В Петербурге Игнатьевы после возвращения из Парижа прожили несколько месяцев. Неожиданно они уехали в Круподеринцы. А Павел был определён, как и старший брат, в Пажеский корпус. По непонятным для Кати в ту пору мотивам отец вышел в отставку. Лишь повзрослев, она узнала, что причиной этого стал разработанный министром Игнатьевым проект изменения государственного устройства, который предусматривал воссоздание Земского собора как высшего представительного органа власти. Александр III воспринял этот документ как попытку ограничить его самодержавие.
Родители не касались этой темы в присутствии девочек. Катя и Мика интуитивно ощущали, что в жизни их семьи произошло нечто неординарное. Это они чувствовали по настроению отца, который внешне, хотя и крепился, старался не показывать своего душевного расстройства. Тем не менее исчезла его обычная весёлость и неуёмная деятельная энергия. Мать своим поведением показывала детям, что нужно душевнее и трепетнее, чем обычно, относиться к отцу. И девочки уловили этот настрой. Они окружили Николая Павловича такой трогательной заботой, что порой это вызывало у него слёзы. Если он, к примеру, собирался по каким-то делам поехать из Крупки в своё соседнее село, то Катя либо Мика находили повод, чтобы отправиться с ним. И он с благодарностью принимал их просьбы.
Год пролетел незаметно. Родителям надо было определять будущее девочек. Пользуясь тем, что император по-прежнему высоко ценил его как профессионала, граф сумел устроить Мику фрейлиной великой княгини N. Она была супругой дяди царствующего императора Александра III. В это время отношения супругов были в кризисе. Великая княгиня тяжело переживала измену мужа с очаровательной балериной Мариинского театра. Она нуждалась в словах утешения близких людей. В своей юной фрейлине великая княгиня нашла чуткую и понимающую подругу, умеющую найти душевное слово, которое вселяло в неё некоторое успокоение. Пригласив после завтрака к себе фрейлину, великая княгиня разоткровенничалась.
– Знаете, Мика, – с заметным немецким акцентом сказала она, – в это августовское утро я вспомнила нашу первую встречу с Тино. (Так ласково на немецкий лад она называла мужа). Он тогда гостил у нас. В это время в Саксонии все дома и улицы утопают в цветах. Начинаются народные гулянья. Повсюду звучит музыка. У всех радостное настроение. Представший предо мной в момент нашего знакомства молодой и красивый русский великий князь показался мне сказочным принцем. Я не могла не влюбиться в него. А через два дня и он мне признался, что полюбил меня с первого взгляда.
Глаза великой княгини наполнились слезами. Поняв её состояние, Мика взяла её руку и, нежно поглаживая, с тихой грустью произнесла:
– Ваше высочество, не каждому дано такое счастье – испытать глубокую взаимную любовь, какая была у вас с великим князем.
– Да, милая, но где сейчас эта любовь?
– Может быть, любовь такое чувство, которое подобно морским приливам и отливам? – попыталась успокоить её фрейлина.
– Дай Бог, чтобы это было так...
– Я читала в одном французском романе, ваше высочество, что у мужчин бывает критический возраст, когда они повышенный интерес проявляют к молодым особам и даже порой переживают увлечённость ими...
Но, спохватившись, добавила:
– К счастью, это чувство у них быстро проходит...
– Но у Тино эта увлечённость затянулась... До меня доходят слухи, что в Крыму он повсюду появляется с этой бессовестной балериной...
Великая княгиня старалась никогда не называть по имени пассию своего мужа.
Не найдя, чем можно было успокоить великую княгиню, Мика с глубоким вздохом произнесла:
– Всё проходит, как сказано в писании о царе Соломоне… Пройдёт и это...
Придворные сплетницы уже успели донести до Мики, как драматически развивались отношения великокняжеской четы. Когда-то, появившись в Петербурге за год до замужества, саксонская принцесса очаровала царское окружение своей красотой, изяществом, весёлым нравом, добродушием и непосредственностью в общении со всеми. Она с усердием стала изучать русский язык, приняла православие. Некоторые находили в её внешности сходство с Марией Стюарт. Это можно было заметить и в её портрете, который висел в одном из залов дворца в Павловске, где проживала великокняжеская семья. После замужества великая княгиня активно занялась благотворительной деятельностью. Становится попечительницей нескольких приютов и больниц. Её увлечённость музыкой разделяет великий князь. Они часто вместе играют на рояле, пытаются сочинять романсы на стихи русских и немецких поэтов. Муж приобщил её к стихам своего воспитателя поэта Жуковского.
В этот момент ей пришла в голову мысль пригласить в Петербург композитора Иоганна Штрауса.
Об этом Мике доверительно поведал князь Владимир Шаховской, не скрывавший к фрейлине своей симпатии. Он был одним из молодых адъютантов великого князя.
– Австриец с блеском выступает во дворцах нашей столицы, здесь, в Павловске, и в Стрельне, – говорил Владимир, не скрывая от Марии ироничной улыбки. – Его обаяние покоряет многие сердца петербургских красавиц. Он посвящает нашей великой княгине вальс и кадриль, которую назвал «Терраса Стрельни». И её сердце не устояло перед этим опытным искусителем... Среди придворных поползли сплетни об её романе с композитором. Слухи дошли и до мужа. С тех пор между супругами как будто пробежала чёрная кошка...