Минуло два года. И вновь судьба направила её в Маньчжурию.
Наблюдая из окна поезда за проплывавшими мимо бесконечными и разнообразными российскими просторами, она невольно сравнивала открывавшиеся картины с тем, что видела во время своего заграничного путешествия.
«Ну почему, – спрашивала она себя, – наш народ, обладая такими неисчерпаемыми богатствами, необозримой территорией, не может никак избавиться от двух основных бед: широко распространённого хамства в поведении людей и неразвитости эстетического вкуса. Ведь как они общаются друг с другом и как обустраивают свою жизнь? Вон виднеется деревенька. Убогие домишки, как клоповники. Вокруг них покосившиеся заборы. Всюду грязь, бедность, безвкусица.
В Германии или во Франции я постоянно видела, что жители стараются украсить свои дома орнаментами и живыми цветами. Улицы чистые, словно вымытые. Всё делается красиво и удобно…
В другой стране – Голландии люди живут на отвоёванных у моря клочках земли, которые превращают трудом в цветущий сад.
А мы?.. С нашими бескрайними полями чернозёма?.. Наша безвкусица быта переходит и в поведение, в язык и в самую жизнь… Глаза бы мои не смотрели, как выскакивают из вагонов на станциях пьяные солдаты или офицеры, ругаются, ищут, где бы ещё раздобыть водки. В раздражении набрасываются на ни в чём не повинных прохожих… У многих просыпается какая-то склонность к воровству и разрушению, небрежение к своему труду и к труду чужому. Эта черта натуры у них ведь проявляется и там, где они живут. Нередко разрушают всё: природу, свою старину, могилы предков. Что же будет, когда они окажутся на чужой земле?»
Эти тяжёлые мысли посещали Катю всё чаще по мере того, как она становилась свидетелем вопиющей неорганизованности движения по железной дороге.
Только в вагонах, занимаемых её госпиталем, был порядок, тишина, каждый занимался своим делом.