Воспользовавшись вынужденным простоем госпиталя в Иркутске в течение нескольких дней, Катя посетила улицу, названную по решению генерал-губернатора Н.Н. Муравьёва-Амурского именем её отца после того, как Николаю Павловичу удалось заключить выгодный для России Пекинский договор. Улица походила на деревенскую. Низенькие деревянные дома с маленькими окнами и небольшими палисадниками производили впечатление глухой провинции. Редкие прохожие, никогда прежде не видевшие в этих местах женщин, облачённых в одеяния сестёр милосердия, с любопытством посматривали на неё. Иные, преимущественно мужчины, чинно раскланивались перед ней, желая продемонстрировать свою галантность, которая-де свойственна не только столичным кавалерам. Эта показная учтивость вызывала у Кати смешанное чувство: иронию, которая скрывалась за её милой улыбкой, и уважение к людям, выражающим своё почтение к представительницам прекрасного пола, отправляющимся на войну.
Улица, названная именем отца, пробудила у Кати грустные размышления: «Как же так? Если папеньке сорок лет назад удалось примирить англичан и французов с китайцами и тем самым прекратить войну, то почему же сейчас ни политики, ни военные не могут остановить кровопролитие, в котором гибнут ни в чём не повинные люди… Вот и наш Володя плывёт на корабле к дальневосточным берегам… Что его ждёт там?.. Как сложится его судьба?»
Смутное тревожное предчувствие щемящей болью отозвалось в её сердце.