помощь раненым солдатам и офицерам, доставленным с полей сражений из Болгарии. Может быть, такая ассоциация возникла у неё потому, что Екатерина Леонидовна посещала госпиталь, облачаясь в одеяние сестры милосердия.
«Жаль, что я ещё маленькая, – подумала девочка, – я бы тоже, как мама или как Юлия Петровна, стала сестрой милосердия и лечила бы раненых».
Этот рассказ произвёл на Катю сильное впечатление. Он оставил в её памяти особые отметины. Мысленно она часто возвращалась к трагической жизни Юлии Петровны Вревской, которая, спасая раненых, сама стала жертвой тяжёлой формы сыпного тифа. Кате до боли в сердце было жаль баронессу. Иногда, оставаясь одна, она с детской непосредственностью плакала, потому что в её понимании было что-то несправедливое в том, что судьба так сурово обошлась с Юлией Вревской.