Эшелон двигался медленно, стоянки на станциях и полустанках тянулись бесконечно долго. Ей становилось стыдно за поведение солдат, когда они, «потеряв голову» из-за беспробудного пьянства, начинали «куролесить» во время вынужденного простоя поезда: бегали по перрону в поисках «горячительного», громили железнодорожные буфеты, если в них не оказывалось спиртного, иногда набрасывались на прохожих, пытавшихся сделать им замечания.
Катя отвлекалась от этих неприятных сцен лишь во время движения поезда. Её чувствительную, романтическую натуру волновали прекрасные ландшафты родной земли. Под размеренный стук колёс проплывали за окнами вагона леса Поволжья, красивые горы Урала и бескрайние степи Зауралья. Красные станционные здания, похожие одно на другое, соседствовали с высокими кирпичными водокачками, из которых паровозы, уставшие от дальней дороги, долго пили воду. Кате на всю жизнь запомнился грохот железных мостов, по которым поезд пересекал тихие, заросшие осокой и водяными лилиями речки, и мелькание бесчисленных столбов с железными струнами проводов. Мелкие леса и перелески на сотни вёрст вокруг были безжизненны. Редко попадались селения и посёлки, с мужиками и бабами, провожавшими проходящий мимо поезд взглядами, в которых можно было прочесть не то любопытство, не то тихую зависть. Глядя на эти неохватные взором пространства, Катя думала: «Зачем и кому понадобились земли в какой-то Маньчжурии в то время, когда и своя-то земля не обрабатывается?»
И действительно, почти нигде не было видно пашен. Иногда попадались крохотные участки скошенных лугов. На них темнели небольшие стожки и копны. Временами можно было увидеть пасущийся скот. Но его малочисленность только усиливала впечатление сиротливости и заброшенности этих земель, которые останутся без рабочих рук, ибо всех взрослых мужчин мобилизовали на войну. А вернутся ли они по домам? – один Бог знает.
Плохо организованное интендантской службой питание солдат вынуждало их искать себе пропитание на стороне. А это вело к мародёрству. Катя была свидетелем отвратительной сцены. На небольшой станции солдаты у всех на виду бросились по окрестным дворам за мелкой живностью. Возмущённые этим грабежом жители стали их упрекать:
– Как же вам не стыдно?! Вы же на царской службе!
А пьяный солдат, расхристанный, с едва державшейся на макушке фуражкой, бросил в ответ:
– Потому и не стыдно, что едем за царское дело умирать!
Так и унесли его «подельники» с собой несколько кур и уток. Тут же на перроне разожгли костёр и стали их варить. На замечания штабс-капитана, что воровать нельзя, ему с вызывающей дерзостью заявили:
– А что ж нам делать? С голоду что ли издыхать? Мы третий день без еды!
Штабс-капитан не нашёлся что ответить, смущённо отошёл.
Вскоре раздалась команда:
– По ваго-о-о-нам!
Поезд тронулся, вновь застучали колёса.